Сергей Ермаков
| Вид материала | Документы |
- Поцелуй змеи (Сергей Ермаков), 2108.49kb.
- Сергей Ермаков – «Москву ничем не удивишь», 3232.5kb.
- Сергей Ермаков Нож вместо микрофона, 3383.57kb.
- Ермаков С. М. Метод Монте-Карло и смежные вопросы 1971, 256.95kb.
- Публикуется по изданию: Н. А. Корнетов, А. В. Ермаков Исторические тенденции и современные, 1961.2kb.
- Евгений Иванович Ермаков внес огромный вклад в решение, 23.98kb.
- Учетная политика и план счетов бэк-офиса брокера Алексей Ермаков, 144.25kb.
- «студия квартал-95», 631.17kb.
- Сергей Мельников: Точность распознавания речи доходит до 90%, 86.38kb.
- Музыкально-исполнительское творчество, 214.16kb.
Сергей Ермаков
Кровавая ротация
Глава 1
***
На Ленинградском вокзале объявили о прибытии Вологодского поезда. Татьяна поднялась со скамейки в зале ожидания и направилась к выходу. На улице было еще душнее, чем в помещении вокзала – в Москве стоял необычайно жаркий май. Татьяну никто не узнавал, благодаря тому, что она сегодня «замаскировалась» - одела темные очки и повязала косынку под подбородок, спрятав под нее свои огненно рыжие волосы. Поэтому никто из прохожих не узнавал ее, не оборачивался вслед и не кричал или не шептал, как обычно происходило последние месяцы:
- Смотри-смотри, вон пошла эта…
- Да, кто? Да, где?
- Ну, которая по телевизору поет! Вон она!
- Да ты че, точно она? Ага, она, я узнал. Эй, девушка, а это вы по телевизору поете или нет?
Татьяна на подобные вопросы прохожих всегда улыбалась и кивала в ответ. Она старалась быть со своими поклонниками приветливой и не заносчивой, ведь впереди, скорее всего, ее ждала еще большая популярность и еще большее внимание со стороны поклонников. Татьяна была красивой стройной девушкой и поэтому, даже не узнавая в ней популярную певицу, мужчины все равно смотрели ей вслед.
Татьяна медленно ступала по перрону вместе с другими встречающими, вологодский поезд уже показался за поворотом своей красно-зеленой мордой, неторопливо подползая к столичному вокзалу. Сегодня Татьяна встречала своего родного отца, которого не видела целых тринадцать лет и даже не представляла как он выглядит теперь. Тринадцать лет для нее восемнадцатилетней девушки - это большая часть прожитой ею жизни. Татьяна ощутила внутри груди щекочущий холодок волнения, совсем как перед выходом на сцену.
Опасаясь, что отец ее не узнает и они разминутся, Татьяна сняла темные очки и косынку, запихала все это в сумочку, висящую на плече. Огненно рыжие волосы рассыпались по плечам, отражая лучики солнца. Татьяна достала из сумочки маленькое зеркальце и посмотрелась в него. Все-таки по телевизору она выглядит совсем не так. И как люди только узнают ее на улице?
В детстве она вообще ненавидела своего родного отца за то, что он их с мамой бросил и не писал, и не звонил никогда. Маленькая Татьяна мечтала, что если отец когда-нибудь к ним приедет, то она будет с ним груба и заносчива. Он привезет ей куклу, а она ее выбросит, он ей ананас, а она его есть не будет, скажет, мол, не люблю ананасов. Но отец не приезжал, ничего не привозил и вообще не давал о себе ничего знать. Не говоря уж о кукле и ананасе.
Мама Татьяны всегда избегала разговоров с дочерью о родном отце, никогда не говорила причину по которой они расстались. А отчим её хоть и не слишком явно, но всё-таки обижался, если Татьяна упоминала при нём о своем родном папе в каком-нибудь разговоре. Родной отец в новой семье мамы был персоной «нон грата» и даже упоминание о нем вызывало у матери Татьяны приступ плохого настроения. Поэтому Татьяна ничего не знала о своем отце – что он, кто он такой вообще, где он находится, а оттого теперь и ждала этой встречи с нетерпением.
Она подвела помадой губы и слегка прибавила терпких духов за мочки ушей. И сразу же два изрядно подвыпивших типа, стоявших недалеко от нее, около двадцати пяти лет от роду, грязно и небрежно одетые обратили на Татьяну свое внимание.
- Опачки, бля, какая краля! Зырь, Виталя! – громко сказал один из них, показывая на Татьяну сотоварищу горлышком от пивной бутылки.
- Знатная коза, - подтвердил второй, рыгнув, - в натуре клевая.
Исчерпав свой запас сомнительных «комплиментов», парни решили приступить непосредственно к процессу знакомства.
- Девушка, че делаешь вечером? – спросил первый.
Татьяна хотела отойти подальше от хулиганов, но оттого что шестой вагон, в котором прибывал отец, должен был остановиться здесь, на этом самом месте, где она и стояла, то Татьяна всего лишь отвернулась от подвыпивших хулиганов, показывая, что не намерена с ними общаться. Бегать от полупьяных дураков по всему перрону ей не хотелось и Таня решила на их «ухаживания» не реагировать.
- Эй, коза, ты че не слышишь, мы к тебе обращаемся? – возмутился Виталик, после того как приложился к бутылке с пивком.
Татьяна обернулась и смерила «ухажеров» презрительным взглядом с головы до ног. Это их лишь рассмешило и подзадорило.
- Че ты таращишься, «соска»? – загоготал Виталик. – Деловая колбаса что ли?
Его напарника эта тупая шутка Виталика необычайно рассмешила, и он стал громко хохотать, кашляя и чихая одновременно. Свидетели этой сцены, стоящие вокруг Татьяны, старались не замечать происходящего и неизвестно чем бы закончилась эта история, если бы в поле зрения встречающих и самих хулиганов не появилось бы два милиционера, потеющих в своей серой и душной форме под тяжестью вооружения и от этого крайне раздраженных.
Они медленно двигались вдоль перрона, придирчиво разглядывая всех встречающих вологодский поезд, стараясь выявить среди них лиц, которым можно врезать дубиной по горбу за нарушение общественного порядка или же содрать взятку за отсутствие регистрации в столице. Хулиганы, заметив милицию, угомонились, притихли и даже недопитое пиво спрятали за спины.
Поезд тем временем подъехал к платформе и остановился. Милиционеры прошли мимо. Сонный проводник открыл тяжелую дверь, вышел первым и безразлично уставился куда-то в закопченное небо. Пассажиры стали выходить один за другим, волоча свои тяжелые баулы, чемоданы и коробки. Возле выхода из вагона образовалось небольшое столпотворение. Встречающие и прибывающие, завидев друг друга, начинали целоваться и обниматься, загораживая для Татьяны видимость. Она вытягивала шею, стараясь не пропустить человека, которого встречала. Сонный проводник наконец проснулся и стал кричать, позевывая:
- Проходим, проходим, не толпимся у выхода!
Но никто его не слушал. Наконец, из кучи встречающих и приезжающих выбрался мужчина, абсолютно лишенный тяжести багажа – с одной только маленькой спортивной сумкой. Ему было лет сорок на вид, одет он был крайне немодно, как будто приехал не на поезде из Вологды, а на машине времени из восьмидесятых годов или же из заброшенной деревни, куда мода вообще не доходит. Аккуратная стрижка отдавала рыжеватостью, глубоко посаженные большие глаза смотрели внимательно вокруг одними лишь только движениями зрачков. Широкие привычно нахмуренные брови придавали глазам суровое и настороженное выражение.
Татьяна отца узнала сразу. Именно по этим глазам и по рыжим, таким же как у нее рыжим волосам. Она словно на себя в зеркало посмотрела. И отец ее узнал. Тоже по глазам и по рыжей копне. Хотя у самого у него на голове осталась только редкая рыжеватая поросль. Он подошел к Татьяне, улыбнулся и спросил:
- Извините, вы Татьяна?
Татьяна заметила на его клыках во рту металлические коронки. Даже не золотые, а просто металлические, какие ставят на больные зубы за бутылку самогона деревенские фельдшера.
- А вы Алексей Никитович? – спросила она.
- Да, - кивнул он, - я ваш родной отец, Татьяна. Здравствуйте.
- Здравствуйте… - нерешительно сказала она, разглядывая его небритое обветренное лицо.
****
Тринадцать лет она не видела этого человека и пыталась вспомнить эти глаза, волосы, нос, рот. Ничего не получалось. Где-то в глубине Таниной памяти, как обрывки восьмимиллиметровой кинопленки, все еще хранились какие-то мутные эпизоды, связанные с мужчиной в военной форме, который брал ее на руки, подкидывал к потолку, гулял с ней по белому снегу. Был ли это ее отец или какой-то посторонний мужчина она не помнила. И, как ни старалась, не вспомнила его лица, словно потускневшая старая пленка в ее голове осыпалась и затерлась.
Фотографий родного Татьяниного отца в их доме не было, мама выбросила их, вычеркнула отца из своей памяти и из дочкиной заодно. Татьяна помнила, что в детстве отец казался ей огромным великаном, которого она хватала за коленки и просовывала голову между ног – немудрено, ведь ей было всего пять лет тогда, когда отец с мамой расстались. Татьяна заметила, что теперь они с отцом почти одного роста. Нет, он все-таки чуть повыше ее, потому что она стоит на высоких на каблуках, а он в каких-то подозрительных совдеповских разношенных кедах.
- А ты красивая выросла, - сказал отец, любуясь ей, - как мама…
Татьяна усмехнулась на этот неловкий комплимент и пожала плечами. Она не знала как разговаривать с ним – ведь отец был для нее практически чужим человеком. Пропадал где-то тринадцать лет, а потом вдруг объявился, позвонил матери в Киев, сказал что приезжает в Москву и хочет повидаться с дочерью.
Мама сначала отказывала отцу, не хотела, чтобы они встречались, но, видимо, отец чем-то смог ее убедить и она «сломалась». Сразу после этого телефонного разговора мама перезвонила Татьяне в Москву и недовольно сообщила о том, что ее хочет увидеть родной отец. Потом еще долго и нравоучительно внушала ей, что на самом деле отцом ребенка является не тот, кто его зародил, а тот кто его вырастил, тем самым намекая Тане на ее отчима. Татьяна выслушала мамину тираду, потом напомнила, что она уже давно совершеннолетняя и записав номер поезда и вагона, на котором прибывал отец, положила трубку.
Когда ей было лет десять-двенадцать, она полностью доверяла маме, которая, упоминая об отце делала хмурое лицо. Татьяна тоже делала хмурое лицо, вспоминая о том, что «папа их бросил» и не хотела его видеть. Она звала папой отчима. Зачем тогда ей нужен еще один папа, хотя бы он был бы и родной?
Но время прошло и ей нестерпимо захотелось увидеть того человека, которого мама любила и который брал ее на руки и подбрасывал высоко вверх.
- Ну, что пойдем? – предложил отец.
- Пойдемте, - согласилась Татьяна.
Она никак не могла говорить с ним на «ты». Отец заметил это, но не стал сразу же стараться сблизиться, промолчал и ничего не сказал на ее «пойдемте». Время пройдет и они еще даст бог подружатся. Отец пропустил Татьяну вперед в людской реке, текущей к вокзалу.
Когда они проходили мимо двух подвыпивших хулиганов, тот, что был Виталиком рыгнул и довольно громко прокомментировал:
- Ну, что, шалава, нашла себе старого козла и тащишься? Где ты его нашла такого потрепанного, в каком колхозе?
Он уже покачивался от выпитого алкоголя. Второй его сотоварищ опять залился дурацким смехом, смешанным с кашлем. Татьяна постаралась побыстрее пройти мимо негодяев, не обращая внимания, а когда минули их то, обернувшись, сказала отцу:
- Между прочим, это нам они сказали!
- Кто? – спросил отец.
- Вот те два хулигана, мимо которых мы прошли, - пояснила Татьяна, продираясь сквозь толпу.
- Я ничего не слышал, - ответил ей отец.
«Все ты слышал, - подумала Татьяна, - просто струсил. А ведь мог хотя бы им ответить, ведь твою родную дочь шалавой обозвали».
Первое впечатление об отце было сразу же смазано. На душе осталась какая-то горечь и обида. В самом деле, не ей же лезть в драку, отвечать на оскорбление, если рядом с ней идет мужчина. Возможно, мама отца и бросила за эту вот слабохарактерность и трусость. А на вид-то папаша мужик крепкий такой и не старый еще. Мог бы двух едва стоящих на ногах хулиганов потрясти за шиворот. Но сделал вид, что ничего не слышал.
Они выбрались на привокзальную площадь и остановились возле метро.
- У меня еще дела в Москве, - сказала Татьяна, - если хотите, поехали со мной. А можете поехать домой, я дам ключи. Но только я в пригороде живу под Пушкино, в поселке Лесной. Долго добираться, зато там дешевле жилье снимать.
- Нет, я с тобой поеду, если не помешаю, - сказал отец.
- Не помешаете, - ответила Татьяна, - даже лучше, если вы со мной будете, я вам кое-что покажу интересное. Сюрприз.
Отец хотел что-то сказать, засунул руку во внутренний карман своего допотопного пиджака, но неожиданно к ним подкатили от входа к метро две девушки лет тринадцати-четырнадцати и одна из них робко спросила:
- Извините, а вы та самая Татьяна?
- Да, я та самая Татьяна, - улыбнулась Таня.
- Ой, а можно автограф, - восторженно запищали девочки, - мы вас так любим, мы за вас голосовали!
Отец никак не прореагировал на это, даже отвернулся и отошел в сторону, что слегка обидело Татьяну и когда девушки получили свой автограф и отошли в сторону, она спросила:
- А вас не удивляет, что у меня автографы берут?
- Нет, - ответил отец, - не удивляет.
- И по телевизору вы меня не видели? – спросила Татьяна.
- Я телевизор не смотрю.
- А что же вы делаете? – спросила Татьяна. – В свободное время?
- У меня раньше не было свободного времени, - ответил ей отец.
Он опять попытался что-то сказать, но промолчал. Татьяна поняла, что ее родной отец стал слишком далек от нее за эти тринадцать лет и вряд ли теперь они найдут взаимопонимание. Где он был все это долгое время, когда она думала о нем? Жил в каком-нибудь далеком вологодском селе, ухаживал за коровами, водил трактор или что? На алкаша он вроде не похож. Почему же тогда он не смотрит телевизор?
«А-а, - догадалась Татьяна, - в своей деревне он ложится спать в девять вечера и встает в пять утра. У него наверняка какой-нибудь черно-белый «Сапфир», в котором давно уже сел кинескоп и оттого на экране видны только размытые тени». Отец стоял и молчал, как истукан, Татьяне стало как-то неуютно и она даже пожалела о том, что так долго мечтала об этой встрече. Она не знала как себя вести, ей захотелось убежать и скрыться в переходе к Казанскому вокзалу.
Но все-таки отец приехал к ней издалека и от этого факта теперь просто так не отмахнешься – придется потерпеть его какое-то время. А мог бы хоть и из деревни своей хоть какой никакой подарочек привезти для дочери, какой-нибудь маленький, незначительный пустячок с собой прихватить, ведь не видел свою родную дочь целых тринадцать лет. А она еще о кукле мечтала в детстве. А тут тебе фига с маслом. Приехал «папаша» с пустыми руками, как так и положено, стоит, как баран, и площадь трех вокзалов разглядывает. Таня напялила на нос темные очки и стала снова завязывать косынку, прибрав под нее свои рыжие волосы.
- Это зачем делать? – спросил отец, наконец обратив на нее взгляд.
- Чтобы не приставали с автографами в метро, - объяснила Татьяна.
- А на такси мы с тобой сможем доехать туда, куда тебе нужно? – спросил отец.
- Доехать-то можем, но у меня нет столько денег, - ответила Татьяна.
- У меня есть деньги, - сказал отец, похлопав себя по груди, где, вероятно, во внутреннем кармане пиджака находился бумажник.
«Ну, наконец-то, первый мужской поступок, - подумала Татьяна, - дождалась».
Она сняла платок, очки, сунула в сумку и они вышли на обочину дороги.
- Отойдем чуть-чуть от вокзала, - предложила Татьяна, - а-то тут таксисты дерут с приезжих втридорога.
Отец молча согласился и пошел за Татьяной. Он ни о чем не спрашивал и она ничего не рассказывала, словно не было между ними пропасти в тринадцать лет и не о чем было говорить, нечего было узнавать друг о друге.
*****
Татьяна внезапно подумала о том, что вот так безмолвно поживет у нее отец дня два-три, уедет и пропадет опять лет на десять-пятнадцать. Ни она ему не нужна, ни он ей не нужен. Повидались, не нашли общих точек соприкосновения и расстались.
- А вы надолго в Москву? – спросила Татьяна, чтобы нарушить молчание.
Отец помолчал и попросил:
- Таня, а ты можешь называть меня на «ты»? А-то как неродные…
- Могу, - ответила Татьяна.
И подумала: «А мы итак, как неродные. Я могу говорить вам «ты», то это ничего не изменит».
- Я в Москве проездом, - ответил отец на заданный ранее ей вопрос, - просто очень захотелось тебя увидеть.
«С чего бы это вдруг, - подумала Татьяна, - тринадцать лет не видел, ни строчки не писал, не звонил и вдруг появился?».
И тут Таню осенило! Конечно же, он ей нагло врет о том, что ее по телевизору не видел! Наоборот же, увидел у себя в деревне по телеку, что его дочь выбивается в «звезды» и быстренько привалил в расчете на то, что у нее теперь денег куры не клюют! Приехал в столицу «бедный родственник» поживиться дочкиными гонорарами. И шикует, типа, есть у меня деньги на такси! Небось корову продал, чтобы в Москву добраться. Татьяне папаша стал противен, но говорить ему об этом она, конечно, не стала.
- А вы, вообще, где живете? – спросила Таня.
- Жил под Вологдой, - ответил отец, - теперь переезжаю.
- Куда? – спросила Татьяна.
- Пока не знаю, - ответил отец, - время покажет.
«Так, точно навязался на мою голову бедный родственник, - подумала Таня, - и не выгонишь ведь его, отец все-таки какой никакой».
Поймали такси. Татьяна села вперед и насупилась. Отец, казалось, не замечал ее настроения, вглядывался в пролетающие мимо шикарные иномарки, в яркие витрины и огромные рекламные щиты. Всю дорогу молчали, а когда стали подъезжать к месту, шофер сумрачно констатировал:
- К тому дому, к которому вы сказали подъехать, мне не подъехать. Вон, видите, там толпа какая-то, пожарные, милиция, скорая. Случилось что-то, что ли?
Татьяна и сама увидела, что у дома, куда они с отцом ехали, собрался народ. Отец расплатился с водителем и они вылезли из машины. Таксист развернулся и укатил. Подошли поближе к судачащим между собой старушкам.
- А что случилось-то? – спросил у них отец.
- Ай, какая-то студия сгорела в нашем доме, - отмахнулась бабушка.
- Так им и надо, все время «бух-бух» по голове днем и ночью! Добухались вот, сожгли их, - сказала вторая.
Татьяна побледнела и рванулась сквозь толпу. Отец последовал за ней. У подъезда их остановил мрачный милиционер.
- Куда прете? – спросил он, перегородив дорогу.
- У меня там, в студии… - сбивчиво начала Татьяна.
- Кто такие? – спросил он тем же тоном.
- Я в этой студии записывалась, я певица, - пояснила Татьяна дрожащим от волнения голосом.
- Все вы тут певицы, - ответил милиционер, - ждите следователя, он вам скажет, а мне велено не пускать.
- Там человек был, звукооператор, Игорь, - пояснила постовому Татьяна, - мне нужно его увидеть.
- Человек? – нахмурился милиционер. – Человек там какой-то сгорел вместе со студией, внутри.
- Как сгорел? – Татьяна едва удержалась на ногах и если бы не отец, который ее поддержал, рухнула бы с крыльца.
- Задохнулся, когда пожар тушил, - пояснил милиционер, - спасал свое добро и сам сгорел.
- Пропустите меня немедленно!!! – закричала на постового Татьяна и попыталась прорваться.
Милиционер оттолкнул ее и ответил спокойно:
- Не положено.
- Что тут такое, сержант? – спросил, появившись в дверях помятый человек в сером пиджаке.
- Да, вот, товарищ капитан, лезут, - отрапортовал милиционер.
- Кто такие? – в свою очередь спросил товарищ капитан.
- Я здесь работала, - пояснила Таня, - там внутри мои фонограммы, костюмы, все!
- Ничего там внутри уже нет, все выгорело дотла, - равнодушно ответил сыщик, выходя из дверей, - пластмасса, пенопласт, все вспыхнуло моментально, задымление жуткое. Там и сейчас еще находиться невозможно без респиратора.
- А Игорь? Что с ним? – спросила Таня. – Он жив?
- Труп еще не опознан, - ответил капитан, - он весь почернел, обгорел сильно. Так что непонятно Игорь это или Мигорь. Кстати, а какие-то особые приметы у вашего знакомого были? Из тех, что на пожаре могли не пострадать.
- Волосы у него были длинные, заплетенные сзади в «конский хвост», - ответила Таня.
- Не пойдет, - покачал головой сыщик, - волосы сгорели дотла, одна черепушка осталась.
- Ужас, - прошептала Татьяна и закрыла лицо ладонями.
- Еще вспоминайте что-нибудь, - продолжил милиционер, - что могло не сгореть.
Татьяна на мгновение задумалась, а потом ответила сквозь пальцы:
- У него серьга в ухе была, в левом в форме скрипичного ключа, серебряная. Маленькая такая!
- Эта? – спросил сыщик и открыл ладонь.
Татьяна убрала руки от лица, чтобы посмотреть на сережку, увидев, вскрикнула и снова прикрыла лицо ладонями. Она успела увидеть, что на грязной от сажи ладони сыщика лежала сережка, которую Игорю его жена Света подарила на прошлый день рождения – маленькая поделка в форме скрипичного ключа. Сережка была тоже почерневшей, но, видимо, ее оттирали, поэтому местами проглядывало серебро.
- Я ее снял с трупа, - объяснил капитан, - а-то по пути в морг такие вещи обычно пропадают. Внесем в протокол, а позже вещдок передадут родным.
- Мне нужно внутрь войти, - попросилась Татьяна, - пожалуйста, пустите меня.
- Вам лучше этого не видеть, - сказал капитан, - поверьте мне на слово. Труп сильно обезображен, вам же будет потом плохо.
- А что, все-все дотла сгорело? – спросила Татьяна.
- Абсолютно все, - ответил сыщик, закуривая, - во-первых, окна в студии не было, во-вторых, вентиляция сделана была неправильно и вход внутрь был только через дверь, а проход узкий. Пока пожарные подобрались к очагу возгорания, спасать уже было нечего. Обычная халатность, проводка хреновая. Где-то искра пробежала, вспыхнуло, сигнализации нет. Ваш знакомый пытался потушить пожар, но сам сгорел. Лучше бы себя спасал, выскочил бы на улицу и пусть оно все горит синим пламенем.
- Игорь эту аппаратуру почти всю сам сделал, он спал по три часа в день, - сказала Татьяна, - они с женой ели одни сухие макароны и чай пили несладкий, чтобы все заработанные деньги в студию вложить!
- Аппаратуру бы снова сделали и деньги бы заработали, а жизнь – ее не вернешь, - мудро отметил сыщик.
Татьяна заметила, что следователь смотрит все время куда-то в сторону и ни разу не взглянул ей в глаза.
- Не вернешь, - повторила она его слова.
- Родные у него были? – спросил капитан.
- Жена Света здесь, а родители далеко в Екатеринбурге, - ответила Татьяна.
- Вы их адреса, телефоны знаете? – спросил сыщик.
- Знаю, - кивнула Татьяна.
- Пойдемте в машину, я запишу, - предложил капитан, - и ваши данные заодно запишу, авось пригодятся. А вы мой телефончик запишите и, ежели что, звоните. Капитан Шрымза моя фамилия.
Татьяна с отцом проследовали в милицейский «козелок». Вылезли они минут через десять и сыщик крикнул вслед Таниному отцу:
- Регистрироваться нужно по прибытии в Москву или билет свой не выкидывать. В следующий раз оштрафую.
Таня подумала, что все-таки хорошо, что отец приехал именно сегодня. Оставаться совсем одной в такой ситуации ей бы было невыносимо тяжело. Ноги ее едва держали, она подумала, что нужно было присесть где-то, осмыслить произошедшее. Отец словно угадал ее мысли и предложил:
- Пойдем, присядем на лавочку вон в том сквере. Мороженого поедим.
- Я не хочу мороженого… - отрешенно ответила Татьяна.
- Ну, просто посидим, - предложил отец, - без мороженого.
Татьяна согласилась и они вместе побрели к лавочке, на которой они с Игорем не раз отдыхали в перерывах между записями – проветривали мозги.