Алла кирилина неизвестный

Вид материалаДокументы

Содержание


Александр Орлов
Впрочем, важнее другое. В своих мемуарах Орлов писал
Николаева снабдили пропуском в Таврический дворец. Он ждал прибытия Кирова. Неожиданно ему сообщили; что вождь заедет в
Другой дежурный секретарь, Суомалайнен-Тюнккюнен, вспоминала
Ситуационная схема расположения основных свидетелей и участников убийства С. М. Кирова на третьем этаже Смольного в 16 час. 30 м
Подобный материал:
1   ...   16   17   18   19   20   21   22   23   ...   52
Смольный, 1 декабря


Пожалуй, ни одному дню в биографии Кирова не уделялось со сто­роны советских и зарубежных историков и публицистов столь огромное внимание, как этому — последнему, 1 декабря. Он не только поставил точку в жизни Кирова, но и вызвал поток литературы, в которой по-разному описывались обстоятельства трагедии в Смольном и причины, которые ее породили. Замечу, что при этом основными аргументами являлись воспоминания, а также документу фальсифицированных московских процессов 30-х годов.

Полагаю поэтому, что только исследование всех обстоятельств убийства Кирова, выявление новых документов, особенно тех, кото­рые длительное время хранились в особых и секретных папках различ­ных архивов, их спокойное, отстраненное от личных симпатий и анти­патий к политическим лидерам тех лет сопоставление позволяет объ­ективно разобраться во всех тонкостях трагедии, разыгравшейся в Смольном.

Позволю себе процитировать, как различные авторы описывают об­стоятельства убийства Кирова.

Александр Орлов: «Вечером 1 декабря 1934 года Николаев вто­рично появился в Смольном с тем же самым портфелем, где вновь лежали записная книжка и револьвер. На этот раз Запорожец все предусмотрел. Получив пропуск, Николаев благополучно миновал ох­ранников у входа и без помех вошел в коридор. Там никого не было, кроме человека средних лет, по фамилии Борисов, который числился личным помощником Кирова. В перечне работников Смольного он фигурировал как сотрудник специальной охраны НКВД, однако не имел ничего общего с охранной службой.

Борисов только что приготовил поднос с бутербродами и ста­канами чая, чтобы нести его в зал заседаний, где как раз собралось бюро обкома. Заседание бюро шло под председательством Кирова, и Николаев терпеливо ждал. Войдя в зал, Борисов сказал Кирову, что его зовут к прямому кремлевскому телефону. Спустя минуту Киров поднялся со стула и вышел из зала заседаний, прикрыв за собой дверь.

В тот же момент грянул выстрел. Участники заседания броси­лись к двери, но открыть ее удалось не сразу: мешали ноги Кирова, распластанного на полу в луже крови. Киров был убит наповал»1.

В этом описании убийства Кирова соответствуют истине только две фразы. Первая — это произошло 1 декабря. Вторая — Киров был убит наповал.

Все остальное с начала до конца вымышлено автором. В приведен­ном отрывке у А. Орлова содержится 11 фактических ошибок. Перечис­лю наиболее важные из них.

Во-первых, Николаев никакого пропуска в Смольный от Запорожца не получал. Запорожца в это время вообще не было в Ленинграде. А смольнинский пропуск Николаев, по всей вероятности, имел: до увольнения он работал в одном из подразделений Ленинградского обко­ма ВКП(б) — Институте истории партии, функционирующем на правах отдела, и пропуск у него мог быть не отобран.

Во-вторых, Борисов никогда не был личным помощником Кирова, о чем свидетельствуют документы обкома партии тех лет (книги приказов, ведомости на выдачу зарплаты, штатное расписание). Непрости­тельно А. Орлову, бывшему сотруднику НКВД, не знать, что работники охраны политических деятелей уже тогда числились за соответствую­щими управлениями НКВД, и Борисов не был в этом отношении ис­ключением. Он проходил по штату одного из отделов НКВД.

В-третьих, не было 1 декабря никакого заседания бюро обкома под председательством Кирова. И вообще в этот день он до своего кабинета не дошел.

Зачем А. Орлову потребовалось так извращать обстоятельства убий­ства Кирова? Нельзя забывать, что его книга вышла в 1953 году. Это был период «холодной войны». И весьма вероятно, что соответствующие службы США опекали беглого офицера НКВД, и кто знает — «кто за­казывал и кто оплачивал музыку».

Впрочем, важнее другое. В своих мемуарах Орлов писал: «Тайна убийства Кирова прояснилась для меня по возвращении в Советский Союз в конце 1935 года» (выделено мной, — А. К.).

Из этого признания автора мемуаров следует, что Орлов приехал почти год спустя после убийства Кирова и пользовался в основном слу­хами, которые ходили тогда, да и позже, среди высшего эшелона работ­ников НКВД.

А теперь предоставим слово зарубежному историку Роберту Конквисту. В книге «Большой террор», опубликованной в 1974 году, он писал:

«1 декабря 1934 года в пятом часу убийца Кирова, Леонид Нико­лаев, проник в Смольный — в здание, где размещалось руководство Ленинградской партийной организации...

Вахтер наружной охраны проверил пропуск Николаева, который был в порядке, и пропустил его без всяких недоразумений. На внут­реннем посту никого не было, и Николаев свободно ходил под богато украшенными сводами здания, пока, наконец, нашел коридор третьего этажа, куда выходили двери кабинета Сергея Кирова. У этих дверей убийца и стал терпеливо дожидаться.

Киров был занят составлением доклада о ноябрьском пленуме ЦК, с которого только что возвратился. Вскоре он должен был сде­лать свой доклад активу Ленинградской парторганизации, собрав­шемуся в конференц-зале на том же этаже. В 4 часа 30 минут Киров вышел из своего кабинета и пошел по направлению к кабинету второго секретаря Ленинградского обкома, своего доверенного по­мощника Михаила Чудова. Он сделал всего несколько шагов, а потом Николаев вышел из-за угла, выстрелил ему в затылок из нагана и упал без чувств рядом с ним»2.

Относясь к своему зарубежному коллеге с уважением, позволю себе отметить, что и здесь безошибочна только первая фраза. А далее следу­ют многочисленные неточности.

В то время в Смольном не было наружных постов. Вход в здание был свободным. В нем размещались обком и горком ВКП(б) (третий этаж), Ленсовет и облсовет (второй этаж), обком и горком ВЛКСМ (первый этаж). Кроме того, на первом этаже размещалась также многочислен­ные комиссии и секции, созданные при Ленсовете и облсовете.

Пост внутренней охраны находился между вторым и третьим этажа­ми. Именно здесь требовалось предъявлять партийный билет с разовым пропуском или постоянный пропуск. Это вспоминают многие сотруд­ники, работавшие в те годы в различных организациях Смольного. Об этом свидетельствуют и документы тех лет.

Р. Конквист весьма красочно описал, как Николаев искал третий этаж. Но вряд ли в этом была необходимость: каждый, кто миновал пост внутренней охраны, сразу же попадал в коридор третьего этажа. Более тою, Николаев одно время работал в здании Смольного и, несомненно, хорошо знал расположение всех его помещений.

Николаев никак не мог ждать Кирова у его кабинета (тогда бы Киров, несомненно, его увидел). Более того, партийный актив Ленин­градской организации ВКП(б) должен был состояться в Таврическом дворце, а не в конференц-зале, как об этом пишет Конквист. И нако­нец, конференц-зал (актовый зал) в Смольном находился на втором, а не на третьем этаже.

И вообще Киров 1 декабря не был в своем кабинете. Он попросту не дошел до него. Был он в пальто, фуражке. Кстати, его простреленная фуражка со следами запекшейся крови, пальто и гимнастерка с разре­зами в области сердца (разрезали врачи для уколов) экспонируются в музее С. М. Кирова в С.-Петербурге.

В другой книге, «Сталин и убийство Кирова», Роберт Конквист го­ворит, что Киров был ранен, а потом скончался1.

В действительности же Киров умер сразу после выстрела.

Теперь предоставим слово историку-публицисту А. В. Антонову-Ов­сеенко. В своей книге «Портрет тирана», опубликованной в 1980 году в США, он писал:

«1-го декабря в Таврическом дворце было назначено собрание партийного актива Ленинградской области. Киров дома заканчивал тезисы доклада. Потом, вспомнив, что оставил в служебном ка­бинете необходимые цифровые данные, вызвал из гаража машину, предупредил о поездке в Смольный. Было около четырех часов по­полудни.

Николаева снабдили пропуском в Таврический дворец. Он ждал прибытия Кирова. Неожиданно ему сообщили; что вождь заедет в Смольный. Там будет удобнее. И пропуск не нужен, достаточно партбилета.

Николаева спешно доставили к зданию обкома. Он прошел внутрь Смольного со своим неизменным черным портфелем, поднял­ся на третий этаж и направился в уборную: отсюда, из окна, виден парадный подъезд.

В здании Смольного Николаев ориентировался свободно, ведь сектор цен РКИ, в котором он ранее работал, помещался на первом этаже. Он знал, что коридор третьего этажа заворачивает круто влево к кабинету первого секретаря. Вот и автомобиль Кирова. Сергей Миронович входит в подъезд, поднимается по лестнице. Ох­ранник на сей раз отстает на два лестничных марша. На эта­жах — ни одного дежурного. По инструкции Кирова везде должен сопровождать Борисов. Он постоянно дежурил возле кабинета Ки­рова, нес внутреннюю охрану. Борисов успел предупредить Кирова о Николаеве и странном благоволении к нему заместителя Медведя.

Сегодня Борисова нет. Его задержали в Управлении. Николаев чуть приоткрыл дверь, увидел в щель Кирова. Он шел по коридору один, охранник отстал. Николаев вышел из уборной, приблизился к Кирову на расстояние в два метра, достал из портфеля револьвер и, когда Киров завернул за угол, выстрелил в затылок. Затем он выстрелил в себя и упал рядом с убитым вождем...

Около шести часов вечера позвонил Николай Поскребышев и про­диктовал текст официального сообщения ЦК:

„1 декабря в Ленинграде от предательской руки врага рабочего класса погиб выдающийся деятель нашей партии и т. д.“»2.

В приведенном отрывке имеется такая достоверная информация: на 1 декабря в Таврическом дворце было действительно назначено собрание партийного актива, с утра Киров был дома, около четырех вышел из дома. Вот, пожалуй, и вся правда. А все остальное — из области фантазии.

Никакого пропуска (точнее, пригласительного билета) в Тавричес­кий дворец Николаев не имел. И никто его им не снабжал. Для того чтобы пройти в Таврический дворец, действительно нужен был специ­альный билет. С целью его получения Николаев и появился в Смоль­ном около полудня. Шатаясь из кабинета в кабинет, он всюду выска­зывал одну-единственную просьбу — дать ему билет на партийный ак­тив. Одновременно Николаев интересовался, кто же будет делать на активе доклад. И получил информацию: Киров, но билета так и не раз­добыл. Именно за эту информацию, «недостойную членов партии бол­товню и несоблюдение элементарных для каждого члена партии, а особен­но сотрудников обкома, условий конспирации, выразившееся в даче сведе­ний о работе обкома и, в частности, о товарище КировеНиколаеву Л., который не имел никакого отношения к обкому», 7 января 1935 года были исключены из партии С. М. Петрашевич, В. П. Владимиров, Е. П. Кар­манова и другие.

Документально также установлено, что Николаев спрашивал билет у инструктора культпропотдела Е. Г. Шитик. «Ко мне подошел небольшо­го роста черненький человек и сказал: „Здравствуй, т. Штеренсон”. Я очень удивилась, т. к. меня очень мало кто знает под прежней фамилией. Я его спросила„Откуда вы меня знаете?“ — „Я вас знаю по Лужскому комсомолу", —ответил он».

В билете Николаеву на партийный актив Е. Г. Шитик отказала.

Самое курьезное из утверждений Антонова-Овсеенко — все, что ка­сается уборной, откуда якобы Николаев следил за парадным подъездом Смольного, ожидая приезда Кирова, а затем наблюдал за ним в щель двери уборной, когда Сергей Миронович шел по коридору.

Великий Д. Кваренги, автор проекта Смольного института, навер­няка обиделся бы на автора этой «утки»: уборная, окна которой выходят на лицевой фасад! Замечательный зодчий разместил все подобные за­ведения в здании таким образом, что их окна выходили во внутренние дворы. Естественно, что из их окон и дверей никоим образом, даже при большом желании, даже при наличии оптических приборов, нельзя бы­ло видеть ни парадного (главного) подъезда Смольного, ни тем более главного его коридора.

Безусловной «липой» является утверждение об отсутствии Борисова (охранника Кирова) в Смольном. Предоставим слово документам. Вот выдержка из допроса Борисова 1 декабря 1934 года:

«Я встретил Кирова около 16 часов 30 минут в вестибюле глав­ного подъезда и пошел за ним примерно на расстоянии 15 шагов, а на III-ем этаже расстояние увеличилось до 20—30 шагов». Борисова видели сразу же после убийства Кирова многие сотрудни­ки Смольного, и все они отметили это в своих воспоминаниях, дали соответствующие показания вечером 1 декабря следователям Ленин­градского УНКВД.

Попутно замечу, что личного секретаря Сталина, а с 1935 года — за­ведующего его канцелярией Поскребышева звали Александр Николае­вич, а не Николай.

Читатели могут спросить: зачем вы привели три таких длинных от­рывка? Отнюдь не случайно. Десятилетиями правда об убийстве Кирова искажалась, фальсифицировались события, факты. Сегодня сведения, сообщенные А. Орловым, Р. Конквистом, А. Антоновым-Овсеенко об обстоятельствах убийства Кирова, не только тиражируются такими журналами, как «Огонек», «Нева», «История СССР» (сейчас переиме­нован!), но и получили широкое хождение в средствах массовой инфор­мации.

Ну а как же было в действительности?

25—28 ноября в Москве состоялся пленум Центрального Комитета, ВКП(б), который рассматривал два вопроса: 1. Об отмене карточной системы по хлебу и некоторым другим продуктам. 2. О политотделах в сельском хозяйстве.

28 ноября для участников пленума МХАТ дал спектакль «Дни Тур­биных». Киров присутствовал на нем и поздно вечером вместе с други­ми ленинградцами — участниками пленума — «Красной стрелой» вы­ехал в Ленинград.

Кстати, вопреки утверждениям писателя А. Рыбакова, в этот приезд в Москву Киров не виделся с Серго Орджоникидзе, который не участ­вовал в работе ноябрьского пленума ЦК ВКП(б). Дело в том, что, на­ходясь в поездке по стране, Орджоникидзе заболел. У него внезапно открылось внутреннее кровотечение. В связи с этим 11 ноября 1934 го­да Политбюро ЦК ВКП(б) принимает решение «командировать срочно в Тифлис для оказания врачебной помощи Орджоникидзе проф. Плетнева, Фронштейна и Левина». Более того, через неделю Политбюро опросом выносит вторичное постановление, обязывающее Орджоникидзе стро­го выполнять указания консилиума и не выезжать в Москву без разре­шения врачей1. Орджоникидзе вернулся в Москву не ранее 30 ноября, и якобы имевшая место встреча Орджоникидзе с Кировым в конце но­ября после пленума ЦК в Москве является вымыслом. Это подтверж­дается и воспоминаниями жены Орджоникидзе Зинаиды Гавриловны, написанными еще в 1935 году.

«...Мы приехали в Москву в последних числах ноября. Только что закончился пленум ЦК и Киров приезжал в столицу. Он говорил нашему шоферу: „Давно я не видел Серго. Чертовски хочется уви­деть его...“

Серго не застал Кирова в Москве. В день приезда часов в 5 вечера он решил позвонить ему. Помню, я вмешалась в их разговор и крик­нула в трубку: „Сергей Миронович, примите привет и от меня“»2.

В день возвращения Кирова из Москвы, 29 ноября, газета «Ленин­градская правда» поместила объявление: 1 декабря, в 18 часов во дворце Урицкого состоится собрание партийного актива Ленинградской орга­низации ВКП(б). Порядок дня: итоги ноябрьского пленума ЦК ВКП(б). Вход по пригласительным билетам с обязательным предъявлением парт­билета. Члены обкома и горкома ВКП(б) проходят по пропускам.

Замечу, что в плане работы Ленинградского обкома и горкома ВКП(б) день проведения актива вообще не обозначен. Решение о прове­дении его было принято секретариатом Ленинградского обкома и горко­ма ВКП(б) только 28 ноября. М. С. Чудов, приехавший из Москвы утром 28 ноября, «провел» это решение через секретариат вечером того же дня. Несомненно, оно было согласовано Чудовым с Кировым еще в Москве.

Практически всю первую половину дня 29 ноября Киров посвятил подготовке к собранию актива Ленинградской организации ВКП(б).

Он обзвонил многих секретарей райкомов партии, председателей ис­полкомов, встретился и долго беседовал с И. Ф. Кодацким (председате­лем Ленсовета), П. И. Струппе (председателем Облсовета), М. С. Чудо­вым. В тот же день под его председательством состоялся объединенный секретариат обкома и горкома ВКП(б), принявший решение о про­ведении 2 декабря объединенного пленума обкома и горкома ВКП(б) «О плане мероприятий Ленинградской партийной организации в связи с предстоящей отменой карточной системы на хлеб»3.

Вечером 29 ноября Киров до глубокой ночи работал над докладом.

Жена Кирова, Мария Львовна, в то время чувствовала себя плохо и вместе с сестрой Рахилью Львовной жила на даче в Толмачеве. М. А. Сва­нидзе писала в своем дневнике: «Зина (имеется в виду жена Орджоникид­зе) поехала в Ленинград подготовить жену Кирова к этому удару, т. к. она лежит в больнице и все произошло в ее отсутствие»4. Эти сведения, ка­сающиеся Марии Львовны Маркус-Кировой, недостоверны. Она жила на даче в Толмачеве.

По свидетельству шофера Кирова, С. М. Юдина, 30 ноября Сергей Миронович побывал на строительстве «перемычки» на проспекте Ста­чек (недалеко от завода «Красный путиловец»), на новостройках Камен­ноостровского и Лесного проспектов, объехал Невский район1. Затем вернулся домой и снова до глубокой ночи продумывал свое выступление.

Е. И. Ефремова-Дзен, длительное время работавшая в секретариате Кирова, писала в своих воспоминаниях:

«30/ХI-1934 года в выходной день я была дежурная по секрета­риату. В 12 часов дня Сергей Миронович позвонил и спросил, есть ли газеты?.. Я ответила, что газеты только что получены и я сей­час их посылаю. Часов в 5 вечера Сергей Миронович позвонил и про­сил прислать постановление Обкома о выдаче хлебных карточек. В этот день Сергей Миронович готовился к докладу 1/XII. Еще через некоторое время он позвонил и попросил посмотреть приборы о подъеме воды... Часов в 10—11 вечера он последний раз позвонил и попросил пойти к нему в кабинет, найти в письменном столе короб­ку с карандашами и прислать к нему... Я пошла к нему в кабинет, открыла стол и нашла там... коробку с карандашами. В это вре­мя звонит телефон и Сергей Миронович говорит, что карандаши он нашел у себя дома и посылать не надо. Больше он в этот вечер не звонил»2.

По воспоминаниям М.В.Рослякова и Н.Ф.Свешникова, утром 1 декабря Киров звонил в Смольный несколько раз, просил все готовя­щиеся для него материалы отправить к нему домой. Зафиксирован ряд его звонков в Смольный: Свешникову, Рослякову, Чудову3.

Другой дежурный секретарь, Суомалайнен-Тюнккюнен, вспоминала: «1-го декабря, около 12 часов, из дому звонил Сергей Миронович, сейчас я не помню, какие именно нужны были сведения, но помню, что он поручал звонить в Облгорготдел и сказал: „Скажите, чтобы он (тогда зав. облторготделом был т. Иванченко) как можно бы­стрее позвонил и сообщил бы точные данные ". Это был мой послед­ний разговор с Сергеем Мироновичем»4.

1 декабря несколько раз посетила Кирова дома М. Ф. Федорова — курьер Ленинградского обкома ВКП(б). «Я в этот день была у Сергея Мироновича четыре раза, — вспоминала она, — возила к нему материалы. В этот день он не должен был быть в Смольном, так как готовился к докладу. Я поехала в 2 ч. 30 мин.5, он сам открыл мне дверь, т. к. не было ни Марии Львовны, ни домработницы. Сергей Миронович принял материа­лы, и я у него спросила, нужно ли приехать еще. На это он мне сказал, что приезжать не надо»6.

В Смольный Киров звонил также около 15.00 и в 15 часов 15—20 минут. Дело в том, что в 15.00 у М. С. Чудова начиналось совещание: обсуждались практические мероприятия по отмене карточной системы. Присутствовало свыше 20 человек. Это были ответственные работники аппарата обкома и горкома ВКП(б), некоторые первые секретари рай­комов партии Ленинграда, председатели исполкомов городского и об­ластного Советов, руководящие работники плановых, финансовых и торговых органов, несколько директоров крупнейших ленинградских заводов. Все они поименно установлены.

Должна огорчить публициста Якова Ракитянского, Бориса Осипови­ча Шифа среди них не было. Поэтому весь рассказ Шифа об убийстве Кирова, о якобы замеченном им охраннике Кирова скорее всего являет­ся мифом, сотворенным в более поздние годы7. Борис Осипович Шиф действительно с сентября 1932 года работал в Ленинграде — заведую­щим ленинградским отделением книгоцентра, так тогда называлась ор­ганизация, занимающаяся реализацией книжной продукции. По своей должности Шиф никак не мог присутствовать на совещании у Чудова, ибо не имел никакого отношения к обсуждаемому вопросу — отмене карточной системы, увеличению производства хлебобулочных изделий и их товарообороту. В это время, согласно анкете, он не был руководителем издательства и членом лекторской группы обкома. Это пришло к нему позднее — в 1935 году, уже после смерти Кирова.


Ситуационная схема расположения основных свидетелей и участников убийства С. М. Кирова на третьем этаже Смольного в 16 час. 30 мин. 1 декабря 1934 г.