Geum.ru

Одесских катакомб ритуальное убийство на Ланжероновской, 26

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9

- Господин судья, господа присяжные заседатели. Что мы с вами сегодня разбирает – ритуальное убийство. Употребление человеческой крови в религиозных целях. Может ли быть более страшное обвинение.

(Марк Гольдштейн хорошо подготовился к этой защите. Собрал богатый материал по аналогичным делам, а их было много за последнее время, особенно он интересовался всеми документами по делу Бейлиса. Он их знал, практически, наизусть).

Передо мной выступал общественный обвинитель, теоретик известной малоприятной организации «Русский путь», Дуб-Дубом. Простите – Дуб-Дубов. Уважаемый судья и присяжные заседатели внимательно слушали выступление уважаемого «теоретика», свидетельствующее о том, что это не социальное заявление и тем более не уголовное обвинение, а признак паранойи…

- Господин Гольдман, - резко прервал защитника судья, - я лишу Вас слова за оскорбление участника судебной процедуры.

- Прошу прощения, но моя фамилия Гольдштейн, ваша честь и я не позволю себе оскорблять людей, тем более,

такого выдающегося теоретика. Я хотел просто заметить, что возникновение какой-либо ни на чём реальном не основанной идеи, овладевает сознанием больного воображения и не поддаётся никакому разубеждению. Содержание идеи не имеет особого значения, но на её основе больной начинает действовать: следить, преследовать, выступать, проповедовать. Во всём остальном, что не касается его болезненной идеи, больной никаких психических расстройств не проявляет. В связи с тем, что содержание болезненной идеи часто бывает «правдоподобным», это психическое расстройство в течение длительного времени может не распознаваться.

- Господин защитник. Вы собираетесь прочитать нам полный курс психиатрии? – зло прервал выступающего судья.

- Нет, Ваша честь, я закругляюсь на этом экскурсе в область медицины и перехожу к сути дела. Использование действительных неопровержимых фактов и пытаться на их основе умышленно с определённой целью делать неправильные выводы, диагностируются в современной официальной медицине, как явные признаки паранойи.

Действительно, и это факт, что теме крови в еврейских источниках уделено много внимания, но с одной единственной целью, чтобы кровь никогда ни в каких случаях не использовалась в пищу. Ритуальная кошерность убоя скота евреями интерпретируется «теоретиком» Дуб… - пауза-…Дубовым, как доказательство возможности ритуального убийства евреями христиан для употребления крови в пищу. Господин Дуб…Дубов отмечал, что известны исторические случаи ритуального убийства. Это грубая наглая ложь. Ни один случай ритуального убийства евреями за всю историю человечество не был доказан.

Теперь по сути нашего дела.

Живет среди нас уважаемый человек, всем известный в Одессе, господин Маковский. И вдруг на него обрушивается страшное преступление, похищение и убийство мальчика, Варфоломея Стрижака, якобы для использования его крови в ритуальных целях при изготовлении мацы к празднику Пасхи. (Адвокат специально сказал – к Пасхе, а не к Песаху, как говорят евреи, чтобы присяжным было понятнее, о чём идет речь.) Про кровь и мацу, про похищение и убийство мальчика, тело которого не найдено, поговорим потом.

Стою перед Вами я, коренной одессит, адвокат. Учился вместе с такими же как я одесситами в гимназии, кончал университет, дружил и встречался с приятными людьми, жил вашими болями, вашей скорбью, вашими страданиями, вашими радостями и победами, защищал в суде многие дела православных людей и выигрывал их, и хотя мы и разной веры, разной по названию, но не разной по сути, по общим канонам добра, счастья, благополучия. Могу ли надеяться на доверие, на справедливость, на понимание. Я хочу донести до вас всю нелепость происходящего. Могу ли я в этот страшный час кровавого навета рассчитывать на понимание или мы стоим друг перед другом как враги, полные ненависти и недоверия. Дело ваше, верить мне или не верить, но я ни минуты, ни секунды не считал бы себя евреем, если бы я не только знал, а подумал, что еврейское учение позволяет употреблять не то, чтобы человеческую, любую кровь для религиозных целей. Среди евреев этих преступлений нет и быть не может.

Если вы думаете, что кровавый навет коснулся только евреев и направлен только против евреев, то вы глубоко ошибаетесь. В годы, когда только нарождалось христианство, примерно, 2000 лет тому, подумайте – 2000 лет тому назад, когда христианство было слабым и в мире господствовали язычники, языческие жрецы обвиняли христиан в том, будто они причащаются кровью и телом убиенного языческого младенца. Вот когда родилась эта темная и злая легенда не против евреев, а против неугодных людей господствующей вере.

Первая кровь, которая пролилась из-за неё по пристрастным приговорам римских судей и под ударами темной языческой толпы, - была кровь христиан. Это – давно известный прием старого изуверства. И первые же опровергли её отцы и учителя христианской церкви. (Марк Гольдштейн вынул заранее подготовленную запись и стал читать) «Стыдитесь, - писал святой христианский мученик Иустин в обращении своем к римскому сенату, - стыдитесь приписывать такие преступления людям, которые к ним не причастны. Перестаньте! Образумьтесь!»

«Где же у вас доказательства?...- спрашивал с негодованием другой учитель христианской церкви Тертуллиан, – одна молва. Но свойства молвы известны всем… Она почти всегда ложна… Она и жива только ложью… Кто же верит молве?»

Теперь лживость молвы, обвинявшей первых христиан, ясна как день. Но изобретенная ненавистью, подхваченная темным невежеством, нелепая выдумка не умерла. Она стала орудием вражды и раздора даже в среде самих христиан. Доходило до того, что в некоторых местах католическое большинство кидало такое же обвинение в лютеран, большинство лютеран клеймило кровавым наветом католиков.

Что же дало нам следствие? Ничего. Тело не нашли, свидетелей опрашивали бегло, не по делу, а по возможности найти подтверждение сумасбродной идее кровавого навета. Как провели дело отдельные полицейские чины? Халатно. Кто несёт ответственность – господин Маковский. За что господин Маковский в ответе – за то, что не раскрыто преступление, за то, что не найден похищенный ребёнок

или, не дай Бог, его тело? Кто похитители, где преступники – в ответе Маковский.

Мы тут слышали речи общественного обвинителя, прокурора, истца. И что мы услышали – дать утешение несчастной матери, Антонине Стрижак. Несчастная мать нуждается в утешении, но не в жертвоприношении, не в осуждении невинного. Легче ей от этого не станет. А невинный человек, пользующийся уважением и почитанием гражданского общества Одессы, понесёт наказание за несовершенное преступление.

Вы обратили внимание, как вела себя достойная женщина - мать пропавшего, я подчёркиваю, пропавшего, а не погибшего, ребёнка, Варфоломея Стрижака. Она сказала святые слова: «Я выплакала все слёзы. Мне моего дорогого сына, любимого мальчика никто не вернёт. Я хочу только знать, где и кто его убил, если, не дай Бог, его убили». Могут ли понять её следователь, газетные писаки, собирающие сплетни и слухи, создавая свои подмётные статейки. Она ни разу не произнесла ни одного слова против господина Маковского. Святая женщина.

Марк Соломонович Гольдштейн долго и значительно говорил о Маковском, о его деле, об отношении простых грузчиков к подзащитному.

- Объявляется десятиминутный перерыв, - судья стукнул деревянным молотком по столу, встал и вышел из зала суда, захватив с собой папку с делом Маковского.

Присяжные заседатели тоже дружно встали и вышли из зала суда.

После перерыва, присяжные заседатели и судья заняли свои места, когда в зале, наконец, удалось установить тишину, судья, обращаясь к Марку Гольдштейну, сказал, что тот может продолжать своё выступление.

- Господин судья, господа присяжные заседатели, я продолжаю своё выступление в защиту всеми уважаемого господина Маковского. (Марк Осипович Гольдштейн, когда готовился к этой защите, досконально изучил речи защитников Бейлиса – адвоката О. О. Грузенберга и присяжного поверенного А. С. Зарудного. Грузенберг выступал на заседаниях суда два дня с короткими перерывами в течение пяти с половиной часов, Зарудный – два часа. Марк Гольдштейн понимал, что одесская аудитория – не киевская, не выдержит таких длинных речей, поэтому он старался сократить своё выступление до предела. И всё же его укороченная речь длилась почти час).

- Я продолжаю. Мы отметили, как по святому звучали слова несчастной матери, потерявшей сына. Мы должны ей поклониться в ноги. Мы разделяем горе с несчастной женщиной – матерью. Но что мы имеем в деле обвинения господина Маковского, на основании которого его судят за не совершённое преступление. То, что он не совершал этого ужасного, по словам обвинения, ритуального убийства, мы и разберёмся с вами, уважаемые присяжные заседатели.

Я спрашиваю, в чём человек провинился? Я не говорю про уважаемого судью, но само обвинение считает твёрдым это положение? Вы слышали собственными ушами, что говорил прокурор и гражданский истец. Зло – это не то, что входит в уши, а то что выходит изо рта. Они говорили, что, так как мальчик пропал – это факт, что пропал он перед самой еврейской Пасхой – это факт, что приносили и уносили большой чемодан в квартиру Маковского – это факт, что уносили чемодан два еврея – это факт, что при обыске на квартире Маковского обнаружили подмётное письмо – это факт, но то, что из этого следует, что Маковский умертвил мальчика, чтобы взять у него кровь для мацы, то - это досужий вымысел обвинителей. Я обращаюсь к господину прокурору – почему Вы не проверили все пекарни Одессы, где выпекают мацу, чтобы обнаружить в ней кровь. Я не говорю про кровь невинного христианского младенца - Варфоломея, а хотя бы следы любой крови и не только человеческой. Отчего вы молчали и не действовали, как положено по принятому в Российской империи процессуальному праву. Почему вы не нашли ни чемодана, ни людей, которые, как предполагают, евреев, уносили из квартиры Маковского этот чемодан. И что было в том чемодане. От одного того, что этот чемодан был тяжёлым, не следует, что там был труп пропавшего мальчика? Почему Вы об этом не сказали ни слова. Обвинение представляет это судебное дело, как само собой понятное дело о ритуальных убийствах евреями в религиозных целях. Но мы рассматриваем не мировое дело об отношении евреев к применению крови в ритуальных целях, а дело одного обвиняемого в предполагаемом убийстве – Маковского.

Займёмся обвинительной речью и вы увидите, до какой степени, по моему твёрдому убеждению, не пытаясь даже продумать и проверить до конца, каким образом строится обвинение против господина Маковского, прокурор сказал – «глас народа – глас Божий», что народ в городе шумит, требует наказания «этих жидов – живодёров», «они распяли нашего Христа». (Марк Гольдштейн хотел сказать, что Иисус сам был евреем, и выступал как сектант против существующей в те времена официальной иудейской религии, но передумал, не хотел втягивать аудиторию в теологический спор).

Получается, что обвинение строится на мнении толпы, а не на Законе. Что говорил обвинитель, что Антонина Стрижак, бедная женщина, и сама не твёрдо знает, где её дети находятся в данное время. Это мотив обвинения? Я Вас спрашиваю, уважаемые господа присяжные заседатели?

Гражданский истец утверждает, что данное дело - предумышленное убийство, значит люди заранее обдумали, договорились. Что в подтверждение этого – найденная в доме Маковского при обыске записка Главного раввина Центральной синагоги. Но где убили, в каком месте, почему таскали туда-сюда большой тяжёлый чемодан, где следы крови на месте убийства, когда ни крови, ни самого места убийства нет и быть не может, потому что не было самого убийства. Защита имеет право защищать, имеет право обвинять, но не имеет права привлекать людей к суду за недобросовестное или, чего хуже, за предвзятое отношение к подозреваемому. Я не могу привлечь их на скамью подсудимых ибо это зависит от прокурора, от власти, а не от защиты.

Господа. Полицейские чины под давлением не самой лучшей и не самой многочисленной части нашего общества раздули это дело, нет и не может быть веры к таким блюстителям порядка, но один из них, следователь, Никита Савельевич Заруба, ни в одном из документов следствия не написал, что доказано о виновности Маковского в похищении и убийстве Варфоломея Стрижака.

Господа, когда я защищаю дело, особенно такое сложное, ответственное, мне некогда думать о том, чтобы с кем-нибудь спорить, кому-нибудь сказать неприятность, колкость, ни прокурору, ни следователю, ни истцу – это ни к чему, потому что это только отвлекает ваше внимание от дела. Я буду строго корректен, приличен, если я скажу в мягкой форме, что, к сожалению, тот или другой участник дела, не закрепил тех следов, которые было необходимо легко сделать? Что же Вы видите? Где труп? Где место убийства? Где следы крови? Где свидетели убийства? Где экспертиза почерка Главного раввина? Кто, как и когда передал Маковскому записку от раввина? Почему верят в какую-то записку, если она написана Главным раввином на русском языке с грамматическими ошибками?

Обратите внимание, господа присяжные заседатели, на стиль записки, которая выдвигается обвинением, как доказательная сторона. Слово «Бог» в записке повторяется полным написанием и с маленькой буквы. Это недопустимо по еврейским религиозным источникам. Я уже не говорю про грамматические ошибки. Как-то: «русский» с одним «с», «миссия» с одним «с», «деение» - вообще безграмотно и т.д.

Масса провалов в следственном деле.

Можно ли принимать серьезно слова истца, сказавшего:

«Дело Вашей совести обвинить или нет подсудимого, но нужно признать факт ритуальных убийств, если не Маковский, то вообще евреи виноваты в убийстве мальчика в ритуальных целях».

Я отмечаю каждую мелочь, каждую подробность. Это очень важно в таком деле.

Обвиняющая сторона не раз останавливалась на «известных фактах ритуальных убийств», ссылаясь на дела средневековья. В те мрачные времена мракобесия сжигали на кострах не только евреев, виноватых в «ритуальных убийствах», но и ведьм-женщин, привлекаемых по наветам заинтересованных мужчин в уничтожении неугодных им женщин. За последние 200 лет ни одно «дело по ритуальному убийству» не было доведено до логического конца, не было доказано его осуществление. И самое удивительное, что упоминалось здесь даже дело Бейлиса, как доказательство возможного использования «ритуаль-ного убийства» христианских младенцев для использования их крови при изготовлении мацы. Дело Менделя Бейлиса закончилось полным провалом следствия и судебной системы. Дело это тянулось более двух лет. Мендель Бейлис просидел в тюрьме по кровавому навету два года, но в конце-концов все виновные в убийстве мальчика, Андрея Ющинского, были осуждены и посажены в тюрьму на большие сроки.

Как же можно ссылаться на «ритуальное убийство» киевского мальчика Андрея Ющинского, если действительные убийцы, и совсем не евреи, а обыкновенные бандиты и убийцы, понесли заслуженное наказание судебной системой Российского правосудия.

Здесь на суде выступали служители церкви и ни один не сказал, что в еврейском вероучении есть хоть малейшее указание на то, что позволяло бы употребление христианской крови. И в эти дни, когда многие испытывают страдания, как и я, пусть знают, пусть помнят, пусть они передадут своим детям, что православная церковь относится к евреям милостиво, что она знает об их законах и ничего дурного в них не нашла, ничем не оскорбила, ничем не задела их религии. Я горд, господа присяжные заседатели тем, что могу высказать это христианам, могу сказать, что среди всего, что пережито мною, это были минуты счастья.

Господа присяжные заседатели, что мне защищать еврейскую религию, ведь еврейская религия - это старая наковальня, о которую разбились молоты врагов, но она вышла чистой, честной, стойкой из этих испытаний…

Судья: - Господин защитник, никто не обвиняет еврейскую религию. Если бы это было, я первый остановил бы его.

Гольдштейн: - Да, Ваша честь, подчиняюсь. Я заканчиваю свою речь. Хочу высказать, что мною разобраны все улики. Ни одной нет против Маковского, между тем его могут засудить на много лет тюрьмы или каторги. Господа, вы видите, что на скамье подсудимых сидит совсем другой человек. Крепкий мужчина, хороший купец, благородный семьянин, превратился за это время в кутузке, в измученного страданием несправедливости. Когда я выступаю перед Вами, мне совершенно безразлично каких Вы придерживаетесь мнений по данному вопросу. Присяжные заседатели вынесут свой вердикт и перед нами сидит судья и он вынесет, я надеюсь, справедливый судейский приговор. Я уверен в невиновности моего подзащитного, я уверен, что всё ясно, что я не допускаю мысли, чтобы были разногласия, чтобы здесь в зале мог бы найтись кто-нибудь, кто сказал бы, что мой подзащитный виновен, что осталось против него хоть одна улика, хоть бы одно доказательство. Да, я глубоко верю. Но я спрашиваю себя, ну если ты не прав, если случится, что кого ты считаешь невиновным - погибнет, то что же сделать? Господин судья (защитник впервые повернулся к судье, хотя всё время, пока произносил свою речь, обращался непосредственно к присяжным заседателям), я сделал всё, что мог. Я старался и работал в полную силу своих возможностей. Хорошо или плохо – не знаю, но верой и правдой я служил Всевышнему, как истине в последней инстанции. Я потратил на это много сил и если не удалось, то не моя вина.

Обращаю Ваше внимание. Вы помните, что прокурор говорил о моём подзащитном, что он не имеет к нему лично особого пристрастия, что это следует отнести ко всему еврейскому народу, что это, якобы, все они в этом виноваты. Следовательно, и он виноват.

Не понимаю этих слов. Я твёрдо надеюсь, что данное конкретное дело и обвинение господина Маковского, не получившего конкретных доказательств его вины в похищении и тем более, в убийстве, закончится хорошо.

Но что, если я ошибаюсь, что если вы, господа присяжные заседатели, пойдёте, вопреки очевидности, за кошмарным обвинением. Минуло двести лет, как наши предки по таким обвинениям гибли на кострах. С молитвой на устах шли они на неправую казнь. В дни неправедных испытаний, уважаемый господин Маковский, чаще повторяйте слова молитвы «Шма Исраэль»: «Слушай, Израиль! Я – Господь Б-г твой - единый для всех Б-г!».

Страшно наказание, но ещё страшнее самая возможность появления таких обвинений в наше просвещенное время под сенью разума, совести и закона.

Я закончил, господин судья. Всё.

- Подсудимый, Вы имеете право последнего слова, - заявил судья после выступления защитника.

- Ваша честь, мне нечего добавить по сути сказанного моим защитником, - встав со своего места, ответил Маковский и сел, понурив голову.

- Встать. Объявляется перерыв. Присяжные заседатели уходят для принятия своего решения, - заявил секретарь суда.

Через два часа секретарь суда предупредил собравшихся в зале суда, что перерыв продлён на неопределённое время, в связи с продолжением заседания присяжных заседателей.

Ещё через два часа присяжные заседатели заняли свои места в зале суда.

- Господа присяжные заседатели, суд ожидает Вашего решения. Старшина, прошу Вас огласить Ваше решение, - обратился судья к старшине, избранного самими присяжными заседателями ещё до начала судебного процесса, когда присяжные заседатели заняли свои места в зале суда после продолжительного совещания.

- Уважаемый высокий суд, после 4-х часового обсуждения фактов, рассмотренных в процессе судопроизводства, заседание присяжных приняло решение с перевесом в один голос – НЕ ВИНОВЕН.

Марк Соломонович Маковский закрыл глаза и, немного покачиваясь, шёпотом, только шевеля губами начал молитву за свое освобождение.

«Да возвеличится и святится великое имя Твоё в мире, который создал Ты по воле Своей, и да явишь Ты царствование Своё, и взрастил спасение Моё, и приблизишь пришествие Машиаха (Мессию) Своего при жизни нашей, и во дни наши, и при жизни всего дома Израэля, вскоре, в ближайшее время. И возгласим: амен!»

Зал взорвался. Шум, крики, плач, восторг…

- Прекратить безобразие, - судья стучал деревянным молотков, пока в зале не успокоились.

- Суд удаляется на совещание, - сказал секретарь суда.

Не прошло и десяти минут, как в зал заседания суда, вошёл судья и двое его помощников.

- На основании решения присяжных заседателей и Закона Российской империи, объявляю господина Маковского не виновным и он освобождается от уголовного преследования и освобождается немедленно в зале суда. Прокуратура и сторона обвинения имеют право обжаловать решение суда в вышестоящей инстанции в установленном порядке и в сроки, установленные Законом Российской империи.


ПОСЛЕСЛОВИЕ


***

В газетах Одессы в отделе происшествий в маленькой заметке указывалось, что в районе угольных складов Одесской железной дороги возле станции Раздельная, нашли труп мужчины средних лет. Он был совершенно голый. Установить личность погибшего пока не удалось.


***

В доме по улице Малая Арнаутская, 3 обнаружен труп повешенного мужчины, им оказался тридцатидвухлетний хозяин квартиры мещанин, Фёдор Иванович Частохвал. Следов насильственной смерти на теле не обнаружено, но в кармане его костюма была записка, написанная корявым почерком: «Так будет с каждым, переступившим совесть» (Только знающие люди догадывались, чьих рук дело. Флёр слов на ветер не бросал).


***


Архимандрит иерусалимский Евлампий, в миру Леонид Сенцов, сын Антония, сообщил в одесскую епархию в числе других «важных» новостей, что из достоверного источника, которому можно вполне доверять, при дворе Султана турецкого несколько дней тому назад появился мальчонка лет пяти, якобы из Одессы, по имени Варфоломей, хотя сам он себя называет Вафа.

Донесение иерусалимского Архимандрита немедленно доставили на стол Губернатора Одессы, а тот переправил важное сообщение в Полицейское Управление. Там вздохнули с облегчением, но в газеты информацию не пустили.

***

Дело о «ритуальном убийстве» евреями христианского младенца в целях использования его крови для приготовления мацы к празднику Пэсах, провалилось в очередной раз.

Будет ли это уроком для будущих поколений – не совсем ясно.