Алла кирилина неизвестный

Вид материала

Документы

Подобный материал:

• Научная литература белоконь, Алла Тарасовна, 667.47kb.
• Методическая разработка урока По сказке А. Платонова «Неизвестный цветок», 112.59kb.
• А. П. Платонова «Неизвестный цветок» (мини-рецензия)      Рассказ, 13.05kb.
• Московского Патриархата Алексеева Алла Сергеевна пояснительная записка, 77.64kb.
• Ю. Н. Байбакова, Е. Р. Кирилина научный, 9.63kb.
• А. В. Кирилина. Гендерные исследования в лингвистических дисциплинах >Дж. Коатс, 134.57kb.
• Публичный отчет февраль 2011 Заведующая Кирилина, 31.49kb.
• Контрольные вопросы и задания по произведению Платонова А. П. «Неизвестный цветок», 9.6kb.
• Конкурс Интернет-ресурсов «Неизвестный Моршанск» для обучающихся 8-11 классов оу города, 19.5kb.
• Разработка урока по теме «Прекрасное вокруг нас», 41.01kb.

Предварительные сведения

...Труп т. Кирова С. М. был доставлен в больницу им. Свердлова в 10 ч. 55 м.² и здесь были произведены 4 рентгеновских снимка черепа.

На рентгеновских снимках черепа, произведенных в различных положениях исследования (в переднем (лобном), заднем (затылоч­ном), в правом и левом положениях) определяется калиберная пуля — определяется в левой половине черепной полости на 2 см от височной поверхности черепа...

На покойном в момент выстрела находился головной убор в виде фуражки военного образца из сукна цвета хаки. Сзади на околыше фуражки влево на полтора сантиметра от заднего шва на 3—4 мм выше нижнего края околыша располагается отверстие от пули с темными, по-видимому, закопченными краями.

Наружный осмотр

Покойному 48 лет от роду. Покойный ростом 168 сантиметров, пикнического телосложения. Трупное окоченение хорошо выражено в мышцах нижней челюсти и мышцах нижних конечностей. Покрой вы отлогих частей туловища, шеи и конечностей заняты темно-багровыми трупными пятнами, исчезающими при давлении паль­цами. Ногти рук синюшны. Общий цвет кожи покровов бледный Волосы на голове густые, черного цвета, с небольшой проседью, дли­ною до 4— 5 сантиметров. Лицо чистое. Глаза закрыты; зрачки умеренно расширены, причем левый зрачок немного больше, чем пра­вый. Хрящи и кости носа на ощупь целы. В левом носовом ходе ко­рочки запекшейся темно-красноватого цвета крови... В затылоч­ной области волосы густо смочены жидкой кровью, выбегающей почти беспрерывной струйкой из имеющейся здесь раны кожных по­кровов.

Внутренний осмотр

После обычного кожного разреза под отвороченными на лицо по­кровами в левой лобной области обнаружен обширный кровоподтек размерами поперечный 14 см., верхне-нижний 5см... <...> При от­ворачивании левого полушария головного мозга над левой половиной мозжечкового намета обнаружена пуля, немного помятая, но с цель­ной оболочкой (пуля тупоносая оболочечная калибра НАГАН). Левая половина намета порвана в двух местах: 1) около левой поперечной пазухи тотчас у входного отверстия пули и 2) на границе передней и средней трети намета. Вещество левого полушария мозжечка между этими двумя дефектами его поверхности разможжено...

До производства судебно-медицинского исследования трупа с лица и обоих рук покойного профессором М. Г. Манизером сняты гипсовые слепки, а по окончании исследования в присутствии про­фессора В. Н. ТОНКОВА, прозектором В. И. ВИТУШИНСКИМ произведено бальзамирование тела.

Заключение

На основании обстоятельств дела и найденных при исследовании трупа С. М. КИРОВА изменений комиссия приходит к следующим вы­водам:

1. Покойный находился до данного происшествия во вполне удов­летворительном для своего возраста состоянии здоровья.

2. Смерть последовала в результате огнестрельного ранения че­репа, сопровождавшегося тяжелым повреждением вещества моз­жечка и левого полушария большого мозга, множественными пере­ломами черепных костей, а также сотрясением мозга при падении и ударе левой половиной лба о пол.

3. Расположение входного отверстия пулевого ранения влево и кверху на один сантиметр от наружного затылочного бугра и окон­чание пулевого канала у треугольного дефекта в области наружного конца надбровной дуги на границе ее со скуловым отверстием заставляет считать, что выстрел в данном случае был произведен сзади и снизу в направлении вперед и слета кверху.

4. Найденная при вскрытии тупоносая оболочечная пуля типа револьвера НАГАН определяет оружие, которым было совершено преступление. Обстановка нападения и направления пулевого кана­ла позволяют считать, что выстрел был произведен на близком рас­стоянии.

5. Трещины черепа, распространяющиеся на значительную дли­ну преимущественно спереди назад от упомянутого треугольного де­фекта в лобной части могут быть объяснены падением тела на твер­дый пол и ударом лобной кости, уже поврежденной извнутри пулей.

6. Определенное рентгенографически положение пули носиком кзади и кверху, подтвержденное на вскрытии, находит себе объяс­нение в том, что пуля, раздробив кость и потеряв живую силу, по­вернулась осью и отклонилась назад, опустившись по пулевому ка­налу.

7. Полученное огнестрельное ранение черепа, сопровождавшееся столь тяжелыми повреждениями, должно быть отнесено по свой­ствам своим к разряду тяжких, безусловно смертельных телесных повреждений»¹.

Под документом стоят подписи всех лиц, названных в акте.

В бальзамировании тела С, М. Кирова В. И. Витушинскому помогал эксперт-криминалист А. Сальков, который оставил об этом воспоми­нания.

«...2-го декабря рано утром ко мне из горздравотдела приехал Суд[ебный] Мед[ицинский] эксперт доктор Владимирский, который сказал, что мне нужно немедленно прибыть в больницу им. Свердло­ва, где лежал погибший т. Киров. Когда я туда приехал, то увидел Сергея Мироновича, после вскрытия его тела, лежащим на столе, уже одетого в обычную его одежду: френч, брюки и русские сапоги. При этом я увидел, что на его лице были продольные царапины темно-багрового цвета, а один глаз сильно опухшим... В это время ко мне обратился представитель НКВД, распоряжавшийся здесь под­готовкой перевезения тела тов. Кирова во дворец Урицкого, причем он предложил мне немедленно произвести туалет лица мертвого тов. Кирова путем устранения кровоподтека глаза и царапин на лице, полученных во время падения на пол... Мне было предложено всю операцию по удалению повреждений на лице тов. Кирова произ­вести в течение 20—25 минут»².

Такая торопливость с бальзамированием С. М. Кирова объяснялась тем, что утром 2 декабря ожидалось прибытие в Ленинград правитель­ственного поезда из Москвы.

В связи с актом-заключением о смерти Кирова в 80-е годы получило большое хождение в средствах массовой информации письмо профес­сора-медика Александра Григорьевича Дембо. Он тогда писал:

«Я был в кабинете заведующего медсектором Ленлечкомиссии И. С. Вайнберга, когда раздался звонок по „вертушке" и чей-то женский голос прокричал: „Кирова убили!“ Мы тотчас выехали в Смольный. К нашему удивлению, никакой охраны у кабинета Кирова не было. Он лежал на длинном столе, за которым, по-видимому, обычно проводил совещания. Профессор Добротворский велел мне и врачу хирургу Фейертату делать искусственное дыхание. Вскоре в кабинете появились еще два профессора — Дженелидзе и Ланг. Дженелидзе подошел к нам, посмотрел на Кирова и сказал (я точно помню его слова): „Зачем вы это делаете? Этот человек мертв. Мы еще 10—15 минут продолжали делать искусственное дыхание“»³.

Далее Дембо вспоминал, что он дружил с работником Ленсовета Чудиным, часто бывал у него дома. Однажды поздно вечером он попросил Дембо срочно к нему прийти. Это было незадолго до убийства Кирова. Чудин был взволнован. Дело в том, что в 1934 году Чудин потерял мать, а затем жену, около него появился некто по имени Саша — молодой парень, который вел себя нагло, но ему все сходило с рук. Дембо застал Чудина в крайнем возбуждении, а в комнате .поперек кровати в трусах лежал Саша с пулевым ранением в область сердца. В квартире Чудина находилась милиция. Вдруг приехала какая-то женщина, она закрылась с Чудиным в другой комнате, где между ними состоялся бурный разго­вор, вскоре женщина уехала, а Чудин выстрелил себе в сердце, но не попал, на «скорой» его якобы отправили в больницу Свердлова, где сде­лали операцию, но через несколько дней он скончался. Как якобы Дем­бо сообщила милиция, бывшая на квартире у Чудина женщина — жена начальника Ленинградского управления НКВД Ф. Д. Медведя.

В июле 1989 года А. Г. Дембо послал письмо в комиссию при Полит­бюро ЦК КПСС по дополнительному изучению материалов, связанных, с репрессиями 30—40-х годов. Письмо было адресовано М. С, Горбачеву. Кроме рассказа о Чудине, который лишь в деталях расходится с воспо­минанием того же Дембо, хранящимися в Ленинградском партийном архиве, Дембо дает также подробное описание того, что случилось в Ле­нинграде 1 декабря. В вольном изложении его дает Николай Зенькович.

«Дембо по распоряжению заведующего медсектора Ленлечко­миссии Вайнберга поехал на дежурной машине за профессором Добротворским и вместе с ним поднялся в кабинет Кирова... Дембо приводит много подробностей, в основном медицинских. Как пыта­лись делать искусственное дыхание, как делали снимки черепа, как составлялся акт. Рентгеноскопия показала, что пуля лежала ост­рием к входному отверстию, расположенному на затылке. Такое

странное положение пули объяснялось тем, что выстрел был сделан с очень близкого расстояния, и она, ударившись о лобную часть, раз­вернулась и произвела значительные разрушения в Мозгу. Смерть бы­ла мгновенной»¹.

Хорошо зная воспоминания А. Г. Дембо, я тем не менее ими никогда не пользовалась в своих работах, так как они вызывают много сомнений. Воспоминания Дембо, хранящиеся в ленинградском партийном архиве, идентичны интервью, данному им газете «Смена» 11 июля 1989 года. В них говорится: Дембо вместе с И. С. Вайнбергом прибыли в Смоль­ный, профессор Добротворскнй уже находился там и велел ему и Фейер- тату делать искусственное дыхание Кирову. А в письме в Политбюро ЦК КПСС, подписанном июлем 1989 г., все излагается несколько иначе: по распоряжению И. В. Вайнберга Дембо поехал на дежурной машине за профессором Добротворским и вместе с ним поднялся в кабинет Кирова.

Сомнения в достоверности того, что Дембо мог находиться в Смоль­ном после убийства Кирова, вызывают и следующие обстоятельства. Дембо отмечает, что его удивило отсутствие охраны у кабинета Кирова, а это далеко не так. Сразу же после убийства Кирова силами комендатуры Смольного были перекрыты все входы и выходы третьего этажа, у вхо­да в маленький коридор, где находился кабинет Кирова, была выставлена дополнительная охрана. Сотрудники, чьи рабочие места находились в этом коридорчике, без ее разрешения не могли даже выйти в туалет.

Более того, все входящие к Кирову врачи фиксировались охраной пофамильно и по времени. Например: Черняк — 16.55; Вайнберг, Фейертат, Цацкин — 17.10; Добротворский — 17.15; Джанелидзе — 17.40. Фамилии Дембо — нет.

Замечу, снимки черепа Кирова производились уже в больнице, а по­смертная маска с Кирова делалась рано утром 2 декабря, и к этому всему Дембо не имел никакого отношения.

Опытный журналист Татьяна Федорова, бравшая интервью у А. Г. Дембо в июле 1989 года, спросила: почему в акте-заключении о смерти Кирова нет подписи Дембо. И получила ответ Александра Григорьевича: «Я тогда был страшно обижен, видимо меня и Фейертата по Молодости не взяли в расчет. Но теперь думаю: может, это оказалось к лучшему для меня!»².

Однако здесь Александр Григорьевич Дембо явно лукавил. Время, когда Фейертат был допущен к телу Кирова, зафиксировано охраной — 17.10. И его подпись стоит под актом заключения о смерти Кирова. А вот подписи Дембо — нет.

Чтобы прояснить этот вопрос окончательно, я обратилась к личному делу А. Г. Дембо¹. И тут выяснилось следующее. В больнице имени Свердлова А. Г. Дембо стал работать с декабря 1932 года в должности врача-терапевта, с 1936 года — врач экспертной лечебной комиссии, хотя в более поздних анкетах, заполненных им в 1938 году, сам Дембо отмечает более ранний год в качестве врача экспертной комиссии больницы им. Свердлова, а это, как говорят в народе, «две большие разницы». Доктор Вайнберг был ответственным секретарем Ленин­градской лечебной комиссии при горздравотделе, и врачом этой ко­миссии Дембо стал только в 1936 году. Поэтому в Смольном в 1934 го­ду его не было.

Что касается истории, рассказанной Дембо о Чудине, то, действи­тельно, Чудин Борис Николаевич, 1905 года рождения, работал в долж­ности управляющего делами Ленинградского Совета, был членом Ле­нинградского Совета 13-го созыва. До 1924 года Чудин работал в Карель­ском совнаркоме, до этого был в Красной Армии. Как он сам пишет в своей биографии:«здоровье мое совершенно расшаталось—более пяти лет болел активной формой туберкулеза желез и легких. В связи с чем был пере­веден в Ленинград», где вместе с матерью проживал с 1912 года до ухода в Красную Армию. Сведений о жене и матери больше никаких нет. В учет­ной карточке члена партии Чудина Б. Н. отмечено «покончил жизнь само­убийством 15 ноября 1934 г.». Вопрос о самоубийстве Чудина 20 ноября 1934 года обсуждался на партийном собрании Ленсовета. Выступающие отмечали болезненное состояние организма Чудина, отсюда частые деп­рессии, хотя как работник— «хороший, честный, исполнительный, поли­тически грамотен, отзывчивый товарищ», авторитетен среди работников аппарата Ленсовета.

Жена Медведя — Раиса Михайловна Копыловская — красивая, женственная, одевалась со вкусом, не была обделена мужским внима­нием. Слухов и сплетен о ней по городу в то время ходило немало. В том числе говорили, что ответственный работник Ленсовета покончил с со­бой из-за безответной любви к Копыловской. Может быть и так, а мо­жет быть, из-за того, что туберкулез был неизлечим. Во всяком случае, к убийству Кирова самоубийство Б. Н. Чудина не имеет никакого отно­шения. Сама Раиса Михайловна трагически погибла в годы репрессий. И вряд ли стоило тревожить ее имя, тиражируя небылицы, рассказан­ные Дембо.




Похороны


Почти сразу же после устного вердикта врачей о смерти Кирова, за­долго до написания ими акта и медицинского заключения, о случив­шемся в Смольном сообщают в Москву — Сталину.

Вот как описывает это один из руководящих работников Ленсовета тех дней М. В. Росляков:

«Появляется хирург Юстин Юлианович Джанелидзе. Он подхо­дит к Кирову и сразу же обращается к коллегам: „Надо составлять акт о смерти”.

М. С. Чудов по кремлевской вертушке связывается с ЦК. Судя по разговору, у телефона оказался Л. М. Каганович. Чудов в несколько слов сообщает главное — Киров убит. Каганович заявил, что сейчас разыщет Сталина и они позвонят. Через несколько минут раздает­ся звонок. Сталин у провода. Чудов сообщает, что Киров убит. Сталин, желая уточнить, задает какой-то вопрос, на который Чу­дов отвечает, что врачи здесь и составляют акт. Опять последовал вопрос, Чудов перечислил профессоров и, по указанию Сталина, по­просил к аппарату Ю. Ю. Джанелидзе. Тот начал говорить по-русски, но потом, очевидно, по инициативе Сталина, перешел на гру­зинский, нам непонятный язык. Далее из ЦК последовало распоряжение — произвести вскрытие»¹.

А вот свидетельство официального источника — из журнала записей посетителей Сталина в Кремле 1 декабря 1934 года. Оно гласит: в 15.05 в кабинете Сталина в Кремле началось заседание. Кроме Сталина присутствовали: В. М. Молотов, Л. М. Каганович, К. Е. Ворошилов, А. А. Жданов. После звонка из Смольного с сообщением о покушении на Кирова на Политбюро по указанию Сталина был вызван Ягода с группой работников НКВД — Паукер, Гулько, Петерсон. Ягода вошел в 17.50, а осталь­ные работники после короткого инструктажа в 18.15 покинули кабинет.

Ягода остался на заседании Политбюро. В 18.20 туда же прибыли Орд­жоникидзе, А. И. Микоян, М. И. Калинин, в 18.25 — А. А. Андреев, в 18.30 — В. Я. Чубарь, в 18.45 — А. С. Енукидзе. В 20.10 заседание закончилось. Все приглашенные покинули кабинет Сталина, за исключением Ягоды. На Политбюро обсуждались самые неотложные вопросы, связанные с организацией похорон С. М. Кирова, созданием комиссии по ор­ганизации похорон и местом его захоронения², г Опросом членов Политбюро (это зафиксировано в документах) со­здается правительственная комиссия для организации похорон³. Одновременно партийным органам Ленинграда поручается разработать свои предложения.

1 декабря в 18.00 (время отмечено в документе) состоялось объединенное заседание бюро Ленинградского обкома и горкома ВКП(б). В решении говорилось: до прибытия правительственной комиссии поручить комиссии в составе П. Н. Королева (председатель), Б. П. Позерна, Л. К. Шапошниковой, И. И. Гарькавого, Н. Ф. Свешникова, И. С. Каспарова и др. разработать конкретные мероприятия, связанные о похоро­нами Кирова, и внести их на утверждение бюро обкома и горкома ВКП(б) и правительственной комиссии. Поручить Позерну немедленно выехать в Толмачево для извещения Марии Львовны о смерти Кирова. Поручить Медведю, Свешникову и Марии Львовне принять необходи­мые меры к тому, чтобы все документы и материалы, находящиеся в ка­бинете и квартире Кирова, были в полной сохранности⁴.

Спустя некоторое время бюро обсудило практические мероприятия по организации похорон Кирова. Среди них — проведение траурных митингов рабочих вечерней и ночной смен, подготовка текстов сооб­щений о смерти Кирова от обкома, горкома ВКП(б), Ленсовета, ленин­градских профессиональных союзов, а также организация сбора воспо­минаний и документов о жизни и деятельности С. М. Кирова.

В Ленинградском партийном архиве хранится подлинный документ, написанный рукой Н. Ф. Свешникова:

«1-го декабря 1934 г. 21 час. 30 мин. Мы, нижеподписавшиеся, начальник Оперода Ленинградского УНКВД Губин, зав. особым сек­торов Дубровская составили настоящий акт в том, что произвели опечатание мастичными печатями кабинета товарища Кирова, состоявшего из двух комнат.

Наложены печати: одна на двери с внутренней стороны второй комнаты кабинета, а другая на двери кабинета, выходящей в при­емную.

1 декабря 1934 г.»⁵.

Под документом подписи всех трех названных лиц.

Тогда же была составлена опись всего, что было на письменном сто­ле кабинета Кирова и в ящиках. Среди них различные мандаты, письма, конспекты его выступлений на пленумах обкома и горкома, пометки Сергея Мироновича на листках блокнотов, альбомы, подаренные ему от заводов и фабрик.

Отдельно в пакет были сложены и описаны, а потом и опечатаны все документы и личные вещи, которые находилась при Кирове в мо­мент его смерти. Среди них; карманные часы и ножик в футляре, пенс­не, пятьдесят шесть червонных рублей, обломок расчески, два носо­вых платка, два небольших карандаша, мандат члена Президиума ЦИК СССР за № 178, пропуск № 1 на имя Кирова с грифом «Повсюду», про­пуск на партийный актив на 1 декабря 1934 года во дворец Урицкого, лечебная записка от Ленинградской лечебной комиссии о состоя­нии здоровья Марии Львовны на 20 октября 1934 года, письма сестры Кирова Елизаветы Мироновны Верхотиной, работницы «Скорохода» Г. Либиной, телеграммы, сводки, спец. сообщения НКВД, конспект предстоящего доклада на партактиве 1 декабря на 66 страничках отрыв­ного блокнота¹.

2 декабря в квартире С. М. Кирова в присутствии Н. Ф. Свешникова, начальника Управления НКВД по Ленинградской области Ф. Д. Медве­дя, сотрудников НКВД Буковского, Котомина, Мурзина осмотрены спальня, столовая, библиотека, кабинет. Все секретные материалы отне­сены в отдельную комнату и опечатаны. Опечатан несгораемый шкаф, библиотека и книжная полка в кабинете. Печати сургучные, причем од­на — Ленинградского обкома ВКП(б), другая – личная — начальника Управления НКВД².

Ключ от запечатанной комнаты передан на хранение Свешни­кову.

Документ написан химическим карандашом под копирку рукой Свешникова, всего в двух экземплярах. Один для него, другой — для Медведя. Все бумаги тщательно сберегались. Никто не мог взять ни одной из них. Например, для организации похорон Кирова понадоби­лись его ордена, которые были опечатаны вместе с бумагами. В связи с этим уже 2 декабря в присутствии жены Кирова — Марии Львовны — зав. особым сектором обкома ВКП(б) Николай Федорович Свешников и два сотрудника НКВД Буковский и Василевский произвели вскрытие комнаты в квартире Кирова и взяли ордена. После этого все снова было опечатано двумя печатями: обкома и НКВД³.

Среди тех слухов и легенд, которые распространяются сегодня, весь­ма живучим оказался миф, что все документы первого декабря были уничтожены, дабы скрыть все нити, могущие пролить свет на обстоя­тельства убийства. Могу заверить: ни одного документа, ни одного клочка из архива С. М. Кирова тогда не пропало. Более того, решением Политбюро ЦК ВКП(б) была создана комиссия по сбору документов, воспоминаний. В ее состав входили: М. Д. Орахелашвили, М. С. Чудов, Б. П. Позерн и А. А. Жданов. Как только И. Д. Орахелашвили приехал в Ленинград, ему были переданы все ключи — от кабинета в Смольном, комнаты в квартире Кирова, а также сейфов и шкафов. В Ленинград­ском партийном архиве хранится подлинный документ — расписка Орахелашвили: «Ключи от комнаты и несгораемого шкафа от Свешнико­ва получил. Печать в сохранности». Идентичная его расписка есть и по кабинету Кирова в Смольном⁴.

Составление описей всех материалов делали Н. Ф. Свешников, В. П. Дубровская, А. А. Платонова. Последние трое долго работали вмес­те с Сергеем Мироновичем, и он им полностью доверял. Имеются сви­детельства об этом самого Кирова. Так, в одном из писем жене в сентябре 1934 года он писал: «Если тебе что-либо будет нужно, обратись к Свеш­никову, он поможет». Или другое кировское замечание: «...когда Николай Федорович на месте (в Смольном. — А. К), я всегда спокоен».

В связи с кировским наследием 22 декабря за подписью Орахелашвили была направлена Жданову и Чудову записка:

«Сбор, разбор и прием архива С. М. Кирова закончен. Фонд мате­риалов, находившихся на квартире за все эти годы оказался веста значительными. Материалы ЦК сданы в СО. (Секретный От­дел. —А. К.). Материалы обкома остаются здесь. Собственно лич­ный архив Сергея_; Мироновича, сравнительно небольшой, состоит главным образом из 1) писем, обращений к нему (письма членов П. Б. [Политбюро] — тт. Сталина и Орджоникидзе отделены особо). 2) Конспекты к его докладам, лент переговоров по прямому проводу (записок периода Северного Кавказа — Астрахань, Тифлис — Ба­ку). Обнаружена собственноручная запись краткой автобиографии (вероятно писал еще в Баку). Также две тетради с выписками из литературных произведений периода ученичества...

Сегодня я выезжаю обратно в Москву»¹.

В целом кировский архив сохранился неплохо. Тем не менее на сегодняшний день мы не располагаем всеми письмами Кирова к Сталину и Сталина к Кирову. Поиск их, несомненно, важно продол­жить.

Рано утром 2 декабря в Ленинград прибыл специальный литерный поезд. Из Москвы приехали: И. В. Сталин, К. Е. Ворошилов, В. М. Мо­лотов, А. А. Жданов, Г. Г. Ягода. Вместе с ними прибыла группа работ­ников ЦК ВКП(б) и НКВД. Среди них: Н. И. Ежов, А. В. Косарев (гене­ральный секретарь ЦК ВЛКСМ), Н. С. Хрущев, К. В. Паукэр, А. Я. Вы­шинский и другие.

Прямо с вокзала Сталин, Молотов, Жданов и Ворошилов направи­лись в больницу им. Свердлова, где находилось тело С. М. Кирова, за­тем посетили его вдову и наконец прибыли в Смольный.

А. К. Тамми, сотрудник Ленинградского обкома ВЛКСМ тех лет (по­том почти 20 лет проведший в лагерях), привел весьма интересную де­таль, рассказывая о своей встрече со Сталиным в Смольном: «Это было в главном коридоре. Вижу идет группа лиц. Смотрю, в середине — Сталин. Впереди Сталина шел Генрих Ягода с поднятым в руке наганом и командо­вал: „Всем лицом к стенке! Руки по швам!»².

Согласно сохранившемуся документу, в 10 часов утра 2 декабря в Смольном состоялось заседание правительственной комиссии по похо­ронам Кирова. Присутствовали: Жданов, Чудов, Хрущев, Ягода, Уга­ров, Петр Алексеев, Гарькавый, Шапошникова, Кодацкий, Королев, Назаренко, Струппе, Каспаров, Паукэр, Грач, Гришин, Родинов, сек­ретари райкомов партии Ленинграда. Она обсуждала такие вопросы: допуск к телу Кирова во дворец Урицкого 2 и 3 декабря, маршрут сле­дования лафета с гробом Кирова по городу, отправка гроба с телом Ки­рова и венков в Москву, ленинградская делегация для похорон Кирова в Москве и траурные дни в Ленинграде.

В соответствии с принятым постановлением гроб с телом Кирова был установлен во дворце Урицкого. Допуск для прощания открылся 2 де­кабря в 18.00. По желанию трудящихся оно продолжалось и в ночь со 2 на 3 декабря. Доступ к телу был закрыт в 9.30 вечера 3 декабря. А в 10 ве­чера состоялся вынос гроба и установка его на лафет. По всему пути сле­дования лафета ул. Воинова (Шпалерная ул. —А. К.), пр. Володарско­го (Литейный пр. — А. К