Литература коренных народов крайнего севера

Вид материала

Литература

Содержание Человек в черном Неизвестные охотники

Подобный материал:

• "О совершенствовании системы образования и сохранения самобытных коренных малочисленных, 1085.37kb.
• Литература коренных народов севера хрестоматия для учащихся 1 класса, 326.36kb.
• Программа для русскоязычных стажеров (обучение проводится на русском языке), 254.02kb.
• Темы дипломных работ Молодежь Крайнего Севера: проблемы и перспективы. Социальная политика, 31.08kb.
• Закон РФ от 19 февраля 1993 г. N 4520-1, 210.34kb.
• Общественно-политическое движение коренных народов якутии (конец 1980-х 1990-е гг.), 336.61kb.
• 683000, г. Петропавловск-Камчатский, ул. Ленинская,, 829.05kb.
• Положение коренных малочисленных народов Севера Нарушение права на благоприятную окружающую, 982.85kb.
• Аварийная служба по газобаллонным установкам, 240.97kb.
• Краевая научно-практическая конференция, 34.31kb.

Выставка


В свободный вечер вытащил Чиктикан из какого-то мешка два оленьих копытца, обыкновенных старых копытца. Он долго вертел их в руках, а потом достал из-под оленьих шкур кожаную сумку-асву. Покопавшись в ней, отец извлек небольшую лобзиковую пилку, маленькие напильнички, точильные камушки и ак­куратно разложил это богатство на доске. Он распилил лобзиком одно копытце на части. Получились брусочки приблизи­тельно одинакового размера, но разной формы. Острым ножом отец тщательно выровнял их края, наждачной бумагой зачистил заусенцы.

Апока сидел рядом и наблюдал за его ловкими движениями.

Отпиленные черные брусочки, к удивлению мальчика, постепенно принимали в руках отца разнообразные формы — круг­лые, квадратные, треугольные.

— Что делаешь, ама?

— Угадай!

Апока долго перебирал брусочки, гладил пальцами, подбрасы­вал на ладонях.

— Красивые штучки,— только и сказал он.

— Неужели не догадываешься?

Мальчик пожал плечами.

Отец покачал головой и стал просверливать в каждом ку­сочке копыта по два отверстия. И тут Апока, конечно, понял:

— Это же пуговицы, красивые пуговицы! Долго я соображал...

Отец взъерошил его волосы:

— То-то! Бери их себе.

— Научишь меня, ама?

— Пробуй сам, вот инструмент. — Отец протянул ему лобзик и второе копытце. — Из оленьих копыт можно делать разные полезные вещицы!

Сын провозился весь вечер: выпиливал, снимал заусенцы, шлифовал. Но честно говоря, получилось плохо.

— Старайся, старайся и не спеши — получится! — подбадривал Чиктикан.

Пуговицы, выпиленные отцом, Апока подарил Гоику.

— Видишь, какие нарядные? Играй ими или пришей на рубашку.

Сделанные Чиктиканом пуговицы видели все. У оленеводов тоже зачесались руки!

Не сговариваясь, взрослые и дети всю неделю каждый свобод­ный час занимались поделками. Достали свой инструмент, отыс­кали подходящие копытца и рога, вспомнили, чему учили когда-то отцы и деды.

В крепких проворных руках пастухов заготовки превращались в пуговицы, кольца для маут-аркана, пепельницы, подсвеч­ники, наперстки. Из оленьих рогов получались красивые рукоят­ки для охотничьих ножей, футляры для лезвия топора, даже стулья.

Разных любопытных вещиц накопилось столько, что бригадир предложил устроить выставку!

У его палатки расстелили брезент и разложили на нем наиболее удавшиеся поделки.

Чиктикан брал каждую вещь, придирчиво разглядывал и передавал по рукам. Все вместе обсуждали ее достоинства, нахваливали мастера. Настроение у оленеводов было отличное!

Оживленный разговор людей привлек даже верховых оленей, они с любопытством поглядывали на хозяев.

— Вот он какой, наш олень! — приговаривал Чиктикан, обращаясь к детям.

Ребята ревниво сравнивали экспонаты, сделанные руками их отцов.

— У меня нет для вас никаких призов, — сказал бригадир
пастухам, — не в них дело. Главное, что наши дети, думаю, еще
больше полюбили оленя! Может, мы покажем выставку наших
работ и в поселке?

Бригадир замолчал, на минуту задумался: вспомнил, сколь­ко он выступал на собраниях и в поселке, и в городе, доказы­вал, что и совхозным, и городским мастерским давно пора взять­ся за изготовление поделок и национальных сувениров. Столько добра пропадает, просто валяется под ногами...

— Ама, а можно мы с ребятами выставку подарим школьному музею?

— О, сынок, это ты хорошо придумал! Пусть и другие полюбуются нашей работой. Может быть, и сами захотят испытать себя в этом деле.


Беда


В стадо пришла беда: как-то утром вдруг захромало десятка два оленей. Пастухи ловили больных животных, валили на землю и осматривали копыта. Олени тяжело, хрипло дышали, уставив на людей испуганные глаза.

Сомнений не оставалось: часть животных заболела копыткой.

Копыта сильно опухли и напоминали рыжие кочки. Такими ногами оленю больно ступать. Животные не могут пастись наравне со стадом. Они отстают. А некоторые вообще не поднимаются с земли.

Люди приуныли.

— Всегда так: кончаются лекарства — приходит беда, — ворчит дед Кооча.

Оленеводы поглядывают на Мэника. Тот опускает голову, отхлебывает чай и, не поднимая глаз, смахивает пот со смуг­лого лица.

Олени чаще всего болеют в середине лета, особенно в засу­ху. Но случается, и позднее — в долгую дождливую погоду.

Пастухи всегда готовы ко всяким напастям. А вот нынче произошла неприятность: в апреле Мэник ездил в поселок, ему дали под расписку лекарства на случай копытки. Ветеринар­ный врач совхоза распределил лекарства по бригадам.

Мэник возвращался в стойбище ночью. Ехал по наледи. В одном месте грузовые нарты ударились о ледяную глыбу и перевернулись. Ящик с лекарствами вывалились. Мэник ничего не заметил. Спохватился только под утро, в стойбище. Поехал искать. Да слишком поздно: наледь растаяла, ящик, видно, утонул...

— Надо карантин выдержать, — предложил Николай.

— Без лекарств? — насупился Чино.

— Все равно больные олени не могут пастись вместе со здоровыми,— ответил Николай.

— Что верно, то верно,— поддержал дед Кооча.

— В лабазе должен быть прошлогодний запас лекарств,— вспомнил Чиктикан.

— Может, я съезжу? — виновато предлагает Мэник.

— Хорошо. А теперь спать! — Бригадир встал.

... Во время кочевок, переездов на новые пастбища пастухи берут лишь самое необходимое. Никогда не возят с места на место весь запас продуктов или, например, все медикаменты, лекарства.

Часть продуктов, медикаменты и лекарства хранят в лабазах, большую часть продуктов — в ямах-ледниках. Все это завозят в ледник и лабазы из поселка на нартах весной, пока не растаял снег...

Рано утром оленеводы начали привязывать оленей к деревьям.

Мэник с Апокой в это время уже спешили к лабазу. Хотелось поскорее вернуться к больным оленям.

До лабаза было километров двадцать.

На подъезде к месту Мэник заметил медвежьи следы, старые и новые. Следы шли вдоль песчаного берега речки Орат.

Остановились, спешились. Мэник присел на корточки и внима­тельно изучал следы. Апока опасливо поглядывал в сторону леса, куда лежал их путь.

— Утром прошел, — сказал оленевод.

Апока и боялся медведя, и не мог пересилить любопытство: всегда хочется взглянуть на зверя поближе.

В последние годы медведи и росомахи повадились разорять лабазы, где хранятся летние запасы продуктов. Лабазы приходится строить на высоких столбах. Выбирают три дерева, рас­тущих близко друг от друга. На высоте трех метров их спиливают, и на столбы ставят лабаз. Кору со стволов счищают, чтобы зверю не за что было цепляться когтями.

Близко к деревьям лабаз не ставят: и медведь, и росомаха могут перелезть с соседнего дерева.

Поднимаются в лабаз по лестнице. Затем лестницу убирают.

Путники снова сели на оленей. Ехали осторожно. Каждая валежина, каждая коряга и большой камень казались Апоке притаившимся зверем.

Наконец в просветах между деревьями показался лабаз.

Вдруг олени приостановились, тревожно вслушиваясь в тиши­ну. Беспокойство животных передалось людям. Они снова спрыг­нули с оленей и повели их за собой в поводу.

Возле лабаза шла натоптанная медвежья тропа. Косматый не раз пытался взобраться по гладким столбам. Но не сумел.

Оленей привязали к дереву.

Мэник разговаривал с Апокой очень громко. Пусть медведь слышит и уходит подальше.

Оленевод вытащил из-под кустов лестницу, поднялся наверх и позвал Апоку — так будет спокойнее. Но мальчик не захотел.

— А как же олени? — спросил он. — Я возле них побуду.

Мэник торопливо откинул побелевший от дождя и солнца бре­зентовый полог и начал копаться в мешках, отыскивая лекарства.

Апока снял с оленей седла, развел небольшой костерок и повесил над ним старый, закопченный чайник.

Перед обратной дорогой хорошо попить чайку. Да и верховым отдохнуть нужно.


Человек в черном


«И откуда только берутся эти облака? Плывут и плывут без конца. Интересно, куда они держат путь?» — мрачно думает Апока. Он соскучился по солнцу. Целую неделю солнце не может пробиться сквозь толстое одеяло облаков.

Сегодня отец едет по летнему маршруту стада. Апока, конечно, с ним. Скоро годовой пересчет оленей, и надо проверить все старые стоянки и загоны. Может быть, туда завернули отбившиеся олени. Бригадир давно заметил, что из стада исчез ез­довой олень Чино и с ним четыре важенки с оленятами. Думали, найдутся, но сделали уже три перехода, а их нет.

За день весь маршрут не проедешь. Чиктикана и Апоки не будет примерно неделю.

Поймали по три верховых, чтобы менять уставших оленей, да еще двух рабочих — под вьюки. Захватили все необходимое и отправились.

Мальчик не первый раз сопровождает отца, любит такие путешествия. Каждая старая стоянка, словно интересная книга или дневник воспоминаний. Тут все знакомо.

Едут не спеша, часто останавливаются и подолгу рассматривают в бинокли горные распадки. Специально прошли вдоль горных речек, надеясь встретить на песке оленьи следы. На берегу речки в первый день и заночевали.

Оленей привязали на обильном ягельнике. Свободно отпускать их нельзя — могут уйти. Поэтому просто удлинили привязные поводья: на одном конце олени, другим обвязаны большие ва­луны. Ягеля много, ночью животные хорошо покормятся.

Проснулись рано. Солнца по-прежнему нет, но приближение зари все равно чувствуется.

У каждого свое дело. Отец идет к оленям, их надо свести на водопой и перевязать на новое место. Ягель на старом они за ночь выщипали. Апока разводит костер. Он уже сбегал к род­нику с чайником и повесил его над пламенем.

Мальчик достал из мешка сырое мясо, нарезал небольшими кусочками, посыпал солью и нанизал мясо на две обструганные палочки. Эти самодельные шампуры он воткнул в землю с наклоном к углям. Пока закипает вода и жарится шашлык, Апока по привычке внимательно вглядывается в горы. Оленевод должен видеть все, что происходит вокруг каждой стоянки.

На одном из склонов заметил человека, одетого во все черное.

«Отец, — подумал Апока, — его куртка, шапка, резиновые са­поги. Только непонятно, зачем он так высоко забрался, он же должен быть возле оленей. Нет, не отец!»

Человек деловито расхаживал в высоком кустарнике, иногда зачем-то нагибался. «Надо пойти разузнать, что за незнако­мец, — решил мальчик. — Может, заблудился и нужна помощь».

Апока убрал с огня чайник, а палочки с шашлыком отвел от жарких углей, чтобы мясо не подгорело.

Не отошел он от палатки и трехсот метров, как увидел отца. Олени паслись недалеко — лакомились влажным от утрен­ней росы ягелем.

— Чай готов, сынок?

— И чай готов, и шашлыки! — доложил сын.

— Молодец!

— Ама, посмотри-ка.— Сын показал туда, где по-прежнему разгуливал неизвестный и что-то явно искал в высоком кустарнике.

Отец прищурил глаза и, покачав головой, тихо сказал:

— Это медведь ходит.

— Не может быть!

— Может: встал на задние лапы и собирает орехи.

— Вот это да! А я хотел к нему сходить.

— Зачем? — Отец рассмеялся.

— Узнать, что за человек, может, заблудился, — виновато пояснил Апока.

— Издали он и правда похож на человека, — подтвердил Чиктикан, доставая трубку и кисет.

Зверь ходил не спеша, переваливаясь, увлеченный своим важным делом. Людей он не чуял, не видел и вел себя спокойно.

— Ладно, сынок, пошли чайку попьем и шашлыка твоего отведаем, а там и ехать пора.

Они направились к костру. Но отец вдруг передумал:

— Ты иди, режь хлеб, а я приведу оленей поближе. Апока понял. Зверь не так уж и далеко. В любой момент он может заметить оленей, и, кто знает, не захочется ли ему подойти поближе!..


Неизвестные охотники


Поехали дальше. Медведь их так и не заметил. Перешли еще несколько маленьких речек. Воды совсем мало, олени только копыта замочили.

Отец рассказывал о здешних местах: куда впадают речки, богаты ли лощины ягелем. Вспоминал, где можно встретить снежного барана. Показывал, в какие места могут собраться отбившиеся олени.

Неожиданно тишину утра нарушили выстрелы. Они раздались где-то впереди по ходу путников.

Никого из рабочих совхоза здесь быть не должно... Стада соседних бригад давно откочевали. Кто же тогда открыл пальбу на пастбищах бригады Чиктикана? Не из поселка же забрел в такую даль любитель поохотиться! Кроме того, в поселке знают путь стада.

Отец и сын поторопили оленей. Перевалили холм, выехали к пойме реки Дэтлэнжа. Перекатистая, глубокая река.

Вдоль берега во всю мочь мчатся перепуганные олени! Впереди размашисто идет упряжной бык. За ним легко несутся четыре важенки и оленята — как раз те, что отбились. А совсем далеко, спотыкаясь и падая, бегут по склону два человека, продолжая палить вслед уходящим оленям.

Чиктикан сразу узнал своих оленей и гортанно крикнул:

— Хо-о-о!

«Хо-о-о!» — отозвалось горное эхо.

Олени остановились — узнали голос хозяина.

Неизвестные охотники тоже остановились, опустили ружья.

Чиктикан и Апока поехали им навстречу.

На тропе стояли два бородатых человека в одинаковых синих куртках с капюшонами. Из-под выгоревших шерстяных спортивных шапок торчали давно не стриженные темно-русые волосы. Один — пожилой, среднего роста, смуглый от загара. Второй — помоложе, высокий и широкоплечий. В его светлых глазах, в выражении лица еще угадывался азарт неудавшейся погони.

— Нючол, русские, — тихо сказал Чиктикан сыну и громко поздоровался.

— Здорово, друг,— протянул пожилой руку.

— Вы стреляли? — поинтересовался бригадир, словно не знал. Он вынул трубку и не спеша начал набивать табаком.

— О, табак! Давно не курили! — разом вырвалось у незнакомцев.

— Вы стреляли? — повторил Чиктикан, протягивая мешочек с табаком.

— Сокжоя¹ упустили, друг, — глубоко и жадно затягиваясь, ответил наконец пожилой.

— Однако хорошо, что упустили, — усмехнулся бригадир.

— Карабин, по-моему, барахлит, видно, мушка сбита, — объяс­нил молодой и повертел в руках еще не старое оружие.

— Это не сокжой! — вырвалось у Апоки.

— Почему же не сокжой? — удивился молодой русский, улыбаясь мальчику.

— Это мои стадные олени, — спокойно и строго добавил Чиктикан, — совхозные...

— А-а... То-то вокруг так много старых следов, — смущенно оправдывался пожилой, густо краснея.

— Мы здесь летом кочевали.

— Понятно, понятно,— остановил бригадира пожилой. — А это ваш сын? — кивнул он на Апоку, стараясь разрядить

натянутый разговор.

— Да, мой помощник.


¹сокжой — дикий олень.


Мальчик смутился, сделал вид, будто подправляет седло на верховом олене.

— Как тебя зовут?

— Апока.

— Красивое имя, легко запоминается.

Развели костер, снова вскипятили воду, заварили чай и приготовили шашлык.

Незнакомцы оказались геологами-топографами. Сооружают в горах специальные вышки.

— Тригонометрические пункты, — пояснил молодой русский.

— Слово-то какое длинное! Мне, однако, не запомнить, — рассмеялся Чиктикан.

Зато Апока запомнит, в школе будет тригонометрию изучать.

Вышек-маяков нынче в горах много. В пургу, в густые туманы по ним теперь ориентируются и оленеводы.

Новую вышку соорудили на вершине скалы Кабата. Это рядом. Работу завершили, осталось доделать совсем немного. Люди давно ждут вертолет, но нет погоды — облачно, и он не прилетает. Когда в горах низкая облачность, садиться опасно, ведь машина должна приземлиться на вершине — на небольшом пятачке.

Продукты у геологов давно вышли, курево тоже. Вместо табака дымили мхом, листьями, вместо чая — пустой кипяток. Пытались охотиться на дичь, но удача словно отвернулась от них. По неопытности стадных оленей приняли за диких — за сокжоев!

Нам любой олень кажется диким, — виновато сказал пожилой геолог. — Хорошо, что не попали.

— Спасибо, друзья, вы, можно сказать, помогли нам обнаружить отбившихся! — сказал бригадир.

Свой запас еды и табака отец оставил геологам. На клочке бумаги нарисовал им карту-схему, по которой можно отыскать лабаз оленеводов: там есть мука, чай, сахар, немного табаку. Отсюда всего километров двадцать.

— Зачем голодать-то. Сходите и возьмите сколько надо, — уговаривал Чиктикан. — Мы бы проводили вас, да нет вре­мени. Нам сейчас каждый день дорог: надо собрать всех оленей к осеннему пересчету да еще стоянки проверить. Работа боль­шая.

— Огромное спасибо, друзья, не обижайтесь! — Новые знако­мые не скрывали радости. — Теперь вернемся к вышке, там еще двое наших ждут не дождутся! И не беспокойтесь: в оленей стрелять больше не будем.

Оленеводы отправились дальше по своему маршруту. Только что спасенные олени хлопот не доставляли, послушно шли за пастухами. Изрядно соскучились по людям, по стаду — ни на шаг не отстают от каравана!

Весь летний маршрут стада отец и сын прошли всего за пять с половиной дней. Время оставалось, и на обратном пути решили заехать в ледник: у многих оленеводов кончилась мука, масло, сахар. Все равно через день-два придется ехать и в лабаз, и в ледник.

До ледника недалеко. Но поездка заняла почти целый день. Пока навьючили всех оленей, кроме верховых, солнце село. Особенно долго возились с ящиками масла. Беда в том, что их неудобно грузить на оленя — нельзя хорошо закрепить. Чуть недоглядел — и бока оленя натерты. Ящики приходится укладывать в специальные мешки. Но и это мало помогает.

— И почему не придумают другую упаковку или хотя бы
ящики другой формы — не такие высокие, — возмущается Чиктикан.

В тон отцу ворчит и Апока:

— Могли бы для оленеводов делать специальные — плоские. Вот было бы удобно навьючивать!

— Верно,— соглашается бригадир.

— А еще лучше бы, ама, если бы масло развешивали не по двадцать пять килограмм, а по два-три и сразу в хорошую упаковку. Я видел, в каких удобных коробках теперь продают молоко и кефир! Тогда и возить масло и раздавать было бы совсем просто, ведь оно уже развешено!

— Правильно говоришь, сынок. Вот выучишься в городе, не забудь про наши пастушьи заботы! — смеется Чиктикан.— Договорились ?

Апока согласно кивает головой.


Мэник-бригадир


В жизни бригады Чиктикана произошли изменения: оленевода Мэника — давнего взрослого друга Апоки — переводили на дру­гой участок бригадиром. Мальчик понимал, как это важно для Мэника. Он знающий оленевод, старательный пастух. Бригада ценит Мэника как оленевода и уважает как человека — не первый год кочуют!

Чиктикан с радостью согласился на перевод парня в бригадиры:

— Мэнику давно пора обучать молодых нашей трудной профессии!

Апока тоже радовался. Однако новая должность означала, что с отцом на другой участок уедет и его сын Юра. За прошедшее лето ребята по-настоящему сдружились. Юрка — веселый, добро­душный паренек, кому же захочется с таким расставаться!

Пастухи дружно снаряжали товарища на новое место. Хоть и небольшое с виду хозяйство у оленевода, а все же хозяйство. Есть вещи, без которых на новом месте пропадешь.

Когда отец и сын были готовы к отъезду, Апока подозвал Юрку:

— Идем на минутку к нашему чуму.

Чиктикан и Мэник вели прощальный разговор возле навьючен­ных оленей.

Апока подошел к своему седлу, лежавшему у входа в чум, снял с седла плетеный маут и молча протянул Юрке.

— Это мне? — не поверил тот.

— Тебе. На память, — коротко сказал Апока.

— О-о! Спасибо, друг. — Юрка покраснел: он первый раз вслух назвал своего старшего товарища другом. Мальчик осторожно взял из рук Апоки маут и погладил его.

— В новой бригаде будешь учить малышей бросать аркан. А теперь пошли, твой отец уже ждет.

Ребята побежали к навьюченному каравану. Юрка подошел к своему верховому. В вытянутой руке он держал дорогой подарок.

— Апока отдал, — с гордостью сказал Юрка отцу. Мэник обрадовался не меньше сына:

— Ну вот, теперь я могу назначить тебя своим помощником в другой бригаде!

— Нескладно получилось, — покачал головой Чиктикан. — Петя улетел, ты уезжаешь... А как же наши соревнования с маутами? Придется перенести на праздник оленеводов. Там наверняка встретимся! — Он похлопал Юрку по плечу.

Добрые друзья, с которыми Апока провел почти все лето и прошел не одну сотню километров, тронулись в путь. Мальчик долго глядел им вслед, пока караван не затерялся среди лиственничного леса.

«Петя в городе, вот и Юра уехал...— повторил про себя Апока.— Есть, конечно, еще Гоик. Но он маленький, самостоятельно на учаке пока не ездит. Смешной мальчишка, толстень­кий, как колобок. Поэтому, наверное, такой неуклюжий...»

Однако унывать сыну Чиктикана некогда. В бригаде полно работы — только успевай, да и новый человек на место Мэника пока не приехал.