Geum.ru

Сергей Ермаков Нож вместо микрофона

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   27

Глава 1.


Начальник отдела по расследованию убийств города Вольфрамска капитан Кожедуб был астрономом, но только наоборот. Правильнее было бы назвать его антиастрономом. Если, например, его сосед по лестничной клетке, которого Кожедуб считал хилым ботаником и заучкой, мечтал открыть свою звезду и оттого ночью торчал на балконе с телескопом, то Кожедуб мечтал зарыть «звезду», то есть посадить на нары какую-нибудь московскую знаменитость из тех, что голосили по радио или по телевидению. Ему казалось, что жизнь их легка и беззаботна, а он должен гнить на холодном севере и выслуживаться, чтобы получить очередную звёздочку на погоны и жалкую прибавку к окладу.

Но мечте этой капитана Кожедуба никак не суждено было сбыться, потому что жил Кожедуб в Вольфрамске, куда столичные «звезды» заезжали не часто, а заезжая, противоправных действий не совершали. Но видимо очень уж сильно Кожедуб хотел закрыть звезду, так сильно, что его на Небесах услышали и такой шанс предоставили. Поэтому когда ему позвонили постовые милиционеры из Дворца Культуры ОАО «Сибцветмет» и сказали, что в гримёрке во время празднования юбилея совершено убийство, Кожедуб, не дожидаясь служебной машины, натянул штаны и бросился во Дворец Культуры через пургу бегом. Даже футбол не досмотрел по каналу Евроспорт – до того ли было, когда такое событие в родном городишке случилось.

- Ну что? – деловито спросил он, заходя в гримёрку, где уже расположились его коллеги в ожидании местного Пинкертона.

Кожедуб был маленького роста, тщедушный и неказистый, но драчливый и завистливый. Мало того, что ножки у него были короткими, но и брючки, которые он носил ему тоже были коротки. Певицу Татьяну, которая сидела в уголке на табуретке Кожедуб узнал сразу – его жена обожала эту певицу, просила даже его достать билет во Дворец Культуры на концерт, ведь на общем концерте на стадионе её особо не видно будет, да и автограф будет не взять. Но Кожедуба эта певица, впрочем как и большинство остальных, раздражала, поэтому он сказал жене сурово, что ничего, мол, обойдешься, посмотришь и на стадионе на свою Татьяну, а автограф и вовсе брать незачем – не фиг и личность – певичка какая-то безголосая. Это Кожедуб так считал. Вот если б у Бекхэма взять автограф или у Тайсона, то это другое дело, а тут какая-то пигалица заезжая. Жена на него за это обиделась и с Кожедубом перестала общаться. Даже ужин ему не разогрела, оттого Кожедуб сегодня был голодный и злой.

В гримёрке кроме Татьяны и двух коллег Кожедуба, приставленных следить за порядком во время концерта во Дворце Культуры, находился певец Алмаз, которого Кожедуб тоже недолюбливал за излишнее пристрастие к бантикам на голове и пестреньким одеждам. Еще в гримёрке присутствовал собственно труп продюсера в луже крови и понурый генеральный директор Фёдор Аркадьевич Сергеев, сидящий на стуле в уголке. Понурость его была объяснима – праздник для него был безнадёжно испорчен.

Первым делом Кожедуб подошел к Сергееву и поздоровался с ним. Всё-таки хозяин города, нужно было выслуживаться, показать служебное рвение. Затем опер плотно прикрыл дверь и попросил начать говорить того, кто первым обнаружил труп.

- Я закончила своё выступление, - начала рассказывать Татьяна, - Алмаз мне сказал, что меня Зиновий Самуилович хочет видеть. Я пошла в гримерку, зашла внутрь, а тут створка окна была открыта и свет выключен, только настольная лампа горела. Я побежала окно закрывать, долго с ним возилась, никак мне было его не закрыть, а когда закрыла, обернулась и увидела, что у нашего продюсера нож в спине торчит, а он мёртвый лежит. Я стала кричать, звать на помощь и тогда прибежали ваш зав постановочной частью и с ним еще монтировщик. А потом появился и Федор Аркадьевич. Он позвал милицию.

- В спине нож торчал, говоришь? – переспросил Кожедуб, глянув на труп, на спине которого между лопаток зияла окровавленная дыра, но ножа не торчало. – А почему сейчас не торчит?

- Я его выдернула, - ответила Татьяна, - и бросила на стол.

- Зачем?

- Не знаю, помочь ему хотела, - ответила Татьяна, - я же растерялась, когда труп увидела, это понятно. Мне показалось, что я еще могу его спасти, если выдерну нож. Но потом я уже увидела, что он мертвый и стала звать на помощь.

- Деньги из гримёрки пропали, которые я заплатил артистам за концерт, - вставил своё слово генеральный директор Сергеев, - сто тысяч долларов наличными. Я заходил к Офиногенову буквально за пятнадцать минут до того как зашла Татьяна, Офиногенов был еще жив-здоров, мы с ним рассчитались, он стал пересчитывать купюры, а я пошёл за кулисы продолжать вручение подарков.

- Сто тысяч долларов – большая сумма, - заметил Кожедуб, - у нас в городе могут и за сто рублей убить. А тут сто тысяч долларов, однако! Так вы утверждаете, Татьяна, что окно было открыто, а нож торчал в спине у убитого?

- Я не утверждаю, а именно так и было, - ответила Татьяна.

- А чей это нож? – спросил Кожедуб, подойдя к гримёрочному столику на котором лежал окровавленный охотничий нож с длинным лезвием и нагнулся над ним.

- Это Зиновия Самуиловича нож, - ответил Алмаз, - я подарил ему его. Он любил ножи, у него дома их целая коллекция. У нас в Москве такие ножи только по специальному разрешению можно купить, а тут свободно в вашем аэропорту продают. Я увидел и купил.

Генеральный директор «Сибцветмета» кашлянул и все обратили на него внимание.

- Я когда Зиновию Самуиловичу гонорар за выступление отдал, - сказал Сергеев, - деньги были в полиэтиленовых пачках запечатанные, он этот нож достал и стал пачки вскрывать, чтобы пересчитать деньги. Вон все десять из десяти упаковок от пачек валяются на полу, то есть после моего ухода продюсер успел вскрыть и пересчитать все деньги. Так что Алмаз не врёт, нож был у Офиногенова свой.

- Так-так, - деловито произнёс Кожедуб, - нож никто больше не трогал?

- Нет, - ответили все хором.

- Ситуация нехорошая, - сказал Кожедуб, - я бы сказал офсайд. На ноже, которым убили продюсера Офиногенова Зиновия Самуиловича, я так понимаю, отпечатки пальцев Татьяны, на раме окна тоже отпечатки пальцев Татьяны, деньги пропали и какой из этого следует вывод?

- Уж не хотите ли вы сказать, что это я убила Зиновия Самуиловича и украла деньги? – удивленно спросила Татьяна.

Кожедуб, молча покачал головой, но неопределённо – то ли утвердительно, то ли отрицательно, а потом пренебрежительно усмехнулся и ответил:

- Это не я, капитан Кожедуб, предполагаю, детка, а факты и только факты говорят за меня. Факты, упрямая вещь, детка. И что у нас получается из сочетания этих фактов. Ты, детка, вошла к продюсеру, воткнула ему в спину нож, собрала гонорар, открыла раму и передала на улицу деньги своему сообщнику. А потом стала вопить – помогите, мол, обнаружила труп! Так было, детка?

- Прекратите называть меня деткой и мне тыкать! – возмутилась Татьяна. - Мы с вами на брудершафт не пили!!!

- И вряд ли выпьем, - довольный собой произнёс Кожедуб, - в СИЗО спиртные напитки не предлагают.

- Ну это какой-то бред! – вступился за Татьяну Алмаз. – Зачем ей убивать продюсера за какие-то сто тысяч, если мы с ним только начали работать и очень успешно…

Кожедуб скривился в гримасе еще большего пренебрежения и злобы, скосил глаза на Алмаза так, что тот моментально замолчал и отшатнулся назад.

- Какие-то сто тысяч? – переспросил он. – Зажрался, московский упырь, для тебя сто тысяч баксов не деньги? А ты знаешь, что у нас тут люди за двести баксов на комбинате гниют…

- Эй-эй, - прервал следователя Сергеев, - ты говори, да не заговаривайся, а то что-то ты сильно раздухарился. Твое дело убийство расследовать, а не в комбинатовские дела нос совать!

Кожедуб испуганно вздрогнул, что сболтнул лишнего в присутствии самого генерального и лицо его стало плебейски преданным. И правда что-то его понесло не в ту сторону. Но ведь мечта его почти осуществилась – он уже на полпути к тому, чтобы закрыть «звезду», осталось только хорошенько поднажать. Он повернулся к Сергееву, вытянулся в струнку и спросил заискивающе:

- Разрешите взять подозреваемую под стражу для дальнейшего расследования обстоятельств дела?

- Да погоди ты пороть горячку, разобраться еще надо, - сердито отмахнулся от него генеральный, - тебе бы лишь бы кого посадить, садовник хренов. Это ж тебе не бомжовка с вокзала, это певица Татьяна, её вся страна знает!

- А у нас перед законом все равны, - пропел приторным тенорком, словно дьякон с клироса сельской часовни, следователь Кожедуб, - разве не так?


Два милиционера тем временем по приказу Кожедуба сбегали под окно чтобы посмотреть не лежать ли там в снегу деньги, предположительно выкинутые убийцей из окна. Милиционеры словно два мини-трактора перекопали весь снег, но ничего не нашли, кроме кучи пустых водочных и винных бутылок, которые вышвыривали в окно работники Дворца Культуры, чтобы не засорять мусорные корзины прямыми уликами в употреблении алкоголя на рабочем месте. Перед тем как начать раскопки милиционеры попытались найти следы сообщника убийцы, но это было бесполезно – метель сразу же заносила любой отпечаток ботинка на снегу. Скорее всего убийца Офиногенова передал деньги сообщнику из рук в руки – это было первое, что пришло в голову Кожедубу. Следователь продолжал ходить из угла гримёрки в угол, поглядывая на Татьяну, которая от напряжения кусала губы.

Генеральный директор из гримерки вышел, чтобы проводить своих гостей в банкетный зал. Концерт не сорвался – Алмаз своё отделение допел, а потом на сцену вышел бледный Сергеев и пригласил гостей города в банкетный зал, а остальных поблагодарил за то что пришли на концерт и намекнул, что пора всем отправляться по домам. Многие приготовленные на сцене подарки остались не розданными, но возмущаться никто не стал – авторитет Фёдора Аркадьевича на комбинате был непререкаемым.

- Какой у меня может быть сообщник, если я в этом городе никого не знаю? – задала резонный вопрос Кожедубу Татьяна.

- А вот это мы проверим, - пообещал следователь, - может быть, ваш сообщник прилетел с вами вместе в самолёте тайным образом.

- Бред какой-то, - опять включился в разговор Алмаз, - мы чтобы к вам в Вольфрамск попасть документы оформляли целый месяц, хуже чем за границу. У вас же закрытый город, режимный объект. Никого просто так без проверки в самолёт не посадят.

- А ты, господин в кружевах, о свой заднице тоже бы подумал, - посоветовал Алмазу Кожедуб, - между прочим, ты тоже мог засадить продюсеру нож в спину, пока Татьяна на сцене пела.

- Я-а-а? – выпучил глаза Алмаз. – Да я в жизни мухи не обидел!!!

- Мухи не обидел, а человека взял и убил, - весело констатировал свои домыслы Кожедуб, - за деньги из жадности. У нас в городе тут тоже один такой был зоофил. Птичек разводил, рыбок, кошек и хомячков, а девочку пяти лет изнасиловал и задушил, сука. Я, когда его поймал прошлым летом, ему в следственном изоляторе зажал в тиски это дело и ручку закрутил до упора!!!

- Слушайте, прекратите ваши садистские фантазии нам пересказывать! – прервала его Татьяна. – Кроме нас с Алмазом на сцене был еще ваш заведующий постановочной частью и пьяный монтировщик с сальными волосами! Вы их лучше бы проверили, а не нас тут мучили уже битый час!!!

- Проверим-проверим, - пообещал Кожедуб, - об этом не беспокойтесь! Они оба уже задержаны, сидят в своей каморке и ждут беседы со мной. Только они, в отличие от вас, не знали когда и сколько денег наш генеральный директор передаст вашему продюсеру. А вы знали. И потом нужно еще выяснить не было ли у вас накануне ссор с вашим продюсером из-за денег. Сколько процентов вашего гонорара он себе забирал?

- А это уж не ваше дело!!! – ответила Татьяна. - Это тайна контракта!

- Ошибаетесь, это моё дело, теперь моё, - радостно сообщил Кожедуб, нагнувшись к ней и дыша несвежим дыханием ей прямо в лицо, - и судьба ваша в моих руках. Поэтому тайну контракта вам придётся мне открыть. Вы думали вы «звезды», до вас не достать, а вот какой-то провинциальный следователь, ничтожество, по вашему мнению, теперь легко может вашу судьбу в корне изменить и с вершины прямо в дерьмо сбросить, чтобы поняли что такое настоящее российское говно, а то привыкли омаров жрать с лобстерами и «Шато-Марго» в парижских ресторанах запивать!!!

- Мне кажется у вас большие проблемы в личной жизни, - сказала Татьяна, отворачиваясь от неприятного запаха, исходящего от следователя, - вам к психологу нужно на приём. И к стоматологу еще…

- Нет, деточка, проблемы – это у вас! – торжествующе сообщил Кожедуб, разгибаясь во весь свой полутораметровый рост. – И я обещаю, что так легко вы не отделаетесь. Здесь вам не Москва, где всё продаётся, всё покупается. Привыкли, что вы неприкасаемые, что вы выше других, да здесь у нас этот номер не пройдёт!!! Лучше, детка, тебе сразу же сознаться в убийстве и рассказать где твоего сообщника искать, чтобы не делать нам лишнюю работу.

- Да пошёл ты! - рассердилась Татьяна. – Ни в чём я сознаваться не буду, я его не убивала, я рассказала как всё на самом деле было! Я пришла, а Зяма был уже мёртвый. И вообще без адвоката я больше ни слова не скажу!

- Ха-ха-ха, - загоготал Кожедуб, - вы еще суд присяжных потребуйте, ха-ха! Вы в провинции, артисты столичные, а здесь у нас всё как при старом режиме! У нас тут вам не разгул демократии, а порядок и законность! Никаких вам адвокатов и судов присяжных, а как папа скажет, так и будет! Скажет папа – всем сидеть, будете сидеть, как миленькие!

- Чей папа? – полюбопытствовал Алмаз. – Ваш папа?

- «Папа», придурки, это генеральный директор нашего предприятия «Сибцветмет» Фёдор Аркадьевич Сергеев, - пояснил Кожедуб, - он здесь и царь, и бог. И Москва ему не указ – он сам тут себе король.

- Кстати, ваш «царь и бог» Сергеев тоже на сцене был во время того как Зиновия Самуиловича убили… - вякнул Алмаз.

Но тут же умолк, потому что не только Кожедуб, но и два постовых милиционера метнули испепеляющие гневом молнии в его сторону с такой злобой, что Алмаз даже закашлялся.


Впечатление было такое, что Алмаз в присутствии кардинально настроенной демонстрации ортодоксальных коммунистов смачно плюнул в сторону Мавзолея Ленина. Кожедуб и два его коллеги, присутствующие в гримерке готовы были разорвать его на части.

- Да ты что городишь, пугало ты огородное, педик крашеный!!! – задыхаясь от негодования закричал Кожедуб. - Фёдор Аркадьевич хозяин этого города и всего предприятия! Он город наш поднял из пепла практически, он понастроил домов отдыха для наших работников в Сочи, он здесь стадион построил и крытый каток! Ты что хочешь сказать, что Фёдор Аркадьевич?… Да я тебе за такие слова сейчас рожу расквашу!!!

- Нет, я только предположил, - испуганно стал оправдываться Алмаз, прячась за Татьяну, - я тоже констатировал факты, как и вы недавно, но я уже беру свои слова обратно. Ваш город, практически, птица Феникс, восставшая из пепла благодаря Сергееву. Конечно, я сморозил чушь - глупо предположить, что человек, который присвоил себе комбинат по переработке цветного металла будет кого-то убивать за какие-то жалкие сто тысяч…

Алмаз хотел как лучше, но ляпнул как всегда – открыто обвинил Сергеева в том, что он присвоил себе комбинат «Сибцветмет», о чём даже шёпотом в Вольфрамске говорить было запрещено. Считалось, что комбинат принадлежит Сергееву по праву. Кожедуб, услышав про присвоение комбината и про непонятный ему какой-то «Феникс», практически взорвался злобой и стал угрожающе надвигаться на Татьяну и Алмаза. Татьяна чуток расставила ноги на ширину плеч, согнула их в коленях и подняла кулачки к корпусу. Кожедуба, который был даже ниже её ростом она не боялась.

- Предупреждаю, у меня отец инструктор рукопашного боя, - сказала она, - морской пехотинец и лучшим своим приёмам он меня научил.

- Да, это правда, - крикнул из-за Татьяны Алмаз, который сам всяческих потасовок старался избегать, - лучше с ней не связывайтесь!!!

Милиционеры скривились в усмешке. Они подрабатывали охранниками на местных дискотеках и дубасили молодёжь дубинами по делу и без дела каждые выходные. Татьяна в своей боевой стойке напоминала им тщедушного цыплёнка, который осмелился пыжиться и надуваться перед матёрым бродячим котищей, способным убить курёнка одной лапой. Кожедуб тоже занимался в зале боксом и мог таких Татьян, даже обученных каратэ и дзюдо с десяток уложить в нокаут.

- Это что это у нас тут аттракцион невиданной смелости? – сострил Кожедуб. – Детка, я же тебя расплющу одним ударом, если надо будет и если еще хоть одно дурное слово про Сергеева услышу! И потому советую вам прикрыть свои поганые рты относительно Фёдора Аркадьевича!!! Вам, клоунам раскрашенным, даже в сторону его надо смотреть с почитанием. А приемчики тебе, детка, твои пригодятся, когда я тебя в камеру к нашим местным уголовницам посажу. Посмотрим как ты с ними справишься.

Он развернулся, показывая, что в потасовке участвовать не будет, прошёлся по гримёрке и сел на диван за журнальный столик с видом хозяина положения. Милиционеры тоже отступили, но не как побежденные, а как милосердные победители. Алмаз облегчённо вздохнул. Татьяна расслабилась – драки не состоится. Она всё-таки лукавила. Приёмы приёмами, но справится с тремя мужиками в одиночку она бы всё-таки не смогла бы. Вот если бы отец был здесь, он бы задал этим надменным самоуверенным провинциальным типам!!!

- Слушайте, вы, Шерлок Холмс, - сказала она. - Можно вас поспросить без вот этих ваших оскорбительных эпитетов с нами общаться? Я же на вас не обзываюсь тупицей, хотя полное впечатление подобного рода типажа вы на меня производите! И если уж вы тут кричали, что все равны перед законом, то давайте и расследовать дело безо всяких исключений из правил!

- Не тебе, детка, меня учить как дела делать, - раздраженно ответил Кожедуб, - вести следствие, это не жопой крутить на сцене, тут думать надо.

- А-а, я поняла, - сказала Татьяна, - вы считаете, что мы свои деньги не отрабатываем, что нам наши гонорары за просто так платят.

- По мне так я бы вам и рубля гнутого не дал, - зло усмехнулся Кожедуб, - мне за сто штук баксов надо всю жизнь пахать и не жрать ничего, а вы эти деньги за два дня срубаете. Объясните мне, какого хрена вам столько денег платят? Любой дурак так как вы кривляться и голосить может, у нас вон полный Дворец самодеятельности, поют за бесплатно, лишь бы дали попеть им на сцене. И при этом еще работают на производстве, а не как вы в джакузи валяются.

- Да ты нам просто завидуешь!!! – выкрикнул Алмаз. – Ты неудачник!!!

Кожедуб встал из-за стола, приосанился, прошёлся по гримерке туда сюда и заговорил проникновенно и тихо:

- Я когда маленький был, то тоже мечтал научиться на гитаре играть. Хотел петь и в вокально-инструментальном ансамбле играть на электрической соло-гитаре. Мать мне деньги дала, я купил обыкновенную акустическую гитару для начала, чтобы по самоучителю учиться. Я гитару домой принёс, начал в ванной бренчать и тогда мой отец, кадровый офицер, взял эту гитару и - по башке мне ей, по башке, пока она вся на щепки не разлетелась. И сказал – не для мужика это занятие тренькать на гитарке, ты бы еще скрипку, говорит, домой принёс. Вон, говорит, турник, вот гиря, вот это для мужика занятие, а музыка – это для хиляков и слюнтяев, которые за себя постоять не могут. Так вот он у меня из головы этой гитарой всю эту музыкальную дурь и выбил. А гитару сломал и выбросил, потому что он был кадровый офицер.

Кожедуб лукавил – отец его кадровым офицером никогда не был, а служил обычным прапорщиком при стройбатовской хозчасти. Воровал портянки, пил, жалуясь на то, что живет не так, как мечтал в юности и злобу свою на неудавшуюся жизнь вымещал на сыне.

- По моему ваш папа – кадровый офицер вам вместе с «музыкальной дурью» выбил из головы и зачатки мозгов, - сказала Татьяна, чем повергла Кожедуба в бешенство.