Северный кавказ: профилактика конфликтов редакционная коллегия

Вид материалаДокументы

Содержание


РАСПРОСТРАНЕНИЕ ПОЛИТИЧЕСКОГО ИСЛАМА НА СЕВЕРНОМ КАВКАЗЕ И ПУТИ СТАБИЛЬНОСТИ. О. М. Цветков
Понятие политического ислама
Основные противоречия политического ислама на Северном Кавказе и динамика его распространения
Первый этап
Второй этап
Третий этап
Некоторые рекомендации
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   ...   15

РАСПРОСТРАНЕНИЕ ПОЛИТИЧЕСКОГО ИСЛАМА НА СЕВЕРНОМ КАВКАЗЕ И ПУТИ СТАБИЛЬНОСТИ. О. М. Цветков



Характерной особенностью социально-политического развития постсоветского Северного Кавказа является распространение политического ислама. Апелляция различных субъектов политического процесса к исламу и исламским ценностям стала весьма популярным и достаточно эффективным способом борьбы за власть и симпатии общества. Политический ислам, неизменно присутствующий в медийном пространстве республик, прорывающийся в школы и университеты, используемый в электоральных и иных политических процессах, теснит своих светских идейных и идеологических конкурентов. Распространение и утверждение политического ислама способствует фрагментации российского политического пространства страны на исламские и неисламские ареалы, углубляя региональные отличия. А некоторые версии политического ислама выступают своеобразной идеологической основой экстремизма и терроризма. Получив широкое распространение и позиционировав себя в качестве главного охранителя консервативных форм общественной морали, северокавказский политический ислам до последнего времени показывал слабые модернизационные интенции. Будущее Северного Кавказа, в том числе и перспективы его модернизации, в значительной мере зависят от того, какое место и какие роли будет играть в регионе политический ислам.

Все коренные народы Северного Кавказа, за исключением большинства осетин и немногочисленных горских евреев, являются мусульманскими, т.е., все они в той или иной степени считают себя (идентифицируют) мусульманами. Они исповедуют ислам суннитского направления шафиитского и ханифитского толков (мазхабов). Для Дагестана, Чечни и Ингушетии традиционным выступает суфийский ислам в форме кадирийского, накшбандийского и с начала 20 века – шазилийского (Дагестан) орденов (тарикатов). Для западной и центральной частей региона (Кабардино-Балкария, Карачаево-Черкесия и Адыгея), где проживают адыгейцы, кабардинцы, черкесы, карачаевцы, балкарцы, а также для кумыков и ногайцев, проживающих в центральной и восточной частях Северного Кавказа, традиционным является суннитский ислам ханифитского толка. В южной части Дагестана, граничащей с Азербайджаном, есть также шииты (азербайджанцы, лезгины). Ислам известен на Северном Кавказе около тысячи лет, хотя время принятия его различными народами региона варьируется в пределах 13 – 18 веков. Он оказал значительное влияние на духовную культуру, семейный и общественный быт. В настоящее время на Северном Кавказе действует более двух тысяч мечетей, в то время как в годы социализма в некоторых республиках они были уничтожены полностью.

  1. Понятие политического ислама


В российской общественно-политической и научной литературе понятие политического ислама используется пока сравнительно редко. Чаще используют понятие «исламский фактор». При рассмотрении радикальных версий идеологий, апеллирующих к исламу, употребляют понятия «исламский радикализм» и другие. Однако ислам столь глубоко проник в ткань повседневной и политической жизни большинства северокавказских республик, что рассматривать его только как один из множества факторов или ограничиваться рассмотрением роли в социальной жизни только радикальных версий ислама означало бы сужение интересующего нас реального проблемного поля.

Более продуктивным в интересующем нас аспекте представляется понимание политического ислама, предложенное Грэхемом Фуллером, сотрудником американской RAND Corporation, одной из авторитетных «фабрик мысли». С его точки зрения, политический ислам – это не идеология, а религиозно-культурно-политическое обрамление деятельности политически ангажированных мусульман. Исламистами (представителями политического ислама) он называет всех, кто полагает, что «ислам как вероучение содержит важные указания относительно того, каким образом должно быть устроено общество и какая политика должна проводиться в современном исламском мире, и стремится каким-либо способом воплотить в жизнь эти идеи» [Fuller, 2003]. Политический ислам, по Фуллеру, нельзя рассматривать как идеологию, альтернативную другим идеологиям. Он всякий раз предстает как конкретное политическое движение, которое делает ислам основой своей политической культуры. Сам по себе термин «политический ислам» нейтрален. Политический ислам — это очень разнообразные движения, выражающие устремления различных социальных групп. Он тесно связан со всеми современными политическими, социальными, экономическими и моральными проблемами. Исламисты, как и любые другие политические силы, стремятся по-своему разрешить проблемы, связанные с процессами модернизации и глобализации, изменениями социальной структуры, размыванием традиционных ценностей. Ими движет стремление создать справедливое общество, найти формы эффективного управления; способные справляться с мощными политическими, экономическими и культурными «вызовами» Запада [Fuller, 2003].

Такое довольно широкое и не вполне привычное для российского обществоведения толкование политического ислама является, на наш взгляд, более адекватным для описания сложных социальных процессов, протекающих в мире, в том числе и в современной России.

Отметим при этом, что, хотя понятие политического ислама используется в литературе все более широко, сам по себе ислам как вероучение не может быть политическим. С той точки зрения, «политический ислам» - более метафора, чем строгое научное понятие.

  1. Основные противоречия политического ислама на Северном Кавказе и динамика его распространения


Характеристики конкретных версий политического ислама (доминантные ценности и цели, методы из достижения и мобилизации сторонников, идеологическое обрамление и др.) зависят от того, какого рода процессы происходят в самом исламе и среди его адептов. В северокавказском исламе условно можно выделить четыре группы основных противоречий, которые существенно влияют на политические процессы и способны оказывать на них влияние в будущем. Это противоречия 1) между традиционным для Северного Кавказа исламом и сравнительно недавно привнесенным в регион салафизмом (ортодоксальным «чистым» исламом, который здесь его обычно называют ваххабизмом); 2) между т.н. традиционным исламом и т.н. «новыми мусульманами» («младомусульманами»), представленными, в основном, молодежью, критически относящейся к «официальным», лояльным властям Духовным управлениям мусульман и их лидерам; 3) противоречие между императивом исламского единства и фактическим построением исламских общин по этническому принципу; 4) между заявленным в Конституции РФ и конституциях республик светским характером государства и фактическим утверждением в отдельных республиках некоторых норм шариата.

Важнейшей характеристикой северокавказского политического ислама являются его антизападные интенции. Как выразился однажды Гейдар Джемаль, известный российский представитель политического ислама, «исламская община представляет собой колоссальный ресурс сопротивления западному гегемонизму» [Джемаль: 2001]. Упрочению таких позиций способствует характерная для современной России антизападная риторика, апеллирующая к необходимости построения многополярного мира, сохранения национальной самобытности и традиционных морально-нравственных норм.

В распространении политического ислама на Северном Кавказе можно выделить три основных этапа: 1) середина 80-х гг. – начало 90-х гг. ХХ в.; 2) середина и вторая половина 90-х гг. ХХ в.; 3) с конца 90-х гг. ХХ в. по настоящее время. Эта периодизация является условной. В нее не вполне вписываются локальные варианты распространения политического ислама (например, в Адыгее). Однако она позволяет сосредоточить внимание на доминантных процессах, которые протекали в других республиках.

Первый этап (середина 80-х гг. – начало 90-х гг. ХХ в.) – это этап активной реисламизации Северного Кавказа после многих десятилетий его угнетенного состояния в период социализма. Уже на завершающем этапе социализма, незадолго до распада Советского Союза, в результате принесенного реформами Михаила Горбачева «потепления», начинается бурный процесс «возрождения ислама». В этот период ислам перестает быть «бытовым» и выходит на политическую арену. Появляются многочисленные исламские организации и группировки. Создаются новые религиозные организации и партии (которые, за исключением ваххабитских, мало чем отличаются друг от друга и существуют недолго). Резко возрастает количество мусульманских общин и мечетей. Выезды паломников в святые места (хадж) приобретают массовый характер. Сотни молодых мусульман уезжают учиться в зарубежные исламские институты – в Саудовскую Аравию, Ливию, Катар, Египет, Турцию, Сирию и др. Создаются и собственные исламские учебные заведения. Так, уже в начале 90-х гг. в Грозном, на базе бывшего Университета марксизма-ленинизма был создан Государственный исламский институт, в котором работали преподаватели из различных арабских стран. Суфийские братства выходят из подполья, в котором они существовали в годы Советской власти, но еще не выступают в качестве самостоятельной политической силы. Еще до распада Советского Союза создается Исламская партия возрождения (ИПВ), программной целью которой стало участие в политике от лица всех мусульман СССР. Возглавил эту партию житель Дагестана Ахмедкади Ахтаев. После распада Советского Союза структуры ИПВ были преобразованы в самостоятельные партии. Ахтаев возглавил ИПВ Дагестана (находился в этой должности до 1998 г., до своей смерти). Начав свою деятельность как умеренная партия, ИПВ вскоре наладила тесные связи с зарубежными фундаменталистами. Особенную активность эта партия проявляла в горных районах Дагестана и Чечни, где уже с начала 90-х гг. прошлого века сложились благоприятные условия для распространения экстремистских исламистских течений [Добаев, 2003].

Взрывной характер распространения ислама, в том числе и ислама политического, объясняется тем, что в условиях дискредитации коммунистической идеологии и образования идеологического вакуума вследствие неразвитости массового демократического сознания, ислам оказался наиболее востребованным, поскольку присутствовал в том или ином виде общественном сознании и исторической памяти народов Северного Кавказа.

Второй этап (середина и вторая половина 90-х гг. ХХ в.) характеризуется распространением так называемого ваххабизма, «чистого» ислама, выступившего идейно-религиозной основой сепаратистских движений и распространения экстремизма и терроризма. Хотя основные организационные структуры ваххабитов сложились в первой половине 90-х гг., активное воздействие на политическую ситуацию, в первую очередь, в Дагестане и Чечне, они стали оказывать в середине – второй половине последнего десятилетия ХХ в. На этом этапе происходит раскол мусульман на традиционалистов и ваххабитов. Ваххабиты остро противостоят светской власти в Дагестане. Совершаются сотни террористических актов и убийств. В Чечне идет война. Официальные власти республик нередко причисляют к ваххабитам мусульман, которых, строго говоря, нельзя отнести к салафитам. Зачастую, «ярлык ваххабитов навешивают заурядным уголовникам <…> или просто людям, которые оказались неугодными власти» [Малашенко, 2001: 119].

В этот же период начинают оформляться исламские организации, деятельность которых перерастает в оппозицию государству и официальному духовенству. Характерной является история Исламского центра в Кабардино-Балкарии.

Он возник еще в начале 1990-х годов как молодежный филиал официального Духовного управления мусульман (ДУМ) КБР и ориентировался на вовлечение сельской молодежи в исламскую жизнь. В 1995 г. центр был зарегистрирован в Министерстве юстиции КБР как самостоятельная организация и уже имел к этому времени 13 филиалов по всей республике. Он выстроил довольно жесткую управленческую структуру, посредством которой управлял локальными мусульманскими обществами (джамаатами), членами которых была, в основном, молодежь. Финансовую поддержку центру оказывали различные зарубежные исламские фонды. В 1997-1998 гг. центр приобрел большой авторитет среди молодежи и перешел в оппозицию власти и официальному духовенству (ДУМ). Своей конечной целью он провозгласил исламизацию народа и власти. В 2000 г. Центр был лишен официальной регистрации (формальным предлогом его закрытия послужило непредставление ежегодных отчетов о своей деятельности в Министерство юстиции КБР), однако продолжал свою деятельность. Особое внимание им уделялось развитию системы исламского образования. Он прилагал также большие усилия к тому, чтобы изменить поведение мусульман, путем «очищения» от неисламских наслоений, возникших в период социализма и насаждения новой исламской идеологии. По существу, Исламский центр преследовал политические цели, поскольку стремился установить постоянное и сильное влияние на политику республиканских властей и вывести из-под опеки официального духовенства молодежь, включая детей и подростков. Впоследствии руководители Исламского центра переходят к открытой вооруженной борьбе. Анзор Астемиров, один из его учредителей, берет на себя ответственность за вооруженное нападение на республиканское управление Наркоконтроля. В 2005 г. члены молодежных джамаатов и сочувствующие им совершают нападения на дислоцированные в столице КБР подразделения силовых структур.

В официальной российской пропаганде, объясняя распространение исламистского экстремизма («ваххабизма»), нередко ссылаются на «международный терроризм», на то, что он был привнесен на Северный Кавказ из-за рубежа. Действительно, в Чечне, на стороне северокавказских сепаратистов воевали зарубежные наемники (в основном, из арабских стран). Они также получали зарубежную идеологическую и материальную поддержку. Однако в основе северокавказских конфликтов лежат внутренние причины. Тотальная коррупция, массовая безработица, отсутствие перспектив побуждали людей, в основном молодых и среднего возраста, искать радикальную альтернативу существующему порядку. Ваххабиты, имевшие имидж борцов за социальную справедливость, за освобождение Северного Кавказа от империи, оказавшейся неспособной организовать жизнь граждан, и выглядели такой привлекательной альтернативой. Как пишет известный российских специалист по Кавказу Сергей Маркедонов, «любое проникновение извне может быть эффективным только тогда, когда оно попадает на подготовленную почву. Не видеть этого и рассматривать внутриполитические проблемы, как «занесенный извне вирус», отказываться от анализа собственных ошибок - значит заведомо упрощать ситуацию, самоуспокаиваться и заниматься необоснованным успокоением окружающих [Маркедонов, 2008].

Третий этап (с конца 90-х гг. ХХ в. по настоящее время) – этап упадка ваххабизма и других проявлений радикального исламизма и заметного сближения «традиционных» мусульманских священнослужителей с властью. В значительной мере экстремистские течения были подавлены жестким применением федеральным правительством и их союзниками в республиках военной силы. Однако на Северном Кавказе имеются и свои собственные внутренние ограничители борцов за радикальный «чистый» ислам. Как уже отмечалось выше, исламские общества на Северном Кавказе построены, в основном, по этническому принципу, а межэтнические противоречия на поверхности жизни выступают для жителей региона более значимыми, чем стремление к религиозному единству. Надэтнический характер ваххабизма, плохо сочетающийся со спецификой местного ислама и его этнической спецификой, отрицающий традиционные бытовые обычаи, является существенным препятствием для распространения ваххабизма. Кроме того, две Чеченские войны, потрясшие Россию и весь мир террористические акты, принесшие на Северный Кавказ неисчислимые бедствия и страдания, вызывают у многих жителей региона отторжение радикальных форм ислама и вырабатываемых в экстремистском духе идеологий. Значительные слои населения, многие «простые мусульмане» напуганы экстремизмом и устали от него. Трагический опыт войн и терроризма подтолкнул лидеров мусульманских общин к гораздо более тесному сотрудничеству с властью, чем в начале и середине 90-х гг. ХХ в., фактически к полному отказу от оппонирования ей. И тем более – от притязаний на власть. В целом, можно сказать, что хотя опасность террористических акций со стороны экстремистов сохраняется, политического будущего исламский радикализм на Северном Кавказе не имеет. Хотя нерешенность актуальных социальных проблем – коррупция, безработица, слабые социальные гарантии и др. – вновь и вновь будут воспроизводить локальные варианты мусульманского «диссидентства», стремящегося уйти из-под жесткой опеки «официального» традиционного ислама.

Снижение уровня исламского радикализма не только не привело к сокращению политического ислама, а, напротив, способствовало его увеличению. В процессе борьбы с экстремизмом, который в равной мере противостоял и власти и традиционному исламу, власть стремилась найти союзника в традиционном исламе и наоборот. Произошло их настолько тесное сближение, что в некоторых республиках фактически легализованы некоторые нормы шариата – например, многоженство. В Чечне под этническими и религиозными лозунгами проводится кампания по борьбе за «моральные устои». Студенткам и даже школьницам рекомендовано посещать учебные заведения в платках, запрещают носить «вызывающую» светскую одежду. Официальные мусульманские священники имеют широкий доступ к СМИ. В период выборов, периодически проходящих в республиках, кандидаты на выборные должности (от криминальных авторитетов до чиновников) афишируют свою принадлежность к традиционному исламу, позиционируют себя как добропорядочных мусульман. Протекают и более скрытые, незаметные для поверхностного взгляда процессы. Например, есть указания на то, что в качестве средств в политической борьбе и продвижения по служебной лестнице используется потенциал суфийских объединений. Такое их обмирщение свидетельствует о том, что происходит определенная трансформация суфизма, связанная с переориентацией духовных практик на политические цели.

Относительная стабилизация в последние годы ситуации на Северном Кавказе, в том числе и в традиционном северокавказском исламе, достигнутая преимущественно силовыми методами, не гарантируют полностью от терроризма и экстремизма. Внутри северокавказского ислама и вокруг него протекают сложные процессы. В значительной мере они обусловлены кризисом государственных органов, их поглощением коррупцией, вопиющей социальной несправедливостью. Все это, как и многое другое, будет питать альтернативный ислам и исламистские идеологии, стремящиеся построить иной, более справедливый социальный порядок. Следует отметить также, что широкая реисламизация Северного Кавказа будет привносить определенные проблемы в российскую модель федерализма, которая пока не может быть названа безупречной и универсальной.

Вообще говоря, реисламизация республик Северного Кавказа способствовала возрождению нового типа социальности, в котором религия и религиозные (исламские) священнослужители играют роли социальных лидеров. Этот процесс происходил неравномерно. В большей степени он затронул Дагестан, Чечню и Ингушетию, в меньшей – Кабардино-Балкарию, Северную Осетию, Карачаево-Черкесию и почти не затронул Адыгею.
  1. Некоторые рекомендации

Большое влияние ислама на развитие социально-политических процессов на Северном Кавказе, распространение в регионе политического ислама не должны заслонять светский характер российского государства, частью которого и является Северный Кавказ. Представляется, что успешная социально-политическая модернизация региона в значительной степени зависит от умения властей найти и опереться на модернистский элемент населения (по выражению Сергея Маркедонова – «еврокавказцев»), который здесь довольно значителен. Для этого необходимо в полную силу задействовать потенциал средств массовой информации, высших и средних учебных заведений, научной и творческой интеллигенции, институтов гражданского общества. Утверждение светского характера государства будет способствовать распространению плюрализма и терпимости.

Сильная фрагментированность северокавказского социума на этнические сегменты и «этнизация» ислама не могут быть преодолены только на пути бесконечного согласования интересов этнических антрепренеров. Представляется, что необходимо сосредоточить усилия на формировании территориальных форм солидарности полиэтнических и поликонфессиональных сообществ.

Ситуация в северокавказском исламе такова, что вероятность отпадения от «традиционного ислама» («традиционных» мечетей и учителей) групп населения высока. Однако далеко не все люди такого рода являются экстремистами. А их силовое подавление способно радикализовать настроения в этой среде и спровоцировать экстремизм. Представляется, что этим альтернативным исламским группам должна быть предоставлена возможность выражать свои взгляды, формулировать видение проблем и излагать программы. Сопротивление Центра распространению политического ислама в республиках может быть воспринято мусульманским населением как борьба с самим исламом и стимулировать всевозможные экстремистские настроения и действия.

Литература
  1. Джемаль Г. 2001. Возможный ответ политического ислама. НГ-Религии, 10 октября
  2. Добаев И. 2003. Исламский радикализм.
  3. Малашенко А. 2001. Исламские ориентиры Северного Кавказа.
  4. Маркедонов С. 2008. «Чеченский вопрос» и внешнее вмешательство: мифы и реальность. Информационный сайт политических комментариев «Политком.ru», 11 февраля.
  5. Graham E. Fuller. 2003. The Future Of Political Islam (New York: Palgrave Macmillan).