Литература коренных народов крайнего севера

Вид материала

Содержание

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 12

Глаза оленя

Пора приниматься за дело.

Ребята бесшумно ходят между деревьями, раздвигают ветки лиственниц, тяжелые лапы елей, под которыми прячется сухостой.

Мальчики верят, что и деревья соскучились без людей и теперь радуются приезду ребят.

А лес и в самом деле внимательно наблюдает, как осторожно и ловко занимаются гости своей важной работой. В усталом поскрипывании толстых стволов, в любом тревожном или спокойном звуке, которые издают трущиеся друг о друга тонкие стволы, в приветливом перешептывании высоких макушек ловят ребята настроение леса.

На душе у детей спокойно и тепло.

Мальчики быстро нарубили сухостой и аккуратно сложили в специально сшитые переметные мешки. Спины рабочих оленей накрыли мягкими шкурами. Они защищают оленьи бока. Теперь мешки с дровами их не натрут.

Навьючивают оленей втроем, не спеша. Животные чувствуют заботливые руки людей и не переминаются с ноги на ногу, выказывая недовольство. Олени стоят смирно — помогают ребятам.

Навьючив последнего, мальчики дружно вздохнули и весело переглянулись. Никто не сказал ни слова, но три пары глаз выражали одно и то же: «Вот какие мы молодцы!»

Дождь заметно ослабел. Туман по ближним склонам полз вверх — верный признак конца непогоды.

Обратный путь не тревожил Апоку. Работа почти сделана. Олени идут бодро. Лишь скользкие камни затрудняют движение каравана. Но животные ступают осторожно.

В конце каждого дела Апоке хочется петь.

— А-а-а! — вдруг отчаянно завопил Юрка, замыкающий цепочку.

Апока оглянулся. Последний в Юркиной связке олень лежал на боку. Видно, споткнулся. Перепуганное животное, вытаращив налитые кровью глаза, дергается, пытаясь подняться. Но мокрый мох, покрывающий камни, не позволяет копытам хорошо упереться. Олень с тяжелым грузом медленно сползает по склону. А внизу пенится река, давно вышедшая из тесных берегов...

Упавший олень тянет за собой и первого в своей связке рабочего оленя, а тот — Юркиного верхового.

«Беда!» — проносится в голове Апоки. Он спрыгивает со своего оленя и бросается к орущему Юрке. За Апокой бежит Петя.

Юрка уже соскочил на землю, но никак не освободится от поводьев. Он так туго намотал их на руку, что и его тащит вслед за оленями.

В реке Юрка видит проплывающие коряги, тальники, даже целые стволы деревьев. Парнишка ревет во все горло. И не только от страха за себя. И оленей ему жалко, и дров — где в такую погоду найдешь лучше!

Апока и Петя вцепились в веревку, соединяющую первого рабочего оленя с упавшим, и рывком, на едином дыхании, пытались подтянуть оленя чуть выше. Ничего не получилось.

Наконец Юрке удалось освободиться от поводьев. Теперь и он схватился за общую веревку. Втроем держать легче.

Глаза первого Юркиного оленя, казалось, вот-вот вылезут от напряжения из орбит. В его шею врезалась веревка, он хрипит и задыхается. Тяжесть лежащего оленя должна свалить и его. Он из последних сил упирается копытами в скользкую землю, старается наклонить голову как можно ниже, чтобы удержаться на неверных ногах.

Апока быстро соображал: «Самое простое — перерезать натянутую, как струна, общую связывающую веревку. Тогда упавшее животное скатится по откосу в воду, освободив от своей тяжести первого рабочего оленя и Юркиного ездового. А что, если осторожно подобраться к барахтающемуся оленю и, изловчившись, перерезать подпругу? Тогда в реку рухнут только тяжелые дрова, но олень будет спасен».

— Держите крепче! Я сейчас! — крикнул Апока.

Оступаясь и падая, он заскользил к лежавшему оленю, на ходу доставая нож.

Мальчик сумел быстро перерезать ремень, крепивший шкуру, которая защищала оленя. Шкура и мешки с дровами, набирая скорость, полетели под откос в реку. Веревка на шее оленя сразу ослабла, он почувствовал облегчение и сумел встать на ноги.

Тяжело дыша, спасенное животное рванулось вверх на тропу и только здесь встряхнулось всем телом. Кожа на шее и на боках оленя мелко подергивалась, ноги дрожали. Олень еще не верил, что под ним твердая почва.

Благодарно мотая тяжелой головой, олень уставился на спасителя.

Животное не сводило с него черно-бархатных глаз и тянулось к мальчику жаркими ноздрями.

Апока смутился.

Глаза оленя были глубокими-глубокими, в них отражались мокрые от недавнего дождя скалы.

«А может, он плачет?» — подумал Апока. Он никогда не видел такого взгляда и не подозревал, что у оленя такие «говорящие» глаза.

Мальчик и сам чуть не плакал. И чтобы сдержаться, отвернулся и, как-то неуклюже потоптавшись, заторопился к своим оленям: «Еще испугаются в этой суматохе!..»

А далеко-далеко в лощине белели родные чумы стойбища, будто все люди и животные смотрели в сторону ребят, с нетерпением ожидая маленький караван.

Пищуха

Как хорошо в тени высоких скал. Даже в самый знойный день здесь прохладно.

Кто сказал, что у нас на Севере круглый год лишь трескучие морозы да бескрайние снега?! Зима, правда, долгая, вьюжная, снежная. А лето короткое. Но зато сколько красок, сколько зелени, тепла и солнца! Иногда и сам не веришь, что это Север.

Жаркий сегодня день. Ребята решили подняться на гору и сложить на вершине маяк из камней. Пройдут годы, они вырастут и когда-нибудь вновь приедут сюда, увидят маяк и вспомнят детство.

Между огромными валунами через горную лужайку к ручейку тянутся чьи-то мелкие следы. Даже не следы, а узенькие тропки. Это пищухи протоптали — каменные мыши.

— А правда, тропки похожи на улицы? — спрашивает Петя.

— Точно, — соглашается Апока.

— А где живут эти самые пищухи? — продолжает Петя. Он каменных мышей раньше не видел.

— Под этими камнями и живут, где же еще, — отвечает Апока, — поэтому и называются «каменные».

— Тогда у них, наверное, целое подкаменное царство?

— Конечно.

Совсем рядышком на камень выскочила пищуха, пробежала по его гребню и замерла. Подергала кончиком носа. Задрала мордочку, будто небо разглядывала. Видно, думает, что отсюда ей целый мир виден. Светло-коричневая шкурка линяет, тело круглое, как шарик. В отличие от обыкновенной земляной мышки, пищуха совсем куцая.

Петя и Юрка, не сговариваясь и не отрывая глаз от зверька, пытаются нашарить руками камушки, чтобы бросить. Но пищуха быстро юркнула в щель. Не прошло и минуты, как чуть в стороне появилась другая. В зубах она держала пучок травы и, быстро перебирая лапками, стремительно бежала к норке.

— Не надо! Не кидайте! — остановил Апока.

— А тебе жалко? — Ребята посмотрели в его сторону.

— Она вам мешает? Пусть бежит по своим делам.

— Траву зачем-то тащит, — буркнул недовольный Петя, все еще не выпуская из руки камушек.

— С работы домой спешит. Впереди зима, вот и запасается.

— Чем? Травой? — Юрка нагибается и заглядывает под плоский камень. Апока и Петя присаживаются на корточки. Под камнем лежат аккуратные пучки травы.

— Это ее зимний запас. Пищуха — работяга! — говорит Апока.

Он с удовольствием рассказывает ребятам про удивительного зверька.

Лютует зима. Ветер гнет деревья. Метет пурга. Бродит по каменным завалам снежный баран. Он голодный. И пожалуй, единственное его спасение — запасы трудяги-пищухи. Она еще летом насушила травы и разложила по запасникам. Пищухина трава сохраняет и зелень и аромат. Вот какое лакомство попадается иногда на пути отощавшего барана. Найдет запасник, взбодрится и другие начинает искать.

— А есть у пищухи враги? — спросил Петя.

— Есть... Горностай, соболь, они любят ее подкарауливать, не спеша продолжает Апока. — А вы сразу за камни!

Рыбак

А ночью к стаду подошла стая волков. К счастью, пастухи вовремя заметили их и, не искушая судьбу, открыли пальбу из ружей.

Утром Чиктикан узнал, в чем дело, и помрачнел. Появление волков всегда тревожно. Но бригадира расстроило не это. Ему досадно, что оленеводы, взрослые люди, дали хищникам так легко уйти.

— Надо было подпустить ближе и стрелять наверняка, — недовольно бурчал бригадир, не повышая голоса. Он вообще никогда не кричит на людей и не уважает тех, кто быстро срывается на крик.

— Испугались, — признался Мэник, — не хотели рисковать.

— Думали, подпустим близко — олени почуют и тогда их не удержишь, разбегутся. Тут-то волки и разгуляются, — добавил Чино.

— Следующий раз будьте хитрее, — посоветовал отец Апоки. Заглянув в палатку, он взял кое-какую еду и вышел.

Чиктикан поймал двух верховых и тщательно приготовился в дорогу: проверил ружье, взял бинокль, на седле второго оленя закрепил мешок с провизией на одну ночевку.

Апока понял: отец хочет объехать все бригадные пастбища и, если надо, пойти по следу волков. Мальчику очень хотелось с ним.

Отец предупредил просьбу сына:

— Не забудь сегодня к вечеру проверить туу, а то вода
может подняться и унесет нашу рыбу.

События минувшей ночи заставили ребят забыть про вершу. Апока только теперь вспомнил про нее и подумал, как ждут рыбу его бабушка, дед Кооча, бабушка Огдоо да и все пастухи. Вчера взрослые наперебой хвалили вершу, говорили, что снасть надежная.

Апока остался.

Вечером, сдав оленей новой смене, ребята поспешили на речку. Запыхавшись, подошли к обрыву. Прежде чем спускаться, посмотрели вниз и обомлели. Молча, как подкошенные, они разом упали на траву и отползли. Юрино лицо сморщилось от страха, вот-вот мальчишка заплачет. Петя побледнел и косился на Апоку. А тот поднимал и опускал руку, делал друзьям знак, чтобы не поднимались с земли.

Апока подполз к самому краю и, чуть приподнявшись, высунулся. Через минуту он поманил друзей. Видя, что товарищ держится уверенно, Петя и Юра подползли к нему.

В воде, возле туу, стоял крупный бурый медведь. Зверь не отрываясь, как завороженный, разглядывал вершу. Внимание его приковала набившаяся в нее рыба. Он сунул лапу в воду, что-то рванул, и по воде поплыла оторванная дранка. Медведь, недоумевая, проводил ее долгим взглядом и опять уставился на вершу. Послышалось довольное урчание. Зверь легко поднял туу, прижал к брюху и, распрямившись, понес на берег. Шнур, привязанный к тальнику, лопнул. Этот звук напугал медведя. Он замер, не выпуская вершу из лап, постоял, покрутил головой и вышел на песок.

С верши обильно стекала вода. Медведь бросил туу на камни и снова уставился на незнакомый предмет. Сквозь щели поблескивал хариус. Запах рыбы, наверное, кружил зверю голову! Он понюхал вершу, осторожно лизнул мокрые дранки и, словно смакуя, почмокал, склонил голову набок, не отрывая взгляда от рыбы. Так он проделал несколько раз. Зверь непрерывно по-стариковски ворчал: «Гу-у, гу-у». Затем приподнял туу, снова бросил, покатал туда-сюда. Вдруг он сердито рявкнул и тяжело шлепнул левой лапой по верше. Она развалилась, и рыба будто вытекла на камни — под лапы оторопевшему зверю.

Медведь жадно набросился на хариуса, торопливо глотал рыбину за рыбиной. Время от времени он отдыхал и тогда медленно крутил лобастой головой, оглядываясь.

А ребята соображали, как потише отойти назад и убежать домой. О рыбе они забыли.

«Сейчас съест хариуса, увидит нас, догонит и убьет», — думал Юрка.

«Надо бы забраться на дерево и сидеть там, пока медведь не уйдет», — прикидывал Петя, поглядывая на Апоку. Казалось, Апока совсем не боится, а с интересом наблюдает за зверем.

Но Апока тоже лихорадочно соображал, как быть.

Рядом, на краю обрыва, лежал крупный серый камень. Мальчик попробовал пошевелить его ногой. Камень подался.

Петя и Юрка испуганно следили за его движениями.

— Ты что? Медведь услышит, — прошептал Петя.

— Надо его отогнать, — негромко ответил Апока. Он понимал: зверь на таком расстоянии не слышит их голосов.

— Ты что?! — повторил Петя, выпучив глаза.

— Вы только не бойтесь. Нас же трое, а он один.

— То мы, а то медведь, — жалобно пролепетал Юрка.

Даже плохонького ружья с собой не захватили, — мрачно сказал Петя, будто он предлагал взять ружье, а ребята его отговорили.— Отгони-ка его теперь голыми руками...

— Главное, не бойтесь, — подбодрил Апока. — Медведь грабит нас, а мы прячемся!

— Ну и пусть! — в один голос ответили Петя и Юрка.

— Я сейчас закричу во все горло и столкну этот камень с обрыва, — не слушая их, продолжал Апока. — И вы следом тоже кричите. Да погромче, пострашнее. Приготовились!

—

Не надо, не надо, что ты?! — пытались остановить его оба паренька.

— Если хотите спастись,— припугнул Апока, — делайте, как я говорю! Страх не поможет вам. — И, столкнув камень, Апока пронзительно завизжал.

Под этот крик камень шумно полетел к воде. Медведь вздрогнул, испуганно сел, выпустил рыбину из лап, оглянулся, и в этот момент камень ухнул в воду, подняв фонтан брызг. Ребятам показалось, что брызги достали и зверя. Он зло рявкнул и кинулся в прибрежные заросли.

Апока кричал во все горло, свистел, бил палкой по стволу дерева.

Убедившись, что медведь скрылся, закричали и Петя с Юркой — картина бегства вдохновила обоих.

Рога в смоле

В самом начале августа олени-самцы ошкурили свои рога — оскоблили о стволы лиственниц да о камни. Солнце и ветер быстро отполировали их: ошкуренные рога потемнели и блестели на солнце гладкими ветвями.

Все чаще налетал северный ветер, холодный и пронзительный. Чувствовалось дыхание близкой осени. Быки-самцы готовились к осеннему гону. Их могучие шеи налились силой и бугрились мощными мускулами под толстой кожей.

В середине августа наступило время обрубать острые концы и отростки рогов. Иначе в брачных боях быки изувечат друг друга. В этот момент они опасны и для других стадных оленей. А сейчас самцы не агрессивны и с ними еще можно управиться.

— Опилить рога надо до дождей, — предупреждает Чиктикан.

«Почему обязательно до дождей?» — думает Апока, но у отца не спрашивает. Хочет понять сам.

Два дня ушло у пастухов на опиливание. Они ловили быков арканом, с трудом валили на землю и связывали ноги.

Не так это просто, быки бодаются, пытаются подняться. Крепкие рога трудно поддаются пиле-ножовке. Работа требует большого терпения, выносливости и силы от пильщиков.

— Апока! — зовет Чиктикан. — Собери-ка, сынок, друзей да слетайте в лес за смолой.

— А зачем тебе смола? Для жвачки?

Ребята любят иногда пожевать-помять зубами сосновую и еловую смолу...

— Нет, — смеется отец.

— А для чего?

— Я думал, ты знаешь. Спиленные концы рогов надо замазать смолой, ведь они еще не затвердели. Это делается до дождей. Потом поздно будет: влага легко впитается в рыхлые незащищенные срезы и может проникнуть до основания рогов. Олени заболеют, а некоторые и погибнут.

— Теперь понял! — крикнул Апока и побежал за ребятами.

Мальчишки быстро набрали в котелок смолу и — бегом к пастухам. Оленеводы снова по очереди отловили быков. На землю их больше не валили, просто держали за рога и голову, пока Чиктикан ловко натирал смолой срезанные концы. Олени понимали, что им хотят добра, и почти не брыкались — терпеливо ждали, когда их отпустят.

— Теперь вам никакой дождь не страшен! — приговаривал
Чиктикан вслед «просмоленным» быкам. А те, мотая головами,
бежали в стадо.

Возраст оленя

— Ама, сколько лет живет олень? — спрашивает Апока.

Отец и сын не спеша приближаются к выпасу.

— Долго, сынок, — отвечает Чиктикан.

— Ну, сколько лет вот этому? — Мальчик гладит по острой холке широкогрудого ездового оленя.

— Он уже старик.

— И я так думаю. На нем все время дед Кооча ездит, — соглашается Апока.

Отец внимательно смотрит на мальчика. Мысленно пытается представить его взрослым. Не получается. И отцу кажется, Апока еще долго будет ребенком. Чиктикан подходит к ездовому Коочи и тоже гладит его. Олень поворачивает к Чиктикану тяжелую голову, шумно вздыхает и тычется ноздрями в карман бригадира — просит соли.

Апока, как всякий настоящий пастух, тоже носит в кармане мешочек соли. Он высыпает немного на ладонь и протягивает оленю. Животное теплым шершавым языком лижет ладонь.

— Ему, наверное, столько же лет, сколько деду Кооче?

Отец смеется. Глаза его тонут в паутине мелких морщин.

— Чего смеешься?

— Деду лет семьдесят. Олень так долго не живет.

Апока молчит: досадно, что он раньше не думал о возрасте оленя.

— Олень живет лет десять. Самое большое — двенадцать,— продолжает отец.

— Так мало?

— Да, сынок.

Апока снова вытаскивает мешочек с солью, высыпает все содержимое на ладонь и протягивает старому оленю. Тот благодарно мотает головой.

«Бедняга,— думает мальчик,— всего десять — двенадцать лет...» Апока представил его маленьким олененком, молодым оленем. И вот он уже постарел. Прошла целая оленья жизнь.

— Я понимаю тебя, сынок. — Чиктикан взял Апоку за плечо и привлек к себе.

Мальчик молчит. Он смотрит на ослепительный диск солнца. Глазам больно, он закрывает их, потом открывает и переводит взгляд на голубое небо. Апока думает о старом олене: «Столько солнца, тепла, зелени, пастухов, а олень так мало живет...»

Пересчет

Всякое дело требует учета! Например, работа с оленем. Как узнать, все ли олени на месте в тысячном стаде? Кругом горы, сопки, леса, множество речек и ручьев, овраги...

Бригада Чиктикана часто пересчитывает свое стадо. Утомительное, надо сказать, дело.

Выбирают узкое ущелье между крутыми склонами. Сюда загоняют стадо. По обеим его сторонам встают оленеводы, чтобы олени раньше времени не выскакивали из загона. И начинают пересчитывать.

Бригадир на глаз отделяет от стада небольшую группу — пять — десять оленей и по одному выпускает на волю. А сам громко считает: отдельно самок, отдельно самцов, да еще каждое животное по возрасту. Два человека записывают цифры на разлинованную дощечку. Именно на дощечку, не на бумагу. Бумага мнется, рвется. А так, по мнению оленеводов, удобнее и цифры сохраняются лучше. В общем, привычка!

Пересчет занимает целый день. Устают и люди, и олени.

Животным тесно в загоне, жарко. Они шумно дышат, пытаются вырваться на свободу. Ущелье — не мягкое пастбище, не ягельник: болят копыта, ведь олень не привык целый день топтаться на камнях.

В дни пересчета, как и в дни кочевок, ребятишки незаменимы. Быстрые, глазастые, они ловко сгоняют оленей со склонов, не позволяют им забираться слишком высоко, чтобы не задерживалась работа взрослых.

Но вот работа подходит к концу. В истоптанном тысячами копыт загоне остались одни оленята. Они громко зовут матерей-важенок: «Ав-ав-ав!» А те далеко ушли. Но их тревожное ответное хорканье хорошо слышно: «Хов-хор, хов-хор!»

Наконец пересчитаны и оленята. Их отогнали к свободно пасущимся важенкам.

— Смотрите! — вдруг кричит Апока.

В дальнем конце загона лежит олененок. Лежит, тяжело раздувая бока. Не встает, не убегает.

Первым к нему подоспел Апока, опустился на корточки, гладит ладошкой покатый лоб малыша.

— Заболел? Поранил ногу? — спрашивает мальчик у олененка. Разные жуткие мысли сами лезут в голову.

Подходят пастухи.

— Живой, дышит! — говорит Апока отцу.

— Вижу. — Бригадир наклоняется, осторожно ощупывает вздрагивающего малыша. — В суматохе взрослые олени сбили!..

Чиктикан продолжает осмотр.

— Вывих правой лопатки, — определяет отец. — Жить будет,
только лечить надо. Кости целы. Жить будет! — повторяет он.

Апока изо всех сил сжимает своими руками широкую отцовскую ладонь.

— Мы будем его поить и кормить, ама! Мы тебе поможем, —
негромко говорит сын.

Бригадир молча кивает головой.

— Только позволь нам!

— Петя, ты у нас посильней, отнеси-ка олененка к моей палатке, — просит Чиктикан. — Я сейчас им займусь.

Петя расстилает свою куртку...

— Знаете, друзья, — помолчав, продолжает бригадир, — если бы я был ученым, то придумал бы маленький приборчик для пересчета оленей. Подъезжаешь к стаду. Оно спокойненько пасется. Достаешь приборчик, поднимаешь над головой, а на специальном экране уже горят цифры — сколько оленей пасется на пастбище. Не все — ищи! Все — будь покоен! И не надо гонять оленей без нужды, пугать арканами, подвергать опасности молодняк.

— Размечтался бригадир! — смеется Чино.

— Размечтаешься тут, — отвечает Чиктикан. — Вот ты знаешь, сколько оленей сегодня при пересчете поранили в тесноте ноги, сбили копыта? Не знаешь. И я не знаю. А знать надо...

— А может, такой прибор уже есть? — спрашивает Чино.

— Нет пока, — невесело говорит бригадир.

— Слышь, Апока, давай-ка быстрее расти и придумывай нам такую машинку, — нахмурив брови, строго говорит Чино, и все смеются.

Апока смущается, молчит.

— И почему ученые так медленно думают? — спрашивает
Чиктикан, глядя на сына, будто мальчик ответит на этот вопрос.

Blog

Литература коренных народов крайнего севера

Содержание