Под снегом

Вид материала

Документы

Содержание Как говорил Десятая планета

Подобный материал:

• Проект Kaks keelt – üks meel“, 18.02kb.
• Дневник одной роты, 357.2kb.
• Глубоко на юге лежат, возможно, самые завораживающие и самые дикие места нашей планеты., 85.52kb.
• Под Новый год искрятся снегом, 358.86kb.
• Грамматическое задание. Выполнить морфологический разбор имени существительного: Iвариант., 89.73kb.
• Зимняя рапсодия Литературная викторина, 9.09kb.
• Чудесна зимняя пора! Январь. Мороз. Принакрылась белым снегом гладкая дорога после, 26.94kb.
• Сказка для новогодней елки (корректировка лит источников), 49.41kb.
• Рассказ    , 1012.76kb.
• Angela Yakovleva Тел.: + 44 20 7471 7672, 1263.63kb.

КАК ГОВОРИЛ
ЗАРАТУСТРА


У пророка древности было довольно пристрастное отношение к живописцам.

«Из красок кажетесь вы выпеченными и из пёстрых кусков. Как могли бы верить вы, размалёванные!» – гневно восклицал он устами пророка. Но, когда внимательно вчитываешься в труд Ницше, начинаешь понимать, что философ ополчается только на догмы и шаблоны в искусстве, на художников, закостеневших в сознании своей исключительности.

«Созидающих ищет тот, кто пишет новые ценности на новых скрижалях». «Новые ценности на новых скрижалях» пишут саратовские художники круга Владимира Мошникова. Аудиодиск книги Ницше подарила мне Светлана Лопухова¹, художница выразительного динамизма линии, напряжённого ритма композиции, глубинной цветоносности кисти.

«Великое светило, к кому бы свелось твоё счастье, если б не было у тебя тех, кому ты светишь?»².

Всё в имени тебе моём

Светлана долго была «одна» в творчестве, искала «своих» и нашла не скоро. А первым её учителем живописи был известный саратовский художник Григорий Яковлевич Харьков, бывший фронтовик. В конце войны он оказался в Берлине, зашёл в какой-то дом, увидел неоконченный этюд, не удержался – дописал что-то красками и двинулся дальше. Художник – он всегда художник. Верности своему ремеслу, трепетному отношению к живописи учил Харьков Светлану Лопухову.

В художественной школе среди её преподавателей был Роман Михайлович Симонов, человек деятельный, современный. Впоследствии он обучал её рисунку и в художественном училище. Именно Роман Михайлович привил вкус к качественной, без «слащавости», графике.

Деятельным человеком оказалась и его ученица. В училище Светлана всегда что-то затевала, придумывала танцы, костюмы (умение шить у Светы врождённое, хореографии она училась специально). Её гномики щеголяли в бородах из ниток, костюмчиках и гольфах, расписанных будущими художницами.

На новогоднем конкурсе в училище Света продемонстрировала всем свои кулинарные способности: вместе с однокурсницами соорудила необыкновенный торт. Мороженое, сверху слой безе, бисквиты, яблоки, а вокруг – сахар в спирте. Торт «горел синим пламенем», но не сгорал. Все просто остолбенели от восторга. А секрет был прост. Когда Светлана была ещё маленькой девочкой, мама подарила ей кулинарную книгу. Книга была очень красочной, девочка как заворожённая разглядывала картинки. В то время она не только читать, но и говорить ещё толком не умела. Едва овладев грамотой, Света сразу принялась читать любимую книгу. Все свои кулинарные премудрости вычитывала оттуда. И сейчас может в рекордно короткие сроки запечь рыбу, приготовить гору сырников или оладьев для сорока голодных художников и примкнувшей к ним публики.

Экономист она тоже отменный, и все сложные финансовые расчёты в хвалынской «коммуне» (буквально из ничего выкраивает на горячие завтраки и ужины) много лет ведёт именно она. Плавает Светлана как рыба – рано утром в Хвалынске у неё обычно волжский экстрим. Одевается очень стильно – скроит себе по «Бурде» и пальто, и платье.

Двое взрослых детей, две милые, прелестные внучки, крепкая, любящая семья. Все свои домашние роли: жена, мама и бабушка – Светлана играет легко, без малейшего напряжения.

Имя, данное при рождении, редко кому подходит так, как идёт оно ей. Светлый она человек и гармоничный – и обликом своим, коренным, славянским, и каким-то внутренним светом. Трогательна её забота о родных, друзьях, учениках, просто знакомых. Опекает их, как старшая сестра. Потому, верно, так счастлива она в друзьях.

Однако прежде всего Лопухова – художник, и художник очень серьёзный, со своим неповторимым почерком. А творец всё равно внутренне одинок. Один на один со своим творчеством.


«И пошёл он в горы… здесь наслаждался он своим духом и своим одиночеством и в течение 10 лет не утомлялся этим».

Наедине со всеми

Щедро наделённая от природы всяческими талантами, в детстве Светлана основательно занималась хореографией, музыкой. Но самой сильной была её страсть к рисованию. Родители были творческими людьми (мама до сих пор разрабатывает фасоны одежды, открыла с младшей дочерью салон в Венгрии), они-то и познакомили маленькую дочь с настоящими художниками. Те охотно брали Свету на пленэры, разглядев по детским рисункам будущую «коллегу».

Она легко училась и в художественной школе, и в училище, на оформительском отделении (вот откуда композиционная крепость её картин, их цветовая гармоничность). Но рано вышла замуж за военного и уехала с ним за границу. Можно было бы поставить крест на творчестве, как многие, собственно, и делают. «Какая теперь ты художница – ты жена военного!» – говорили ей окружающие.

Однако Света никогда с этим не соглашалась. Да, она уехала с мужем в маленький чешский городок, вся погрузилась в семью, в воспитание детей. Открыточно красивые европейские горы почему-то мало вдохновляли её на этюды.

– У меня всё время была мысль: раз Бог мне дал этот дар, обязательно даст возможность ему воплотиться. Настолько это чувство было сильным в моей душе, прямо блеск какой-то, что-то такое мистическое, – говорит Светлана о том чуде, которое мы называем вдохновением.

Она рисовала в дальних гарнизонах детей, писала портреты сына, упражняя забывающую «азы» руку. Возвращение в Саратов стало для неё возвращением в профессию. Ведь Саратов — город художников, живописью здесь «дышит почва и судьба».

– Я интуитивно чувствовала, что нужно не похоже всё изображать, а искать своё в искусстве. Не надо приспосабливаться ко вкусам публики. Деньги я могу заработать, занимаясь педагогической деятельностью. Вела занятия в художественной школе, потом – в школе-системе №4, в колледже управления и сервиса при СГУ, в художественной студии. Учила аппликации и батику, графике и живописи.

Ученики Светланы разного возраста, у них разная подготовка и неодинаковые способности к рисованию. Она умеет разглядеть дар каждого, его непохожесть и направить на поиски красоты. Нельзя научить быть талантливым, но дать импульс одарённому человеку можно. Ей самой повезло, что встретила такого учителя – по живописи и «по жизни» – Владимира Мошникова. Может, кому-то покажется: поздновато встретила. Но… «никогда ничего не поздно!» – утверждает великий хореограф Морис Бежар.

Ещё в художественной школе Светлане хотелось какого-то «драйва». Сделать что-нибудь «не как все». Однажды вечером, при свете настольной лампы она нарисовала акварельными красками автопорт­рет. Не как учили, а как хотелось: пятнами. Получилось! И поставила она это странное зеленоватое произведение, чтобы порадовать маму, перед её кроватью. Мама ночью высвечивала часы фонариком, увидела «этот зелёный ужас» и вскрикнула от испуга. Мама у Светы была строгая, эксперименты пришлось на время прекратить. Но начинающая художница тогда впервые почувствовала, что это её путь. И как же хорошо – встретить на этом пути своих, понимающих с полуслова твой пластический язык. Возвратиться к самой себе, но на новом спиральном витке. В «возвращении» помогает ей на летних пленэрах и колоссальная энергетика Хвалынска, его горы, воды, сама земля (см. страничку «Хвалынского дневника» Светланы, где есть всё: Линия, Слово, Музыка и Свет).


«Не настолько загадкой, чтобы спугнуть человеческую любовь, не настолько разгадкой, чтобы усыпить человеческую мудрость: человечески добрым был для меня сегодня мир… Стогранным зеркалом ловил я взор жизни, когда уста её молчали, — дабы её взор говорил мне».

Перед зеркалом

Единомышленники охотно приняли талантливую художницу в свой круг – «созидающих». Постмодернизм, возникший как результат краха эстетики модернизма, если верить словарям, «основывается на многообразии картин мироздания, ни одна из которых не может быть истинной. Характерной чертой постмодернизма является эклектичность, переплетение разных культур, исторических эпох, художественных направлений в контексте одного произведения искусства».

Постмодернизм предполагает полную свободу творчества. Делать надо в искусстве то, что хочешь, а не то, что надо. И тогда это будет именно искусство, а не копирование жизни. Художник сам архитектор своей картины, по образному выражению Владимира Белоусова, известного красноярского художника. Пишет не предметы, не натуру – создаёт образы увиденного. Творит мир так, как он его ощущает. Но – в рамках основных законов «живописания», заложенных ещё в эпоху Возрождения. Нигде я не слышала столько о «золотом сечении», как на сборах «мошниковцев».

Одну из своих персональных выставок Светлана Лопухова назвала «Зеркало». Ей внятны слова Заратустры о «зеркале жизни», которое ни в коем случае не мёртвый с неё слепок. Художник строит на холсте своё пространство жизни, иное, инакое – то самое таинственное Зазеркалье.

Какое же оно, их четвёртое измерение? «Уходя из реальной жизни в «поэтические грёзы», они создают картины-воспоминания, картины-размышления», – пишет о художниках круга Павла Маскаева и Владимира Мошникова искусствовед Елена Дорогина. Творят свою зашифрованную символику, которую знатоки понимают с полуслова, но которая порой раздражает непонятливых и нелюбопытных: «Разве так рисуют вазу, цветы, фотографию на столе? Поучитесь у мастеров, у «малых голландцев», наконец!» – слышала я как-то «разбор» лопуховских картин. Разве «разбор» происходит от слова «разгром»? У них только приставки одинаковые.

Художник пишет, как он дышит – не мной придумано! – как слышит он, именно он пульс этой жизни. А каждый потом видит, что видит именно он – в меру своих знаний, культуры, симпатий и антипатий. Прежде всего, у Лопуховой – эстетически красивая живопись. Красивая во всех смыслах – графически, пластически, колористически. Глаз не оторвать от её «дачного» пейзажа, написанного дробными квадратиками мазков.

…Домик, водоём, фигурки в нижнем углу. Золотистый оттенок воды ранним утром можно принять за накрытый к завтраку стол с нарядной скатеркой. К полудню, посмотрев на картину, я вижу уже там какое-то временное убежище, вигвам, а облако в картинном небе походит на сложившую крылья усталую птицу. К вечеру тени в жизни и на пейзаже сгущаются, преобладают холодновато-синеватые тона, и уже уверенней проступают фигурки без лиц в старинных одеяниях. Нет, это не цитаты из Борисова-Мусатова. Его образы-сны так пронизывают живописную жизнь, что сами словно бы нечаянно проникают в картины его последователей.

Всегда удаются художнице пастели. Наверное, потому что в них особенно хорошо видны её экспрессивная линия и мелодичная пластика. Я очень люблю свежие, живые Светины этюды, ещё не доведённые до строгого равновесия картины. Здесь столько искренности, нервной динамики, природной силы! Здесь её личный прорыв в желанное, но для многих недостижимое Зазеркалье.

«Давай, действуй смелей! «В меле» (пастелью. – И.К.) природу можно превозмочь. В «масле» – труднее. Пастель – более свободный материал. Не надо только бояться. Больше драйва, составляй свои музыкальные вариации на темы натуры. Всё у тебя есть и будет, вперёд!» – так напутствуют её именитые художники. И хотя она всегда помнит мудрые слова Заратустры («Недостижима красота для самой сильной воли»), не он ли сказал однажды: «Не высота, склон есть нечто ужасное»? Надо идти вперёд, и ещё долго – вверх. Какие наши годы!


ДЕСЯТАЯ ПЛАНЕТА

Нина

КОРОВКИНА