По реке лене в начале XIX века
| Вид материала | Документы |
Содержание10 июля, суббота. 11 июля, воскресенье. 12 июля, понедельник. 13 июля, вторник. 14 июля, среда. |
- Тема урока: «Россия в начале XIX века», 24.45kb.
- Тематическое планирование по литературе. 10 класс, 31.14kb.
- Контрольная работа №9 класс. Тема: Страны мира в начале XX века, 69.85kb.
- Владикавказско-Моздокская епархия русской православной церкви во второй половине XIX, 1104.17kb.
- Формирование культуры здоровья учащихся в XIX – начале ХХ века в отечественном образовании, 70.96kb.
- Тема 1: Экономическое развитие России первой половине XIX, 99.46kb.
- Временные границы романтизма, 34.08kb.
- I. россия на рубеже xix—xx вв. § Государство и российское общество в конце xix— НАЧАЛЕ, 469.47kb.
- Н. Г. Баранец Метаморфозы этоса российского философского сообщества: в XIX начале, 5421.14kb.
- Великобритания в начале 19 века Внутренняя политика, 39.21kb.
10 июля, суббота.
С утра предавался невеселым размышлениям. Змеиновскому фельдшеру, Д.В. Пахоруковой, в этом году исполняется 70 лет, она собирается закончить работу: «Хватит уже». Но нового фельдшера нет. «Работать перестану, а люди все равно приходить будут», – говорит она.
В Банщиковой Г.А. Дмитриев из-за больных ног не может выйти из дома. Его жизнь ограничена пределами комнаты. Ухаживающая за ним соседка, уходя¸ закрыла входную дверь, накинув на нее замок. «Мажу какую-то мазь, да не помогат…»
В Петропавловске П.Е. Черных пожаловался на камень в почках. «Надо ехать в Новосибирск, там вроде лазером разбивают, а то здесь пойдет, так и до Киренска не довезут. А довезут, так что там сделают?».
По всему этому можно судить, что медицинского обслуживания в районе практически нет. Люди здесь, как и прежде, умирают преждевременно. Такие вот грустные мысли.
Переплыв Лену, мы оказались в Сполошиной. Первыми, кого встретили в ней, были братья Пеньковы. Поговорив недолго с нами, они предложили купить две медали: «ХХХ лет Победы в Великой Отечественной войне» и «За трудовую доблесть». По 150 рублей за каждую. Получили деньги и тут же исчезли.
Сполошина совсем умирает. В ней остался десяток дворов да человек 30 жителей. Электричество – от дизеля, работающего с 7 до 9 часов утром и с 6 до 9 часов вечером. В прошлом году закрыли школу. Остались только магазин да почта. Связь с миром по единственному на деревню таксофону, позвонить по которому можно, купив карточку на почте.
Лариса, узнав, где сохранилась русская печь, привела нас к бабе Лине – Элизе Ильиничне Охлопковой. Родители ее похоронены на Сполошинском кладбище, и она не собирается отсюда никуда уезжать, хотя уже и ходит с трудом. Сейчас у нее в гостях дочь Екатерина, приехавшая из Иркутска.
На стене дома под стеклом висит ксерокопия старой фотографии, на которой заснята семья отца Элизы Ильиничны, Ильи Никитича Охлопкова. Все с удивлением отметили, что я на него сильно похож. Для меня это не удивительно: мы имеем с ним общих предков, в нас течет одна кровь.
Около пустых домов братьев моей бабушки, Герасима и Прокопия Таракановых, зияет провалами окон Сполошинская Ильинская церковь. Первоначально она была построена на верхнем конце села. После установления советской власти ее перенесли в центр, устроив в ней клуб. И сегодня в отделявшей кинобудку стене остались квадратные дырки для работы кинопроекторов.
Братья Пеньковы, продав нам медали, тут же побежали в магазин, купили литровую бутылку «Пшеничной», после чего уже навеселе подошли к нашим лодкам. Все три брата имеют выраженную инородческую внешность: «Мать-то наша эвонка». С ней мы столкнулись в деревне – бродит подвыпившая, одетая в выцветшие мягкие штаны и старую кофту. Братья, разговаривая с нами, по очереди подходят к бутылке, наливают в надетый на горлышко стаканчик, молча выпивают и занюхивают кусочком вяленой рыбы. Младший из них еще совсем подросток.
Отказавшись выпить с ними, садимся в лодки и гребем на противоположную сторону Лены в устье р. Пелюды, а по ней в Орлову – бывшую деревню Кобелевскую. Она стоит на отшибе, за Пелюдой, через которую надо как-то перебираться, поэтому жители ее не избалованы посещениями туристов. Может быть, поэтому двое жителей Орловой меня узнают, хотя я был здесь почти десять лет назад, в 2001 г.
Хозяин одного из домов, построенного уже не из цельного бревна, а из бруса, с легкой гордостью показал нам прилепившиеся под крышей гнезда ласточек: «Больше ни у кого в деревне нет». Как может, он оберегает гнезда, подрезая ветки растущей близко к дому березы и гоняя кошек из рогатки.
Заходим в дом Елены Владимировны Залуцкой, у которой сохранилась русская печь. Однако она уже модернизирована: перед шестком устроена плита. Выходя из дома, я замечаю красивую железную сечку, подоткнутую к стене дома. Не выдержал, попросил отдать, если не нужно. – «Да берите». На радостях, показывая подарок Ларисе и Ольге, поспешил к лодкам. Мы прошли уже полдеревни, как нас догнал хозяин дома на мотоцикле: «Сумку-то забыли» и протягивает мне мою полевую сумку со всеми нашими с Ларисой деньгами, паспортами, картами и другими вещами. После этого Орлова, тоже в целом умирающая деревня, все же оставляет по себе благоприятное впечатление.
Ниже устья Пелюды потянулся высокий крутой яр, разорванный в двух местах речками Балаганкой и Мехоношинской. В устье первой из них я надеялся увидеть Осиновый луг, на котором в XVII веке завел свою пашню еще один мой предок – Давыдко Пшеничный. Но здесь не нашлось бы места даже для одного дома. Зато в устье Мехоношинской домов было предостаточно. Стоящие среди леса, они были окружены оградой с прожекторами и трехметровой ширины контрольной полосой. Это лагерь ЛЗУ-КП31, который сполошинские жители упоминали как Алмаз. Осматривать его внимательно не было никакого желания, вернулись к лодкам и сплавились еще немного. Остановились для ночевки, немного не доплыв до поселка Золотого.
11 июля, воскресенье.
Накануне вечером поставили сеть. Вытянув ее сегодня, нашли в ней двух щучек и двух окуней, которые тут же пошли в уху.
С раннего утра сверху Лены, откуда мы приплыли, потянулись тучи, и вскоре зарокотал гром. Видно было, как вдалеке темными, спускающимися к земле полосами проливается дождь. После двух дней сильной жары в воздухе стало заметно свежее, поэтому утренние сборы прошли быстрее и легче.
Плывем. Мимо нас в ту и другую сторону по Лене снуют моторные лодки. В этом году их гораздо больше, чем в 2007-м или, тем более, в начале десятилетия.
На берегу среди леса показались дома. Когда-то на ручье Золотом мыли золото – здесь находили старательские лотки. Потом золотом стал лес. Образовавшийся тут леспромхоз получил то же название – Золотой. Как рассказывают, богатый и многолюдный леспромхоз был, школу, что показательно, двухэтажную построили. Однако просуществовал леспромхоз недолго. Он был образован в 1960 году, а в 1991-м, во время гайдаровской реформы, в одночасье рухнул. Сейчас здесь живет всего несколько человек.
За темным, выступающим к воде, мысом прибрежный хребет слегка отступил, давая разместиться небольшой деревне. Здесь находились Старые Дворы, или деревня Агафонова. Довольно высокий берег зарос травой по плечи, а зонтичные растения с белыми шапками цветов высятся над головой. Место начало зарастать и деревьями. Между ними большое количество разрытых земляных муравейников. От одного к другому по траве тянутся медвежьи следы. Среди кустов кислицы нашли пару ям от стоявших здесь домов да кучу банной каменки – вот и все свидетельства былой жизни.
Напротив, через Лену, отгороженная несколькими островами, простирается долина реки Чечуй. Чечуй – один из самых рыбных притоков Лены. Именно на его берегу, по высокой террасе в километре-полутора от впадения в Лену, располагалась деревня Пущина
Пробравшись сквозь заросли тальника, кучи нанесенного на берег плавника и густую траву, я добрался до места деревни. Пройти по бывшей улице не смог, все сплошь заросло жгучей крапивой, вымахавшей в рост человека. Пришлось обходить деревню снизу, под террасой.
От некогда большой Пущиной осталось всего несколько дряхлых построек. И лишь в одной из них нахожу человека. Это Вениамин Валерьевич Старцев, 1951 года рождения. Второй уже год живет здесь один. Он горный инженер, работал в Якутии, в Усть-Янском районе, был главным инженером рудника, находящегося в 7 километрах от моря Лаптевых. С 1996 г. на пенсии по шахтовому стажу. В 2008 г. уехал из Якутии и вернулся на место родной деревни: «Надоело всё. Работа надоела и женщины надоели, всё…»
Семейная жизнь не сложилась, с женой-полуякуткой разошелся в 1985 г. Но с дочерьми связь поддерживает. Старшая, Анна, по существовавшей в Якутии программе «одаренные дети» училась на Аляске в Анкоридже, затем преподавала в Якутском госуниверситете. После, находясь в Москве, познакомилась и вышла замуж за пакистанца. Сейчас они живут в своем доме в Лондоне. Кроме этого, у них квартира в Москве, дом и квартира в Дубаях. Имеют 10 миллионов долларов дохода в год. А отец, подобно бомжу, в заброшенной деревне в Сибири. Такие вот жизненные парадоксы!
В Пущиной долго теплилась жизнь. До 1996 г. в ней жили Федор Иванович Докучаев с женой Тамарой Федоровной (матерью Вениамина) и сыном Сергеем. Лет 20 они прожили в Пущиной одни.
Дед Вениамина пропал без вести в Великую Отечественную войну. Бабушка долгое время жила в Ленске, за год до смерти вернулась в Пущину, и здесь скончалась. А в Старых Дворах жил прадед Вениамина – Сергей Старцев, полный Георгиевский кавалер. Умер он в 1965 г., – «сгорел от водки в 99 лет...»
Кроме живущего Старцева в Пущиной строит зимовье петропавловский житель Николай Александрович Докучаев. Он устроился работать на гидрометеопост на Чечуе, находящийся в 9 километрах от устья. Там же, чуть выше гидрометеопоста, располагается и пост рыбнадзора.
До следующей от Пущиной деревни Прилуки, располагавшейся в конце длинного луга по правому берегу Лены, 4 километра. После установления советской власти в Прилуках существовала богатая коммуна: «Сливки кружками пили». Пущинские и прилукинские враждовали между собой, луг между деревнями был перегорожен не просто изгородью, но заплотом.
Деревня Ильина отстоит от Пущиной на 6 километров. К нашему удивлению, в ней до сих пор осталось множество домов и хозяйственных построек, хотя и в сильно порушенном состоянии: с разобранными печами, со снятыми полами, иногда выпиленными на дрова стенами. Дома протянулись вдоль Лены не на самом берегу, а в глубине, на более высокой террасе. Поэтому с воды их почти не видно. На самом берегу расположилась только длинная деревянная ферма с высокой крышей. Место здесь красивое, привольное. В ту и другую сторону от деревни далеко тянулись пашни и луга. На противоположном берегу к Лене приступил высокий хребет, до самой воды заросший густым смешанным, с преобладанием сосны, лесом.
В трех приспособленных для ночевки постройках в Ильиной останавливаются рыбаки. Однако их давно уже не было, судя по тому, что подступы к домам плотно заросли высокой травой и целым морем крапивы, сквозь которые мы пробираемся словно по озеру по горло в воде. Из травы поднимаются тучи мошки и комаров, внезапно и больно кусают пауты. Наши реппеленты помогают ненадолго, мы непрестанно отдуваемся, отмахиваемся руками и хлопаем себя по разным частям тела, будто выплясываем под неслышную музыку.
Прямо в домах, под потолком, слепили свои гнезда деревенские ласточки-касатки, мелькающие красным брюшком из-под черного фрака на спинке. Пищи ласточкам предостаточно, но встречаются они теперь в ленских селениях не часто, словно с покинувшими родные места людьми и они навсегда улетели в дальние края.
От Ильиной вдоль левого берега начинаются многочисленные острова, протянувшиеся на добрый десяток километров, вплоть до Мироново и Дарьиной. Фарватер же идет вдоль правого берега Лены. Туда, где течение более быстрое, мы и направили свои лодки.
12 июля, понедельник.
Вчера поздно вечером достигли устья р. Чаи – родины ленских Таракановых. Остановились на левом берегу в виду домиков рыбоохраны, пристроившихся на крутом взгорке в самом устье Чаи. Гнуса здесь оказалось не в пример больше, чем в Ильиной. В воздухе стоит сплошной звон, лицо и руки горят от укусов. Накомарники снимать просто страшно, а есть приходится уходить в наглухо застегнутые палатки.
После впадения Чаи каменистое, слегка заиленное ленское дно становится чистым, отмытым. Вода так же кристально прозрачна, как в Чечуе. Вообще вид Лены постепенно меняется. Река стала шире, берега круче, вдоль воды гораздо меньше зарослей тальников.
К 11 часам добрались до села Мироново. Поплыли не по той протоке, в результате чего пришлось вытягивать лодки в нужное нам русло против стремнины между двумя островами. Но преодолели, причаливаем к берегу. В ближайшем огороде мужики в накомарниках окучивают картошку.
В Мироново вместе с Малиновкой (четыре дома, находящиеся на некотором отдалении от села) и Дарьиной в 2 километрах (два жилых дома) ныне 32 хозяйства, 56 жителей. Работает магазин. В школе 4 ученика на 3 класса. Электричество от дизеля только утром и вечером. Возле дизельной, не обращая никакого внимания на шум, повадился отдыхать медведь.
Пофотографировав село, перебираемся в Дарьину. Живший здесь Георгий Николаевич Лыхин, у которого я останавливался на несколько дней в 2001 г., умер два года назад. Дом закрыт, ограда до порога заросла крапивой.
И вновь мы плывем, стремясь преодолеть 30 километров, чтобы к вечеру достичь Ичёры – предела мечтаний Ольги. Даже перекусываем на ходу, сцепив вместе лодки.
В 10 километрах от Мироново на другом берегу Лены стояла деревня Мандра. От нее на вытянутом вдоль Лены лугу, начавшем зарастать деревьями, остался только один дом с провалившейся крышей. В полукилометре от деревни по широкой долине между хребтами в Лену впадает речка Мандра.
А солнце сегодня снова греет немилосердно. Ходить по Мироново и Дарьиной было жарко и душно. Когда выходишь на берег, чувствуешь, как от раскалившихся камней исходит знойный воздух. Поэтому сегодня мы все усердно купаемся.
Справа на высоком крутом склоне среди деревьев забелело большое пятно. Скала? Удивительно, но это лед! Какой же толщины наморозило его здесь зимой, что и в середине лета он не растаял?!
Остановились сегодня немного пораньше, на острове Таловом, не доплыв до Ичёры километра четыре.
13 июля, вторник.
С самого утра наступил зной. Берега вокруг затянуты легкой голубоватой дымкой. Под равномерный плеск поднимающихся и опускающихся весел невольно начинают закрываться глаза. Плывем молча, в полудреме.
Но вот и Ичёра. Ее предваряет запоминающейся формы гора на противоположном берегу Лены. Домов в Ичёре еще много, но почти все они пусты. Выглядит деревня совсем заброшенной, хотя на улице пасется табунок лошадей. Жилых домов всего четыре. Перед одним из них встречаемся с Павлом Судаковым. Он из города Кизляра, что в Дагестане, живет здесь с 1995 г. Другой жилой дом принадлежит Николаю Березовскому, с которым мы встретились в Мироново на отмечавшемся там дне рождении. В третьем живет некий Михалыч. И, наконец, четвертый и последний дом, стоящий на самом берегу, принадлежит Юрию Николаевичу Киму, работавшему в леспромхозе в Давыдовской у Владимира Владимировича Трачука. Возле дома стоит немало всякой техники. Ким уже на пенсии. Поселившись в Ичёре, хочет построить здесь курорт – в устье реки Ичёры есть целебные грязи.
До недавнего времени в Ичёре была еще одна жительница – Капитолина Березовская. Но год назад она умерла. Дом закрыт на замок. Его вряд ли кто-нибудь купит, но обстановку в доме наследники хотят продать. Капитолина гнала самогонку и торговала ею, деньги у нее водились. Из-за них ее и под ружьем держали, и по голове били. А вспоминают ее с добром: «Душевная бабушка была».
Набрали в заброшенных домах разных «экспонатов» и сварившиеся от жары еле добрались до лодок. Первым делом бросились в воду. Потом, слегка перекусив, поплыли к устью Ичёры, которое обозначает живописная скала. Ольга, побывавшая на родине своих предков, гребла, задумчиво дымя папиросой.
От Ичёры по левому берегу потянулись причудливо изломанные скалы. Солнце просто обжигает. Время от времени останавливаемся и пытаемся охладиться в реке. Первые 10 минут после купания чувствуем себя лучше, но затем снова припекает, как на сковородке. В воздухе распространяется терпкий смолевый аромат – по берегам, в основном, растет молодой сосняк, среди которого просматриваются светлоствольные осины и, реже, березы. Все чаще начинают встречаться темные остроконечные ели. Природа здесь все больше приобретает северный характер.
Посередине реки отец с сыном проверяют на моторке какую-то снасть. Затем они снимаются с места, обгоняют нас и причаливают к берегу впереди. Пока мы потихоньку доплыли до них, увидели, что они уже вываживают спиннингом большую рыбу.
– Кого поймали?
– Щуку.
– О, можно посмотреть?
– Смотрите, сейчас вытащим, она уже устала.
Отец подвел рыбу к лодке, а сын подхватил ее за жабры и затащил в лодку.
– Ого, какая большая!
– Килограмма четыре будет. Но это так, баловство. Мы здесь других ловим.
Он поднимает со дна лодки такого же размера осетра. На его боку зияет рана.
– Так вы его на самолов поймали?
– Да, запрещенное средство лова.
Потом рыбак расспросил нас, кто такие будем, и представился сам: Дмитрий Округин, глава Коршуновской администрации.
Еще в Никулиной А.И. Суханов жаловался на существующие порядки, которые заставляют людей воровать: «Установили 30-километровую зеленую зону. Лес для постройки можно рубить только за хребтом. А как оттуда бревна вывезти – лошади не вытянут, а техники нет? Вот и приходится воровать».
То же и с рыбалкой. Если коренным жителям Сибири и Дальнего Востока рыбу сетями ловить можно, то русским, живущим на Лене в течение почти четырех веков и не представляющим жизни без рыбы, это запрещено: «Рыбнадзоровцы тут, как волки, рыщут». Несмотря на запреты, ловят и сетями, и самоловами.
Моторок по Лене ходит довольно много, и многие вместо традиционных «Вихрей» предпочитают японские моторы «Ямаха» или «Хонда». «Даже 20-сильная "Ямаха" помощней "Вихря" будет», – говорит один из владельцев.
Между Ичёрой и Давыдовской прямо из-под скал вытекает множество небольших солоноватых источников. Также и вода в реке Ичёре – мягкая и слегка солоноватая. Недаром здесь когда-то варили соль. Однако пить такую воду не очень приятно.
Деревня Давыдовская, до которой мы вскоре добрались, раньше состояла из двух частей. Верхняя часть называлась Кораблевой. Давыдовской не везло, за советское время она горела три раза. Первый раз в 1930 г., когда в этих местах случилось большое наводнение, затем в 1950-х и последний раз в 1970-х гг. В 1976 г. в деревне оставалось 6 дворов. Сейчас на месте былой деревни базируется ООО «Витим-лес». Заходим в «Штаб» – небольшую избушку перед длинным рядом свежих домиков-коттеджей для рабочих. Беседуем с находящимися здесь молодым человеком из Братска и более зрелым, родом из Казахстана. В леспромхозе есть и столовая, и прачечная, постоянный свет, компьютеры, даже спутниковый Интернет. Мы спросили про температуру на улице и нам тут же вывели распечатку погоды на предстоящую неделю. Температура воздуха сегодня 38 градусов в тени, на солнце – 42.
Как и в других леспромхозах, здесь вахтовый метод работы: два месяца трудятся, один отдыхают. Всего работает до 300 человек, в основном из Киренска и Иркутской области. Но приезжают и издалека: из Волгограда, из Владимира, из Украины. Дорогу оплачивает леспромхоз. Если специалисты хорошие, то все равно выгодно. Работа в две смены по 12 часов. Здесь рубят лес и здесь же его перерабатывают. Продукцию отправляют в Якутск и в Усть-Кут, до железной дороги.
14 июля, среда.
Утром успели спокойно попить чаю, а потом навалилась мошка и заставила нас спешно собраться и покинуть место ночевки. В 9 часов мы были уже на воде.
Неожиданно быстро увидели на берегу крыши домов и возвышающийся над ними силуэт церкви. Это бывшее село Мутинское. От него осталось восемь пустующих домов, стоящих на самом берегу Лены перед крутым ее поворотом.
На куполах церкви кто-то недавно установил грубо сколоченные кресты, а в разоренном алтаре оставлено несколько бумажных иконок и полусгоревших свечек. Перед иконками лежит россыпь денежной мелочи. Рядом с церковью бежит речка Брызгунья, за ней в небольшом лесочке виднеется кладбище.
Сразу за поворотом на противоположном берегу Лены располагалась, как указано в лоции, деревня Кармадонова (позже, в Коршуново, ее назвали Потаповой). В 1976 г. в ней уже никто не жил. Не сразу обнаруживаю место. Сначала увидел широкий луг, а пройдя его до середины, и длинное озеро, у нижней оконечности которого размещалась деревня. Истончавшееся к деревне озеро сейчас сильно высохло и разделилось заиленными перешейками на несколько водоемов. Деревня была построена на старой ленской террасе, у самого леса. Нахожу несколько ям, заросших крапивой, а ближе к озеру, видимо, в палисадниках, – кусты черной и красной смородины. Кислица, как называют последнюю на Лене, рясно сидела на ветках. Кроваво-красные, светящиеся на солнце ягоды, – словно реквием по ушедшей деревне. Сердцем я ощутил свою близость к этому месту, и спелая, сочная кислица – словно последний привет от живших здесь предков.
Но надо двигаться дальше – я ходил к деревне один, и меня уже потеряли.
Взяли курс на Коршуново, которое должно быть за новым поворотом.
Коршуново – большое и живое село. Первый ряд домов, протянувшийся по береговой террасе, состоит из двухквартирных брусовых домов. На многих из них прикреплены большие тарелки спутниковых антенн. К берегу приткнуто большое количество моторных лодок с неснятыми моторами, «Вихрями» и японскими «Ямахами». На первый взгляд село не вызывало никакого интереса. Однако когда мы вышли из лодок и пошли в магазин, увидели что второй ряд домов, стоящий за огородами на более высокой террасе, гораздо интереснее. Дома расположились по одной стороне улицы, лицом к Лене. Их перенесли сюда после большого наводнения 1930 г. Дома добротные, украшенные разнообразными наличниками и пропильной резьбой под карнизами. Мы с удовольствием все это пофотографировали.
В Коршуново съехались жители из всех окрестных деревень. Особенно много Светлолобовых из Мутиной. Обосновашиеся здесь с начала XVIII века Округины живут до сих пор, а вот основателей села – Коршуновых – уже не осталось.
Коршуново живо напоминает деревню моего детства. Здесь тоже есть пустые дома, но зарослей травы вокруг них нет, она аккуратно подъедена пасущимися по селу лошадьми и коровами. Уже только это придает улицам села опрятный и жилой вид. На улицах многолюдно: деловито проходят женщины, катаются на велосипедах дети, ездят на мотоциклах парни. В Лене полощутся и стар и млад. В селе два или даже три магазина, есть детский сад, полная школа, библиотека в отдельном доме. Живет Коршуново!
Но жара нынче стоит невыносимая. Пока ходили по селу, перегрелись едва не до теплового удара. Купание в разогретой ленской воде не приносит почти никакого облегчения.
Отплыли. Лена и прибрежные хребты в белесом мареве, ни ветерка, ничто не шелохнется, только гнус активно атакует нас даже на воде, не давая спокойно грести. Еле добрались до подходящего местечка для остановки, немного не добравшись до устья речки Степанихи. Сделали салат из купленных в Коршуново огурцов и зеленого лука, сварили кашу с тушенкой. Ели в накомарниках.
Перед самым закатом из-за горизонта сверху Лены быстро потянулись темные тучи и подул сильный ветер, разом снесший мошку и комаров. Посвежело. Мы вздохнули с облегчением: наконец-то обещанный по Интернету дождь!