Жизнь движение! Все должно двигаться! Но, коль это так, то вполне закономерен и сам вопрос: Куда мы идем

Вид материалаЗакон

Содержание


Мы наш, мы новый мир построим
Мать и ребенок
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   11

МЫ НАШ, МЫ НОВЫЙ МИР ПОСТРОИМ


Мы, как и французы, начинали строить мир с разрушения старого уклада жизни, на страдании множества людей. Миллионы отдали жизнь свою, даже не представляя того, за что они боролись, за что убивали, лишая миллионы людей будущего, и за что их самих лишили его? Юность и жизнь – во имя чего?

Смешалось все: добро и зло,

Конвульсии и взрывы страсти.

Что долго зрело, то взошло –

И революция у власти.


Но революция – не роды,

Не жди нормального дитя!

Пришли в движение народы

И жить, как прежде, не хотят!


А как? Не созданы законы,

Забыто, что такое честь.

Повсюду смерть и похороны,

И тяжкий крест придется несть!


Человек, каждый в одиночестве своем, - уникальное творение! Но, он не может жить вне общества. Происходит деградация его личности, если он длительное время лишен полностью общения с себе подобными. Вспомните про историю моряка Александра Селькирка, поссорившегося с капитаном и высаженного на один из необитаемых островков вблизи устья реки Ориноко, с необходимыми орудиями труда, семенами, ружьем и запасом пороха и пуль к нему. Через четыре года его совершенно случайно обнаружили проплывающие мимо корабелы и подняли на палубу. Перед ними предстал почти безумный человек, разучившийся говорить. Вот, что произошло с тем человеком в реальности, который стал прототипом главного героя романа Даниэля Дефо «Робинзон Крузо». Недаром с древнейших времен человека изгоняли из общества, при этом, наказание такое считалось вторым по тяжести наказанием после лишения жизни. В наше время остракизму не подвергают провинившихся, их изолируют в стенах тюрьмы. Только представьте хоть на мгновение, сколько людей томится в тюремной изоляции?.. Причин для изгнания (заключения) всегда находилось предостаточно. Главная причина скрывалась в особенностях зрения члена общества, Если человек рассматривал явление общественной жизни под иным углом зрения, чем те, кто возглавляли ее, он становился опасным.

Пороки обличаешь ты,

И оскорбленных защищаешь,

Не прячешь голову в кусты,

Своей беды не замечаешь.


И, кажется, что речь твою,

Кто был обижен, не услышит,

Но тот, о ком я говорю,

Став уличенным, гневно дышит…


Не жди естественную смерть,

Она придет в ином обличье

Земная, тело, скроет твердь,

И состраданьем не отличат

При тиране было легче правдолюбу, чем при демократии, поскольку реакция тирана на твое свободомыслие всегда была определенной, а вот от «демократии» всего следовало ожидать, причем, всегда неожиданного ни по характеру действий, ни по объему.

Скажем, правил Россией государь-император Николай Александрович, какая сыскная служба была, выискивающая врагов царского строя. Чудная служба, от такой - не убежишь! Представляете, по сколько раз ловили потрясателей государственных устоев? И сосчитать трудно! А наказания суровые, какие, потрясающе опасные для здоровья государственных преступников! Как «тяжко» приходилось одному из них, находясь в ссылке в селе Шушенском. Замучила Владимира Ильича баранина, которую ему готовила в разных видах кухарка. Не было достаточно опытных поваров, к которым он привык, убегая из России, и живя открыто за границей. Пришлось обзавестись ружьишком для добычи дичи, какой-никакой. Опять же, охота на природе для здоровья «пользительная», да и мыслям простор дает. Правда, вот беда, не было в Шушенском публичной библиотеки приличной. Выручили друзья, присылали нужные книги для работы над планом свержения российской тирании.

Придя к власти, Ульянов, он же Ленин, все сделал для того, чтобы опыт его пребывания в ссылках не использовали враги нового строя, который стал создаваться. Лучше всего для борьбы с врагами революции подходили слова французского короля Людовика XI: «Нет лучшего запаха, чем запах гниющего трупа врага твоего!»

Не избежала физического устранения и семья Государя Императора Российского, к тому времени получившая статус простых граждан.

Знал бы Государь-император, за что пострадает, заменил бы ссыльному революционеру Ульянову баранину на свинину!..

Строй новый, который задумал Ленин с товарищами, спорить не следует, был лучшим из того, с чем встречалось человечество до этого. Поэтому простительными считались человеческие «издержки» при его построении, хотя число их было умопомрачительно высоким. А это – были судьбы тех людей, которых следовало отнести к мыслящим, и даже высоко мыслящим. Многие, избегая расправы, за границу бежали…

Отстучала чугунка – Москва – Петроград.

Люди едут туда, за границу.

На мундирах и шубах не видно наград,

Не веселы у путников лица.

Ни на отдых все же едут, где их ждут увеселения, ни на блины к теще?.. И понятна мне ностальгия по Родине, преследующая уехавших до глубокой старости.


Каждому из них беды перепадет,

Что случится по пути, не знает.

Груз тяжелый прошлого несет,

Тянет, словно лошадь ломовая.

Страной был избран никем прежде нехоженый путь. Раз и навсегда нужно откинуть старую накипь и объединить все молодое, имеющее здоровую связь с пролетарской идеологией.

Говорили, что светел путь, а цель - бесклассовое общество, общество полного благоденствия, этакая счастливая, без потрясения жизнь. И «Моральный кодекс строителя коммунизма», только за исключением малого, совпадал с Заветами Бога. Сам Иисус Христос, находясь в человеческой ипостаси, без всяких колебаний поставил бы под ним подпись свою. Хотя, тут же мысль здравая за ухо оттягивает, показывает на заветы и говорит, а зачем придумывать то, что уже давно дано человеку в пользование? И верили мы в светлый путь, поскольку других путей и не предлагалось. Когда же светлый путь, превратился для нас в темный? Куда завернули мы на пути своем, что оказались вдруг на краю обрыва? А то, что он прервался, теперь ни у кого сомнений нет! Так же, как нет сомнений в том, что на этот путь светлый мы уже не вернемся – не дадут защитники «демократии и свободы» даже голову повернуть в ту сторону. Обиднее всего становится знать о том, что прервали его те, кто возглавляли народ, которые день и ночь трубили о коммунизме, и называли себя гордо «ленинцами», умом, честью и совестью эпохи!

Впрочем, о чем говорить? Эти люди, ни в какие времена, не терзались над понятием «чести». Эти люди умели легко «перестраиваться» Только в период Октября это легко можно было скрыть за показной революционностью

Когда-то носил кепи, шляпу, тужурку.

Теперь на военный манер:

Соловая лошадь и черная бурка

И шашка, кинжал, револьвер.

А что с людьми происходило, когда пошли брат на брата, сын на отца, злом, как черной тучей Россию накрыло, кровь ливнем на землю ее многострадальную пролилась! Грозы невиданные более четырех лет гремели. Честь это заставляла делать? Совесть?

Гибнут в степных ставропольских станицах, -

Смерть на Кубани и в старом Крыму…

Что на земле твоей только творится?

Матушка-Русь, я никак не пойму?

И прозвучало финалом всему, что было порождено смутным временем, вылившимся в чудовищную пляску смерти, позднее названной «Гражданской войной», которой когда-то страшно боялся король французский Луи XVI.

Горбилось кладбище бурым и черным,

В свинцовой штриховке осенних дождей.

Здесь кончилась вера и в бога, и в черта,

Здесь кончилась вера в царей и вождей!

И пришлось обществу, потерявшему большую часть своей интеллигенции, долго создаваемую, срочно восполнять теми ее, кто приходил в науку от станка и сохи.

Опять Россия села в лужу,

Опять лихие времена,

Размеры стали чуть поуже,

Но просыпается страна.


Собрали золото торгсины,

Торговый, скажем, синдикат.

Доступны цены в магазинах,

Бессильные – «знакомство», «блат».


И к старине возврата нет…

Мир созидается прекрасный,

И над страною реет цвет,

Цвет ярости и крови – красный!


Исчезло слово – «господин».

Сословий нет и нету чина.

А в обращенье: «Гражданин!»

Иль проще – «Женщина!»…

«Мужчина!»


Мы стали, кажется, равны:

Исчезли Таньки, Ваньки, Машки.

В лаптях обуто полстраны,

Но тракторами землю пашут.


Соха исчезла и коса,

Плывут комбайны в хлебном поле.

И сало есть, и колбаса,

Но есть и тот, кто недоволен!


Цилиндр исчез, исчезли шляпки,

Гуляют женщины в косынках,

Есть в магазинах «шмотки».

«тряпки»,

Но нет холста, взамен

«холстинки».


Батист есть, ситец, маркизет,

Немало шелка, крепдешина.

Есть стопка водки на обед,

Но редки пьяные мужчины…


Никто тогда не представлял,

(Все ненадежно, иллюзорно)

Что вновь придет большой развал!

Воспримем мы его покорно!

Время, описываемое, предшествовало рождению моего героя. Его родители, как и многие другие, мотались в вихре времени революционного и послереволюционного, пытаясь осесть и пустить корни крестьянские в землю. Казалось временами, что это им удастся. Но, это только казалось? Честным и добрым во все времена приходилось трудно. Трудно было крестьянам подниматься, когда подворье крестьянское разорено, а продразверстку выполняй. Было трудно и тем, кто перед революцией был известен всей России меценатством своим и даже помощью, оказываемой революции, но инициатива которых оказалась скованной самим их сословным положением..

Что стоит жизнь человека в условиях развала? Что стоит жизнь женщины в мире крови и страданий? И что может сделать женщина, обществом оставленная? А куда деться женщине просвещенной, дом которой был открыт для литераторов и композиторов, принимающей участие в судьбе многих из них самое деятельное участие, оказывающей материальную им поддержку. Многие из них посвящали свои произведения одной из самых известных красавиц Санкт-Петербурга. Маргарита Мамонтова, жена Михаила Морозова, одного из самых богатых людей России, владельца мануфактур в Твери. Кто не ходил в ситцах и бархатах его? Слыл он и великим меценатом своего времени. Его дом более всего напоминал музей, так много находилось в нем картин известных художников, китайские и японские вазы, коллекции дорогого оружия. Правда, слыл он и прожигателем жизни. Как-то Микки, как ласково называли Морозова друзья, за один вечер проиграл в карты миллион. На лице уходящего из игорной залы Михаила, никто не видел и гримасы расстройства. Лицо оставалось веселым и приветливым. Ну, достаточно, о хозяине великолепного особняка говорить. Его смерть убрала до Октябрьских событий, всколыхнувших весь мир. А вот жене его досталось… Сначала Советы заставили ее спуститься в полуподвальное помещение, в котором прежде слуги находились. Там нашлась небольшая каморка для бывшей хозяйки роскошных палат. Маргарита ничего не смыслила в ценах, она никогда не занималась ведением хозяйства. Не разбиралась она и в ведении деловых бумаг. Советскую власть судьба Морозовой не интересовала. Ее и не считали классовым врагом. Ей даже позволялось иногда сыграть несколько пьес на рояле, поднявшись в бывшие апартаменты из коморки кухарки В такие минуты гражданка Морозова расцветала, лицо ее светилось радостью и вдохновением. Она забывала о том, что руки ее посинели от холода, что тупая боль в желудке напоминает о том, что во рту ее давно маковой росинки не было. За огромными окнами, если туда заглянуть…

Холод и безветрие ночи

Принял на себя осенний день.

Солнце, вроде греет, да не очень –

Не прямая, а косая тень


Или…


Небо холодное, в полосах

Свинцовых, малиновых, белых.

Клочья тумана, как волосы,

С голых деревьев висели.

Содержала бывшую госпожу из милости бывшая кухарка. Потом Морозовой пришлось и комнатку небольшую покинуть, где прежде ночной сторож время коротал. Дом отдали под посольство Дании. Доживала свой век Маргарита Морозова в помещении под лифтом. Питалась тем, кто, что подаст, большей частью сухари ржаные черные, да воду. Нет, она не опустилась. В ее «конурке» было чисто и сухо. Правда одолевал холод, но она и к нему привыкла. Что делать, если морозы свойственны России, без них ни одна зима не обходится.. Вот путь, который определила судьба одной из самых богатых женщин России. К чести, Морозовой, она стоически принимала удары судьбы, никому не жалуясь. Из-под лифта труп, ее окоченелый извлекли, положили на дроги и отвезли на кладбище.

А я, подобно писцам древнего Египта, Петр сын Петра, пальцами, пытающимися стать умелыми, историю женщины этой, имевшую место, кратко изложил. Пусть станет она предметом назидания для тех, кто огромные богатства накопил, руки для создания их не прикладывая.

Велики дела, да судьба человека,

В сравнении с ними – мала.

Случилось в начале Двадцатого века…

К паденью Россию вела.


Ломались роды. Исчезали сословья,

Россия – кипящий котел.

Для воли, позора такое приволье…

И слышно повсюду: «Пошел!»


А путь тот куда, да и кто его знает?

Что было, творилось тогда?..

Толпа человеков, гуртом исчезает!

На Запад бегут господа!


И в мельнице этой судьба затерялась,

Прижукла, притихла, как мышь.

Одна одинока, к беде прикасалась,

Вокруг ее затхлость и тишь.


В каморке, под лифтом, она угасала,

Без жалоб, без стонов, без слез…

И с телом телегу Тоска провожала,

Да шум пожелтевших берез!


Что произошло позднее с той частью населения, которая полагала, что строит счастливое бесклассовое общество, о котором так много мечтал и писал Шарль Фурье? Сколько ушло на тот свет от рук «своих» товарищей, по наветам, да письмам подметным? Поболее того, что когда-то французская гильотина «обработала».

Нет мешка за спиной, но горбата фигура,

Не исполнил заданный « урок»,

И тюремщик, камеру открывая хмуро,

Скажет: «Заключения твой окончен срок!»

Но, домашние тебя, бывший «эсер», известный стране непримиримой, «народной» революционностью, дома не дождутся, а спустя долгое время на «деле» твоем появится короткая резолюция: «Реабилитирован посмертно».

Были, естественно, и случаи полной отсидки срока заключения, но о том заключенный, устраиваясь на ночлег в камере, и не знал, а выпущенный на свободу ничего не рассказывал, даже близким своим:

Утих кандальный перезвон,

И камеры тюремные закрыты,

Без сновидений, тяжкий сон,

Спит заключенный, как убитый.

Освобождение наступало, а полной реабилитации не наступало, так до конца жизни человек в государстве своем, среди знакомых и друзей становился изгоем. Даже дети смотрели на него, как на прокаженного. О чем разговаривать с «врагом народа»? Все шли вперед, к светлому будущему, а у отверженного взгляд радостью не искрился! Он уже давно был только пассивным попутчиком, скорее нежелательным!

Но люди разумные интуитивно чувствовали, что путь куда-то не туда идет…

Путь в светлое будущее вдруг потускнел, искривился, хотя шли по нему, никуда с него не сворачивая, и оповещали миру всему о великих победах и свершениях на своем пути!

Потом и все общество вдруг почувствует, что путь светлый прервался, впереди – даже не спуск крутой, а обрыв!

Значит, возникает вопрос, а была ли заложена мудрость на пути том, если она завела нас туда – не знаем куда? Ведь говорилось о том, что его возглавляет мудрейшая часть общества – коммунисты. Ну, естественно, этих мудрейших возглавляли такие мудрецы, перед которыми жалкими тенями становились семь мудрецов Древней Греции. Посмотреть на них сейчас, после развала страны, приятно, душа радуется: на их обличье, глядя, лица лоснятся; и лучиками, от глаз начиная, разбегается доброта несказанная! Чего только стоит лицо Леонида Кравчука, прямо на золотую монету просится – самое олицетворение довольства и счастья великого. И одеваются прежние руководители коммунистического движения, ставшие олицетворением всего нового и прогрессивного, а, следовательно, и антикоммунистического, ни во что попало, а от мастеров известных, заграничных. И детей-внуков своих за границей учат, пусть «бедняги», «белой костью» ставшие за страдания отцов-дедов по развалу великого государства, начинают учиться, как управлять стадом человеческим! Да и «хижины» их многоэтажные не соломою крыты! Но, не сразу они сущность свою, демократическую, показали. По скромности жизни в советское время, Диогенами старались выглядеть, только в «бочки для проживания» им доставлялось все весьма добротное и необходимое. Попробуй усомниться в праведности действий их, называемых «отцами народа»? Во всяком случае, не считать вожаков нашего общества мудрыми, было тогда крайне опасно. Два пути возникало от такого неверия. Один вел в психбольницу, другой заграницу, если в первую помещали, то во вторую вышвыривали.

Похож на сумасшедшего? Похож!

Ведь мир и сам похож на психбольницу,

Повсюду слышны сказки, мифы, ложь,

И бесноватые мелькают лица.

И доказать, что тебя поместили в специальное лечебное учреждение из-за политических убеждений, было не возможно! Само неверие документам коммунистической партии было одним из достоверных симптомов психической неполноценности.

«Доктор хороший! Так плачет душа…

Душит меня не хвороба.

Может быть, жизнь и была хороша,

Не ошибись я дорогой?

А они, «мудрейшие из мудрейших», оставаясь «чистыми» душой и телом, как ангелы, возвышаясь над нами, решили вдруг, что ноги их устали от движения к коммунизму, пора им и отдохнуть. И на месте бывшей великой страны разбили лагерь полувоенный. Только по всем критериям этот лагерь превратился в мир разбоя и беззакония, в мир, где возникли, имея прежде равные права, и не резко отличаясь по зарплате, бедные и сверхбогатые, бездомные и обладатели великолепных дворцов, безработные; в мир невежества и безграмотности. Да и путь какой-то странный, с черным занавесом перед собой! Где дебильными становится огромная масса населения, внешне не отличимая от обычных, нормальных.

Что с народом деется, кто-то, чем-то манит:

То ль идти вперед им, то ль бежать назад?

Никому ненужные гибнут в глухомани,

А России, нужные, - показали зад!


МАТЬ И РЕБЕНОК

Для матери ребенок кажется слабым, неготовым к самостоятельной жизни, в каком бы он возрасте не находился. И она готова опекать его всю жизнь, ведь он всегда поступает совсем не так, как она его учила

Я привожу дословно просьбу старушки 96 летнего возраста, обращающейся к снохе: «Я скоро уйду на тот свет, так ты, доченька, не обижай моего сыночка, - он у меня такой слабенький!» Сыночку было на ту пору более семидесяти лет.

В начале жизни ребенка все внимание направлено на его физические данные. Ах, как бы он не похудел! И кормят его, и кормят. Он уже не только за себя и всех близких ест, но и за зайчика, и за белочку, и за многих зверей, которых ребенок никогда даже на картинках не виде. Ах, как он бледен – на нем лица нет! У него малокровие и начинают пичкать всем, кто только советует. А советуют многие, потому что в лечении полных невежд не бывает. Если сами не могут, то посоветуют к какой бабке пойти. – пусть отчитает на всякий раз, потому что ребенка обязательно сглазили… Ах, как бы не заболел – что-то он не весел?

Единственно, в чем мать никогда не сомневается, - ребенок ее красив! И, безусловно, лучше всех!

Мне вспоминается молодая женщина, которая, не отрывая восхищенного взгляда от трехлетней дочурки, призывала присутствующих полюбоваться фигурой «женской».

«Вы только посмотрите, какая у нее талия, а какие ножки красивые! – восклицала она.

Все молчали, пожимая плечами. Я понимал, что взгляд матери отличается от моего, и попытки в чем-то с ней не согласиться, будут встречены непременно в штыки. Можно только врага нажить, если говорить правду, не более того!

О, как красива ее дочь!

(Хоть восемь дней малышке).

И волосы черны, как ночь,

Ну, миллиметр, чуть с лишним…

Мать не замечает дефектов у ребенка своего, это – слепота безграничная, оперативному вмешательству не поддающаяся. Исцеление приходит само собой, но для него нужны время и жизненные невзгоды в виде испытаний чувств!

Пусть редки волос - кусты

Посаженной редиски,

И брови «чудной» красоты, -

Две розовые шишки…


Пускай, будет пуговицей нос

Пусть рот в большом провале,

Пускай глаза пошли в раскос,

Но, мать малышку хвалит!


Пусть голова мала – урод,

Огромная, как тыква, -

Мать видит все наоборот,

Любуется с улыбкой.


Горб…Грыжа мозговая,

Огромнейший живот.

Мать бед не замечает…

В любви малыш живет!»


Она заметит, только поздно

(Когда увидит и слепой!)

Но молит Бога слезно,

Чтоб даровал красу, покой!

Может, мать быть и недовольна полом родившегося ребенка и, играя с ним, она будет видеть то в нем, что ей так хотелось бы видеть! Не следует удивляться тому, что, глядя на такого ребенка, не можете определить его пол, а потому и спрашиваете: «Ты – мальчик, или девочка?» Воспитывают его, окружая предметами того пола, какого придерживается мать! Неудивительно, что на жизненном пути сформируется особь с противоположными полу фрагментами своего поведения.

Родившая мальчишку мать, никак не хотелась согласиться с предопределением судьбы, подарившей ей сына, к тому же с черным цветом волос никак не напоминавшую ее самое, светловолосую блондинку.

Что можно сказать о ней самой? Это была женщина, скорее обычная, чем уникальная, без усилий контролирующая свои женские качества. В каком районе города Москвы проходило ее детство, мне не известно. Но благодарность и почтение к этому городу она не только сохранила, но при любом удобном случае бросалась на защиту его интересов, хотя и защитная аргументация была примитивно проста, Она поднимала многозначительно палец правой руки вверх и произносила: «Москва, она и есть Москва!» Иными словами, прибавка названия столицы было синонимом всего, самого значимого. Куда уж тут было деваться мне, рожденного в такой глухомани, по сравнению с которой и чащи Муромского леса были центром цивилизации! Она, будучи старшим следователем прокуратуры, поработав некоторое время со мной, судмедэкспертом, во многих делах, требовавших моего участия, перестала сомневаться в моих профессиональных знаниях, но само мое крестьянское происхождение уже само по себе заставляло ее морщиться. Судьба ее свела с человеком красивой внешности, значительно уступающим ей в интеллекте, но изменяющим ей при всяком удобном случае. У нее ощущался резкий дефицит времени, да, наверное, и не было возможности контролировать жизнь своего супруга. Женская мечта ее не осуществилась. Она так мечтала родить девочку, такую же светловолосую, похожую на нее самое. Но, увы, роды опять принесли сына, на этот раз, хоть, слава Богу, светловолосого, всем похожим на нее, за исключением пола. Всю нежность и любовь теперь она изливала на него. Она одевала его в одежду, не имеющую определенных половых особенностей, но обязательно с преимуществом женского начала, пусть и незначительного. Волосы ребенка не стригли подолгу, они длинными белокурыми локонами падали на плечи и рассыпались веером. Мать закалывала волосы заколками, и повязывала большой бант из цветной ленты. Насколько мне известно, мальчик, превратившись в мужчину, не изменил ролевому предназначению, но долгое время, до самой смерти матери, был гордостью ее воспитания. Не доверяя периферии, мать направила его в Москву.

Были ли дефекты у второго, любимого ею, сына? Естественно, были, причем, не в малом количестве. Просто мать не хотела замечать ни нарушения дикции сына, не волочащейся и неправильно поставленной правой ноги.

Впрочем, разве можно осуждать мать, вынашивающей и формирующей жизнь? Пусть и поражает семя змеи в пяту женщину. Но, семя женщины поражает Сатану в голову! Не верите, обратитесь к посланиям пророка Исайи.

Но вернусь к тому существу, что на свет божий в деревне, в пургу появилось

…Нет, не сохранила память моя сведений о том, каким образом происходила адаптация его к условиям, не слишком пригодным и для здорового ребенка, а не для него слабого? В том, что матери моего героя досталось по полной катушке, я не сомневаюсь! Мать и отец устали в борьбе с болезнями ребенка и, как к последней надежде, обратились к педиатру. Следует сказать, внешность доктора очень походила на портрет всем детям знакомого Айболита. Возможно, что такой, как он и послужил прототипом для создания портрета литературного героя Корнея Чуковского? Врач неторопливо осматривал худющее тело малыша с выпирающими из-под кожи ребрами, казалось, еще несколько движений и при очередном вдохе они прорвут тонкую с голубыми прожилками кожу. Живот круглый, похожий на футбольный мяч, тонюсенькие ручки и ножки. Непомерно крупная голова на короткой тощей шее. Врач покачивал головой, думая: «Каким образом это тело еще удерживает жизнь?» На доктора смотрели, не мигая, не уставшие от страданий, как этого следовало бы ожидать, а глубоко запавшие голубые глаза, взгляд их был живой. Казалось, что ребенок в свою очередь изучает доктора. Врач понимал, что ребенок ожидал его приговора. А что мог посоветовать стареющий врач с большим медицинским опытом? Какие лекарства он мог посоветовать? Одного не знал доктор, не догадывался даже о том, что лекарства стали для организма ребенка значительно опасней самих болезней. Увеличенная в размерах печень устала, не успевая обезвреживать те химические соединения, какие, вопреки их назначению, стали ядовитыми для маленького пациента

Доктор глубоко вздохнул, как это делает человек, при погружении в воду, с выдохом изо рта его вырвались слова: «На юг!».

Пока я повествую о физических недугах, все чаще и чаще поражающих детей. А как заметить дефект духовный, тем более тогда, когда его не замечает человек, неподготовленной к этому профессией своей?

Говорят о нем иные:

«Он – исчадье ада!

За дела его такие

Выпороть бы надо!»


Нахвалиться мать не может:

«Он – такой прекрасный,

А соседей зависть гложет,

И вина - напрасна!»

Часто слышны такие слова: «Он под счастливой звездой родился!» «Его звезда вела»

Пытался и я определить путеводную звезду моего маленького героя…


А