Geum.ru

«Слова о Полку Игореве»

Вид материалаКнига

Содержание


27. Утръ же воззни стрикусы, отвори врата Нову-граду…
28. Великому Хръсови влъкомъ путь прерыскаше…
Подобный материал:
1   ...   29   30   31   32   33   34   35   36   37

27. Утръ же воззни стрикусы, отвори врата Нову-граду…



Загадочные стрикусы традиционно порождают проблемы у толкователей «Слова…», заставляют их теряться в догадках. Первые издатели «Слова…» в примечании отметили: «По смыслу речи стрикусъ не что иное, как стенобитное орудие или род тарана, при осаде городских ворот употребляемого». Эту трактовку восприняли П. П. Вяземский, А. Ф. Вельтман, М. А. Максимович. Следует заметить, что слово стрикусы упоминается только один раз в «Слове…» и в других источниках не засвидетельствовано, поэтому подтвердить данную гипотезу не удаётся.

А. С. Шишков «воззни стрикусы» трактовал как оружие, которое следовало «возить на возах» или с которым «надобно было много возиться» [Шишков, 1805, 167]. Аналогичные взгляды на «стрикусы» были у Я. С. Пожарского и Д. Н. Дубенского. Они явно игнорируют тот факт, что при отсутствии хороших дорог, да ещё в ночное время подобные устройства должны были весьма существенно снизить скорость перемещения войска Всеслава, и рейд на Новгород потерял бы ту внезапность, которую приписывает ему автор «Слова…».

Вс. Ф. Миллер и Н. Павлов (Бицын) трактовали «воззни стрикусы» как «вонзи стрикусы» и видели в стрикусах «шпоры», «стрекала», «стремена» [Миллер, 1877, с. 232—233], [Бицын, 1874, с. 778]. Эта трактовка не имеет серьёзных обоснований, и не была воспринята переводчиками и исследователями «Слова…».

И. М. Снегирёв и А. Д. Потебня полагали, что стрикусы — «боевые топоры». Они считали, что это слово заимствовано из германских языков, в которых Streitäte, Streitax — «бердыш» [Снегирёв, 1838, с. 321], [Потебня, 1914, с. 124]. А. В. Соловьёв тщательно изучил эту версию и установил, что данные германские слова впервые зафиксированы в источниках XV века [1957, с. 653—654], однако эта версия не потеряла сторонников даже в XX:

И. К. Гудзий: «Утром же ударил секирами».

А. К. Югов: И наутро ж грянул в секиры — развёрз врата Новгороду».

Р. О. Якобсон предложил читать «стрикусы» как «с три кусы» и переводил данный фрагмент так: «знать трижды ему довелось урвать по кусу удачи» [La Gete…. Р. 172, 196]. Эта конъектура с различными модификациями была использована многими исследователями и переводчиками «Слова…». Так, например, Н. М. Дылевский, учитывая, что предлог указывает на приблизительное количество, предложил читать «три кусы» вместо «стрикусы» [Дылевский, 1960, 60—69]. Д. С. Лихачёв также не преминул «украсить» «Слово…» подобным словесными цветочкоми: «утръже вазни, с три кусы отвори ворота Нову-граду» с переводом: «урвал (захватил) счастье (удачу) в три попытки (или «с трёх попыток») отворил врата Новгороду (т. е. занял город)» [Лихачёв, 1962, с. 587]. А. К. Югов с полным основанием нашёл, что эта глумливая конъектура «выглядит, как рогожная заплата на бархате» [Югов, 1970, с. 192]

В. Л. Виноградова считает, что «кус» означает «набег, нападение». Она полагает, что автор «Слова» говорит о трёх набегах Всеслава на Новгород [Виноградова, 1969, с. 71—74]. Свидетельствами о трёх попытках или о трёх набегах исследователи не располагают.

В. В. Нимчук, указав на спорность подобного рода толкований, предложил не менее спорное: слово «стрикусы» он читает как «стрику сы», а «воззни» — как «бо чти». Весь фрагмент он переводит так: «уйняв же (бо) чест своему дядьковi (стриевi)» [Нимчук, 1968, с. 39—40]. Ещё более спорным является толкование, предложенное Л. А. Булаховским, который видит в слове «стрикусы» — «остры кусы», где «кусы» по его мнению — «зубы хищных зверей» [Булаховский, 1950, с. 144].

Для объяснения данного фрагмента можно вспомнить о привычке русских князей вовлекать в свои междоусобицы самые разные народы. На роль «стрикусов» формально могут претендовать: тюргеши, торки (гузы), черкесы, черкасы и ряд других народов (каликов). Следует, однако, учесть, что в древнетюркском языке šerig sü — «войско, рать» [ДТС, 1969, с. 144]. С учётом этого, интересующий нас фрагмент слова может быть переведён так: «Утром же возник с войском и распахнул врата Новгорода». Есть все основания полагать, что автор «Слова…» не знал тюркского языка и воспринимал тюркизмы не только в былинах, но и в летописях на манер славистов.


28. Великому Хръсови влъкомъ путь прерыскаше…



Фрагмент «Слова…», в котором говорится о том, что Всеслав Брячеславич «великому Хръсови влъкомъ путь прерыскаше» всегда порождал проблемы при истолковании. Особенно много толкований возникало по поводу сущности Хорса. Первые издатели «Слова…» просто не упомянули Хорса при переводе. В. А. Жуковский без серьёзных оснований отождествил Хорса с Херсоном. Д. Н. Дубенский также не обременял себя доказательствами, полагая, что речь идёт о Корсуни или о Хазарии. По мнению П. Г. Буткова, переписчики «Слова…» по ошибке вместо «Днепрови» написали «Хръсови» [Буткова, 1821, 44—45].

П. И. Прейс положил традицию видеть в Хорсе древнерусское божество солнца [Прейс, 1840, с. 32—37]. Большинство исследователей в настоящее время придерживается этой традиции. По их мнению, Всеслав перерыскивал путь солнцу, двигаясь с севера на юг, из Киева к Тмутаракани.

Е. В. Аничков выступил против попыток отождествления Хорса с солнцем, поскольку Всеслав «рыскал» по ночам и, следовательно, не мог перебегать путь солнцу — дневному светилу. Он считал Хорса божеством тюрков, по территории которых пролегал путь Всеслава [Аничков, 1914, с. 341]. Гипотеза Е. А. Аничкова побудила М. А. Максимовича и Я. Е. Боровского предположить, что Хорс — лунное божество. Е. В. Аничков, М. А. Максимович и Я. Е. Боровский явно игнорировали тот факт, что солнце движется не только днём, но и ночью. Именно ночной путь солнца мог «перерыскивать» Всеслав, двигаясь с севера на юг.