Geum.ru

«Слова о Полку Игореве»

Вид материалаКнига

Содержание


4.2. Время создания, автор и жанр «Слова…» в свете историзма
Подобный материал:
1   ...   8   9   10   11   12   13   14   15   ...   37

4.2. Время создания, автор и жанр «Слова…» в свете историзма



Победа над Игорем вдохновила половцев, однако, наибольшую опасность таила в себе не грядущая месть половцев за вероломный набег, не углубляющийся раскол в стане русских князей, а конфликт между Святославом и традиционными союзниками Киевской Руси. Сепаратный сговор между Игорем и половцами больше всего должен был волновать степных союзников Киевской Руси, которые являлись смертельными врагами половцев. У них были все основания полагать, что тесные связи с половцами налаживаются не без ведома великого князя Святослава, который питал самые тёплые чувства к своему двоюродному брату Игорю. Для степных союзников Руси и широких кругов русского общества обстоятельства побега князя Игоря половецкого плена были более чем очевидны. Дав согласие на брак сына со знатной половчанкой, князь Игорь и его семейство становились родственниками отнюдь не рядовых половцев. Степные союзники Киевской Руси были главными конкурентами половцев. Половцы кровно были заинтересованы в том, чтобы защитить себя от их набегов. Их возмущало то, что под прикрытием русских городов их главные конкуренты могут чинить грабежи и разбои совершенно безнаказанно. В сепаратном сговоре неизбежно должны были присутствовать пункты, ущемляющие интересы чёрных клобуков и других степняков, враждебных половцам. Святослав, киевляне, автор «Слова…» прекрасно понимали, какого рода потрясения готовит им конфликт с традиционными союзниками. Публично опровергнуть слухи о сепаратном соглашении и подтвердить свою готовность вести непримиримую борьбу с половцами Святослав не мог, поскольку это могло самым негативным образом повлиять на судьбу пленных князей. Успокить общественное мнение без серьёзных последствий для пленных князей могло только авторитетное лицо, которое имело право высказывать взгляды отличные от взглядов великого князя. В этом случае половцы не могли обвинить Святослава в срыве сепаратного соглашения.

Автор «Слова…» прекрасно понимал, чем грозит назревающий скандал. Он знал, что жертвой народного гнева может стать не только явный сепаратист Игорь. Будучи мудрым человеком, он воздал должное «былям, съ могуты, и съ татраны, и съ шельбиры, и съ ревугы, и съ ольберы», заверил, что борьба с половцами не теряет своей актуальности, а также призвал киевлян встретить князя Игоря как героя, пострадавшего за общее дело. По всей видимости он полагал, что, войдя в роль героя, тщеславный князь Игорь постарается доказать свою приверженность общему делу: защите интересов Руси. Такого рода соображения могли побудить автора «Слова…» воспеть организаторов столь бесславного похода. Киевляне, которые встретили князя Игоря как победителя, наверняка также руководствовались подобными соображениями.

Вполне возможно, что торжественная встреча князя Игоря киевлянами, а также написание «Слова…» были инициированы великим киевским князем Святославом, которому крайне важно было представить Игоря в качестве непримиримого врага половцев. Мысль о том что «Слово…» является агитационным произведением, написанным по заказу Святослава, отнюдь не нова. Отстаивая эту мысль, В. А. Келтуяла писал: «Использование литературных произведений для агитационно-политических целей в конце XII в. вовсе не было таким необычным, как может показаться с первого взгляда. Во второй половине XII в. было написано "Слово о князех". Исследователь этого "Слова…" П. В. Голубовский пришёл к выводу, что оно представляет собой громовую речь, с которой 2 мая 1175 г., в день памяти Бориса и Глеба выступил в черниговском Спасском соборе епископ (или какое-либо другое духовное лицо), с требованием от младших князей повиноваться старшим» [Келтуяла, 1928, с. 80]. Это выступление произведено было по поручению князя Святослава, тогда ещё только новгород-северского, а не великого киевского князя. Оно было направлено против другого князя, Олега, претендовавшего на черниговский престол, на который претендовал и Святослав. «Слово о князех», с которым своевременно выступил Святослав через черниговского епископа или другое, преданное ему, духовное лицо, оказало надлежащее впечатление на паству, и Олег, младший князь, отступился от своих притязаний, а черниговский престол достался Святославу.

Историк В. Невский также полагал, что «под влиянием поражения Игоря и опасности, которая угрожала всей Руси и в том числе Киевской, Святослав дал задание написать агитационное воззвание с целью объединить князей на защиту русской земли» [Невский, 1934, с. 43]. Многие исследователи отмечают, что автор «Слова…» вовсе не напоминает угодливого сочинителя, способного пропагандировать чуждые ему идеи. Вполне возможно, что великого князя Святослава и автора «Слова…» объединяло общее видение проблемы, т.е. понимание того, чем может закончится конфликт с чёрными клобуками, с былями, могутами, татранами, без которых киевляне не видели своего будущего.

Развивая взгляды исследователей, которые видят в «Слове…» произведение агитационного характера, можно решить целый комплекс проблем, связанных с авторством «Слова…». Гипотезы о том, что автором «Слова…» был простолюдин, дружинник или князь всегда будут вызывать сомнения. Дело в том, что простолюдинам и дружинникам не пристало критиковать князей, а князьям писать подмётные поэмы и воспевать князя, пренебрёгшего неписанными законами рыцарской чести. «Слово о князех» — надёжное свидетельство того, что критика князей входила в практику церковных иерархов. Особо следует отметить тот факт, что неписаный кодекс рыцарской чести исключал саму возможность прощения князя Игоря князьями и дружинниками. Простить и воздать ему славу могло только лицо, культивирующее всепрощение. Логично предположить, что «Слово…» было задумано как проповедь, которая подобно «Слову о князех» была произнесена епископом или другим духовным лицом. Хвалебные песни во время проповедей в христианских храмах отнюдь не редки. Прославление князей церковными риторами также в обычае той эпохи. В качестве характерного примера может быть упомянуто «Слово о законе и благодати и похвала кагану Владимиру» известного проповедника Илариона. Обращение «братия» и заключительное «аминь» также характерны для проповедей.

Риторика — ораторское искусство. Риторические приёмы в древнерусской литературной практике использовалась главным образом в текстах, предназначенных для устного произнесения. О том, что «Слово…» во многом риторическое произведение написано много. Более того, О. Н. Сенковский рассматривал «Слово», как плод творчества « питомца Львовской академии из русских, или питомца Киевской академии из галичан на тему, заданную по части риторики и пиитики» [Сенковский, 1854, с. 7]. Ф. И. Буслаев как «течение ораторское» трактовал в «Слове…» глагольные рифмы, повторения глаголов в начале предложения, начало фразы со слова, которым кончается предыдущая, обращения в виде личного имени и т. д.

И. П. Ерёмин в специальной работе описал основные риторические приёмы, которые использованы в «Слове…»: отступление, прямая речь, обращение, антитеза, перенос в описании прошлого в настоящее, риторические повторы слов и предложений, притча, риторический вопрос и восклицание, приёмы сравнения и параллелизма и т.д. [Ерёмин, 1950, с. 93—129].

О том, что «риторика Слова отличается высокими достоинствами» писал Н. К. Гудзий [Гудзий, 1946, с. 169]. Если учесть, что углублённо изучали риторику и практиковались в риторике, прежде всего служители церкви, то мысль причислить автора «Слова…» к церковным деятелям не должна казаться странной.

Р. Пиккио в своей статье «"Слово о полку Игореве" как памятник религиозной литературы Древней Руси» обращает внимание исследователей, что композиция «Слова…» напоминает композицию библейских повествований. При этом наблюдается совпадение «не только нарративных, но и экзегических мотивов». Он пишет: «Если мои наблюдения хоть в какой-то мере обоснованы, то будет устранено одно из главных доказательств историко-литературной "нелигитимности" "Слова о полку Игореве" в недрах древнерусской литературы, именно его нерелигиозный характер. Мне кажется возможным доказать противоположное» [Пиккио, 1997, с. 437—438].

В качестве одного из примеров схождений Р. Пиккио предлагает сопоставить слова Иосафета и Ахава в 3-ей книге Царств с соответствующим обращением Всеволода к Игорю в «Слове…»: «И сказал он Иосафату: пойдёшь ли ты со мною против Рамофа Галаадского? И сказал Иосафат царю Израильскому: как ты, так и я; как твой народ, так и мой народ, как твои кони, так и мои кони» (3 Цар. 22: 4).

Р. Пиккио полагает, что «если библейский лейтмотив действительно лежит в основе всего "Слова о полку Игореве", то не трудно будет поместить немногие риторические "языческие" (или, можно сказать, "нехристианские") элементы» в ораторский контекст, «не меняя при этом наше прочтение самой повести в религиозном ключе в соответствии с жанровыми схемами exemplum´a, общими для всех средневековых христианских литератур» [Там же, с. 443].

Мысль о том, что автором «Слова…» является церковный ритор, позволяет с большой долей вероятности решить вопрос о времени первой публикации и жанре «Слова…». Проповедь в честь возвращения Игоря из плена, по всей видимости, была произнесена в киевском храме и, безусловно, способствовала созданию приемлемой атмосферы при встрече Игоря с киевлянами, многих из которых волновала судьба его дружинников, а также вопрос о том, чьи интересы приехал отстаивать сепаратист.

Гипотеза о том, что автор «Слова…» был церковником, который жил в XII веке, в настоящее время отвергается по причине обилия в «Слове…» вызывающих языческих мотивов. Ниже будет показано, что многие из этих мотивов привнесены трактователями «Слова…». Видеть в Диве, Даждьбоге, Велесе языческие божества можно только игнорируя тюркский субстрат былин, по которым писалось «Слово…».