Жизнь движение! Все должно двигаться! Но, коль это так, то вполне закономерен и сам вопрос: Куда мы идем

Вид материала

Закон

Содержание Слишком плата дорога. Скакал казак через долины, через манжурские края. Эх, расскажи, расскажи бродяга, чей ты родом, откуда ты? Сложно в старое вернуться

Подобный материал:

• Русское правописание. Куда идем мы с "пятачком"?, 420.15kb.
• < Поиски, находки, решения>, 76.88kb.
• Беллона Фрегат «Беллона», 4064.42kb.
• Современного Естествознания «алхимия», 266.08kb.
• Лекция Системный подход в макроэкологии Все связано со всем. Все должно куда-то деваться., 376.83kb.
• Меркантилизм Термин "меркантилизм", 137.92kb.
• Английскому тексту неясные места у К. Дойла и Р. Стаута, 832.68kb.
• Великий Пост это пост с большой буквы, 343.46kb.
• Соборность: симфония с предками и сердечность между современниками, 685.87kb.
• Издательство Института Психотерапии Москва 2003 Перевод с немецкого: Ингрид И. Рац, 5654.19kb.

СЛИШКОМ ПЛАТА ДОРОГА.

События тех лет, чтоб осознать,

Пришлось бы поменять сознание.

В нем смерть должна все место занимать,

Что осталось от жизни, созидания.

Печаль охватила город Ур. Притих город, движения нет. Все в ожидании. Умер царь Ура по имени А-бар-ги. В потусторонний мир последовала и царица Шуб-ад. Какова причина была их смерти, как и последовательность ее, никого тогда не интересовало? Только люди думающие могли представить ход последующих событий, весьма грозных для города и его жителей. Сейчас город готовился к погребению царственных особ, понимая, что жаркая погода может основательно подпортить царственные останки. Срочно, обливаясь потом, множество рабочих трудились над царственной гробницей. Мелькали лопаты и кирки, землю и камни на носилках выносили наружу. Но вот движений лопат и кирок не видно – рабочие зарылись глубоко в землю. Гробницу царя и царицы представляли две прямоугольной формы гигантские ямы, глубиной 10 метров каждая. Один конец каждой ямы был пологим, он то и станет служить входом в царственный склеп. Как муравьи, туда и сюда двигались рабы с носилками, на которых из ямы выносилась земля. По окончании рытья ям, каменщики приступили к облицовке стен и сводчатого перекрытия из кирпичей. Тут же декораторы занялись отделкой стен лазуритом, агатом, мрамором и золотыми листками. Таким образом, склеп делился на два этажа: нижний этаж для главных лиц погребения, облицованный камнем, верхний для всех остальных. Несколько часов - и первая похоронная процессия двинулась по направлению к гробнице. Вдоль дороги, ведущей к царственным склепам, рядами выстроились горожане. Не так часто приходилось видеть, как хоронят царственных особ. Впереди шел один из жрецов храма бога Нанна, с ним рядом шел первый советник царя. Оба были в праздничной одежде, но безо всяких регалий. За ними четверо слуг несли носилки с телом царя; по бокам от носилок шли шестеро телохранителей с медными шлемами на головах, ярко сверкавшими под солнечными лучами. Вооружены они были медными копьями, сбоку у каждого висели меч и топор. За носилками шло девять самых приближенных и важных сановников. Одежда на них была праздничной, со всеми знаками отличия и усыпана драгоценными камнями. Каждый из них держал в руках небольшую серебряную чашу, формой напоминающей раковину.

Задние ряды процессии замыкали девять юных красивых девушек, одетых в яркие красные одежды, на головах их парадные головные уборы из лазуритовых и сердоликовых бус с золотыми подвесками в форме буковых листьев и большими серповидными серьгами из золота. На затылке у каждой возвышались прекрасные серебряные гребни, украшенные золотыми цветами и выложенные листьями из голубого лазурита. Гребни поддерживали высокие сложные прически. Шейные украшения были из нитей бус и золота. Позади женщин шли два воина с обнаженными мечами.

Идет естественный отбор.

И говорим: «Прекрасно!»

Но наблюдаем с давних пор –

Уход людей напрасный!


Причем, здоровых, молодых,

Красавиц и красавцев,

Всех в украшеньях золотых…

А с ними – мудрых старцев


Сопровождают царский труп,

В загробное служение.

Их чаши с ядом крепким ждут.

И смерть – в одно мгновение

Процессия, подойдя к входу в гробницу, не останавливаясь, в том же порядке стала спускаться по наклонной плоскости, усыпанной живыми цветами.

Внутри склепа на каменную небольшую платформу были установлены носилки с мертвым владыкой. Отброшено с верхней половины тела легкое покрывало. Стало видно бледное, словно высеченное из алебастра, осунувшееся лицо трупа, обрамляла его тщательно завитая и окрашенная хной борода. Вокруг его талии был обернут широкий серебряный пояс, с подвешенным к нему золотым кинжалом и оселком из лазурита. У правого плеча лежал двухсторонний топор из электрона; у левого – из электрона, но уже обычной формы топор. Позади тела были положены высокой кучей браслеты, спиральные кольца из золота, серьги в виде полумесяца, золотой шлем и амулет в виде золотого тельца. Тело царя поверх золототканой одежды было осыпано сотнями бусин из золота и лазурита. В руки царя один из слуг вложил чашу из самородного золота, налив в нее небольшое количество жидкости из большой чаши, стоящей в глубине склепа на высокой треноге. Руки второго слуги поставили рядом с первой вторую золотую чашу, но уже крупнее первой. Третью самую крупную чашу поместили за головой царя. Золото и лазурит сверкали, освещаемые светильником, выполненным в виде раковины, стоящим вблизи трупа, Все пришедшие усаживались и устраивались точно по продуманному порядку, по бокам от трупа. Слуга стал разливать жидкость из большой чаши по тем чашам, которые сопровождающие труп царя принесли с собой. Разом, единым движением, все поднесли чаши ко рту и опорожнили их. По-видимому, яд был быстрым по времени и отличался невероятной силой действия. Люди умирали, даже не успев изменить положения тела. Возможно, до слуха умирающих еще донеслись звуки каменщиков, замуровывающих вод в гробницу?..

Вслед за этим начиналась вторая часть похоронного церемониала…

Придворные, слуги, конюхи, возницы, солдаты – подходили к яме и спускались по наклонному настилу поверх замурованной нижней части похоронного склепа. Женщины в количестве 64-х, в красивых ярко красных одеждах, (красный цвет являлся символом бушующей жизни), сверкали различными драгоценностями…

Военачальники, цвет армии, шли со всеми знаками отличия, музыканты с арфами и лирами шли, продолжая играть, За ними въезжали повозки, запряженные быками. На возах везли массу посуды, различных изделий – все, что только могло понадобиться умершему владыке в его потусторонней жизни. На повозках сидели пажи. Казалось, царский двор собрался на пир. Все занимали строго определенные места, все выпивали ядовитое зелье и укладывались на свое место в ожидании наступления смерти и перехода в иную жизнь со своим царем и царицей. Могильщики убивали жертвенных животных и тех из людей, кто противился смерти. Музыканты до последнего вздоха продолжали играть. У выхода группа воинов стала на стражу. Сверху на всех, находящихся в яме, борющихся со смертью людей, обрушивали землю, пока вся яма не оказалась засыпанной до самого верха. Скоро на месте захоронения царя возвышался холм рыхлой земли.

Подобным образом произошло и захоронение царицы. Отличие заключалось только в том, что количество драгоценностей здесь многократно превышало то, которое нашло место в захоронении царя. Верхняя часть тела царицы Шуб-ад скрывалась под массой золотых, серебряных обручей, длинные нити бус из драгоценных камней в виде покрывала тянулись от головного убора до талии. Главный головной убор представлял собой широкий золотой обруч с гирляндой золотых колец. Крепились украшения к огромному парику, под которым лицо трупа казалось маленьким с мелкими чертами лица, как у ребенка. К нему прикреплялись богатые венки из золотых буковых и ивовых листьев и золотых цветов, соединялись они бусами из драгоценных камней, голова тонула под тяжестью золота и драгоценных камней. Рядом с телом лежало огромное количество золотых вещей. Вся усыпальница была заполнена самой различной посудой, Да еще была одна особенность - повозки, следующие в могилу царицы, имели форму саней, по краям они были отделаны мозаикой. Золотые львиные головы с голубыми гривами из лазурита и раковин, маленькие золотые и серебряные головы львов и львиц перемежались с золотыми бычьими головами. Золотые долота, золотые пилы, золотые диадемы и жемчужные ожерелья. Дорогие арфы с инкрустациями из золота и слоновой кости…необозримое количество сосудов, чаш, кувшинов; горшки, вазы – вот неполный перечень того, что везли сани-повозки.

Вера в бога доброго и злого,

Вера в воскресенье – чудеса!

Не хватало разума немного,

Не услышать умных голоса.

Что за жизнь в потустороннем мире?

И зачем так много нужно слуг?

Музыкант, играющий на лире,

Услаждает умершего слух?..


Это в прошлом было, между прочим,

Но не изменился мир земной –

И богатств несметных кто-то хочет,

Чтоб сопровождали в мир иной.


Тот за славой гонится безмерной, -

Только не помощник в этом бог, -

В почестях, богатстве нету веры –

В этом убедиться каждый мог.

Смотрели на похоронную процессию Фарра и сыновья его и, возможно, в головах их рождалась здравая мысль: «Ну, зачем нужны царю воины в потустороннем мире? С кем и за что там нужно воевать? Слуги, музыканты – ну, это куда еще не шло…»

А вот в земной жизни людей оставшихся, известные военачальники, ох, как бы пригодились!

Да и советники мудрые не помешали бы новому царственному владыке. Как начинать царствование, не имея возможности опереться на крепкую опытную руку? Что следует ожидать жителям Ура? Сокровищница опустошена! Чтобы наполнить ее и время потребуется, да и горожан придется прижать?.. А это – опять недовольство!»

После непродолжительного совещания, было семейством принято решение покинуть Ур. Все прекрасно осознавали, что будущее туманно и непредсказуемо. Но все же события, которых следовало ожидать в Уре, предсказать было нетрудно – беды великие, чередующиеся с бедами малыми; беды общие и беды каждого отдельного

Оставим Фару и близких ему за подготовкой к долгому и непредсказуемому странствию и перенесемся через многие века к веку многострадальному, к земле к северу расположенной, богатой, прекрасной, заселенной людьми с белой окраской тела, с глазами светлыми, серыми и голубыми, называемыми славянами. Живущими не в шатрах, а в избах, в стране, именуемой Россией. Кто их прародитель, они не знали? Впрочем, такой «мелкий» вопрос их не здорово беспокоил. Может, это явилось основой того, что они, не теряя своего природного достоинства, легко ассимилировали в себя лиц любой национальности. Знать еще вела свою генеалогию, следя за вопросами своей родовой значимости. Крестьянам некогда было заниматься такими пустяками. Помещики называли их смердами, а потом – хамами. Может и правда, что они произошли от непокорного третьего сына Ноя, который и носил имя – «Хам»? Рассерженный Ной не пустил Хама в земли теплые да приветливые. И пришлось Хаму на север податься. Говорят, заслужил Хам такое к себе отношение. А потомков его, смердов, то есть, крестьян, приучили к тяготам жизни. Не сладко им жилось, а вот Родину свою, Россию, они, не знающие роду своего, ставили превыше всего, и жизнь за нее отдавали, воинский труд, выполняя так же надежно, как и повседневный крестьянский.


СКАКАЛ КАЗАК ЧЕРЕЗ ДОЛИНЫ, ЧЕРЕЗ МАНЖУРСКИЕ КРАЯ.


Словами этими начиналась песня, которую распевали сразу же после войны России с Японией, причем с таким результатом, что следовало возвращаться с понуренной головой, а не гарцевать, скача через долины да болота. Впрочем, казачество к проигрышу в той войне никакого отношения не имело. Казаки образовывали свои поселения в пограничных районах, где легкой жизни ждать не приходилось. И это были земли Дона, Кубани, Терека, Нижней Волги, Сибири, Средней Азии и Дальнего востока. Пахали, растили детей и сады и, конечно, воевали. Это их воинскими трудами Российская Земля на Востоке прирастала. За вольную жизнь и голову сложить не жалко.

Вольные люди на Российской земле – дело невиданное. Но они были, к тому же не в малом количестве. К началу XX века только казачьи войска достигали 4,5 миллиона человек

Российским правителям не слишком нравилась казацкая вольница и попытки были обуздать ее, не платившую никаких налогов. Но не просто было сделать это. Казаки были всегда отмобилизованными, боеспособными людьми, на собственных конях и с фамильным оружием. Подчинялись они выборным атаманам, жили по своему специфическому моральному кодексу, носили свою характерную для казачества, форму.

Как поддерживалась законность и нравственность, показывает следующий пример: молодой человек покусился на девичью честь, Девушке удалось чудом отбиться от насильника. Когда она прибежала домой и, плача, рассказала отцу о случившимся, тот кликнул других казаков. Обидчик был тут же отловлен. При стечении народа на главной площади станицы парню оголили зад и крепко ногайками отстегали. А всей семье провинившегося было велено немедленно убираться и не из только из станицы, а за пределы Кубани.

Следует отметить тот неподдельный патриотизм, преданность Вере и Отечеству, верность данной присяге, которые всегда отличали казаков России. Это заставило правителей не разрушать устои казачества, а использовать в своих целях их мобильность, мужество и неистовость в бою

Эта преданность присяге, Вере, Отечеству и царю и послужила причиной «расказачиванья» казаков советской властью.

Казачья вольница притягивала к себе людей, волею заболевших. Бежали они на Дон и Кубань. Их ловили по пути, били нещадно, забивали до смерти. Но не было года до отмены крепостного права, чтобы в бегах крестьяне не числились.

Куда за волею бежать?

На юг, на юг, к границе!

Там простирается межа,

Там вольные станицы.


Оттуда беглых не сдают,

Но там «жалеют» смелых!

Борьба за жизнь, не за уют –

В руках людей умелых!


Закон один, один на всех,

Основанный на Вере.

И неудачи, и успех

У казаков без меры


Есть пика, сабля, конь лихой,

Есть за спиной винтовка

Всегда вступить готовы в бой,

Неистовы и ловки!


ЭХ, РАССКАЖИ, РАССКАЖИ БРОДЯГА, ЧЕЙ ТЫ РОДОМ, ОТКУДА ТЫ?


При крепостном праве дороги чаще свободными от люда были. Иными они стали с отменой «крепости». Люду на них стало много. Заполняли их ищущие лучшей жизни, бредущие по дорогам босиком. Без копейки денег в кармане, с котомкой за плечами или без нее колесили по России они, то, подрабатывая по пути, то, занимаясь воровством. Опасались их люди степенные, оседлые, называя всех, без разбора, «босяками».

Волей бредили в России

Потому, что воли нет.

У царя ее просили

Несказанно, много лет.


В ход пускали косы, вилы,

И дома, усадьбы жгли,

Их плетьми нещадно били,

Шеи гнули до земли.


Наконец свободу дали -

Без земли и без гроша,-

И опять дома пылали,

Слишком воля хороша!


Бродят люди по России,

Воля есть, а счастья нет!

Подаяния просили

Создавая много бед.

Советская власть, как ее сейчас не охаивают, с бродяжничеством таки расправилась. Не стало его. Ну, а счастье, где оно? Крестьянское счастье так и не откликнулось. Из села да в город перебраться стало делом затруднительным. Путь был перекрыт паспортной системой. Паспорта в селе не имеют, а без паспорта жить в городе не дадут!

Отбунтовалося село -

С помещиком за землю билось!

Свободы солнце не взошло,

И счастье ждали… не явилось.


Все общим стало на селе:

и труд, и поле,

Всю жизнь копаются в земле,

Но нет, как прежде, воли!

Убили советскую власть, используя тягу народную к воле те, кто клялся в верности народу, кого называли «Ум, Честь и Совесть эпохи». И снова бродяг и бездомных стало много, значительно больше, чем их было при царе-батюшке. Нет, они не бродят по земле в поисках счастья, отлично понимая, что его нигде не найти. Роются в отбросах, ютятся, где придется, поскольку крыши над головой у них нет. И зовут их теперь «бомжами»

Летом хорошо еще, тепло

И асфальт приятно тело греет.

Только время лета истекло,

И листва желтеет, пламенеет.


Поутру холодная роса,

Да и камень стал совсем холодным.

Шлет теперь проклятья небесам,

Когда день окажется голодным.


А зимой оставит пальцы рук

Да и ног для дедушки мороза.

А без них неисчислимо мук.

Это – не поэзия, а проза!

Вопрос заголовка этого кусочка творения моего представлял начало цыганского романса. И ответ на него можно с уверенностью сказать сохранился в неизменности своей:

«Эх, да я – не помню! Эх, да я – не знаю!


СЛОЖНО В СТАРОЕ ВЕРНУТЬСЯ


Сложно вернуться в старое, давно покинутое, давно забытое, поскольку новое заставляет двигаться вперед и оглядываться некогда. А стоило бы хоть иногда это делать?.. Жизнь прошла, изменилась до неузнаваемости. И природа изменяется тоже. Когда Земля родилась, она совсем иной была - юной, могучей, нетерпеливой, расправляющейся с теми существами, что на ней и за счет ее жили. В периоде зрелости она сейчас находится, или наступает старость, - я не знаю. Но то, что мы руки к процессам изменения матушки-земли приложили, это – несомненно!

Исчезли в прошлом озеро, гора –

Раскинулась барханная пустыня,

То здесь, то там в песке видна нора…

То люди родили поступками своими.

Даже очертания местности не те; примеряешь к ней то, что память сохранила, но что-то не выходит, не получается?..

Вот, кажется, где-то тут речка была?.. Дно ее когда-то ноги прощупывали, кувшинки руки рвали… Русло в торфянике находилось… Память воспроизводит:

Бурой и лохматой реченька несется,

Поднялась над нею водяная пыль.

Дождь над водной гладью на кусочки рвется,

Ветер воздух пыльный струями умыл

А реченьки той нет… исчезла, когда болото стали осушать. И ивы, растущие по берегам ее, исчезли, только пеньки после себя оставили. Лужок пока зеленью скудный есть, но что с ним будет? А как оживить местность, если она лишилась самой главной своей достопримечательности?

Почему-то из всех времен года в памяти моей сохраняются картины зимы, скорее, картинки, отрывки, чем-то напоминающие попурри на тему из оперетт.

… Не легла пороша. Дни морозны,

На дорогах грязь окаменела.

В санях едут груженных, порожних,

Скрежеща по камням то и дело.

* * *

…Зима появилась. Поземка мела.

Воронов скрылася стая,

Дорога вчера еще гладкой была,

Теперь ее снег заметает!

Может потому зима на ум чаще является, что работы крестьянские по зиме становятся малыми, больше свободного времени остается, можно хоть голову от земли приподнять, да осмотреться. А потом, засидевшись в избах, тянет на воздух светлый, морозный, песенный…

Воскресенье. Сила света

Льется, бьет в колокола.

В зимний день дохнуло лето,

Вся деревня расцвела.


Там гармошка и запевки,

Перепляс. «Страданий» - нет.

Нарядились парни, девки,

На щеках – румянца цвет.


День чудесный, снег искрится.

И дымок из труб идет.

Вся деревня веселиться

И душа у всех поет.

Хотя и о лете крестьянском иногда память тоже картинки выбрасывает, но только реже, чем зимние. И, опять же, о том времени, что вечером зовется, когда забот больше, но все они связаны с предстоящим отдыхом:

… Приходит вечер на село,

Повсюду слышен запах дыма,

От голода живот свело,

Но нужно накормить скотину…


Мычанье, блеянье и лай,

И визг свиней голодных.

Крестьянин – только успевай,

Такой уж быт народный.


Но, наконец, смолкает все

И в окнах гаснет свет.

Прохладу ветерок несет,

Но где-то слышен тихий смех.


Не спится старикам седым,

Боль сводит руки, ноги.

Не спится так же молодым,

Их было прежде много…


Собрались, пляшут под гармонь

Частушки, да страданья

Душа пылает, как огонь,

Ждет милого свиданья.

Что об осени гутарить? Осень грустная, как старость приходящая, радости сердцу не доставляла. Дождь моросит по крыше тесовой, плачет погода, лето красное, светлое да румяное провожая:

… Крыша вся растрескалась, рассохлась,

Ветерок играет на трубе.

Капли влаги катятся по стеклам,

Тени разбежались по избе.


Порасселись, что-то выжидая,

Света нет, их нечем разогнать.

Эх, нужда ты, без конца и края,

Заставляешь плакать и страдать!

Описывать приходится деревню русскую многострадальную потому, что здесь должна жизнь зародиться того, путь которого и хочется мне проследить на отрезке выбора его, как главного условия значимости жизни.

Глядь-поглядь, мать честная, -

От недоимок нету прохода,-

От зари до зари, перерывов не чая,

Правит миром она трудового народа!

Где искать отдыха от доли горемычной? Куда крестьянину податься?.. Только в кабак да трактир. Так там нет жизни, там – временный уход от нее…

…А в трактире жизнь кипела.

(В освещенной низкой зале)

К самой жизни здесь нет дела…

Только деньги уважали.


Выпил стопку – уваженье,

И пока еще не пьян,

Обращаются с почтеньем –

Он не просто Фрол… Иван


Тут отчество «приставят»:

Фрол Иваныч, господин…

Пока деньги, будут славить

Денег нет, и – «сукин сын»…


Но если в прошлом трактир принимал ограниченное количество лиц только мужского пола, да в разрыв времени безработный (бабы и дети не пили аковитой), то гляньте сейчас на окружающее вас… На какие мысли оно сейчас наводит?

Деревня та, русская, не библейская, как и Ур библейский, исчезнет, но ее в отличие от Ура археологи разыскивать не станут. Пока мой герой позднего времени не появился на свет, вернемся к Авраму сыну Фарры, которых мы оставили собирающимися к странствиям.