Аль-шерхин Жанр

Вид материалаСказка
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8

- Ну, спрашивай, что хочешь, - сказал Тхан уже другим, лёгким и небрежным тоном. - Я постараюсь больше над тобой не насмехаться.

Инди развернулся к нему, с трудом сдерживая дрожь. Он отказывался признаться себе в том, что его тянет к этому юноше, так, как ни к кому никогда не тянуло. У него не было друзей, и он впервые видел перед собой человека, которому, несмотря ни на что, отчаянно хотел понравиться или хотя бы не оттолкнуть.

- Сколько вас... нас? - помедлив, спросил он наконец.

- Ты имеешь в виду, мальчиков Бадияра-паши? Сейчас - одиннадцать.

- Так много? - поразился Инди, и Тхан засмеялся серебристо и мелодично.

- Это не много для гарема владыки целого княжества. Просто Бадияр-паша не любит мальчиков. Наложниц у него значительно больше - почти полсотни.

- Не любит мальчиков? - сердце у Инди ёкнуло. - Так значит, он с ними... он нас...

- Не кладёт с собой в постель, - насмешливо глядя на него, закончил Тхан. - А ты думал, что станешь его наложником? Размечтался.

Волна невыразимого облегчения затопила Инди. Так, значит, здесь с ним не будут делать ЭТО! О, боже, как мало надо порой, чтобы почувствовать себя безгранично счастливым. Ему сразу стало намного лучше, и он даже смог выпрямиться и сесть ровнее.

- Но что же тогда мы здесь делаем? Если Бадияр не использует нас для плотских утех... - он осёкся, когда Тхан поднял руку ладонью вверх - спокойным, повелительным жестом, будто приказывая ему замолчать. Инди снова поразился надменности, почти властности его движений. Да кто же он, в конце концов, такой?!

- Во-первых, - сказал Тхан, когда Инди замолчал, глядя на него во все глаза, - нельзя называть нашего владыку просто "Бадияр". Или "Бадияр-паша", или, и это лучше, "наш владыка" или "наш господин". Так же и обращайся к нему, если он позволит тебе говорить. Если не позволит, лучше не раскрывай рта. Во-вторых, я сказал, что он не берёт нас в свою постель, а не что мы не нужны ему для плотских утех.

- Что это значит?

- Увидишь, - коротко ответил Тхан, явно не собираясь вдаваться в подробности.

Какое-то время они молчали. Радость, охватившая Инди, ощутимо померкла.

- Но он... он не будет нас... меня... - запинаясь, пробормотал он.

- Трахать? Или, выражаясь красиво, вводить в твоё тело своё естество? Нет, не будет.

В голосе Тхана звучала насмешка - жестокая и обидная, хотя он и обещал Инди не насмехаться. Инди посмотрел на него исподлобья. Похоже, этого злого и красивого мальчика никогда не - как он сказал - трахали мужчины. Никогда ему в задний проход не вонзали горящую желанием плоть. Не ставили на колени и не приказывали сосать, пока рот не заполнится семенем. Да, конечно, ему легко насмехаться.

Инди понял, что дальнейший разговор в этом русле бессмыслен - да и, в конце концов, скоро он наверняка сам всё узнает. Поэтому он спросил о другом:

- А сам ты откуда родом?

- Издалека. Как и ты.

- Это я понял - но из какой ты страны? И как сюда попал?

- Я не обязан рассказывать тебе об этом, - ровно сказал Тхан. Инди осёкся. Как с ним трудно! Сейчас, когда они сидели совсем близко, так, что лежащая на колене рука Тхана почти касалась бедра Инди, его красота не казалась уже такой далёкой и пугающей. Но и ближе, доступнее и понятнее он всё равно не стал. Инди уже понял, что Тхан расположен говорить о себе не больше, чем о пристрастиях своего владыки. О чём же ещё поговорить?..

- А другие мальчики? Они сейчас где?

- Кто как. Некоторые в купальне. Тарри, если не ошибаюсь, на половине рабов - ему шьют новое платье. Некоторые с нашим владыкой. Остальные у себя.

- Они никогда не гуляют? Не собираются вместе, не...

- Отчего же - собираются. Чтобы посплетничать и позлословить, - спокойно сказал Тхан. Инди пристально посмотрел на него.

- И ты тоже с ними ходишь?

- Конечно. Кроме как с ними, разговаривать тут больше не с кем. Не с рабами же...

- Ты их презираешь?

- Большинство из них, - всё так же спокойно ответил юноша. - Все они попали сюда лишь потому, что очень красивы. Во всех остальных отношениях они совершенно пусты, мелочны и ничтожны.

- А ты, конечно, не таков, - не выдержал Инди.

- Нет, не таков. А ты? - спросил Тхан и в упор посмотрел на него.

Когда эти огромные сапфировые глазищи смотрели на него вот так, прямо, Инди не выдерживал и отводил взгляд. Ему казалось, эти глаза глядят ему прямо в душу, силясь отыскать в ней самое потаённое и слабое место.

- Впрочем, ничтожны не все, - не дождавшись ответа, продолжил Тхан. - Тарри, например - он не ничтожен. Он тщеславен, но не глуп, и очень опасен. Остерегайся его.

- Зачем? - удивлённо заморгал Инди.

- Чтобы остаться в живых, зачем же ещё.

Инди посмотрел на него в потрясении. Он уже знал, как жестоки бывают хозяева, но впервые столкнулся с тем, что и их рабы могут быть жестоки друг к другу.

- Почему... как... зачем кому-то здесь меня убивать?!

- Чтобы ты не отнял у них благоволение Бадияра-паши, конечно. Если ты понравишься ему слишком сильно, то долго тут не задержишься. Ещё только в прошлом месяце нас было двенадцать.

Тхан замолчал, а Инди не стал расспрашивать дальше. Он и так понял: мальчики паши убили одного из них... одного из своих. Слишком красивого, должно быть. Инди чуть было не спросил, почему же сам Тхан ещё жив, если у них тут такие волчьи законы, но вовремя прикусил язык.

- Но неужели никто ничего не знает? Слуги, стражи...

- Догадываются, конечно. Но доказать не могут. Это сложно устроить - так, чтоб устранить соперника и не попасться. Риск слишком велик. Поэтому у нас тут умирают всё же не слишком часто, - сказал Тхан и очаровательно улыбнулся. Инди пробрала дрожь от этой улыбки. - Но тебе бояться нечего, Аль-шерхин, - добавил юноша неожиданно очень мягко. - Если ты окажешься достаточно сообразителен и будешь вести себя верно, то всё с тобой будет хорошо.

- Мне не нужна благосклонность Бадияра... то есть нашего владыки, - вырвалось у Инди. - Хоть бы он вообще не узнал о том, что я здесь!..

- Он отправил на твои поиски целый отряд, - сухо сказал Тхан. - Как, по-твоему, он может не знать, что ты здесь?

Инди примолк. Он совсем не это имел в виду, но оправдываться было глупо. Конечно, Гийнар давно уже предстал перед своим владыкой и доложил ему об успешном выполнении поручения... Гийнар... Инди с самого утра не вспоминал о нём - а теперь вспомнил, и сразу тяжесть навалилась на сердце.

- Гийнар-бей... главный евнух... он... какой он?

Он задал вопрос - и сразу же понял, что совершил роковую ошибку. Лицо Тхана на миг исказилось, почти утратив свою красоту, потом приняло прежнее равнодушное выражение и застыло неподвижной маской.

- Ты должен знать о том лучше моего. Он ведь твой ставленник, - сказал Тхан, и в его голосе было столько желчи, что Инди вздрогнул.

- Мой... кто?! О чём ты... - начал он - и осёкся.

- Оммар-бей был главным евнухом двадцать лет, - в полной тишине прозвучал негромкий голос Тхана. - Он был разумен и добр, насколько это возможно. Гийнар был его помощником и много раз пытался извести Оммар-бея, чтобы занять его место. Мы все, - в голосе мальчика вдруг прорвалась настоящая страсть, - все молились, чтобы ему это никогда не удалось! И не удавалось, ибо наш владыка мудр, его так просто не проведёшь. А потом Оммар-бей поехал за тобой, и его убили. - Тхан умолк на миг, и его глаза полыхнули такой ненавистью, что Инди отшатнулся. - Его убили из-за тебя. Из-за тощего грязного мальчишки, на которого и смотреть-то жалко. И теперь над нами встал Гийнар. Как знать - может, ты даже попадёшь в его любимчики, ведь это тебе он обязан своей удачей.

- Я не хотел смерти Оммар-бею, - прошептал Инди, глядя в неподвижное лицо Тхана почти с мольбой. - Клянусь, не хотел! Он был добр со мной, я... мне правда так жаль...

- Тебе будет ещё больше жаль, когда об этом узнают остальные. И когда познакомишься с Гийнаром поближе. А теперь мне пора идти, - без паузы сказал Тхан, поднимаясь на ноги. - Я и так с тобой слишком долго болтаю.

Ничего больше не сказав, он повернулся спиной и вышел, и Инди остался один. Он слышал, как скрипнула соседняя дверь, и медленно отвернулся, привалившись спиной к стене и слушая, как журчит фонтан во внутреннем дворике за окном - в полной, давящей тиши.


- Не мог бы ты немножечко... ай! - вскрикнул Инди, и цирюльник, только что содравший с его ноги восковую лепёшку, недовольно сказал:

- Чего ты всё время орёшь? Тебе кляп вставить, что ли?

- Прости, - пробормотал Инди, торопливо утирая влагу, выступившую на глазах. - Просто очень больно...

- Ха - больно ему! Боль надо терпеть. А ну, сцепил зубы. Сцепил, я сказал! Крепче! Чтоб я видел твои желваки. Ну, готов? - отрывисто спросил он и прежде, чем Инди успел кивнуть, рывком содрал воск со второй его ноги. Инди взвыл сквозь зубы, слёзы уже вовсю лились по его щекам, хотя рыдания не давили грудь - просто тело не выдерживало такой резкой боли.

- Ну вот. Уже почти всё, - сказал цирюльник, довольно осматривая длинные полоски застывшего воска, на которых частой шёрсткой щетинились волоски, выдранные из кожи Инди. - Теперь иди вот сюда. Сейчас будет немного щипать.

Ну ничего себе - немного, думал Инди, опуская ноги в дымящуюся, почти кипяточную воду, которой был наполнен небольшой мраморный бассейн. Кожа мгновенно покраснела, Инди казалось, что с него её сдирают живьём. Процедура удаления лишних волос была самым мучительным, чему он подвергся за прошедший день, целиком проведённый в руках гаремных слуг. Уже добрых шесть часов они мыли, чистили, расчёсывали и смазывали Инди, приводя в вид, который не вызовет в его владыке брезгливость. Всё это походило на приготовления к продаже на Большом Торгу, но даже там с ним возились меньше. Здесь же он только и делал, что переходил из одних ловких рук в другие - в перерыве между мытьём и стрижкой ногтей с него снимали мерку на обувь и платье, обмеряя с ног до головы - начиная от обхвата плеч и запястий и заканчивая чуть ли не длиной носа. Закончили самым болезненным - удалением волос. Инди кусал губы, стараясь сдержаться, но болезненные вскрики то и дело вырывались из его горла, к вящему неудовольствию слуг, привыкших к спокойствию и тишине.

- Если будешь таким шумным, тебя накажут, - сказал цирюльник, выливая в бассейн ещё одно ведро кипятка, так что Инди заскрежетал зубами. Все рабы, которые возились с ним, были евнухами, за день он привык к ним и почти не стыдился, но каждый раз, когда он чувствовал на себе неодобрительный взгляд, ему становилось плохо. Он ужасно устал и хотел есть, но когда заикнулся об этом, ему заявили, что сперва красота, а еда - уже потом.

- Ты ведь не хочешь, чтобы наш владыка отвернулся от тебя с отвращением, а? - спросил цирюльник, обмазывая горячим воском его промежность и попку. На ягодицах у Инди почти не было волосков, но и это не спасло самую многострадальную часть его тела от пытки. На вопрос цирюльника он ответил только скрежетом зубов. Да и что тут ответишь?

В конце концов евнух, командовавший небольшой армией слуг, осмотрел Инди, дрожащего от ещё не прошедшей боли и усталости, и удовлетворённо кивнул. Кругом были зеркала, но Инди не взглянул ни в одно из них - ему было всё равно, как он выглядит. Он беспрекословно позволил одеть себя в мягкую хлопковую тунику, охладившую его истерзанное жёсткими мочалками тело, и очень обрадовался, когда его наконец покормили Он надеялся, что теперь ему позволят уйти к себе и отдохнуть - он явно был слишком измучен, чтобы показывать его Бадияру-паше прямо сейчас, - но надежда пропала втуне.

- Иди, посиди немного во дворике, подыши, - велел ему евнух; это был не Гийнар, а его помощник, звали его Ургим. - Ты целый день провёл в душной комнате, это вредно для кожи. Иди проветрись.

Инди ничего не оставалось, как подчиниться.

Он вышел - вернее, его вывели, подтолкнув в спину - в пустой дворик, отделявший купальню от комнат, и устало опустился на мраморную скамейку у стены. Он так измучился, что чуть было не лёг на эту скамейку и не растянулся на ней, но внутреннее напряжение помешало ему это сделать. К тому же вечерний воздух действительно освежал его разгорячившееся лицо, ласково прикасался к щекам, и вдыхать его было хорошо. Инди посидел так какое-то время, вспоминая утренний разговор с Тханом, и уже собрался уходить, когда вдруг противоположная дверь открылась, и из неё, смеясь и болтая, вышли несколько мальчиков, в которых Инди мгновенно узнал своих товарищей по несчастью.

Узнать их было нетрудно - они все, все без исключения были очень красивы.

Их было четверо: двое - ровесники Инди, один немного младше, один постарше. Двое были черноволосы и темноглазы; Инди сразу понял, что они фарийцы по происхождению - только никогда раньше он не видел таких красивых фарийцев. Ещё один мальчик был светловолосый, но при этом обладал глазами такими же тёмными, как у фарийцев - цвета горячего шоколада. Он был самым младшим, и смех его звучал громче и непринуждённее, чем у других мальчишек. У самого старшего волосы были не просто светлые, а белые, как будто выгоревшие на солнце, а глаза - яркой, изумрудной зелени, отливавшей бирюзовым. У всех мальчишек были тонкие и правильные черты, все они были прекрасно сложены - и ни один в подмётки не годился Тхану. Инди подумал об этом с внутренним восхищением, следя за мальчиками, высыпавшими на середину дворика и рассевшимися вокруг фонтана. Они его всё ещё не заметили, и он был счастлив по этому поводу - ибо сейчас особенно остро ощущал свою неказистость. Не то чтобы она огорчала его, напротив - тем лучше, что он столь же ничтожен в сравнении с этими мальчиками, как и сами они в сравнении с синеглазым красавчиком Тханом. Это почти гарантирует Инди полное равнодушие Бадияра-паши - а больше ему и не надо было.

- И тогда я ему говорю: спорим, я ударю тебя по лицу, и мне за это ничего не будет, - громко рассказывал беловолосый мальчик, а остальные слушали его с жадностью детей, собравшихся вечером у ног сказочника. - Он, конечно, не поверил, что я осмелюсь, засмеялся. И тогда я вмазал ему вот так, по самой переносице... - он стиснул руку в кулак и легонько стукнул им по носу мальчика, сидевшего к нему ближе всех. Тот отпрянул и тут же захихикал, а двое других ахнули, словно женщины.

- Да ты что?!

- Нет, правда?

- Не может быть!

- Может, - снисходительно сказал беловолосый. - Завтра сами увидите.

- Но что же владыка?!

- А что владыка? - юноша пожал плечами, но голос всё же понизил. - Дайрар всё равно не посмеет сказать ему, кто его ударил. Соврёт, что навернулся с лестницы. Ведь всем известно, какой он трус.

- А если всё-таки скажет? - продолжал любопытствовать светловолосый мальчишка. - И владыка велит тебя... ну... - он сделал какой-то многозначительный жест, смысла которого Инди не понял, но наверняка это означало какое-то изощрённое наказание. Беловолосый в ответ лишь фыркнул.

- Так что из того? Всё равно - лишний способ привлечь его внимание. И пока он станет делать это со мной, Дайрар будет прикладывать лёд к своему опухшему носу, всеми забытый. Понял? - спросил он молчаливого чернявого мальчика, что сидел у его ног, и весело, хотя и, вероятно, чересчур сильно щёлкнул его по носу. Мальчишки снова зашлись смехом. Инди слушал их, обмирая. Что-то совсем ему не нравились их разговоры, и вряд ли он смог бы разделить их веселье. Надо было убираться, пока его не обнаружили. Он привстал и тихонько, стараясь держаться тени, стал пробираться к двери, ведущей в комнаты. Он преодолел больше половины пути, когда беловолосый вдруг вскинул голову, щуря свои изумрудные очи, и сказал:

- А кто это там крадётся? Новый раб, что ли? Эй, ты! А ну иди сюда!

Его голос звучал жёстко и властно, но не было в нём и тени той царственной надменности, которая так оскорбляла Инди, когда он находился рядом с Тханом. Тот вёл себя так, будто в самом деле был выше других - беловолосый же как будто кичился чем-то, чем на самом деле вовсе не обладал, и сам об этом знал превосходно.

Тем не менее было поздно - и глупо - прятаться от него. Инди сжал зубы и обернулся.

Презрительная улыбка на лице беловолосого застыла, а потом совсем исчезла. Трое других мальчишек обернулись и тоже посмотрели на Инди.

В полном молчании пятеро мальчиков глядели друг на друга в тишине дворцового дворика. Затем, как показалось Инди, вечность спустя, беловолосый вновь улыбнулся, куда менее весело, чем прежде.

- Ах вот кто тут у нас, - протянул он, не двигаясь с места и крепко держась обеими руками за бортик фонтана. - Это же, если глаза мне не врут, наш маленький Аль-шерхин. Тот самый Аль-шерхин, которого мы ждали так долго... тот, кому мы обязаны тем счастьем, что ныне Гийнар-бей опекается нами.

Он говорил совершенно серьёзно, без тени издевки - но Инди ясно видел, что слова эти обращены не к нему, а к другим мальчишкам. И лишь только беловолосый смолк, красивые их лица исказила такая ненависть, что Инди затрепетал. Он помнил предостережения Тхана, но, идя сюда, понятия не имел, что, едва переступив порог гарема, ещё не увидев Бадияра-пашу, уже наживёт себе здесь врагов.

- Ну-ка подойди поближе, - продолжал беловолосый. Его приближённые - а иначе Инди других мальчишек уже не воспринимал, - сбились вокруг него в кучку, словно злые крысята вокруг вожака, готовые по первому его сигналу кинуться на добычу и растерзать её. - Иди, мы поглядим, в самом ли деле ты так уж хорош.

Говоря это, он смерял Инди нарочито презрительным, но жадным и любопытным взглядом. Да он ведь боится, внезапно понял Инди. Боится, что я могу поколебать его положение в этом безумном месте. Что ж, стоит в самом деле дать ему меня рассмотреть - чтоб он убедился в своей ошибке и успокоился... Но прежде, чем он успел сделать хоть шаг, беловолосый сам поднялся и пошёл к нему. Остальные мальчики кинулись за ним. Миг - и Инди оказался окружён. Они разглядывали его так пытливо и жадно, как не глядели даже те, кто приценивался к нему на рынке рабов. Впрочем, у этих мальчиков был иной интерес: они ревновали.

- Какой ты худой, - сказал их вожак - в точности тем же голосом, как рыжебородый работорговец из Ильбиана, чьего имени Инди никогда не узнал. - Рёбра так и торчат.

- Ничего, Гийнар-бей его откормит, - хихикнул один из мальчишек.

- Откормить-то можно, но что делать вот с этим? - бросил беловолосый, бесцеремонно хватая Инди за предплечье - его рука без труда сомкнулась вокруг индиной руки. - У него же совсем нет мускул, только кожа да кости. Да и сзади, я погляжу, не лучше...

- Точно, одно косточки, - сказал черноволосый мальчишка и вдруг ухватил Инди сзади за попку. Инди отскочил, круто развернувшись, и ударил его вслепую, наотмашь. К счастью, промазал - иначе неизвестно, что случилось бы дальше. Но его сопротивление, а более вероятно, ярость, которая полыхнула в его глазах, заставила мальчишек отступить. Всё же драться с ним они не хотели - драки, как узнал он позже, жестоко наказывались здесь.

- Какой горяченький, - сказал беловолосый, отходя на шаг. - На время это даже может быть любопытно... Эй, ты, Аль-шерхин! Ну как тебе, нравится здесь? А я тебе нравлюсь?

- Отстань от него, Тарри, - сказал за спиной Инди знакомый холодный голос, от которого обмирало сердце - но сейчас оно, напротив, радостно подскочило. Серебристый голос Тхана одним своим звучанием заглушил злобную болтовню и гнусные смешки остальных мальчишек. Они смолкли, как по команде, и вновь сбились в кучку, словно защищая беловолосого заводилу. Тот вскинул голову и сверкнул на Тхана изумрудными глазами, лишь немногим менее прекрасными, чем глаза его соперника.

- И кто это мне приказывает? Ах, это же наш сладкий принц! Ну-ка, презренные, падите ниц и дрожите в страхе! - с деланной суровостью прикрикнул он на своих мальчишек, и те неуверенно заулыбались. Взгляд Тарри снова обратился на Тхана и стал жёстким. - Не лез бы ты не в своё дело.

- То же могу и тебе сказать, - спокойно ответил Тхан, подходя ближе. Ещё шаг - и он встал вровень с Инди. Тот только теперь заметил, что Тхан высок ростом - выше Инди на добрую голову и почти так же высок, как Тарри, самый старший и рослый из всех мальчишек. Но через миг Инди уже перестал сравнивать их друг с другом, потом что Тхан вдруг поднял руку и положил ладонь ему на плечо. И от этого прикосновения будто что-то пронзило всё его тело от макушки до пяток.

- Гляди-ка, Тарри - евнухи уже глазеют на нас из окон, - всё тем же спокойным голосом сказал Тхан, и Тарри обеспокоенно покосился через плечо на окна купальни. - Вряд ли они оценят, что ты травишь новенького ещё до того, как наш владыка узрел его в первый раз. А ну как он понравится Бадияру-паше так же сильно, как и тебе?

- Не городи чушь, - прошипел Тарри, всё ещё косясь на окна. - Он мне не нравится. Ты только посмотри на него! Какой-то желтоглазый уродец.

Тхан не ответил - и вдруг повернулся, будто выполняя приказание Тарри, чтобы взглянуть на Инди в упор. Взгляд его был неподвижным и совершенно ничего не выражающим, однако с Инди семь потов сошло, прежде чем Тхан отвернулся, хотя длилось это не более трёх секунд.

- Да, - сказал он. - В самом деле, я никогда раньше не видел глаз подобного цвета. И волос таких тоже... ты тут дольше всех нас, Тарри - можешь такое припомнить? Он по меньшей мере весьма интересен. Почему ты стыдишься того, что он тебе нравится? Мне он нравится тоже. Он и должен нравиться - или ты будешь оспаривать вкус Оммар-бея, да примет его Аваррат в свои чертоги?

Инди слушал его уверенную невозмутимую речь, смотрел в застывшее от злости лицо Тарри и изо всех сил старался не вздрагивать, потому что ладонь Тхана всё ещё лежала на его плече, и тот ощутил бы его дрожь. Трое приспешников Тарри давно примолкли и только поглядывали то на Тхана, то на своего дружка. Инди понял, что оказался в центре какого-то давнего раздора, быть может, смертельно опасного - если правда то, что Тхан говорил о жестокости этих мальчишек. "Тарри", вдруг вспомнил Инди - это значит "ласка". Маленький хищный зверёк, способный быть и ручным, и смертельно опасным. Ему подходило это имя.

- Пойдём, Аль-шерхин. Здесь дурно пахнет, - разорвав затянувшуюся гнетущую тишину, сказал наконец Тхан и, не выпуская плеча Инди, повёл его к комнатам. Инди переступал ногами, будто в дурмане. Лишь только они оказались в помещении и дверь за ними закрылась, Тхан выпустил его плечо и посмотрел на него.

- Ну вот. Это Тарри, - сказал он и странно усмехнулся уголком рта.

- Я понял, - с трудом выговорил Инди. - Спасибо.

- Не за что благодарить. По правде, я виноват перед тобой - я тебя использовал, чтобы лишний раз ему досадить. Теперь он тебя не простит... хотя ты с самого начала ему не понравился. Или, напротив, слишком понравился, - сказал он и засмеялся всё тем же странным, неприятным смехом. Инди не стал спрашивать, что он имеет в виду. Довольно тревог для одного дня.

- Почему он назвал тебя "сладким принцем"? - спросил Инди, когда Тхан уже шагнул по коридору к своей комнате.

Юноша остановился как вкопанный. Несколько секунд он стоял, не оборачиваясь, и Инди решил, что не получит ответа, но потом Тхан, всё так же стоя к нему спиной, произнёс:

- Потому что я - сын короля Густава, владыки западного королевства, о котором ты никогда не слышал. Три года назад мой отец принимал гостей из Фарии, с которой налаживал дипломатический контакт. Они уговорили его отправить меня в плавание, повидать мир. Отец поверил им - ведь Фария славится своими учёными и мудрецами - и поручил меня их заботам. Едва корабль вышел из гавани, они схватили меня, превратили в своего пленника и увезли в Ильбиан. Один из них добивался милости Бадияра-паши и преподнёс меня ему в качестве дара. Ты хочешь знать что-то ещё? Или довольно на сегодня?

- Прости меня, - прошептал Инди. Он понял теперь, откуда эта странная, коробящая его величавость в движениях и речах простого раба. Он, как и Инди, не был рабом от рождения. Но в отличие от Инди, вольную часть своей жизни провёл не в тесной конторе купца, а в роскошном замке, где ему кланялись знатные придворные и где великие правители сажали его с собою за стол. Он родился, чтобы повелевать и править, а умрёт заклеймённым рабом в гареме варварского князя. Инди стало стыдно за свои утренние мысли. Этот мальчик был куда несчастней, чем он.

- Нечего прощать, - после долгого молчания сказал Тхан и пошёл прочь. Инди смотрел, как он скрывается в своей комнате и прикрывает дверь, а потом вздохнул и поплёлся к себе - в камеру без решёток и запора на дверях.


Следующие несколько дней ничего не происходило. Нельзя же назвать событиями беспрестанную суетливую возню рабов, почти не дававших Инди покоя: они то мыли его, то причёсывали, то умащивали его кожу маслами, то обшивали, заставляя по целому часу стоять неподвижно. Он уставал от всего этого, как от тяжёлой работы - больше даже не потому, что уставало его тело, а от гнетущей атмосферы гарема, которой ворчливые и вечно всем недовольные евнухи способствовали не меньше, чем злые и жестокие мальчишки. Первые дни Инди побаивался повторения истории с Зиябом. Он не умел дать отпор, его вспышки сопротивления были непродуманны и хаотичны и скорее могли навредить ему, чем помочь, а на заступничество Тхана Инди не чувствовал себя вправе рассчитывать. Да и разве Тхан обладал над Тарри какой-то властью? Напротив, он был здесь таким же одиночкой, как Инди.

Однако за все эти дни Инди больше ни разу не видел беловолосого мальчика. Трое остальных каждый день выбирались во внутренний дворик и сидели на бортике фонтана, болтая в нём ногами, но к Инди не цеплялись, хотя и враждебно умолкали при его приближении. Он быстро понял, что сами по себе они были безвредны, и лишь жестокая воля Тарри могла толкнуть их на насилие. Инди теперь знал их имена: темноволосых звали Шельнай и Тэн-Шелон, что значило "облако" и "мятый шёлк", а кареглазого блондинчика - Лийнаб, что значило "одуванчик". У них всех здесь были клички, как у щенков, и никто не называл своего настоящего имени, как будто это было под запретом. Инди невольно согласился с Тханом: эти мальчики были тщеславны и пусты, они только и знали, что хихикать и обсуждать, кому какие сшили одежды и у кого волосы красивее и длиннее - ему совершенно не о чем было говорить с ними. Впрочем, то единственное, что его вправду интересовало - участь мальчиков в гареме Бадияра-паши, когда владыка призывает их к себе, - с ним всё равно никто не стал бы обсуждать.

Кроме них, Инди увидел ещё одного мальчишку, которого сразу узнал по лиловому, опухшему носу - это был Дайрар, тот самый, победой над которым хвалился Тарри. Окно его комнаты была прямо напротив окна Инди, и он слышал визгливую ругань евнуха, пытавшегося хоть что-то сделать с кровоподтёком. Дайрар отвечал на это громкими всхлипами, но, к удивлению Инди, не попытался указать на обидчика, и - что было ещё удивительнее - его никто ни о чём не расспрашивал. Всё-таки Тарри оказался прав: либо Дайрар был трусом, либо просто боялся последствий. Второе Инди отлично мог понять.

Меж тем главный евнух - а, следовательно, и сам Бадияр - не проявлял к нему ни малейшего интереса. Инди втайне удивлялся этому и втайне же радовался - здесь полагалось отвечать на невнимание хозяина громкими стонами и заламыванием рук, так что радости его никто бы не понял. Он начинал верить, что был нужен Бадияру и вправду только как купленное им имущество, и что паша отнял его у Эльдина лишь потому, что похищение раба оскорбило его достоинство. Теперь же, судя по всему, он не желал видеть этого раба - оно и понятно, ведь из-за него Бадияр лишился своего верного слуги Оммара, который многие годы служил ему верой и правдой. Всё это Инди говорил себе, и звучало это очень логично и убедительно до того дня, когда двое евнухов ворвались в его комнату, схватили его и поволокли в купальню, хотя Инди уверял их, что вполне может идти сам - но нет, слишком они торопились.

Бадияр-паша требовал Аль-шерхина к себе.

Его вымыли и облили целым флаконом благовоний. Пока цирюльник зачёсывал назад его сильно отросшие волосы, другой евнух велел Инди закрыть глаза и не шевелиться, и пока он сидел, замерев и не дыша, тоненькой кисточкой аккуратно наложил краску ему на веки, ресницы и губы. Было ужасно щекотно, и Инди несколько раз ёжился и вздрагивал, от чего евнух страшно бранился.

- Сиди тихо! Не шевелись! О Аваррат, сколько хлопот с этим мальчишкой!

Потом на него надели шёлковые одежды, которые шили, как он понял теперь, специально для этого случая. "Я как невеста, которую впервые представляют жениху", - подумал Инди с мрачной усмешкой. Потом пришёл Гийнар-бей, придирчиво осмотрел то, что получилось из Инди Альена стараниями евнухов, и, взяв его за плечи, повернул к зеркалу.

С матово блестящей поверхности на Инди смотрела кукла. Очень красивая, с блестящими золотистыми волосами, с огромными глазами, ставшими как будто ещё больше благодаря тёмно-коричневой обводке, с яркими губами, выделявшимися на припудренной коже. Инди смотрел на эту куклу и чувствовал отвращение, доходящее до тошноты. Ему хотелось разбить это проклятое зеркало, сорвать с себя все эти шелка и немедленно смыть с лица краску, из-за которой он едва узнавал собственное отражение. Руки главного евнуха сжались на его плечах, и он вздрогнул.

- Вот такое же выражение лица, - проговорил Гийнар, - должно быть у тебя, когда мы войдём к нашему владыке. Когда я остановлюсь, ты остановишься тоже и падёшь ниц, а когда владыка милостиво разрешит тебе встать, поднимешься на колени и так останешься. Ты ничего не должен говорить, если он прямо тебя не спросит, но и тогда ты должен сперва посмотреть на меня, как бы не решаясь ответить сиятельному владыке, и отвечать, только когда я дам разрешение. Старайся говорить коротко и односложно, ко всем ответам своим добавляй "о владыка" или "мой господин". Это первое представление тебя Бадияру-паше, оно не продлится долго. Он хочет лишь взглянуть на тебя. Если ты сделаешь что-то не так, нарушишь хоть одно из предписаний, я заставлю тебя об этом очень горько пожалеть.

Он говорил ровно и сухо, тем самым тоном, каким изредка обращался к Инди во время их двухнедельного перехода через пустыню. Ни разу за всё это время Инди не видел в нём притворной любезности, с которой он разговаривал с Эльдином. Этот человек чётко знал своё дело, и ничего помимо того. Слова "жалость" и "понимание" были ему неведомы, ибо не входили в круг его обязанностей при гареме. Он не допускал мысли, что его ослушаются, и предупреждал о наказании как о чём-то совершенно будничном и абсолютно неизбежном - а потому его уверенность в этой неизбежности передалась Инди. Он с трудом кивнул, хотя Гийнар не ждал от него никакого ответа, и пошёл следом за евнухом тёмными и гулкими коридорами в ту часть дворца, где ещё никогда не бывал - в личные покои владыки Ихтаналя.

Они мало чем отличались от дома мальчиков - разве что гораздо большим простором и высотой помещений, а также многолюдностью. Слуги, рабы, стражи, придворные были повсюду. Все они кланялись Гийнару, и почти все с любопытством смотрели на мальчика, которого тот вёл с собой. Инди смотрел в пол, стараясь не отвечать на их взгляды. Ему не было так тяжело и неловко с того дня, когда старый Язиль продавал его в нижней части ильбианского рынка.

Наконец этот тягостный путь окончился - как и все тягостные пути в жизни Инди Альена. Створки огромных дверей распахнулись вовнутрь, и Инди ступил в огромный, ярко освещённый зал, полы и стены которого были устланы коврами, и музыка в котором лилась, казалось, одновременно со всех сторон, не заглушая, однако, ни речи, ни шагов. Инди поднял голову - и застыл, изумлённо глядя перед собой.

Он видел впереди широкий помост, застланный пурпуром, и каких-то людей на нём, но не это привлекло его взгляд. Посередине зала, в ярком пятне света, к потолку была подвешена огромная клетка - вроде тех, в которых держат диковинных птиц. Существо, заключённое в ней, в самом деле походило на птицу: оно было покрыто длинными разноцветными перьями и сидело на деревянной жёрдочке, раскачивавшейся между золочёными прутьями. Это оно было источником музыки - песня лилась без слов, созданная одними только гласными звуками, исторгаемыми горлом "птицы", и Инди ничего в своей жизни не слышал прекраснее. Но всё же кровь застывала у него в жилах и мороз пробегал по коже, когда он смотрел на мальчика его лет, светловолосого, голубоглазого, совершенно голого, если не считать дивного костюма из перьев, не скрывавшего его мужского органа. Он сидел на жёрдочке в клетке и пел, и люди, расположившиеся на помосте, обращали на него не больше внимания, чем на настоящих птиц, щебетавших в клетках, развешанных повсюду.

Инди чуть сбавил шаг, когда они поравнялись с клеткой, и Гийнар, почувствовав это, сжал его руку с такой силой, что он едва не споткнулся. И всё же Инди успел заметить последнюю, наиболее шокировавшую его деталь: роскошный павлиний хвост, украшавший "птицу", был не приделан к одежде, как ему сперва показалось - на самом деле он венчал деревяшку, вставленную мальчику в задний проход. Инди отвёл от него глаза с гулко колотящимся сердцем. И в этот миг Гийнар отпустил его руку.

Инди мешкал какое-то мгновение - он был так ошеломлён увиденным, что все наставления евнуха напрочь вылетели из его головы, - но и этого было довольно. Гийнар посмотрел на него, и было столько холодной, беспощадной злобы в его глазах, что Инди разом всё вспомнил и поспешно рухнул на колени, прижимая голову к полу. Он искренне надеялся, что всё же успел вовремя, что его не накажут и не посадят в клетку, как того светловолосого мальчика. Он страшно боялся тесных запертых карцеров, комнат и клеток.

- О мой господин, - услышал он голос, который сперва не узнал - так елейно заговорил вдруг Гийнар. - Вот тот мальчик, которого ты ждал так долго. Ныне он твой, дрожащий от нетерпения, жаждущий, чтобы ты им повелевал.

- Пусть он поднимется, - раздался ленивый, неторопливый, немолодой голос. - Я на него посмотрю.

Инди сглотнул и выпрямился, оставшись, как ему было велено, стоять на коленях.

Бадияру-паше с виду было около пятидесяти лет. Он оказался почти таким же тучным, как его главный евнух, но с густой растительностью на лице и руках - даже тыльную сторону его ладоней покрывал тёмный пушок. Это напомнило Инди пирата с чёрного корабля, первого мужчину, который с ним лёг, и он вздрогнул. Нет, Бадияр внешне не оказался страшен - наоборот, в нём сквозило что-то почти добродушное, будто он попросту ленился быть жестоким. Но он посадил в клетку мальчика, одетого в перья - Инди не представлял, как незлой человек способен сделать такое.

- Да, - после довольно длинной паузы проговорил Бадияр. - Он в самом деле красив. Необычен... Откуда ты родом, мальчик?

Инди снова сглотнул и, забыв все приказания, покосился на Гийнара, не зная, что делать. Тот кивнул, чуть более милостиво, чем прежде, и сказал вполголоса:

- Можешь говорить, Аль-шерхин, владыка не прогневится.

- Я... - голос прозвучал тихо и сипло, и Инди прочистил горло. - Я из Альбигейи... из города Аммендала... о владыка, - робко добавил он и замолчал, ужасно стесняясь. Он чувствовал себя таким маленьким, таким нелепым в этих своих пышных одеждах и с краской на лице, стоя на коленях в огромном, холодном, несмотря на обилие ковров, зале, перед человеком, по чьему слову он мог умереть в одну минуту. Внезапно он ясно услышал тихий смешок - и, вздрогнув, как будто впервые увидел то, что было перед самым его взглядом. До этого мгновенья глаза Инди были прикованы к паше, и он не обратил внимания на людей, которые стояли рядом. В большинстве своём это были рабы, прислуживающие владыке и незнакомые Инди. Но одного из них - мальчика, сидящего у самых ног Бадияра, - Инди знал. Это был Тарри. И это он смеялся, почти беззвучно, так, что мог слышать один лишь Инди - хотя Инди не знал, что тут смешного. Сам Тарри был в немногим лучшем положении, чем он: его горло охватывал кожаный ошейник, от которого шла длинная тонкая цепочка, которую владыка рассеяно теребил в унизанных перстнями пальцах. При этом не похоже было, будто Тарри это хоть чуть-чуть тяготит - он сидел в непринуждённой позе, закинув руку на колено, широко расставив ноги и бесстыже показывая обнажённое естество. Он был абсолютно голый.

- Алихалейн? - немилосердно коверкая слово, повторил Бадияр. - Никогда не слышал о таком крае. Должно быть, он совсем дикий. Ну, что, Аль-шерхин, ты рад, что наконец-то попал к своему законному господину? Я знаю, путь твой ко мне был долог и труден.

Он милостиво улыбался, говоря это. Инди стоял на коленях, не шевелясь, будто окоченев, чувствуя на себе издевательский взгляд Тарри, явно забавлявшегося происходящим. Нет, всё-таки Тхан ошибся: Тарри не видел в Инди соперника, только ещё одну жертву, которую можно безнаказанно мучить - как бессловесного Дайрара. Инди уже встречался с такими мальчишками - им сам бог велел быть хозяевами, но если они становились зависимы, то это ожесточало их ещё больше, делая безжалостными даже к тем, кто был им ровней.

- Отвечай нашему господину, не робей, - услышал Инди голос Гийнара, режущий, будто лезвие меча. Ах да, ему же задали вопрос... Он не помнил, какой, поэтому ответил:

- Да, господин мой.

- Славный мальчик, - довольно кивнул Бадияр, и крупный рубин, скреплявший его чалму, сверкнул в отблеске факела. Гийнар согнулся, благодаря поклоном за одобрение. - Гийнар, приведёшь его ко мне сегодня вечером. Познакомимся с ним поближе, - сказал Бадияр и улыбнулся Инди мягко и ласково, так, как улыбаются милым зверушкам, когда они берут подачку с руки. Инди, дрожа, опустил взгляд. По знаку Гийнара он неловко встал с колен и вместе с ним, пятясь, пошёл к выходу. Ну, вот и всё. Всё закончилось... и началось, потому что Инди слишком хорошо понимал, что означают последние слова Бадияра. Не важно, что говорил Тхан - он, должно быть, ошибся. Ночью Инди вновь ждёт унижение и боль - он это знал, неведомо откуда, просто - знал.

Он думал, что хуже, чем было, уже не будет. Он думал так каждый раз, вновь и вновь оказываюсь в чужой власти. И всякий раз жизнь заставляла его жестоко платить за своё заблуждение.


Инди долго колебался, прежде чем постучать в дверь комнаты Тхана. Но в конце концов мучительное предчувствие пересилило робость. На стук никто не отозвался, и он легонько толкнул дверь, никогда не запиравшуюся ни снаружи, ни, тем более, изнутри.

Тхан сидел у окна спиной к двери. Услышав шаги, он обернулся и встал.

- Разве я позволял тебе войти? - спросил он своим привычно сухим, отрывистым тоном, на который теперь, узнав его историю, Инди не обижался.

- Извини. Я стучал, но ты не ответил... Ты сказал, что я могу задавать тебе вопросы, если понадобится, - выпалил он и замолчал, готовясь встретить холодное молчание и уйти. Но Тхан немного смягчился - как и всегда, когда Инди позволял себе вспышку искренности и прямоты.

- Хорошо, спрашивай. Но только недолго. Я занят.

Инди не спросил, чем это он занят один в пустой комнате. Сейчас его волновало совсем не это.

- Сегодня меня показали Бадияру, - с трудом сдерживая дрожь в голосе, сказал он. - Вечером меня отведут к нему.

- Я вижу, - насмешливо сказал Тхан, и Инди вспыхнул. Ему запретили смывать краску с лица, и, идя к Тхану, он совсем не подумал о том, что выглядит, как какая-нибудь продажная женщина, вышедшая поискать себе клиента. От этой мысли он покраснел ещё гуще - и изумлённо вскинулся, услышав серебристый смех Тхана.

- Ты всё-таки совершенно очарователен, - сказал юноша, подходя к нему ближе. - Никогда не видел, чтобы мальчик с твоим опытом так стеснялся. Тут нечего стесняться, Аль-шерхин. Хотя, как на мой вкус, без краски ты лучше.

Инди слушал его с внутренним трепетом. Всё же очень странно было находиться рядом с этим невыразимо прекрасным созданием, слушать его речи, ловить на себе его взгляды - и не важно, как именно он смотрел и что именно говорил. Временами Инди сердился на него за надменность и издёвки, но моментально забывал о них, когда он говорил что-то такое, как вот сейчас... В последние месяцы он множество раз слышал из чужих уст, что красив, но никогда ещё в такие минуты сердце его не билось так сильно.

- Я боюсь, - не думал, что говорит, произнёс он. - Господи, как же я боюсь!

- Чего? Ведь ты раньше, как я понимаю, уже испытывал на себе мужскую похоть.

- Да... но... - Инди запнулся. Он не мог толком объяснить этот страх даже самому себе - что уж говорить о Тхане. - Там, на половине Бадияра...

- Ты опять называешь его Бадияром? Ох, доболтаешься ты.

- Бадияра-паши, - послушно сказал Инди, и, когда Тхан чуть улыбнулся, продолжал. - Там был мальчик... в клетке. Такой весь... - он умолк в совершенном смятении, не зная, как описать словами изумление и ужас, которые его охватили. Тхан чуть приподнял тонкие чёрные брови - и рассмеялся.

- А, так ты видел Иль-Гюна! Певчую нашу птичку. Редкая удача - он не живёт вместе с нами. Ты, собственно, видел, где он живёт.

Живёт? У Инди это не укладывалось в голове.

- То есть... ты имеешь в виду, что... эта клетка?!.

- Его дом. И личные покои. Не знаю, заметил ли ты там блюдо с зёрнышками и мисочку с пресной водой. Как раз достаточно, чтоб птичке клюнуть, - он опять засмеялся, хотя Инди не видел в этом совершенно ничего смешного. - Да, у нашего владыки богатое воображение. Погоди - ты ещё его Золотой Рыбки не видел.

- Золотая рыбка? Это как? - пробормотал Инди.

- Увидишь сам, если повезёт. Словами это не описать. О, да, наш Бадияр-паша такой выдумщик... - Тхан улыбался, но его глаза не смеялись. Инди какое-то время молчал, пытаясь собраться с мыслями.

- Но ведь... так же нельзя обращаться с людьми... с живыми людьми. Мы ведь живые люди!

- Для Бадияра-паши - нет, - спокойно ответил Тхан. - Мы для него вороны, певчие птички, ласки, котята. Одуванчики и мятый шёлк. И аль-шерхины. - Он протянул руку и коснулся лица Инди кончиками пальцев. - Будь осторожнее с ним. Поначалу он кажется мягким, даже добрым... Но он не добр. Он может быть очень жестоким. Не серди его, Аль-шерхин.

Инди стоял, закрыв глаза, чувствуя его холодные пальцы на своём лице даже сквозь слой белил. Потом прошептал:

- Что мне делать? Тхан, скажи, что я должен делать, чтобы...

Он умолк, и Тхан какое-то время тоже молчал. Потом убрал руку, и что-то внутри Инди оборвалось.

- Не кричи, - сказал он кратко и сухо. - Главное - не кричи. Он не любит, когда кричат.


Опочивальня паши оказалась большой и неожиданно яркой. Ложе стояло на небольшом постаменте в углу, к нему вели три широкие ступеньки, устланные коврами. Оно занимало едва ли пятую часть комнаты - остальное пространство было в основном свободным. Два ряда тонких мраморных колонн, по три в каждой, шли через центр комнаты, поддерживая потолок. Между ним стояло что-то вроде высокого стола или тумбы непонятного назначения. Оно было задрапировано тёмно-пурпурной тканью, такой же, как покрывала и балдахин на ложе владыки. Факелы и светильники ярко освещали пространство между колоннами, оставляя постель Бадияра в густой тени.

- Подойди.

Инди прошёл освещённой галереей между колоннами, потом остановился, поджимая пальцы на босых ногах. Ковров здесь не было, и мраморный пол холодил ступни.

- Ближе.

Он ступил ещё на два шага. Ближе не мог - дальше начинались ступеньки и постамент, на котором угадывались очертания полулежащего на подушках паши. Он был в лёгком хлопковом халате, полы которого небрежно откинул, обнажив дряблые белые ноги. Роскошную свою чалму он сменил на другую, маленькую. Инди потом узнал, что он никогда не снимает её, даже во время соития. Помимо их двоих, в комнате был ещё глухонемой раб, прислуживавший Бадияру. Инди стоял на холодном полу и слушал, как льётся в кубок струя вина, наливаемая им из большого фарфорового кувшина.

- Умойся, - сказал Бадияр. - Я хочу на тебя посмотреть.

Инди молча повернулся и подошёл к умывальнику, также фарфоровому, устроенному неподалёку от ложа. Он был полон воды, и Инди, наклонившись, старательно смыл с себя краску. Он мечтал сделать это с самого утра, но когда выпрямился, ноги его слегка подрагивали. Он осмотрелся в поисках полотенца, но ничего подходящего не увидел. Тогда он утёр лицо рукавом и вернулся на прежнее место, в пятно яркого красноватого света.

- Хорошо. - Голос паши звучал спокойно и мягко. Инди не видел его лица в полумраке, только фигуру, грузно возлегающую на ложе. - Очень хорошо. Гийнар, как обычно, перестарался. Без краски ты ещё лучше. Сними одежду.

"Сними одежду", - десятки раз приказывал ему Арджин-бей, и Инди научился выполнять этот приказ быстро и беспрекословно, глядя поверх плеча своего господина отсутствующим взглядом. Сам того не зная, Арджин муштровал наложника для своего убийцы. Шелковые одежды, шелестя, упали на пол, укрыв ступни и лодыжки мальчика. Он переступил через них. Руки он держал повисшими вдоль тела, хотя инстинкт, как и всякий раз, подначивал его прикрыться. Но он не прикрылся.

- Хорошо-о, - протянул Бадияр. - Хорошо. Теперь поласкай себя.

Инди чуть заметно вздрогнул. Факелы справа и слева слепили его. Они чадили слабо, и дым уплывал к ветровой отдушине в противоположном от ложа углу, однако Инди чувствовал, как он забирается ему под веки и жжёт глаза. Он увидел, как блеснули в полумраке камни на руке Бадияра, потянувшегося к трубке кальяна. Увидел облачко зеленоватого пара, колышущееся во тьме.

- Ну? - голос звучал всё так же лениво, но теперь слегка недовольно. - Чего же ты ждёшь? Начинай.

Инди сглотнул и закрыл глаза. Он делал это когда-то раньше, ещё дома, и очень стыдился. Больше всего на свете он боялся, что отец узнает, потому если и касался себя, то тайком, ночью под одеялом, при потушенном свете, слыша за стеной размеренное, громкое дыхание спящего родителя. Оказавшись в Фарии, он перестал к себе прикасаться. Ночные излияния с ним ещё порой случались, но это бывало случайно, непроизвольно. Арджин не требовал, чтобы он трогал себя. Арджин предпочитал сам трогать его.

Бадияр же не торопился этого делать.

Инди поднял руку и обхватил ладонью свой вялый, поникший член. Пальцы его дрожали, и маленькая сморщенная плоть выскользнула из них, так что ему пришлось перехватить её снова. Он стал неуклюже, неловко двигать рукой, закрыв глаза и чувствуя, как щёки заливает пунцовая краска. Бадияр смотрел на него, пуская во тьму зеленоватый дым. Глухонемой раб смотрел тоже, но равнодушно: он был евнухом, и ему было всё равно, что видят его глаза.

- Быстрее. Делай это быстрее. И повернись так, чтоб я тебя видел. Раздвинь ноги.

Инди чуть повернулся в сторону. Его рука заработала резче, отчаяннее, но это не помогло. Ему было так холодно, так одиноко в этой большой и страшной комнате, что даже молодая плоть его не могла откликнуться на прикосновение взмокших рук. Член его начал приподниматься, оживать, но потом, едва пройдя половину пути, снова поник и обвис, теряя силу. Инди остановился, задыхаясь. Он не мог. Он просто не мог.

- Ну, что такое? - после долгой паузы произнёс Бадияр. - Ты разве не знаешь, как себя удовлетворить? Введи в себя пальцы.

Инди дрожал теперь так, что у него стучали зубы. Он всё ещё крепко жмурился. Того, что требовал Бадияр, он никогда не делал. Но он слышал в холодном спокойном голосе подступающую угрозу, поэтому, вздрагивая, просунул руку меж ягодиц и раздвинул их, нащупывая пальцем сжавшееся отверстие...

- Повернись так, чтоб я видел.

Инди сделал ещё полшага по кругу. Теперь он стоял к Бадияру боком, топча ногами собственные одежды: паша мог видеть и член его, и руку, трогавшую задний проход. Он ввёл в себя палец на глубину одной фаланги и остановился. Внутри пульсировало, сердце часто стучало. Он чувствовал себя отвратительно, и рад был лишь одному: что Тхан его сейчас не видит.

- Ты совсем ничего не умеешь делать, - с тенью недовольства в голосе сказал Бадияр; впрочем, Инди инстинктивно ощутил, что это не то недовольство, которого ему следует опасаться. - Что ж, придётся многому тебя научить...

Он умолк, и Инди понял, что он сделал знак своему слуге. И точно - тот подошёл к ящичку, стоящему в изножье кровати, и достал из него как-то предмет, с которым и подошёл к Инди.

- Если не можешь сам, попробуй с этим. Введи это в себя, - сказал Бадияр почти ласково, и глухонемой евнух всунул Инди в руки то, что вынул из ящика паши.

Инди ощутил под пальцами мертвенный холод. Это было деревянное изображение мужского органа, огромное, покрытое блестящим чёрным лаком, от которого искусственная головка члена лоснилась на свету почти как настоящая. Основание игрушки было сделано так, что его можно было держать в руке, как мячик. Инди разглядывал эту вещь с изумлением, словно какую-то заморскую диковинку, которую отыскал на базаре. Он никогда бы не подумал, что мужское естество может быть такого размера - да оно, наверняка, и не может. К счастью - потому что не существует тела, способного принять в себя эту вещь целиком.

И только тогда до него дошла суть приказа паши. Он должен ввести это в себя. Приставить лоснящейся чёрной головкой к своему заднему проходу и... что дальше?.. давить, проталкивая холодную, беспощадную деревяшку в самую глубь своей истерзанной плоти? Терзать самого себя так, как терзал его Арджин? И... не кричать?.. Тхан сказал, главное - не кричать. Но как же тут не закричишь, когда тебе отдают приказ, проще исполнения которого было бы броситься из окна.

- Я не могу.

Инди сказал эти три роковые слова совершенно беззвучно, и паша лишь по движению его губ догадался, что раб заговорил.

- Что? Что ты сказал?

- Я не могу. Я... он... оно слишком большое, - беспомощно сказал Инди и опустил руки, с мольбой глядя на Бадияра.

Тот, на удивление, не раз гневался. Напротив - мягко, масляно улыбнулся.

- Конечно, оно большое. Оно и должно быть большим. Ты никогда не видел таких игрушек, м-м? Чем оно больше, тем тебе будет приятней.

В последних словах прозвучало короткое, едва уловимое придыхание, от которого Инди испытал волну знакомого уже, неодолимого отвращения. Кому будет приятнее? Кому?!

- Я не могу, - повторил он в третий раз, уже совсем уверенно, ибо в самом деле был совершенно уверен в своих словах. - Прости... мой господин.

Он стоял с нелепой деревяшкой в руках и смущённо смотрел в сторону. Бадияр какое-то время разглядывал его прищуренными глазами. Мундштук кальяна без дела почивал в его опущенных пальцах.

- Что ж, - сказал Бадияр - и вдруг хлопнул в ладоши.

Хлопок получился негромким и мягким, но Инди всё равно вздрогнул - и обернулся, услышав едва уловимый шелест за своей спиной. Маленькая низкая дверь, которую он прежде не заметил, приоткрылась, завешивающий её полог шевельнуся, отходя в сторону, и в опочивальню вошёл ещё один, четвёртый человек, видимо, всё это время там простоявший в ожидании сигнала. Он прошёл той же галереей между колонн, что и Инди, не обращая внимания на его потрясённый взгляд и даже не удостоив его ответным. Остановившись возле ложа, он встал на колени и коснулся лбом пола.

- Встань, мальчик. Мне нужна твоя помощь, - небрежно махнув ему пальцами, сказал Бадияр.

Тхан поднялся с колен и только тогда посмотрел на Инди.

Он по-прежнему мог поклясться, что в мире не существует глаз прекрасней, чем те, что глядели на него сейчас спокойно и, казалось, совсем равнодушно. И всё же спина его взмокла, когда глаза эти окинули его обнажённое тело, холодно, оценивающе - так мясник примеряется к туше животного, раздумывая, с какого конца её освежевывать. От этой мысли Инди весь передёрнулся, и Тхан отвёл от него взгляд.

- Как пожелаешь, о владыка. Твой раб сделает всё, что ты повелишь.

- Тогда для начала покажи этому глупому мальчику, что этот феллар не так уж велик, как он утверждает, - улыбнулся паша и откинулся во мрак, полностью предоставляя Инди и Тхана друг другу и как будто приготовившись насладиться зрелищем. Феллар, подумал Инди, это то, что я сейчас держу в руках.

- Дай его сюда, - сухо сказал Тхан, протягивая руку. Его взгляд был, как всегда, совершенно непроницаемым. Инди, конечно, не надеялся, что он ослушается приказа паши, но у него всё ещё не укладывалось в голове то, что он собирался сделать. Происходящее - дурной сон, подёрнутый чадом факелов, алым пламенем, прорезающим тьму, и маревом зелёного дыма. Инди не шевелился, не мог шевельнуться, и Тхан, подступив к нему, забрал феллар из его руки и, не оборачиваясь, чётким холодным движением передал через плечо рабу. Он не будет, вне себя от счастья подумал Инди. Он отказывается делать это! Он тоже...

Прежде, чем он довёл мысль до конца, Тхан шагнул к нему ещё ближе, почти вплотную. Он был полностью одет - в тунику и короткие облегающие штаны, на ногах у него были сандалии, шнуровка обхватывала голень до колена. Он легонько толкнул Инди в плечо, заставляя отступить на шаг. Инди от удивления сделал движение, которое от него требовалось, глядя на Тхана с непониманием. Тхан наступал на него, неотрывно глядя в глаза, гипнотизируя взглядом, и толкал в плечо мерными сильными толчками, заставляя пятиться, пока Инди не наткнулся на что-то и не вынужден был остановиться.

Только когда Тхан схватил его за плечо и дёрнул, заставляя развернуться, Инди понял, что перед ним - та самая тумба посреди зала, назначения которой он сперва не мог понять.

Миг - и он лежал на этой тумбе животом, лицом вниз, и ноги его были широко раздвинуты коленом Тхана, вонзившимся между них. Инди ахнул и попытался повернуться, но рука юноши схватила его плечо и с силой надавила на него. Шелковистые чёрные пряди лизнули его голую спину, потом шею, горячее дыхание обожгло его кожу.

- Не сопротивляйся. Лежи тихо. Так будет легче, - прошептал Тхан ему в самое ухо и резко выпрямился, заламывая руку Инди за спину. Инди коротко вскрикнул, больше от неожиданности, чем от боли, и вздрогнул, когда ладонь Тхана сдавила его ягодицу, так крепко и так больно, что лицо Арджина мгновенно всплыло перед его широко распахнутыми, уставившимися во тьму глазами.

- Чего он там верещит? - недовольно спросил Бадияр, и Тхан, не выпуская Инди и не оборачиваясь, ответил:

- Он сейчас замолчит, о владыка. Клянусь тебе, он будет вести себя тихо.

Не кричать... Только не кричать - сам Тхан сказал Инди об этом, провожая в неизвестность, оказавшуюся хуже любого кошмара. Ибо тот, кому он верил, кому почти что начинал доверять, сейчас выламывал ему руку за спину и мял его попку жёсткой ладонью, вжимая животом в скользкий пурпурный шёлк...

Тхан помедлил ещё немного, потом отпустил его руку. Инди с беззвучным стоном подтянул её к груди и упёрся ладонью в тумбу, пытаясь нащупать ногами опору. Тумба была чересчур высока для него, и он висел, не доставая носками до пола. Он заёрзал, пытаясь устроиться хоть чуточку поудобнее, и застыл, когда чужие холодные пальцы прихватили и отвели в сторону одну из его ягодиц, а другие вонзились в него, решительно и жестоко, так, что он вздрогнул всем телом.

- Ну? Что скажешь? - голос Бадияра звучал деловито и без особого интереса. - Он примет?

- Примет, о владыка, - голос Тхана у Инди за спиной был точным отражением голоса паши, а пальцы его мерно шевелились в теле Инди, растягивая ему плоть изнутри - Примет ещё и не такое...

Владыка явно был доволен ответом, и Инди услышал шаги - раб подошёл к ним, чтобы передать Тхану феллар. Он сделает это, с внезапным ужасом понял Инди, задыхаясь и больше всего на свете мечтая оказаться за тысячу миль отсюда. Он правда собирается проткнуть меня этим! Ему всё равно, что я почувствую, всё равно, что я не выдержу и умру - он выполняет приказ своего хозяина. Нашего хозяина. Он должен это сделать, а я должен лежать смирно и терпеть...

Но я ведь не смогу!

- Не надо, - взмолился он, пытаясь перевернуться и вытолкнуть из себя эту холодную руку. - Не надо, пусти...

- Ширгун, крепления, - вполголоса сказал Тхан. Глухонемой раб умел читать по губам - Инди понял это позже, когда смог думать о произошедшем. А тогда он даже опомниться не успел, как его руки оказались вытянуты вперёд, к противоположному краю тумбы, и крепко схвачены широкими кожаными ремнями, притянувшими их к дереву. Он дёрнулся, тщетно пытаясь высвободиться, а раб тем временем закрепил такими же ремнями его лодыжки. Инди оказался распластан лицом вниз, с широко расставленными ногами, не касающимися пола. Пальцев Тхана больше не было в нём, но сам он был здесь, стоял позади, и Инди не видел его, не мог восторгаться его удивительной красотой, и ощущал лишь холод, бесконечный холод, которым веяло здесь от стен и от людей. Он снова дёрнулся - и заплакал, от боли и горя, чувствуя себя так, как будто его жестоко предали.

- Не надо... Тхан... не делай... - проговорил он - и осёкся, когда твёрдая ледяная головка феллара ткнулась в его приоткрытый задний проход. Инди знал, чья рука его держала. Господи, как он жалел теперь, что не умер в Ильбиане от руки Арджин-бея.

- Не надо, не надо, не надо, - твердил он, как когда-то давным-давно в тёмной каюте на пиратском корабле, пока жёсткое дерево проникало в него всё глубже и глубже, медленно, неотвратимо. Живая плоть в нём, случалось, вздрагивала, твердела и опадала - это почти всегда было больно, всегда унизительно, но ничто не могло сравниться с тем, что он испытывал в этот миг. Он мог понять, мог даже принять похоть мужчин, раздвигавших его бёрда с целью овладеть его телом, но того, что с ним делали сейчас, понять не мог, не хотел, он отказывался понимать, как можно творить такое. И это непонимание мешало ему смириться, сцепить зубы, как он делал множество раз, и вытерпеть боль, на самом деле не такую уж и ужасную. Он повернул голову набок и твердил: "Нет, нет, нет", пока Тхан, сжимая его правую ягодицу и отведя её в сторону, медленно проталкивал в него то, что он отказался ввести в себя сам.

- Какой он нетерпеливый. Ноет и ноет...

- Хочешь, чтобы он замолчал, о владыка?

- Да. Пусть учится терпеть.

Тхан отпустил его и отошёл, оставив феллар в его теле. Инди остался лежать, распятый лицом вниз, с торчащим из заднего прохода чёрным основанием жуткой игрушки. На миг ему показалось, что его бросили, и вот так теперь и оставят - распятого, что это наказание ему за то, что он не смог не кричать. Внезапно на пол перед ним легла тень. Он с трудом поднял мокрое от слёз лицо и увидел синие глаза, полные такой боли и сострадания, что он застыл, потрясённый тем, что они могли вместить столь сильные чувства. Он не сопротивлялся, когда Тхан надавил рукой на его челюсть, заставляя открыть рот, и вставил ему между зубами небольшой деревянный шарик, крепившийся на ремешках. Ремешки эти он затянул у Инди на затылке, и, наклонившись к нему будто затем, чтоб проверить крепление, жарко прошептал:

- Потерпи, я прошу тебя, пожалуйста, потерпи.

Этого Инди было довольно. Он вздохнул и опустил голову, обвиснув на ремнях. Даже рвущая боль в заднем проходе как будто бы сразу стала меньше. Если Тхан на его стороне, если они заодно - остальное не важно. Если Тхан просит, он потерпит.

С кляпом стало даже полегче - он мог сцепить зубы и дать хоть какой-то выход напряжению, когда деревянный феллар - уже не холодный, уже нагретый изнутри его телом - стал двигаться в нём вперёд-назад, с каждым толчком проникая всё глубже. Инди не сдерживался больше - он и так уже был, как ему казалось, довольно наказан - и громко стонал, и ему становилось легче от стона. Бадияр ещё что-то говорил, явно одобряя работу Тхана, но Инди уже не слышал - сознание его застилала красная пелена, становившаяся всё плотнее с каждым толчком. В конце концов он окончательно обмяк, и, теряя сознание, успел услышать неожиданно чётко и ясно голос Бадияра-паши:

- Этого раба необходимо учить терпению. Его нужно как следует дрессировать, Гийнар. Я думаю, для начала...

Но он не узнал, как с ним решили поступить для начала - он наконец провалился в благословенную темноту.


Очнувшись, он решил, что пробыл без чувств всего лишь минуту или около того. Он всё так же лежал на животе, лицом вниз, и всё так же тягучая боль мучила его задний проход, как будто жёсткая деревяшка ещё оставалась в теле. Но челюсти его теперь были свободны, и руки и ноги тоже ничто не держало - он понял это, когда попытался пошевелиться. Однако лучше б он этого не делал - вместе с движением пришла новая боль, а вместе с сознанием - способность её ощущать. Инди со стоном попытался сесть, смутно понимая, что находится больше не в опочивальне паши, а в своей комнате, на своей постели - но почему же ему упорно кажется, что кошмарный сон его по-прежнему с ним?.. Он попытался сесть прямо, и что-то вонзилось в него. Охнув, Инди быстро опустил руку и коснулся своего заднего прохода...

Понемногу истина начала до него доходить, и его затрясло.

Он был голый, не считая странной набедренной повязки. Она состояла из кожаных ремней, плотно оплетавших его бёдра и таз, так, что нельзя было её сдвинуть, не сняв совсем. Его член и яички она оставляла открытыми, зато плотно врезалась меж ягодиц, удерживая в заднем проходе что-то, что и доставляло его истерзанной плоти новую боль. Инди схватился за ремни, пытаясь содрать с себя это орудие пытки - и замер, только теперь заметив, что в комнате он не один.

Напротив, глядя на него, сидел Гийнар-бей.

- Наш владыка очень недоволен тобой, - сказал он, когда помутневший взгляд Инди встретился с его ледяным и безжалостным взглядом, в котором ясно читалась злоба. - Ты очень его разочаровал. Обычно рабы, разочаровавшие нашего владыку, не задерживаются здесь. Их отправляют на далёкий рудник, добывать мрамор, и большинство из них умирает в течение месяца. Ты ведь не хочешь для себя такого конца, Аль-шерхин?

Инди неотрывно смотрел на него широко распахнутыми глазами, держа руку меж ягодиц, не в силах издать ни звука. Главный евнух надменно улыбнулся.

- В таком случае ты должен учиться терпению. Учиться быть послушным и тренировать своё тело, чтобы оно терпело боль, не оскорбляя слух нашего владыки непристойными криками. Поэтому, - он вытянул руку вперёд, указывая на заднюю часть тела Инди, - я вставил в тебя этот феллар. Он совсем маленький, едва ли с половину твоего пальца. Никакого вреда он не причинит, но поможет тебе стать более гибким и, разумеется, терпеливым. Он пробудет в твоём теле неделю. Когда тебе захочется по нужде, ты, разумеется, можешь его снять, но затем немедленно вставишь обратно. Я буду проверять несколько раз в день, а также ночью. Если хоть раз я обнаружу, что ты тайком извлёк его и пытаешься избежать наказания, я найду способ закрепить его так, что ослушаться снова ты не сможешь. И тогда твои ощущения будут гораздо, гораздо более неприятны, чем теперь.

Закончив, Гийнар встал и подошёл к Инди. Тот сидел на кровати, подтянув ноги под себя, глядя на него снизу вверх, всё ещё не в силах заговорить. Евнух взял его за подбородок.

- Ты понял? Отвечай.

Инди с трудом кивнул.

- Я сказал, отвечай. Понял ты то, что я сказал тебе?

- Да, - одними губами ответил Инди, и Гийнар кивнул, улыбнувшись чуть менее жёстко, чем прежде.

- Хорошо. Быть может, из тебя ещё и выйдет какой-то толк. Но запомни: я вернусь с проверкой. Так что не пытайся меня одурачить.

Он ушёл. Инди остался сидеть на кровати, и ещё долго не мог сдвинуться с места. За окном было темно: стояла глубокая ночь, до рассвета оставалось ещё несколько часов. Уходя, главный евнух оставил гореть лампу, стоящую на полу, и она озаряла комнату скупым слабым светом.

Прошло много тягостных, неподвижных, застывших минут. Наконец Инди неловко спустил ноги с кровати. Все эти минуты он боялся шевельнуться, в ужасе вспоминая "певчую птицу" из палат Бадияра - мальчика в клетке, которому приходилось сидеть на жёрдочке или полулежать боком из-за затычки в заднем проходе. Инди боялся, что с ним теперь произошло то же самое. Но когда он попробовал сесть, оказалось, что всё не так страшно. Он постоянно чувствовал в своём теле посторонний предмет, но предмет этот был, судя по ощущениям, маленький и тонкий, рассчитанный больше на то, чтобы раздражать, а не причинять боль. Однако его ужасно хотелось вытащить, тем более что всё внутри у Инди горело после этой кошмарной ночи. Он снова коснулся пальцами плотной кожи, вонзающейся меж ягодиц. Ходить с этим неделю... Впрочем, время ничего не значило. Время лишено всякого смысла в аду.

Он привстал, охнул, с трудом выпрямился и попытался пройтись. Потом остановился, опустил голову. Его плечи поникли и затряслись. Боже, ну за что ему это? За что?.. Что он сделал такого ужасного в своей прошлой жизни, кого прогневил? Инди был весь во власти такого отчаяния и горя, что не услышал, как дверь тихонько приоткрылась, и кто-то мягким шагом подошёл к нему сзади. Лишь в последний миг почувствовав чьё-то присутствие, Инди порывисто обернулся.

Перед ним стоял Тхан.

Инди не думал, что когда-нибудь отшатнётся от этого юноши - так же, как ещё накануне и помыслить не мог, что тот станет прикасаться к нему. Хотя лучше бы никогда не прикасался... Тхан был в той же одежде, в которой Инди видел его в опочивальне паши. И лицо его было таким же спокойным и неподвижным, как всегда, что бы он ни говорил и ни делал.

Инди отступил от него на шаг. Прошедшие часы, окутанные в памяти вязкой дымкой, разом озарились ярким сполохом алого пламени. Он вспомнил всё и разом - каждую минуту, каждое мгновенье. Вспомнил холодные пальцы в себе...

- Я принёс тебе вот это, - сказал Тхан, приподнимая руки и показывая Инди какую-то маленькую склянку, мутно блеснувшую в свете лампы. - Оно не уберёт боль совсем, но немного облегчит её.

Инди не шевельнулся и не издал ни звука. Он стоял перед Тханом практически голый, но не стыдился этого - что толку было стыдиться? После всего...

Блестящие синие глаза притянули к себе его взгляд.

- Не нужно винить меня, - сказал Тхан очень спокойно. - Подумай лучше о том, что могло быть и хуже. Или ты бы хотел, чтобы на моём месте оказался Тарри? Обычно Бадияр-паша использует его для таких вещей.

Злая улыбка, злые изумрудные глаза, холодные, как стекляшки, жадно оглядывающие его тело... Глаза Тхана тоже походили на драгоценные камни, но блеск их, хоть и был холоден, как положено камню, не колол и не резал. К тому же Инди помнил тот единственный живой, страстный взгляд сострадания, который поймал в зеленовато-алой тьме...

- Почему? - хрипло спросил он, сам не понимая смысла этого вопроса. - Почему?

- Потому что он может, - столь же странно и бессмысленно ответил Тхан и указал на постель. - Ложись. Я посмотрю, что можно сделать.

Инди подошёл к кровати и лёг. Лицом вниз, хотя Тхан не просил его об этом - он слишком привык ложиться именно так, когда ему велели лечь. Он услышал, как Тхан ставит баночку на пол, и вздрогнул, когда знакомые уже, вечно холодные пальцы коснулись его бёдер.

- Ты всегда будешь дрожать от моих прикосновений, - прошептал Тхан, и Инди не понял, было ли это вопросом, утверждением или мольбой опровергнуть эти слова. Как бы там ни было, он ничего не сказал. Он слишком устал.

Но всё равно вскинулся, когда Тхан принялся расплетать ремешки на его повязке.

- Нельзя!.. Гийнар сказал, это нельзя снимать! Если он придёт и застанет меня... - его захлёбывающийся от ужаса голос сорвался, когда он ощутил ладонь Тхана, успокаивающе лёгшую ему на спину.

- Это только на одну минуту, - сказал он и продолжил расплетать ремешки. Инди застонал и ткнулся лицом в предплечье. Минута - и его измученный задний проход оказался свободен. Впрочем, разницы в ощущениях не было почти никакой - до тех пор, пока пальцы Тхана уже знакомо не скользнули в него. На этот раз они были ещё холоднее от склизкой мази, обильно на них нанесённой. И на сей раз движения его были так осторожны, так нежны, что Инди затаил дыхание, непостижимым образом вдруг пожелав, чтобы пальцы эти не покидали его, остались подольше... Однако Тхан, явно стараясь причинять ему как можно меньше неприятных ощущений, закончил быстро - рука его была очень умелой, она явно делала это не в первый раз. Обильно смазав Инди изнутри, он осторожно вставил феллар на место и завязал ремешки в точности так, как они были. А сам он, подумал вдруг Инди, знает, каково носить эту штуку?.. Наверное, знает.

- Ну вот, - услышал Инди его голос. - Теперь заживёт гораздо быстрее. Да это не так уж и страшно, ты сам увидишь. За день-другой так привыкнешь, что почти перестанешь его чувствовать.

Инди с трудом перевернулся на бок. Несмотря на слова Тхана, пока что он всё чувствовал больше, чем хотелось бы. Плоть его заднего прохода сжималась и разжималась, будто стремясь вытолкнуть посторонний предмет.

- Я не смогу так жить, - услышал он свой голос, чужой, далёкий и совершенно ничего не выражающий. - Не смогу.

- Сможешь, - жёстко ответил Тхан.

- Как?..

- Как все мы.

Инди долго молчал. Он лежал к Тхану спиной, видя боковым зрением только его длинные, стройные ноги, оплетённые шнуровкой сандалий.

- Ты сильнее меня, - прошептал Инди - и вздрогнул всем телом, когда рука Тхана легла ему на шею.

- Нет, Аль-шерхин, - сказал юноша мягко и очень нежно. - Поверь мне, я не сильнее. Если б я был сильнее, я бы не позволил ему... не позволил заставить меня. Делать это с тобой... Я знал, чего он хочет, слишком хорошо знал, и я дал ему это. А ты сопротивлялся, и мне пришлось подавить твою борьбу, но тем самым я давил самого себя. Нет, я не сильнее... Ты теперь всегда будешь меня ненавидеть.

Последние его слова снова прозвучали равнодушно и ровно, как будто он наконец овладел собой. Чувства прорывались в нём так редко, но когда это происходило, Инди готов был всё отдать за то, чтобы увидеть их снова.

Он резко обернулся и сел, игнорируя боль. Ладонь Тхана соскользнула с его шеи.

- Я никогда не буду тебя ненавидеть, - сказал Инди так жарко, что сам вспыхнул от этого жара - словно слова эти значили много больше, чем он умел выразить. Лицо Тхана было совсем близко от его лица. Инди мог до бесконечности вглядываться в его безупречные черты. Он не понял, что произошло, только вдруг черты эти оказались совсем рядом, заполнив собою весь мир, и мягкие прохладные губы накрыли его рот спокойно и, как ему почудилось, немножечко властно, будто у Инди не было иного выбора, кроме как ответить им.

И он им ответил. С таким пылом, таким отчаянием, какого никакие рыдания не могли бы вместить.

Тхан вновь положил ладонь ему на шею и притянул его ближе, и они долго, исступлённо целовались в мутном свете ночника. Когда Тхан оторвался от него, не убирая руки с его шеи, Инди обнаружил свой член твёрдым и стоящим столбом. Плоть заднего прохода пульсировала часто и жарко, сжимаясь вокруг феллара.

- Мы не... - начал Инди, и Тхан приложил палец ему к губам.

- Ш-ш. Тихо.

С неожиданной силой преодолев слабое сопротивление Инди, он уложил его на постель, на спину. Его руки уже скользили по золотистой от пота мальчишеской коже.

- Мы не должны... нас накажут, если...

- Не накажут.

- Но я... я там... - начал Инди и задохнулся, когда губы Тхана обхватили его член и принялись сосать его - так сильно и так умело, что все слова мигом вылетели у Инди из головы. Он выгнулся, упираясь руками в плечи юноши, часто задышал, подаваясь бёдрами ему навстречу и чувствуя нарастающее биение пульса в заднем проходе. Вскоре он с изумлением понял, что эта штука внутри него немыслимым образом усиливает его возбуждение, раздражает в нём чувства, которых он прежде в себе не знал. Он хотел сказать Тхану, что слишком опасно снова вынимать её - прошёл уже целый час, Гийнар может нагрянуть с проверкой - но прежде, чем успел открыть рот, Тхан сбросил с себя штаны, задрал тунику и забрался на Инди сверху, крепко оседлав его бёдра. Инди посмотрел на него с удивлением - что это за странная поза, как в ней можно...

Но ещё через миг он уже не думал, как можно, что можно, что происходит и где он, потому что Тхан приподнялся и насадил себя, своё совершенное тело на твёрдо стоящий член Инди.

Его ладонь упёрлась Инди в грудь, он запрокинул голову и выгнулся, чуть приоткрыв губы. Инди в потрясении смотрел на него, чувствуя, как жаркое кольцо тугих мышц сжимается вокруг его члена, охватывая его плотнее и плотнее по мере того, как Тхан опускался ниже, насаживаясь на Инди. Он делал это сам, добровольно - он пришёл к нему и отдал ему себя, после того, что Бадияр-паша заставил его сделать. Что это - чувство вины?.. Тхан сам сказал, чтобы Инди не вздумал его винить - не потому ли, что и сам он довольно винил себя?.. "Не надо, - хотел сказать ему Инди. - Не надо наказывать себя, я тебя прощаю" - но вместо этого лишь стонал, подбрасывая бёдра вперёд, бессознательно обхватив Тхана за талию и притягивая к себе, ближе, так близко, что упругие ягодицы юноши уже почти касались его таза. Инди понял, что Тхан принял его в себя целиком, и от одной это мысли он выстрелил, вскрикнув от наслаждения и странной внутренней боли, не оставлявшей его в последние месяцы почти никогда, и тогда Тхан, не выпуская из себя его член, наклонился и снова поцеловал его, крепко и жарко.

Потом они лежали на узком ложе Инди, обнявшись. Тхан почти силой уложил голову Инди себе на плечо и слегка поглаживал, пропуская сквозь пальцы его волосы.

- Нам нельзя этого делать, - проговорил Тхан наконец, сказав то, что Инди знал сам. И всё же струнка разочарования дрогнула в нём, когда он услышал это из уст своего... кого?.. кем стал для него теперь этот юноша, прекрасный принц, похищенный из далёкой страны?..

- Нельзя, - эхом откликнулся Инди.

- Но мы будем, - сказал Тхан, и когда Инди встрепенулся, прижал его к себе чуть крепче. - Да, будем... Никто не узнает. Днём станем вести себя как ни в чём не бывало. Я буду с тобой холоден... и там... у Бадияра-паши...

Инди вздрогнул. Ему и в голову не приходило, что всё случившееся сегодня может повториться. Всё... если повторится всё - так ли уж это ужасно?..

- Ты думаешь, он снова заставит тебя сделать это со мной?

- Надеюсь, - ответил Тхан, взъерошивая его волосы и прижимаясь к его макушке губами. - Надеюсь, что именно меня. Я буду стараться, чтоб тебе не было... слишком плохо.

- Давай убежим, - сказал Инди. - Давай придумаем что-нибудь и убежим отсюда вместе...

- Тебе бы всё только убегать, - сказал Тхан, и Инди услышал в его голосе странную, невесёлую улыбку. - Ты ведь сбегал от своих прежних хозяев, да?

- Да, но...

- Но тебя всегда ловили. И ты попадал в место, ещё худшее, чем предыдущее. Отсюда не убежишь, Аль-шерхин. Здесь можно жить и можно умереть. Умирать я не хочу.

"Я тоже", - подумал Инди, закрыв глаза и чувствуя, как пальцы Тхана перебирают его волосы. В комнате было холодно, но их обнажённые тела грели друг друга.

- Мы не убежим, - повторил Тхан медленно, словно принимая какое-то решение. - Но... может быть, мы сможем его обмануть.

- Обмануть? - Инди оторвал щеку от его груди и с удивлением посмотрел Тхану в лицо. - Как обмануть?

- Очень просто, - улыбнулся тот - и комната словно озарилась светом от этой улыбки. - Он будет думать, что заставляет нас делать это на его глазах. Но на самом деле мы будем делать это потому, что сами так хотим. Понимаешь?.. Ты и я, мы хотим друг друга. Что бы я ни делал с тобой там, по его приказу - я буду делать это, любя тебя. Я буду брать тебя, любя. И никто не узнает об этом, это будет наша тайна. Ты понимаешь меня, Аль-шерхин?

"Любя". Он сказал это и дважды повторил - "я буду делать это, любя". Инди снова прикрыл глаза и с дрожью опустил голову на грудь человека, который был с ним рядом здесь, в этой ночи, в этой тьме, разрывая и тьму, и ночь.

- Я тоже тебя люблю, - прошептал Инди и обвил Тхана свободной рукой.