Под снегом
| Вид материала | Документы |
- Проект Kaks keelt – üks meel“, 18.02kb.
- Дневник одной роты, 357.2kb.
- Глубоко на юге лежат, возможно, самые завораживающие и самые дикие места нашей планеты., 85.52kb.
- Под Новый год искрятся снегом, 358.86kb.
- Грамматическое задание. Выполнить морфологический разбор имени существительного: Iвариант., 89.73kb.
- Зимняя рапсодия Литературная викторина, 9.09kb.
- Чудесна зимняя пора! Январь. Мороз. Принакрылась белым снегом гладкая дорога после, 26.94kb.
- Сказка для новогодней елки (корректировка лит источников), 49.41kb.
- Рассказ , 1012.76kb.
- Angela Yakovleva Тел.: + 44 20 7471 7672, 1263.63kb.
Я поеду в Иордань,
Богу молиться,
Христу поклониться!
Вернувшись в дом, снова садились у окна наблюдать за грозой, бушующей вовсю уже на другом краю Иноковки. И накатывалась грусть об одиноких бабушке Дуне и дедушке Мите: «Как они там под своей ветхой камышовой крышей?» Воочию представлялась зареченская дорога, ископыченная дождём, яблони дедушкиного сада, роняющие в кипящие лужи незрелые ещё яблоки. Дед, должно быть, распахнул фанерный ящик и перебирает от скуки крючки и грузила, а бабушка с долгой тоской смотрит в окошко и думает обо мне. Потом они сядут хлебать постные щи на обед и аккуратно макать свежие огурчики в мутную стеклянную солонку...
– Бабань, схожу-ка я завтра в Зареку, а то они обижаются, что редко бываю.
– А то что ж? Сходи. Сваха, небось, заждалась тебя? Тань, а вот скажи, кого ты больше любишь – меня или бабаню Дуню?
– Тебя я больше всех люблю. И дедушку Митю... Бабаню Дуню я тоже люблю, но меня зло берёт, когда она при чужих людях начинает плакать и называет меня бедной сироткой.
– Нешто можно на это обижаться? Она пожалкует – ей и легче. Дюже ты вострая, детка... Людей надо жалеть.
На следующий день я отправилась в Зареку.
Ополоснув ноги в огромной тёплой луже под самым бабушкиным окошком, с босоножками в руках и узелком висожарских гостинцев добралась наконец до посеревшей от сырости избяной двери и потянула на себя чугунное кольцо.
– Ой! Внучечка пришла! – обрадовался дед.
Он с трудом разогнул поясницу, встал с сундука и шагнул мне навстречу.
– Я тут письмо Клаше пишу, а дыхать нет мочи. Астма замучила.
– Дед, а ты лекарство-то пьёшь какое?
– Какое же лекарство? Сам навожу себе питьё из аптечных порошков с мятой. Чистая сулема!
– А бабаня где?
– Молочка понесла Васе Тюнявкину. Ты не знаешь ещё? Мать у него померла. Остался бедный Вася, как слепой курёнок в пустом гнезде.
– Дед, а родня-то у него есть какая?
– Может, где и есть. Да кому он, дурачок простоголовый, нужен? Так и носят ему бабы – кто блинцов, кто молочка... Ты-то как? Надысь я не порасспрошал тебя про интернат. Не забижают тебя там?
И я принялась рассказывать дедушке Мите, что ему хотелось слышать, добрые новости с непременной чуднинкой: как я вышла на пятёрку по английскому языку, как меня выбрали в совет дружины, как негры приходили в интернат...
– Не части! Говори ладом! – досадовал дед. – А то я и половины не разбираю из твоей трескотни. Дочк, а что, негры и вправду чёрные, как сапуха?
– Нет, чуток посветлей. А ладони почти белые, но всё равно как немытые. Губы толстые, а носы широкие, как грузди.
– Тебя послушать – так они на чертей похожи! Может, ты смеёшься над дедом?
– Правда! Я даже говорила с ними по-английски.
– Молодец! За смелость хвалю! Ну, а про отца чего слыхать?