Geum.ru

Сергей Ермаков Нож вместо микрофона

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   19   20   21   22   23   24   25   26   27

Глава 23.


Генеральный директор ОАО «Сибцветмет» Фёдор Аркадьевич Сергеев сразу же после того как поучаствовал в карательном рейде на поселок старателей, вернулся в Вольфрамск на вертолете вместе с майором Синицей и, отпустив водителя своего джипа, сам сел за его руль, а потом отправился на встречу с капитаном Кожедубом. Он ведь накануне во время празднования юбилея «Сибцветмета» на стадионе обязал сыщика представить к завтрашнему вечеру ладно скроенное дело об убийстве господина Офиногенова, а за неисполнение своих приказов в срок он строго наказывал. Вообще-то Кожедуб должен был принести уголовное дело к нему на стол в кабинет, но сыщик позвонил и сказал, что лучше бы им встретиться тет-а-тет, наедине, подальше от посторонних глаз, поэтому предложил подъехать на заброшенный цех за городом. На вопрос Сергеева о том, что случилось, Кожедуб отмолчался, только сказал, что в деле открылись новые неожиданные факты. Фёдор Аркадьевич, не смотря на то, что уже была половина одиннадцатого вечера, сел за руль джипа и отправился за город. Он привык работать допоздна, частенько в его кабинете свет горел и в полночь, и далеко за полночь. На сон деятельному Сергееву хватало и четырех часов.

Кожедуб ждал его возле старого плавильного цеха, который Сергеев все мечтал перестроить, чтобы не стояли на окраине города эти мрачные развалины, возведенные еще в начале прошлого века и не портили общий вид города. Но экономисты предприятия подсчитали невыгодность сего мероприятия – легче было построить новый цех, чем перестраивать старый. На том затея Сергеева и завяла.

Кожедуб из своей «Волги» моргнул фарами, вылез из машины и пошел навстречу едущему Сергееву. Тот остановил джип и подождал пока Кожедуб сядет в машину. Пожал сыщику руку, откинулся поудобнее на сидении, повернувшись к капитану и приготовившись слушать. Подмышкой у Кожедуба находилась кожаная папка, он открыл её, посмотрел на исписанные листочки, потом поднял глаза на Сергеева и тот заметил как в его зрачках мелькнула тревога и даже какая-то недоброжелательность.

- Ну что там у тебя? – нетерпеливо проговорил Фёдор Аркадьевич. – Давай уже докладывай, а-то я только что с операции. Летал с майором Синицей по поводу поселка старателей, искали там наркокурьера, которому удалось прорваться в город.

- И что – нашли? – поинтересовался Кожедуб.

- Потом об этом расскажу, ты мне давай по делу убийства Офиногенова докладывай, не тяни кота за хвост, - поторопил капитана Сергеев, - что нарыл докладывай, по глазам вижу, что опять хочешь на Татьяну вешать убийство Офиногенова.

- Не совсем, - помотал головой Кожедуб, - Татьяна как раз оказалась в стороне. Но вперед забегать не буду, начну по порядку. На раме окна в гримерке были найдены отпечатки свежие пальцев Татьяны, это вы знаете. А вот на ручке рамы окна с внутренней стороны мной были обнаружены были ваши «пальчики», Фёдор Аркадьевич.

- Что? – буркнул от неожиданности Сергеев. – Что ты городишь, откуда там могут быть мои пальчики? Да и вообще, как ты можешь определить мои пальчики это или нет, если я никогда никаких отпечатков в милиции не сдавал.

- А я вчера после вашего выступления на стадионе взял на время микрофон и снял отпечатки, - сказал Кожедуб, - а потом сверил. И они чудным образом совпали с теми, что были на внутренней части ручки окна рамы. Получается, что Татьяна только лишь закрывала раму, а открывали окно вы, Фёдор Аркадьевич.

- Бред какой-то, - возмутился Кожедуб, - ты вообще понимаешь что ты городишь здесь? Какие отпечатки? Хотя, может быть, когда я и открывал эту раму накануне, надо вспомнить. А может ты чего перепутал спьяну?

- Я не пью на работе, - резко ответил Кожедуб, - и в продолжение этой истории я вам скажу, что у меня есть свидетели, которые показали, что вы, Фёдор Аркадьевич, положили деньги на сцене в сундучок и закрыли его на ключ. Это видел один человек, а второй подтвердил, что сундучок сначала был пустой, а потом стал тяжелый.

- Какой еще сундучок, что ты городишь? – нахмурился Сергеев. – Не помню я никакого сундучка.

- А тот самый, что вы должны были вручить победителю производственного соревнования на звание лучшего бригадира смены, а не вручили, - напомнил Кожедуб, - а приказали Рыбаковскому сундучок отнести к себе в кабинет.

- Ну и что, что такого? – еще больше рассердился Сергеев. - Ты что, я не пойму, ты меня что ли хочешь обвинить в убийстве этого самого продюсера Офиногенова? Меня, генерального директора комбината «Сибцветмет»? Да ты вообще понимаешь на кого ты пасть свою раскрыл и тявкаешь?

- Это не я обвиняю, вас, Фёдор Аркадьевич, - спокойно ответил Кожедуб, - а факты. Факты – упрямая вещь и против них не попрешь! И вот как вы объясните мне, что на внутренней ручке рамы окна ваши отпечатки и то, что деньги убитого оказались в ваших руках?

- Да ничего я объяснять тебе не буду! – рассердился Сергеев. – Ишь ты мне тут, генеральный прокурор выискался!

- Зря вы злитесь, Фёдор Аркадьевич, - сказал Кожедуб, - я помочь вам хочу, я на добро приучен добром платить. Вы меня человеком сделали, неужели вы думаете, что я вам на ваше добро злом отплачу. Я думаю мы с вами сможем же договориться, чтобы как-то из этого дела выкрутиться. Просто если вдруг московские сыскари за это дело возьмутся, они до правды докопаются и тогда ваше честное имя будет замарано. А зачем нам сор из избы выносить? Незачем.

Лицо Сергеева просветлело и даже нахмуренные брови поднялись немного вверх. А кулаки, которые он уже сжал от злости, снова превратились в ладони, лежащие на коленках.

- А я уж было подумал грешным делом, что ты совсем сбрендил, - медленно произнёс успокоенный последней фразой Кожедуба Фёдор Аркадьевич, - захотел засадить в тюрьму своего благодетеля. Стал покусывать руку, которая тебя кормит.

- Нет, - помотал головой Кожедуб, - я хочу помочь вам возникшую проблему решить без лишнего шума и пыли. Положим, совпадение отпечатков мы с вами утаим, но есть же еще и свидетели. Я вчера был у Светлова в больнице. Он пришел в себя и сказал, что вспомнил, что когда вы вернулись из гримерки у вас ботинки были в крови. С этим что делать? Как будем выкручиваться?

- Не ссы, капитан, будущий подполковник, выкрутимся, – сказал Сергеев. – Этот Офиногенов сам напросился на нож, а я ведь даже его не узнал его поначалу. А он, падла, сразу меня признал и стал шантажировать. Пригрозил, что расскажет о том, что случилось тридцать лет назад, если я ему не заплачу полмиллиона евро.

- А что такого страшного случилось тридцать лет назад? – поинтересовался Кожедуб.


Федор Аркадьевич Сергеев ответил не сразу. Он постучал большими пальцами рук по рулю, на который опирался, глядя вперед в темноту ночи сквозь лобовое стекло, которое засыпал медленный снег, потом глянул на Кожедуба, раздумывая рассказывать ему или же не рассказывать самой большой тайны своей жизни. Но все-таки решился, очевидно подумав о том, что без помощи Кожедуба ему из сложившейся ситуации не выпутаться, а чтобы капитан мог ему помочь, он должен был знать все.

- Я человека убил, - ответил Сергеев, - случайно убил, после танцев, еще когда учился в горном институте. Он сам нарвался на драку. Здоровый такой был бугай у нас в институте, армянин Корбасян, учился на старшем курсе, а я тогда был первокурсником. Танцы как раз в клубе нашего института были. Я только подошел и стоял на улице, а он вышел пьяный покурить и привязался ко мне, мол, пошли драться. Мы с ним зашли за клуб, я боялся очень этой драки, поэтому сразу врезал ему первым и попал здорово, я же занимался боксом. А он ударился о какой-то крюк в стене виском и сразу же концы отдал. Я стою – не знаю что делать, чувствую сзади взгляд, поворачиваюсь, а там это Офиногенов стоит. Он у нас работал завклубом. И Офиногенов мне говорит, мол, готовь деньги, парень или я тебя сдам ментам. Три тысячи рублей он запросил – половину «Жигулей» по тем временам. У меня столько не было, но я пообещал отдать. И мы сговорились с Офиногеновым, что как будто бы мы с ним вышли на улицу из клуба и увидели как какой-то мужик его ударил. Даже описание его придумали – рыжий, высокий, нос крючком и что-то еще там. Короче вызвали мы ментов, они приехали, нас потягали еще пару недель в милицию, да и отпустили, свидетелей-то других не было. Еще и оказалось, что Корбасян на «плешке» приторговывал джинсами, многих людей «кидал», поэтому желающих проломить ему башку было предостаточно. Убийцу не нашли, дело и закрыли. А я деньги у знакомых по всей Москве занимал, родителям наврал что-то, они мне прислали тысячу. Короче, влез в долги, но три тысячи Офиногенову отдал. На том и расстались – он из клуба уволился и больше я его тридцать лет не видел. А вот вдруг этот Офиногенов приезжает с Татьяной и Алмазом в Вольфрамск, продюсером стал и меня, гад, сразу узнал. Нагло заявился в кабинет и говорит, мол, давай деньги – пол-лимона евро, а то сядешь в тюрьму. Сука, мало ему было тех трёх тысяч! Я ему напомнил, что расплатился с ним сполна, а он говорит мне – а кто ты был тогда - студентишка нищий, а теперь вот – владелец комбината, теперь и такса другая. А я было дело узнавал лет двадцать назад, что срок давности за убийство в России составляет десять лет, а потом уголовное дело прекращается, поэтому сказал ему об этом и выгнал на хрен вон.

- По статье сорок восемь старого Уголовного кодекса течение давности приостанавливается, если лицо, совершившее преступление, скроется от следствия или суда, - показал свои познания в юриспруденции Кожедуб, - так что дело может быть возобновлено.

- Я этого не знал, - сказал Сергеев, - и Офиногенов, наверное, тоже не знал. Поэтому когда я пришел в гримерку расплачиваться за выступление Алмаза и Татьяны, Офиногенов мне пригрозил, что пользуясь своими связями, пустит в прессу информацию о том, что я человека убил и раздует из этого дела скандал. А я ведь и в президенты мечу, понимаешь, Кожедуб. Хочу быть президентом России, понял? А в будущем году хочу начать бороться за губернаторское кресло. Поэтому, если бы дело об убийстве Корбасяна бы всплыло, прокуроры стали бы с этим разбираться – сколько дерьма бы вылилось на мою голову, представляешь? А теперь ты мне еще сказал, что меня могли бы и посадить. И куда бы я пошел с такой биографией?

- И продюсера тоже могли бы посадить за дачу ложных показаний, - сказал Кожедуб.

- Ну, ни я, ни Офиногенов, мы же не юристы, - махнул рукой Сергеев, - он-то, наверное, садиться в зону не собирался. Он мне в гримерке пригрозил, оскорблял меня всячески, вел себя вызывающе, а я к такому обращению не привык, меня просто затрясло от злости. А потом Офиногенов сказал, что утопит меня в любом случае, если денег завтра же не получит и нож этот, проклятый, под руку подвернулся, который рядом с ним лежал. Не сдержался я, схватил нож и в спину продюсеру воткнул. Вот сейчас вспоминаю, словно в тумане все было, как будто во сне и не со мной. Как это у вас называется – состояние аффекта? Вот как помутнение какое-то было. Но как увидел, что Офиногенов замертво на пол валится, быстро в себя пришел, деньги по карманам распихал. А одну пачку под тумбочку закинул, чтобы на того, кто её найдет подумали. И раму открыл, чтобы подумали, что убийца деньги передал сообщнику. И вышел из гримерки как ни в чем не бывало. Потом вернулся на сцену – меня как током ударило – отпечатки мои на ноже остались! Но Татьяна уже туда пошла. То ли бог, то ли черт мне помог – не знаю, но она и открытую мной раму заляпала своими отпечатками и на ноже тоже свои оставила. А что у меня правда были ботинки в крови, я не заметил…

- Это следственный прием такой, - объяснил Кожедуб, - ошарашить подозреваемого, сбить с толку. Конечно же, никакой крови на ботинках у вас не было…

- Что-то в жар меня бросило от этого рассказа, как в сауне, - сказал Сергеев, вытирая вспотевший лоб, - да и в машине жарко, пойду я выйду на улицу подышу.

Он повернулся своим массивным телом, чтобы открыть ручку дверцы машины, но неожиданно развернулся и врезал локтем сидящему рядом с ним Кожедубу прямо в нос. Удар был такой массы, что даже ножки подголовника джипа на сидении согнулись, припечатав к ним голову капитана. Но Сергеев на этом не остановился – он схватил Кожедуба за затылок правой рукой, а левой несколько раз ударил в лицо. Кровь из носа Кожедуба хлынула прямо на резиновые коврики пола. Капитан спешно полез за своим пистолетом в кобуру, но Сергеев сверху ударил его ребром правой ладони по шее, пистолет вывалился и упал в кровь, а Кожедуб захрипел и от сильного удара потерял ориентацию в пространстве. Сергеев сунул руку ему за пазуху капитану и вытащил оттуда работающий записывающий диктофон, затем рывком открыл двери джипа и вытолкнул милиционера наружу. Кожедуб вывалился на снег, пытаясь встать хотя бы на четвереньки, но снова свалился, как боксер в глубоком нокауте.

- Сука, я так и знал! – прохрипел Сергеев, тяжело дыша с непривычки заниматься борьбой в автомобиле. – Ты же неисправимый упрямец, Кожедуб, искатель правды. И ты хотел меня провести, вывести на откровенный разговор, а потом под белы ручки и в камерку усадить? Неужели ты думаешь, что я настолько глуп, что купился на твою хреновую актерскую игру?

Сергеев нагнулся, поднял с пола джипа пистолет Кожедуба, снял его с предохранителя, взвел затворную раму, вылез из машины и направился к нему. Капитан растирал лицо снегом пытаясь придти в себя, но кровь лила из его носа фонтаном, а мозги крутило, как на карусели.

- Не потерял я еще своего левого хука, - с гордостью сказал Сергеев, - многих на ринге отправлял им в нокаут, когда рубился в полутяжелом весе. А теперь-то я вообще супертяж, а ты, капитан, не в моей весовой категории, ты был изначально обречен на поражение. И всё-таки ты конченый дурак, капитан, я и не подозревал, что ты такой романтик. А ведь мог бы хотя бы попытаться денег заработать. Ну посадили бы меня – тебе-то какая радость от этого?

- Убийца должен сидеть в тюрьме, какого бы ранга он не был, - сказал Кожедуб, выплюнув на снег выбитый передний зуб.

- Дурак ты, я же случайно Корбасяна убил, - сказал Сергеев, - я его ударил, а убивать не хотел. Откуда я мог знать, что он виском о крюк ударится?

- Это не имеет значения, - упрямо повторил Кожедуб, - за нарушение закона преступник должен отвечать перед судом…

- Всё, заткнись, тупоголовый, оставь эти проповеди для ангелов, которых ты скоро увидишь, - зло посоветовал Сергеев, держа капитана в прицеле его собственного пистолета, - ты не оставляешь мне выбора, как не оставил его Офиногенов.

- Если ты меня убьёшь, тебя найдут и посадят, - сказал Кожедуб.

- Не найдут и не посадят, - уверенно ответил ему Сергеев, - ночью синоптики обещали метель, она занесёт все следы, а в руку тебе я вложу часы капитана третьего ранга морской пехоты Крабецкого А. Н., отца Татьяны, который и без этого в нашем городе и вне его начудил уже очень много. На него спишут твое убийство, а я прикажу майору Синице застрелить Крабецкого при задержании. И все, капитан, концы в воду, а уж с твоими свидетелями я смогу разобраться, они не такие упрямцы, как ты. Как это у вас там говорят – капитан, никогда ты не станешь майором?

- Мразь!!! – сквозь зубы процедил Кожедуб.

И тут же прозвучал выстрел пистолета, который отбросил Кожедуба на снег, грудь его окрасилась кровавым пятном, он упал, раскинув руки в стороны. Сергеев подошел ближе и выстрелил ему в голову.


Краб проснулся от короткого звонка в дверь, открыл глаза и почувствовал, что его правая рука затекла. На ней, как на подушке лежала голова Катерины. Девушка тоже услышала звонок, вскочила, накинула на голое тело халатик и бросилась к двери. Краб глянул на часы – было ровно два часа ночи. Кто мог придти в такое позднее время?

- Это наверное Татьяна! – не поворачиваясь, сказала Катерина Крабу, словно услышав его немой вопрос.

- Не открывай! – только и успел произнести Краб, но опоздал - уже щелкнул замок входной двери, а потом раздался какой-то грохот в коридоре и вскрик Катерины.

Краб схватился за штаны и только успел натянуть их, как в проёме двери появился Шерстяной с револьвером в руках и сразу же наставил оружие на Краба, который сидел с голым торсом на разложенном диване.

- А хорошо ты тут пристроился, - с усмешкой сказал вор в законе, проходя в комнату, - девочка молодая, жрачка домашняя. И как ты все успеваешь, а Краб?

Отец Татьяны не стал отвечать ничего уголовному авторитету, взял со стула рубашку и стал одевать её. В это время помощники Шерстяного затолкали в комнату перепуганную Катю, грубо держа её за руку. Халатик распахнулся, она пыталась его завязать, но одной рукой ей сделать это было трудно. Краб сразу же узнал и того, кто держал Катерину – это был вчерашний красномордый тип из бара «Бориска», но сейчас он был уже вооружен обрезом, ствол которого он не сводил с Краба.

- Отпусти, девчонку, - посоветовал ему отец Татьяны, - ей больно…

- Ты вафлями-то не шевели здесь лишнего, - посоветовал ему Шерстяной, - потому что я сегодня на коне, а ты опять в говне. Не фартовый день у тебя сегодня, Крабило. Будешь много возникать, я попрошу этих пацанов твоей подружке сделать очень больно. Ты понимаешь о чем я говорю?

В комнате из коридора появился и еще один помощник Шерстяного – тот самый парень в десантской тельняшке, которому Краб засветил в солнечное сплетение. Он был одет в длинное черное пальто из-под которого вытащил охотничью двустволку. Оба – и десантник и красномордый горели желанием отомстить Крабу за вчерашнее, да только Шерстяной не велел им пока делать резких движений.

- Вот, Крабецкий, пришлось привлечь местную братву для разборок с тобой, - сказал Шерстяной, присаживаясь в кресло, - ты и им успел вчера насолить, как мне сказали. Через эту твою вчерашнюю драку я на тебя и вышел. А где девочка живет – труда нам выяснить не составило. И что ты за человек, Краб, где ни появишься, там нагадишь?

- Что ты хочешь от меня? – спросил Краб.

- А ты знаешь чего я хочу, - ответил Шерстяной, - деньги за товар, который ты просрал, вернуть хочу…

- Нет проблем, - сказал Краб, - сейчас отлучусь в туалет и принесу тебе много денег на лопате…

- Хы-хы, - усмехнулся Шерстяной, - шутник… хы-хы… Петросян…

И он только едва повернул голову в сторону красномордого, который держал Катерину, тот сильно толкнул её, не отцепляя и ударил головой о стену. Катя вскрикнула, схватилась за голову, халатик распахнулся, обнажив её грудь, бандиты заржали. Краб попытался вскочить с дивана, но два ствола одновременно уставились на него – револьвер, который был в руках Шерстяного и двустволка в руках у «десантника». А обрез Красномордого ткнулся Катерине в бок. Краб сел на место. Не за себя он боялся, а за девушку, которую спасти не успеет. Если бы Краб был бы один, он попытался бы завалить эту троицу и сделать для него профессионала-штурмовика было бы нетрудно, даже если принять во внимание, что трое вооружены, а он с голыми руками. Но рисковать жизнью Катерины он не мог, не имел права.

- У тебя нет денег, я знаю, - продолжил вор в законе, - а у твоей дочурки есть. Ей все равно не надо, потому что она будет в ближайшие шесть лет зону топтать, вот пусть и перепишет на меня свою машину, квартиру и личные сбережения. Ты не переживай, пустые бланки дарственных с подписью и печатью нотариуса у меня с собой, в машине, осталось только их заполнить – так и так, я такая-то такая-то дарю господину такому-то свою квартиру, дачу и сбережения. Заодно и ты узнаешь так ли она сильно своего папочку любит, чтобы тебе, дураку, стоило кидаться ей на подмогу, да самому угодить в дерьмо.

- Я сам тебе отдам деньги, - сказал Краб, - оставь в покое мою дочь и Катерину…

- Хы-хы, - опять гыкнул Шерстяной, - ты нищета голожопая, служака тупорылый, откуда у тебя такие бабки? Ты вообще сечешь что с тобой будет? На тебя повесили уже убийство мента, а это лет десять, как минимум тебе снова придется жопой нары шлифовать. И я тебе точно говорю, что если ты со своей дочкой мне дарственные не заполнишь в зоне ты будешь жить под нарами, а она в первый же день сядет на пику. Я сам лично тебя сдам ментам.

- Это же не по-воровски, - сказал Краб, - авторитету с ментами контачить.

- Понятия стерлись в нынешнее время, - зевая ответил Шерстяной, - раньше вор лично никого не валил, всё пехота делала, а теперь иногда приходится и на мокруху подсесть.

- Да, я знаю, Чернушкина ведь ты… - начал было говорить Краб.

- О, кстати, насчет Жоржика Жоховича, - припомнил, перебив его, Шерстяной, - он же тоже на тебе висит, ты последний вместе со Сквозняком к нему приходил, так что двойное убийство у тебя получается, Крабило. Нет у тебя будущего, нет. И деньги тебе не нужны. Так что выходит – выбор-то у тебя невелик – сдохнуть в страшных мучениях через пару часов или пожить еще какое-то время. Хоть в зоне, но пожить. А там жить можно, ты же знаешь, сам тянул лямку. И если ты не запарафинился где, да не запоганился, да за тебя авторитет замолвит слово, будешь спать на шконке у окна, да масло жрать. А я замолвлю, если свои дарственные получу.

- Пошёл ты! – сквозь зубы процедил ему в ответ Краб.

Скула Шерстяного дрогнула, он щелкнул пальцами, «десантник» шагнул вперед, приставил свою двустволку к голове Краба и скомандовал:

- Руки за спину, сука, пока кочан твой не пошинковал дробью!!!

Краб подчинился, Красномордый толкнул насмерть перепуганную Катю в угол комнаты, приказав сидеть тихо, а сам подошел и защелкнул наручники у него за спиной. Шерстяной с кресла демонстративно в это время приставил, не вставая с кресла, Кате к виску дуло своего револьвера, девушка испуганно всхлипывала и плечи её дрожали.

- Сейчас поступим так, - сказал Шерстяной, - тебя, Крабило, мы отвезем подальше от города, в гальванический цех, там сегодня по моим сведениям никого нет, выходные и нам никто не помешает беседовать. Тебя я оставлю там под присмотром, а с твоей девчонкой проедусь до гостиницы, где живет Татьяна. Она поднимется к ней в номер и заполнит доверенности. Если Татьяна все сделает правильно и в срок, я тебя отпущу, а если откажется подписывать документы, я позвоню вот этим ребятам и они тебя убьют с превеликим удовольствием. Но не быстро, а медленно. В соляную кислоту постепенно опустят, чтобы ты почувствовал на своей шкуре что такое хорошо и что такое плохо. Так и передай ей, рыжая, ты поняла меня? – обратился Шерстяной к Кате.

Катерина через силу кивнула. Язык у неё онемел, она и слова сказать не могла.

- А что ж ты, рыжая, к каждому своему гостю так вот в постель прыгаешь? – поинтересовался Шерстяной. - Может быть, и меня, старика, утешишь, а?

- Я люблю его, - тихо прошептала Катя.

- Кого? – удивился Шерстяной. – Вот этого чухана? – он ткнул татуированным пальцем в Краба. – Как его можно любить, ты, прищепка глупая, рогами пошевели, он же конченый неудачник? Люби лучше меня, я твой идеал!

- Нет, - помотала головой Катерина, - ты не идеал…

- Ладно, поехали уже, - с неприязнью взглянув на Катерину, приказал Шерстяной, - время деньги. А ты, Краб, помни – начнешь глупить - пристрелю сначала эту твою девку, а потом и твою дочь. Теперь её жизни грош цена. Будете слушаться и делать так, как я скажу – все останетесь живы. Слово вора даю.

Десантник и Красномордый подхватили Краба под скованные руки и потащили к выходу.