По реке лене в начале XIX века

Вид материалаДокументы

Содержание


3 июля, суббота.
4 июля, воскресенье.
5 июля, понедельник.
6 июля, вторник.
7 июля, среда.
8 июля, четверг.
9 июля, пятница.
10 июля, суббота.
11 июля, воскресенье.
12 июля, понедельник.
13 июля, вторник.
14 июля, среда.
15 июля, четверг.
16 июля, пятница.
17 июля, суббота.
18 июля, воскресенье.
19 июля, понедельник.
20 июля, вторник.
21 июля, среда.
22 июля, четверг.
...
Полное содержание
Подобный материал:
  1   2   3

ПО РЕКЕ ЛЕНЕ В НАЧАЛЕ XIX ВЕКА


Нас четверо: пишущий эти строки Юрий Лыхин, педагог-художник и любитель старины Лариса Аболина, москвичка Ольга Савина, по происхождению из ичёрских Березовских, и иркутянин Дмитрий Ступин, решивший посмотреть, что собой представляют ленские места.


2 июля 2010 г., пятница.

Наконец-то мы в Киренске! Ехали до него на маршрутке, долго и мучительно. Из Иркутска отправились в 11 часов утра и во столько же прибыли в Киренск. Тысячу километров, в дождь, преодолели за 24 часа. Шофер загруженной до самого верха «Истаны» ехал без сна ровно сутки, но утром выглядел бодрее всех сонных, измученных пассажиров.

Дорога, разбитая лесовозами, от Жигалово узкой красноцветной лентой растянулась среди тайги и бесконечно долго разматывалась под колесами машины, пока не скатилась на берег Лены к селу Красноярово. Мы снова на матушке Лене!

Оставив вещи в Киренской библиотеке у старой знакомой Валентины Иосифовны Инёшиной, под моросящим дождем походили по городу. К самому вечеру, набрав в магазине продуктов и накачав на стоящем у берега дебаркадере свои резиновые лодки, отправились в путь. Проплыли совсем немного, обнаружив, что Ольга не может справиться со своим новым сплавсредством с очень неудобными веслами. Поэтому, не доплыв до Никольского, остановились на острове Монастырском, где и провели первую ночевку.


3 июля, суббота.

Утром вскоре после отплытия на высоком яру по левому берегу реки показались дома. Это Никольск. Справа широкими потоками между островами в Лену устремляется Киренга. Ширь и простор сливающихся рек наполняют душу подъемом, грудь вольно дышит свежим ленским воздухом.

Никольск пробежали быстро. Нам с Ларисой он уже знаком: три года назад, в 2007 году, мы проплыли таким же образом от Усть-Кута до Петропавловска. Снова смотрим и фотографируем знакомые улицы и дома.

Через 10 километров после Никольска подплыли к Змеиновой. Поднявшись на высокую обрывистую гору на противоположном берегу Лены, я долго любовался открывшимся видом на деревню, расположившуюся на просторном лугу на крутом повороте реки. В воздухе разлит густой аромат богородской травы, среди травы огоньками рдеют красные саранки. Подо мной широкой темной полосой медленно, плавно льется Лена. Из свободно расположившейся по берегу деревни раздаются звуки бензопилы, доносится музыка, брешут собаки, шумят машины. Кажется, что здесь жизнь еще кипит. Однако спускаюсь вниз, разговариваю с местным фельдшером, Дарьей Васильевной Пахоруковой. Она приехала в Змеинову после окончания Черемховского медицинского училища в 1958 г. Тогда в деревне было 585 человек. На 1 января 2010 г. здесь насчитывалось всего 105. В четырехлетней школе в этом году было только три ученика. «Есть клуб, библиотека, – говорит Дарья Васильевна, – но молодежь туда не зазовешь, им бутылочку надо. Парни пьют страшно. Женщины пьют, мужиков-то мало».

Проплыв по узкой протоке между большим островом и левым берегом, и оставив в стороне Алексеевский Затон, а ныне поселок Алексеевск, остановились у деревни Алексеевки. С 2007 г. здесь ничего не изменилось. Те же два жилых дома и большой каменный гараж дорожников посередине бывшей деревни. Ни с кем не пообщавшись, поспешили на берег к лодкам. Где-то рядом уже погромыхивал гром, на западе потемнело, и скоро оттуда потянулась тяжелая плотная туча. Едва мы успели оттолкнуться от берега, как по воде застучали первые капли, а через пять минут полило так, что река вспенилась, покрывшись серебристым одеялом от разбивающихся о поверхность воды капель дождя. Вмиг наши лодки наполнились водой, и мокрые рюкзаки заполоскались в лужах.

Однако ливень скоро прекратился, тучу унесло за прибрежный хребет и там постепенно затихало рокотание удаляющейся грозы. Промокшие до нитки, мы стали подыскивать место для остановки. Заметив песчаную проплешину на небольшом островке, дружно направили туда свои лодки. Вскоре на живительном огне разгоревшегося костра зашумела вода в котелке, от одежды повалил пар и стало гораздо веселее. Остаток вечера был наполнен сетованиями Димы о сорвавшейся с крючка огромной рыбине.


4 июля, воскресенье.

Утром проснулись от наступившей в палатке жары. Рано выглянувшее солнце сияло на совершенно чистом небе. Вчерашней и позавчерашней непогоде, кажется, приходит конец. Разложив мокрые вещи по берегу, разноцветно украсившие остров, с наслаждением пьем чай и кофе. Впереди виднеется утес, перед которым расположилась деревня Салтыкова.

Уйдя с фарватера, заплыли в тихую протоку между островами. Течение воды замедлилось. В воздухе разлились тишина и спокойствие. Лишь негромкие трели птичек раздаются из окружающих протоку зарослей. Хорошо!

Вновь с каким-то особым чувством приближаюсь к Салтыковой, хотя в этой деревне из моих многочисленных предков по женским фамилиям жили только Никитины, да и те недолго. По совсем небольшой протоке, круто отвернувшей от основного русла реки, доплыли до самой деревни, отстоящей от нынешнего берега Лены на добрый километр. Сама деревня в этот раз не оставила по себе приятных впечатлений. Выглядит она, несмотря на то что некоторые хозяйства выделяются из окружающих свежепостроенными или подновленными постройками, довольно неряшливо, неприбранно. От нескольких прежде виденных домов сейчас остались лишь горелые остатки. Как и везде, жалуется нам случайная собеседница, в деревне процветают воровство и пьянство.

В брошенном амбаре с раскрытой настежь дверью среди всякого хлама находим две деревянные рамки с расположенными под стеклами фотографиями. Дом опустел, и фотографии, которые висели когда-то на стене, стали никому не нужны. Высвободив снимки из-под стекол, мы забрали их с собой.

На островке возле деревни пасется табун лошадей. Здесь их активно используют в своих хозяйствах. Наблюдали, как пацаненок лет 5-6, усевшись на холку кобылы, запряженной в двухколесную таратайку с бочкой, заехал в протоку по брюхо коню и стал наполнять бочку водою, матерно общаясь с сопровождающим его взрослым парнем.

Пройдя деревню насквозь, вышли к небольшому кладбищу, расположившемуся в густом лесочке рядом с утесом. Читаем фамилии на памятниках и крестах: Горбуновы, Токмаковы, Кузаковы, Пономарёвы, Малышевы, Никулины, Тетерины, Янкевич. Но Никитиных, которых я надеялся обнаружить здесь, увы, нет.

Из Салтыковой до места, где стояло село Подкаменное, я решил пройтись пешком. При постройке автомобильной дороги, проложенной под утесом, нижняя часть скалы была повреждена взрывами. Недавние сколы ранами смотрятся на крепком теле утеса-великана, высокой отвесной дугой протянувшегося вдоль Лены.

От былого Подкаменного – большого села с церковью, в которой священником когда-то был Прокопий Кокоулин – не осталось никакого следа. Посожалел об этом, как будто не встретился с каким-то хорошим знакомым.

Подплыли лодки, и мы вместе направились к Алымовке. Однако с давно нахмурившегося неба заморосило дождем, и это заставило нас поспешно высадиться на берег и затабориться.


5 июля, понедельник.

Ночью лило и шумело так, что казалось, дождь не остановится никогда. Но утром мы проснулись в полной тишине, лишь с реки время от времени доносилось громкое пыхтение поднимающихся вверх по течению самоходок. В устремившемся к небу тумане появились голубые просветы, и сквозь них засияло солнце, наполнившее мрачное, пасмурное утро радостью и светом.

В Алымовке мы задержались надолго. Остановились у верхнего конца села, где на новом, разноцветно выкрашенном заборе установлен щит, свидетельствующий, что Алымовке – 350 лет. Юбилей отмечался в минувшие субботу и воскресенье, но мужики и сегодня еще навеселе.

Алымовка произвела самое благоприятное впечатление. На центральной улице довольно оживленно, среди людей и глава администрации, Владимир Исакович Федоров, о котором народ отзывается с похвалой. В Алымовке полноценная 11-классная школа, в ней около 100 учеников. Тем не менее, первая жительница, с которой мы беседуем, сетует: «Деревня наша уже на коленках стоит, раньше так не было».

В поисках местного краеведа, бывшего историка Алымовской школы Николая Михайловича Макеева, разговорились с рядом живущим Валерием Фирсовичем Красноштановым. Он тоже учитель, 51 год проработал в школе физиком. С гордостью показывает нам целую простыню родословного дерева Красноштановых, которое было составлено Людмилой Степановной Нератовой и Виктором Спиридоновичем Красноштановым, живущими в Киренске. «А внуки этим не интересуются», – сожалеет Валерий Фирсович.

Пока мы беседовали, с неба полило. Мы переместились с лавочки у ворот в дом, где нам предложили чаю и выставили на стол соленых ельчиков и рыжиков, нарезали сельтисона, подогрели суп. Когда мы отведали всего этого и вышли из дома, был уже пятый час.

Перед отплытием из Алымовки сходили еще раз на место Подкаменной, чтобы зафотографировать место, где прежде стояла Подкаменская Николаевская церковь. После ее закрытия в здании был устроен склад, затем там была мельница, а в 1980-х гг. пустующее здание церкви сгорело («мальчишки сожгли»).

С трудом нашли заросшее лесом сельское кладбище. Помянули незнакомых нам жителей Подкаменной. На кладбище до сих пор время от времени хоронят живших когда-то в этом селе стариков.

Уже совсем поздним вечером сели в лодки, переплыли Лену и тут же остановились, устроив лагерь в устье р. Кутулаки. До темноты успели прогуляться по ее берегу. Вода нынче большая, после дождей речка разлилась, затопив прибрежные кусты мутным потоком. Из сырой травы поднимаются тучи комаров.

В самом устье речки стоят сети, вскоре из Алымовки к ним потянулись рыбаки на двух лодках. С одним из них, Виктором Михайловичем Сухановым, мы разговорились, попив чаю у нашего костра. Он оставил нам свой небольшой улов: щучку, пару окуньков да четырех ельчиков. Сеть его перекрутило сильным потоком, занесло травой.

После захода солнца долго, пока нас не спугнула очередная дождевая туча, наблюдали яркий закат, разгоревшийся над Алымовкой.


6 июля, вторник.

Новым утром низко повисший туман быстро рассеялся, и вновь с чистого неба стало пригревать солнце. После утренней проверки сетей к нам снова подплыл В.М. Суханов. Сегодня улов у него лучше, хотя он жалуется на расплодившихся выдр, которые съедают рыбу в сетях и рвут снасти.

В разговоре неожиданно выяснилось, что Виктор Михайлович родился в Горбовой, на месте которой мы собираемся сегодня побывать. В семье его родителей было шестеро детей: трое родившихся до войны и трое – после войны. В 1965 г., когда Виктору было 15 лет, они в числе последних покинули умирающую деревню, перебравшись в Никулину. Отец Виктора, Михаил Аверкиевич Суханов, работал в Банщиковском, затем в Никулинском сельсовете.

Вскоре, попрощавшись с собеседником, мы стали собираться к отплытию. Уезжать отсюда не хочется. С нашего места открывается прекрасный вид на расположившуюся напротив Алымовку и на Лену от утеса возле Салтыковой до характерно изогнутой (как слон под шляпой, по Экзюпери) горой за Банщиковой.

Деревня Никулина расположилась на столь высоком берегу, что ей не страшны наводнения. Центральное место в деревне занимает магазин, который устроен в перевезенном из Горбовой здании церкви во имя Казанской иконы Божией Матери. Мы заходим в него за продуктами, а потом разыскиваем и беседуем еще с двумя горбовскими жителями.

Анна Алексеевна Горнакова с мужем Дмитрием Палладиевичем уехала из Горбовой в Киренск в 1965 г. перед ноябрьскими праздниками. «Горбова в два года распалась, – говорит она, – в шестьдесят пятом-шестьдесят шестом годах». Последними там оставались две телятницы: Клавдия Ивановна Перфильева и Лидия Алексеевна Суханова. Муж последней, Иван Корнилович Суханов, возил в телятник воду. Телятник перевели в Никулину, и Горбова стала нежилой. Небольшая деревня Оболкина, состоявшая из шести домов и находившаяся «за полоем» в сторону Никулиной, исчезла еще раньше.

Теперь Анна Алексеевна живет в Никулиной с дочерью. Рабочего стажа у нее 48 лет. Получает пенсию 15 тысяч рублей. «Мне хватат», – говорит она. В среднем же в деревне получают по 8 тысяч. Многие держат коров, по 15 телят, поросят: «Им работать не надо, мясо продадут, да живут».

Другим жителем Горбовой был Анатолий Иванович Суханов, он и родился в ней в 1942 г. Анатолий Иванович 17 лет прожил в Ангарске, работал на нефтехимическом комбинате, где «посадил» себе печень. Жена из Пермской области, тоже химик, в Ангарске и познакомились. В 1980-х гг. они приехали в Никулину, в которой оставалась одна старенькая мать Анатолия Ивановича. Жене ленские места очень нравятся, за годы жизни здесь уже привычно говорит «у нас». Пенсии оба получают по 10 тысяч – вполне достаточно двоим для жизни в деревне.

Анатолий Иванович – суховатый, остроносый. У него высокий лоб с большой залысиной, сзади – короткие седые волосы. Маленькие светлые глаза хитровато прищурены. Говорит он интересно, и я с удовольствием записываю за ним сочные фразы: «Скорей бы старость, да в детство впасть». «Кто остались-то: Дрема с Еремой да Колупай с братом». О последних жителях Чугуевой: «Избранные природой люди – кто порыбачить, кто по ягоду».

Из Никулиной мы отправились к месту Горбовой. Она находилась в начале протоки, дугой уходящей к Банщиковой и далее снова к Лене.

Где-то на месте Оболкиной в тени единственного деревца встретились с никулинскими пастухами, отцом и сыном Дьяконовыми. Они пасут коров по найму все лето.

Далее по направлению к Банщиковой через небольшой ложок располагалась Горбова. Сегодня от нее еще остаются неглубокие пологие заросшие крапивой ямы, обозначающие места расположения домов. Чуть дальше в глубь берега видны остатки фундамента Горбовской церкви. В береговом обнажении у бывшего села находим черепки глиняной посуды, железный нож, кусочек слюды со следами шитья от «слюденых» окон и даже 2 копейки 1838 года, густо потемневшие от времени.

Вернувшись к своим лодкам, по широкой протоке выплыли к подпертой Леной и превратившейся в недвижное озеро речке Исток, а по ней буквально к самым домам Банщиковой. Богатейшее когда-то село ныне представляет собой удручающую картину. Улица Севастопольская, на которой пинали мяч ребятишки, вся завалена мусором, выбрасываемым прямо из ворот. Миновав улицу Центральную, дошли до Банщиковской Скорбященской церкви, построенной в 1889 г. банщиковскими крестьянами Дмитриевыми. А на обратном пути зашли к Георгию Александровичу Дмитриеву, которому 4 августа должен исполниться 81 год. Он в совершенно здравом уме и памяти, но из дома уже не выходит – болят ноги. Встретил нас, сидя на кровати. Очень приятное, моложавое, умное лицо. Но одной ногой он уже в вечности, и сам осознает это. Ушли с ощущением, что попрощались с ним навсегда. Это, а также вид деревни с полуразвалившимися домами, с неряшливыми стогами прошлогоднего сена на околице, деревни неприбранной, запущенной, на последнем издыхании, оставило у меня, как и в прошлый раз, гнетущее впечатление. Больше рассматривать ничего не хотелось, и мы поспешили к лодкам, стремясь как можно быстрее выбраться из этого места.

7 июля, среда.

Ночевали на берегу Лены напротив Бобошинской скалы. После завтрака отправились на место деревни Чугуевой, расположившейся недалеко от леса примерно в километре от реки. По прямой от Банщиковой до Чугуевой, по свидетельству бывшего шофера Г.А. Дмитриева, 2 километра 800 метров. Там, где стояла деревня, сейчас только несколько разросшихся кустов черемухи, заросли крапивы и трава в рост человека. Лишь отдельные уцелевшие столбы свидетельствуют, что здесь когда-то была жизнь. Чугуева исчезла немного позже, чем Горбова. Когда Горбова опустела, в Чугуевой некоторое время еще жили.

Проплыв по протокам между островов, выбрались к Чечуйску. С 2000 года, когда я был здесь в экспедиции, село заметно захирело. На центральной улице выше магазина не стало двух добротных домов-пятистенков, и улица кажется теперь какой-то кургузой, потерявшей свое лицо. Появившееся после Банщиковой минорное настроение в Чечуйске не улучшилось.

Побеседовали с Дмитрием Геннадьевичем Агафоновым. Он родом из Гребеней. Его жена работает в Чечуйской шоле. По ее сведениям, в Чечуйске в этом году на 140 жителей 13 дошкольников и 9 учеников. Местного краеведа – школьного историка Елены Владимировны Линкс мы не застали, она уехала в Киренск Ее отец, латыш Владимир Яковлевич Линкс, которого я расспрашивал десять лет назад, до сих пор жив и здравствует.

Пока мы бродили по Чечуйску, кто-то наведался к нашим оставленным перед селом лодкам и унес Димин новенький спиннинг. Дима расстроился, попытался что-то выяснить у подъехавших на мотоцикле подростков. Ему ответили: «У нас таких много», – мол, сами виноваты, оставляете на виду…

Посидели, посетовали, но спиннинг уже не вернешь. Оттолкнулись и поплыли мимо негостеприимного села.

За расположенной на окраине Чечуйска нефтебазой, стали высматривать место, где когда-то стояли Гребени. Деревня отделялась от Лены довольно широкой курьей, в которую мы заплыли снизу по течению. Выйдя на высокий берег, густо заросший травой, прошлись по тому месту, где стояли дома. Здесь в далеком XVII веке впервые поселился черкашенин (запорожский казак) Емелька Степанов, наш общий с Ольгой предок, а также прародитель всех ленских Березовских и Емельяновых. Помянули его добрым словом.

Последними из Гребеней в 1960-х гг. уехали Агафоновы, Лукьяновы и Поповы. Это были последние жители, которые стали покидать деревню после сильного наводнения 1962 г.

Полчища комаров, мошки и паутов отбили нам охоту ночевать здесь. Мы проплыли еще пару километров и остановились на плоской песчано-галечной отмели острова, чуть-чуть не доплыв до устья речки Емельяновки. В ее названии сохранилось имя Емельки Степанова, устроившего там свою мельницу.

8 июля, четверг.

Только к полудню добрались до Емельяновки. Ее устье отделено от Лены небольшим вытянутым островом. Заплыв в спокойную протоку, увидели невысокую красновато-белую, поросшую соснами скалу. Сразу за ней и впадает Емельяновка. Сейчас она подперта поднявшейся Леной, и мы легко заплыли в самое устье речки с прозрачной холодной водой. Рядом проходит дорога, ведущая из Киренска в Петропавловск.

Устье Емельяновки заболочено и сильно заросло, поэтому искать остатки стоявшей здесь до 1950-х гг. колхозной мельницы мы не захотели. По рассказам, на речке была сделана запруда, вода при этом лилась на мельничное колесо сверху, т. е. мельница была наливной.

В полукилометре от Емельяновки в Лену впадает р. Чембалова. На ней тоже стояла мельница. Сейчас здесь все расчищено, на берегу работают трелевщики и подвозимые ими бревна с помощью крана загружаются на самоходку «Якурим». На Лену тянутся клубы красноватой пыли.

Остановились под Чембаловым утесом, отвесно падающим в воду. Я вскарабкался на крутой заросший склон и затем по натоптанной тропинке поднялся на самый верх утеса. Рядом со мной парит коршун, а под нами открылась ленская ширь от Чечуйска до виднеющейся на противоположном берегу деревни Кондрашиной. Величаво изгибаясь, Лена привольно несет свои воды. Удивительно красивый вид!

Снова плывем. За утесом началась протока и скоро на крутом берегу показались дома леспромхозовского поселка Юбилейный. С обрыва под домами широкими шлейфами растянулись мусорные свалки. Здесь же у воды расположились на отдых женщины, купаются ребятишки. В конце выходящей на берег улицы Ленской к сосне прибита табличка, гласящая: «Свалка мусора запрещена. Штраф до 5000 р.».

Задерживаться в таком месте не хочется, и мы отправляемся в Вишнякову. Расспрашиваем об исчезнувшей деревне Смирновой. По рассказам Екатерины Ивановны Березовской, она располагалась в двух километрах ниже Вишняковой, там, где теперь стоят речные створы. Дома деревни разделяло кладбище с часовннй во имя святых Кирика и Иулитты. От нее в 1937 г. оставался лишь нижний оклад. В 1950-х гг. Смирнова еще существовала, а в середине 1960-х гг. на ее месте уже не осталось ничего.

Сама Екатерина Ивановна родом не с Лены. Урожденная Денисова, она родилась в 1928 г. в деревне Свиньиной Воронежской области. Ее родители приехали в Вишнякову в 1937 г. по вербовке. «Семь семей приехали, дома-то после раскулачивания пустые были». Сейчас она живет одна, ее муж умер полгода назад.

Покинув Вишнякову, прошлись по месту расположения Смирновой. Никаких следов былой жизни. Часовню разрушили, высокие деревья, стоявшие на кладбище, выкорчевали, кладбище и ямы от домов распахали.

Чистый, с небольшим обрывом, берег у Смирновой остался позади. Далее потянулись сплошные заросли тальника. Навстречу нам подул ветер, поднявший волну, и мы, уставшие к вечеру, медленно гребли вдоль берега, не находя места для остановки. Вот показались соединившиеся друг с другом острова Сенной и Еловый. Напротив них стояли когда-то деревни Беренгилова и Лыхина. Там, где были Верхняя и Нижняя Курьи, нынче вольно течет вода – появилась довольно широкая протока. Лишь к самому закату солнца мы смогли расположиться на невысоком ленском берегу чуть пониже Лыхиной.


9 июля, пятница.

Утром отправились смотреть Лыхину. Нахлынули воспоминания: мимо этой вот черемухи мы ходили на Лену, а вон разросшаяся ива на берегу Лыхинского озера, где мы малышами учились плавать. Выше озера, на веретье, стояли дома. Где-то вот здесь стоял дедов дом. Теперь же от всей деревни остался лишь один торчащий столб с вертикальным пазом для заплота. И прошло с того времени уже почти 50 лет. Да…

От речки Мостовки решили сходить на могилу моего деда на Лыхинском кладбище. И не нашли его, так все заросло лесом!

Затем все повернули назад, к лодкам, а я отправился сфотографировать Камешóк. Впервые в жизни взобрался на его вершину, вдоволь полюбовавшись открывшимся с него видом ленских берегов от Лыхиной до Петропавловска. Подумал о дедах наших и прадедах, о тех, кто впервые поселился здесь и поднимал пашню: о Захарке Игнатьеве, о Берендилке Михайлове, о Кирилке Лыхе… С каждым десятилетием их потомков становилось все больше и больше. От разбросанных по берегам Лены одиночных изб разрастались деревни. Они переносились с места на место в поисках более безопасных от наводнений мест. От этих деревень отпочковывались новые – выселки. В начале ХХ века здесь везде кипела жизнь. А теперь я смотрю на пустые места…

После обеда добрались до Петропавловска. Первым делом отправились к моему давнему знакомому, Леониду Евгеньевичу Холину, ожидавшему нашего приезда. Он затопил баню, а пока она грелась, на одном из его мотоциклов с дощатой площадкой вместо люльки, мы поехали смотреть Березовку и Сукнёву.

Деревня Сукнёва, откуда родом моя прабабушка, Марина Ивановна Романова, находилась в 5 километрах от Петропавловска. По дороге сначала проехали мимо сукнёвского ельника, затем пересекли сукнёвскую протоку, которая до постройки дамбы, особенно в большую воду, превращала место расположения деревни в изолированный остров. Там, где стояли когда-то деревенские дома, ныне ровное поле.

Еще двумя километрами дальше стояла Березовка. По рассказам, «длинная-длинная деревня была». Она располагалась на высоком берегу за рекой Пелюдой, отчего прежде называлась Запелюдой. Эту деревню никогда не топило, но пашенные угодья здесь были неудобными: они находились на склоне горы, за водной преградой.

Съездили прекрасно, много увидели и не меньше услышали от нашего сопровождающего, лучшего знатока этих мест. Холин переживает за судьбу родного села. По его словам, с 2003 г. из Петропавловска уехало 135 человек и 63 человека умерло. Петропавловскую школу в январе этого года заморозили, отопительные трубы лопнули, убытку случилось на миллион рублей. Против директора, Олега Геннадьевича Тараканова, было возбуждено уголовное дело, но вскоре закрыто – за отсутствием состава преступления. Проводить ремонт в полном объеме ни в селе, ни в районе денег нет, поэтому с нового учебного года имевшийся здесь интернат будет закрыт, школа, в которой осталось 53 ученика, будет 9-летней. Старшеклассники станут ездить в Юбилейный.

После возвращения в Петропавловск сфотографировали дом священника М. Мацуева, прадеда известного современного музыканта Дениса Мацуева. Затем побывали в собранном Холиным музее, уже не раз обворовывавшемся. После всего этого помылись в баньке. Всего на 10 минут заскочил к бывшему лыхинскому жителю Павлу Егоровичу Черных и, несмотря на то что он грозил обидеться, убежал из-за стола к лодкам, где меня ожидали остальные члены нашей маленькой экспедиции.

Солнце уже садилось за горизонт, когда мы остановились на ночевку на галечной отмели перед Сукнёвским ельником.