Литература коренных народов крайнего севера

Вид материалаЛитература

Содержание


Надеется, что вырасту
Весенняя песня
В. Лебедев
А. Кривошапкин
Мой олененок
На леднике
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   12

Надеется, что вырасту


— Ты кому смеешься?

Хлопаешь ладошками?

— Мамочке любимой

С круглыми сережками.


— Что же она сделала?

Чем развеселила?

— На меня глядела

И ходить учила.


— Почему же мама

К сыну всех добрее?

— Хочет, чтоб отцу я

Помогал скорее.


Потому прощает,

Вкусным угощает.


Выйдем утром ранним,

Охотиться станем.


Весенняя песня


Выглянуло солнце,

Осветив лесок.


Радуется солнцу

Чей-то голосок.


Он высок и сбивчив:

Чипи-чипи-чив-чив!


Маленькие крылья,

Кругленький зрачок.

Не стоит на месте

Острый язычок.


В просветлевшем мире:

Чири-чири-чири!


Пробудился Север,

Больше нет зимы.

И, воспрянув духом,

Радуемся мы.


Песне первых птичек:

Чиви-чиви-чик-чик!

Перевод А. Кушнера.


В. Лебедев


Ручеек с большой горы

олененком — прыг,

прыг да скок, да вмиг,

высунув язык,

дерева достиг,

клочья рвет с коры,

а потом, потом

стал большим ручьем,

над его хребтом вьются комары,

и глядишь, река

шлет издалека

в дальние моря

Севера дары.


Олененок------

Олененок черной масти,

Ты о чем сейчас вздыхаешь?

Что за сон тебе приснился,

Что за сон?

Ты пока еще не знаешь

Ни о горе, ни о счастье.

Что ты видел, олененок,

Появившийся весной?


Ты еще не бил копытцем

В снег, утоптанный у дома.

Ты пока еще не слышал

Завыванье зимних вьюг.

Этим мышцам незнакома

Тяжесть нарт, битком набитых,

Ты не знаешь, как смиряет

Эту шерсть дорожный вьюк.


Жизнь пока тебя ласкала,

Обвевал веселый ветер.

Ты не знал, что мать погибла

При рождении твоем,

Ты тогда и не заметил,

Что тебя уже лизала

Мать другого олененка

Осторожным языком.


В мире нет еще покоя, и тревоги

В нем хватает.

Может, кто-нибудь захочет

Сделать шапку из тебя.

Но не бойся, над тобою,

Сон твой детский охраняя,

Вся тайга, как олениха,

Наклоняется, любя.


А. Кривошапкин


Сын Чиктикана


Повесть


Обычай


Чиктикан всю жизнь работает оленеводом. Он невысокий, худощавый, жилистый. В поселке его уважают, но редко зовут по имени, чаще любовно величают «отец Апоки». У эвенов до сих пор живет обычай называть самых уважаемых мужчин и женщин именами их первенцев или младших детей, вот и получается — отец Апоки.

На традиционных праздниках оленеводов Чиктикана всегда сопровождает шумная ватага ребятишек. Им нравится сильный, ловкий, добрый отец Апоки. Да и как не нравиться! Чиктикан еще ни разу не проиграл ни одной схватки в национальной борьбе на снегу, ни разу лопатками не касался снега. Не знает он себе равных и в перетягивании палки. На оленьих скачках отец Апоки первым пересекает финишную черту.

Когда Чиктикан был помоложе, он побеждал и в соревнованиях оленеводов по бегу. Это очень интересные состязания. Оленеводы, одетые в национальный костюм, бегут с арканом и седлом за плечами, в правой руке палка, которой погоняют оленей. Бегут не по дороге, а по снежной целине, перепрыгивая кочки.

— Папа, почему теперь не бегаешь? — спрашивает Апока.

— Я для бега уже стар, — отвечает отец.

Для Апоки отец всегда молодой. Сын часто видит, как бегает отец на пастбищах... Сегодня праздник оленеводов. Главное событие, конечно, гон­ка оленьих упряжек. Взрослые готовятся к ней целый год. Из сотни оленей выбирают самых широкогрудых, крупных, крепких. Их каждый день тренируют, чтобы животные стали еще вынос­ливее, резвее.

Небольшой горный поселок Себян разукрашен плакатами и красиво написанными на красных полотнищах лозунгами. Надписи на трех языках: русском, якутском, эвенском. Оленеводы съехались со всех стойбищ и пастбищ. Среди них Чиктикан с Апокой. Сверстники радостно встретили мальчика.

Апока красиво одет. На нем меховая тужурка с белым узором, белые меховые штаны, белые сапожки-торбаса из оленьих шкурок — камусов. На голове мохнатая шапка из рысьей шкурки. Как у всякого опытного оленевода, у Апоки свои олени, свои нарты. Поселковые ребята восторженно смотрят на них и на мальчика.

— Апока, хочешь? — протянул конфету Олег, сын директора совхоза.

— Апока, вечером приходи к нам, диафильмы покрутим,— приглашает давний друг, первоклассник Герик. — И картинки будем смотреть.

Апока улыбается. Он любит книжки и давно мечтает о том дне, когда пойдет в школу. Это будет нынешней осенью.

— Садитесь, ребята, на мои нарты, — приглашает Апока,
а сам, немножко важничая, направляется к финишному плакату.


Кунялан-быстроногий


Участники гонки должны скоро финишировать. Мальчик волнуется за отца, хоть и знает, что у того отличные олени. Пожалуй, даже самые лучшие из всех оленей — бывших чемпионов. Передового оленя зовут Кунялан — быстроногий, надежный олень. Едешь, бывало, ночью, а он и в темноте дорогу не теряет. Ему не страшен ни ослепляющий блеск наледей, ни темные полыньи. Мчится Кунялан, и только ветер свистит где-то за спиной.

Вот какой олень идет сегодня передовым в упряжке Чиктикана.

Упряжки должны пробежать десять километров. Там, за десять километров от поселка, они и стартовали.

— Едут! Едут! — хором закричали ребятишки.

— Тихо вы! Оленей напугаете! — останавливают детей взрослые.

Вдалеке видны серебристые клубы — это снежная пыль, пере­мешанная с паром мощного дыхания оленей. Кто же первый? Нет, пока не узнать!

«Не отец ли?» — думает Апока, вытягивая тонкую шею и оглядываясь.

Рядом кто-то из взрослых заметил возбужденно:

— Отец Апоки впереди! Непобедимый Чиктикан!.. Упряжки быстро приближаются. Но что это? Впереди совсем не Чиктикан, а молодой оленевод Мэник. Упряжка Мэника намного впереди. Вряд ли теперь ее догонят.

— Как же такое могло случиться? — спрашивают друг друга одни болельщики.

Вот здорово! — восхищаются другие. Растерянный Апока беззвучно плачет.

— Урра-а! — закричали все, кто стоял у финишной черты. Апока поднял затуманенные слезами глаза. Передовой олень Мэника легко и красиво пересек финишную черту.

«Как похож передовой Мэника на Кунялана-быстроногого», — подумал мальчик и побежал туда, где усталый Мэник остановил упряжку.

Вот он, олень-чемпион, обогнавший знаменитого Кунялана! Как он похож на быстроногого! Такой же мощный, стройный!

Да это же и вправду Кунялан! Красавец с большими ветвистыми рогами! Настоящий бегун. Казалось, он ничуть не устал, даже не взмок. А вот его напарник по упряжке еле держится на ногах, дрожит, с языка падает пена.

Мальчик подошел к Кунялану, обнял его и погладил шею.

Заплакал Апока совсем не потому, что отец проиграл, а из-за Кунялана. Мальчик боялся, что любимый олень-бегун не придет первым! Пусть первый приз достанется Мэнику, ничего досадного тут нет. Главное, Кунялан и в этом году стал чемпионом среди беговых оленей.

Чиктикан оказался третьим.

— Почему же его олень попал в упряжку Мэника? — допыты­вались болельщики.

Отец Апоки отмалчивался. А счастливому Мэнику некогда отвечать на вопросы: парень сияет!

Все объяснил пастух Митё, занявший второе место.

А случилось вот что. Оленеводы не спеша выезжали на старт. И тут Чиктикан заметил Мэника, тот стоял с опущенной головой, был ужасно растерян.

— Что с тобой? — удивился отец Апоки.

— Мой беговой отбился от стада. Не могу найти, а запасного нет, — еле слышно ответил молодой оленевод.

Чиктикан хорошо понимал парня. Участие в гонке — почетное дело. Все знали, как усердно готовился к этому дню Мэник. Он не скрывал, что хочет потягаться с самим отцом Апоки. Из Якутска на каникулы приехали студентки, бывшие одноклассницы Мэника. Конечно, хочется показать себя.

Чиктикан мгновенно распряг Кунялана и подвел к Мэнику:

— Быстро запрягай! Опоздаем! Я на другом поеду.

Так Мэник стал чемпионом. Он получил приз — годовалого олененка.

Потом начались скачки на верховых оленях. От каждого стада выставили по два оленя. Среди наездников был и Апока.

По сигналу судьи тренированные красавцы олени рванулись с места. Олень Апоки сразу вышел вперед и первым закончил километровую дистанцию. Зрители шумно встретили маленького наездника — сына Чиктикана.

Молодец Апока!

Второй Чиктикан растет!

Сам директор совхоза поздравил мальчика и громко, чтобы все слышали объявил:

— Вот наш самый главный оленевод!

Болельщики засмеялись, захлопали в ладоши. А смущенный Апока подумал: «Какой же я главный оленевод? Самый главный оленевод — мой папа».


Мой олененок

Молодец Апока! В стаде мальчик с раннего утра. Целый день верхом на олене. Не отстает от взрослых. Как и они, объезжает пастбища, лощины. «Как бы олени не отбились», — думает юный оленевод.

На тополях важно восседают куропатки. На фоне голубого неба среди обнаженных ветвей их видно издалека. В это время года куропатки не пугливы. Обогретые долгожданным солнечным теплом, они забывают об опасности. Охотник может подобраться к ним так близко, что легко поймает куропатку веревочной петлей. Но человек ценит доверие птиц и не тревожит их. Просто полюбуется белоснежными красавицами и уходит. Вот и Апока, широко улыбаясь, машет куропаткам шапкой.

Снег истоптан. На склонах гор его почти нет — уже растаял. Кажется, оленихи-важенки все на месте. Отовсюду слышится звонкий зов оленят. В нем чудится песня новой весны. Радуясь всему на свете, Апока запевает смешную песенку:

Мишка ходит по откосам, Мишка водит мокрым носом...

Вдруг песня обрывается. Ездовой олень-учак чуть не наступил на серый комочек в снегу. Мальчик удивленно вскрикнул, огляделся.

Далеко за оврагом кормится молодая важенка. Она время от времени тревожно поднимает голову и прислушивается.

Апока сразу понял, в чем дело: важенка бросила только что родившегося детеныша и убежала — ее кто-то испугал. Из расска­зов отца он знает, что такие матки к своим телятам не возвра­щаются.

— Ай, как нехорошо! Бросить на гибель такого малыша, — говорит Апока. Тяжело, по-взрослому вздыхая, он спрыгнул с вер­хового и присел возле серого комочка. — Ты же так пропадешь. — Он торопливо оглядывается, словно ищет помощи у деревьев. — Ведь простынешь и умрешь!

Мальчик быстро скинул меховую тужурку, бережно завернул олененка и понес. С таким грузом Апока не может забраться на ездового оленя, поэтому ведет его за собой в поводу.

Вначале олененок казался легким, потом словно потяжелел. Мальчику все труднее его нести. Он бредет то по вязкому снегу, то по скользкому краю полыньи, иногда спотыкаясь о кочки, проваливается по колено в талую воду при переходе через ручьи. Руки Апоки немеют.

— Надо донести до палатки, иначе погибнет, — шепчет сам
себе мальчик.

Пот попадает в глаза, стекает к носу. Неприятно.

— Донесу вон до того дерева с дуплом, передохну и пойду
дальше, — уговаривает себя Апока.

Дошел до дерева, бережно опустил свою живую ношу на снег. Полной грудью вздохнул, потянулся, подвигал онемевшими руками... Снова поднял олененка.

— Теперь нам с тобой нужно дойти вон до тех кустиков
на берегу. А потом я тебя обязательно донесу и до палатки
отца. — Апока с трудом переставляет ноги и, тяжело дыша,
шепотом разговаривает с олененком.

Наконец они добрались до палатки. Отец только-только вернулся со своего участка. Сын коротко рассказал, как и где нашел олененка.

— Ты правильно поступил, — похвалил Чиктикан, глядя на
раскрасневшееся лицо мальчика. — Мы поставим на ноги твоего найденыша, обязательно вырастим.


Чум


Нынче весной Апока перешел в четвертый класс. Как и в прошлом году, летние каникулы он проводит в бригаде отца. Здесь у него взрослые друзья. Здесь его повзрослевший найденыш-олененок.

Сегодня Апока проснулся рано. Отца рядом не было. Мальчик скинул одеяло, быстро вскочил, с удовольствием зевнул и при­гладил ладошками растрепанные после сна волосы. За тонкой стенкой чума слышалось тяжелое сопение оленей. «Жара бу­дет», — подумал мальчик, прислушиваясь к оленям.

Животные плотно сбились вокруг чумов и пыхтели, широко раздувая ноздри, — верный признак знойного дня.

Отец проверял стадо, поглаживая по холке то одного, то другого оленя. Он делает так каждое утро.

И что за привычка у оленей! В жару непременно топчутся возле жилища — не отгонишь. В такие дни стойбище представляет собой густой лес оленьих рогов, в котором кое-где белеют чумы.

Но в чуме — кочевом жилище эвенов — и в жару прохладно. Апоке нравится жить в нем. Он спрашивал у взрослых, почему они больше любят палатки. Говорят, в чуме дымно, да и соби­рать его после каждой кочевки хлопотно. Сколько времени уйдет, пока поставишь каркас из длинных жердей и обтянешь его шкурами. Нужно возить с собой штук тридцать жердей, не будешь же каждый раз молодые деревца рубить. У оленевода летом жизнь в седле. И конечно, удобнее кочевать с палаткой. Раз, два — и уже поставлена.

Дым в чуме Апоку не смущает:

— Ничуть не дымно! Наверху отверстие для вытяжки, и в нем синеет небо. Интересно!

Во всем поселке, пожалуй, один отец Апоки остается верен чуму — илуму.

— Это жилье эвенов! В нем рождались, жили и умирали
наши предки. Что ни говори, жилище удобное! — повторяет
Чиктикан.

Но зимой, конечно, в нем не живут, ведь есть теплый, добротный дом.

На леднике


Апока поймал своего любимого верхового оленя по кличке Бугды и отправился в горы. Это лучший отдых перед ночным дежурством. Поднимаешься повыше, сядешь на прогретые солнцем камни и сколько хочешь любуйся в бинокль далекими скалами и долинами рек. Бинокль у Апоки не простой, памят­ный — подарок совхоза за отличный пастушеский труд.

Ни с чем не сравнимая красота открывается! Синие горы, до которых на Бугды и за день не доедешь, оказываются близко-близко, протяни руку — и твои пальцы, кажется, наткнутся на шершавый ягель, покрывающий склоны. Наверное, от ягеля горы и кажутся синими...

Мальчик далеко отъехал от стойбища. Бугды идет по гребню высоченного хребта. И тут внимание Апоки привлекли какие-то бурые пятна на обледенелой скале. «Кажется, уямканы», — думает он, направляя бинокль на скалу, чтобы получше рассмотреть этих снежных баранов.

Скала казалась граненой. Острый ее пик будто подпирал небо, склоны покрывали ослепительные пласты ледникового снега. Даже жаркое солнце не могло растопить его. Серые пятна, которые Апока принял за снежных баранов, оказались оленями. Теми самыми, отбившимися! «Вон куда забрались!» — качает головой мальчик.

В жару олень ищет прохлады. Найдет высоко в горах лоскуток ледника и, пока солнце не скатится за горы, пока не спадет жара, не уйдет со льда.

Мальчик направился к леднику.

Хорошо идет добрый Бугды. Несколько раз попадались куропатки. Они не улетали, а серыми комочками откатывались с тропы, быстро-быстро перебирая лапками. «Смотри-ка, храбрецы какие!» — удивлялся Апока.

На одном склоне громоздились каменные глыбы. «Кто же это там уселся? Э-э, да это тарбаган». На высоком камне, подставив солнцу золотистую грудь, дремлет беспечный тарбаган — сурок, живущий в расщелине скалы. Его так разморило на солнце, что он даже не замечает человека.

«Спи себе, чудак!» — Апока радуется любой живности в горах.

Вот наконец и ледник. Апока слезает с оленя и ведет его за повод.

Скользко, мальчик запыхался. Пот заливает глаза, скатывается по лицу за ворот. Рубашка прилипла к телу. Когда до оленей оставалось метров сорок-пятьдесят, Апока свистнул так, что у самого заложило уши. Олени подняли головы.

Мальчик крикнул: «Ча-ат! Сэй!» Олени зашевелились. Не пере­ставая кричать «Ча-ат! Сэй!», Апока побежал к ним. Олени нехотя двинулись вниз, все же норовя повернуть назад, к снегу. Они хитрили. Стоит однажды обмануть пастуха, и они чувствуют уверенность. Тогда с животными трудно справиться. Олени умеют смотреть на человека свысока!

Апока старался вовсю — кричал, пугал, размахивая над головой курткой. Наконец олени лениво побежали вниз. Впереди — важенка бабушки Огдоо с меткой на шее.

Солнце клонилось к закату, стало прохладнее. В долине показалось основное стадо. После знойного дня животные наслаж­дались прохладой, а возле них прохаживались оленеводы Мэник и Чино.


Встреча


Олени, пригнанные с ледника, во весь дух пустились к стаду. Апока отстал и в бинокль следил за беглецами, пока те не слились со своими собратьями. Мальчик повернул обратно. Если ехать горами, отсюда до стойбища рукой подать.

— Апока-а!

Мальчик вздрогнул, оглянулся.

— Ха-ха-ха! — Из-за камней появился Петя.

«Что он тут делает?» — подумал Апока.

— Напугал-то как, — признался он, улыбаясь.

— Я тебя давно заметил, — смеясь, ответил Петя, худой, долго­вязый мальчик, на целую голову выше Апоки.

Этим летом Петя первый раз приехал в стойбище. Здесь жили его дед Кооча и бабушка Огдоо. Он закончил пятый класс. Отец Пети заведовал районным торгом.

— Ты куда ездил?

— Просто отдыхал. Ночью у отца дежурство, — ответил Апока.

— Ничего себе отдых — вспотел весь.

— На леднике был. Смотрел...

— Любовался природой?

— Ты-то что здесь делаешь? — Апока не заметил насмешки.

— А вот. — Петя показал связку капканов.

«Я-то думал, что он пропавшую важенку своей бабушки ищет».

— А капканы зачем?

— Для тарбаганов. Не попадались?

— Нет, не видел, — твердо сказал Апока, вспомнив тарбагана, лениво дремавшего на камне.

— Поймать бы штуки четыре, отцу на шапку, — размечтался Петя.

— А ты знаешь, что важенка бабушки Огдоо пропала? — раздраженно спросил Апока и подумал: «Лучше бы олениху поискал, чем с капканами таскаться, не маленький...»

— Говорила. Чуть не плакала.

— Вот и поискал бы. Твоей же бабушки

— Отку-уда?! — протянул Петя. — Важенка совхозная.

— Но принадлежит-то бабушке.

— Пастухи найдут. Это их дело.

— А ты в стадо зачем приехал?

— Как зачем? Отдыхать!

— А я уже третий год приезжаю пасти оленей.

— Вот и паси! И не хвались. Знаем, что ты лихо скачешь! Все говорят... — Петя неожиданно осекся и резко присел, потянув за собой Апоку. — Смотри! — прошептал он.

— Ты чего?

— Тише... — Он пригнулся еще ниже.

— Что? — шепотом спросил Апока, озираясь.

— Уямкан, — едва слышно прошептал Петя. Его круглое лицо даже покраснело.

— Где?

— Вот он. — Мальчик глазами указал немного вверх.

Там величаво стоял самец снежного барана. Мощные, будто полированные рога изогнулись кольцом. Баран медленно поворачивал голову, и на его рогах играли солнечные блики. На рогах было множество волнистых поперечных полос. Одни тонкие, едва различимые, другие глубокие. По этим отчетливым метам охотники-эвены безошибочно определяют возраст снежного барана.

Перед мальчиками был старый, опытный зверь. Видно, издале­ка пришел.


Драка


Ребята прижались к земле, затаив дыхание. Баран постоял, покрутил могучей головой и не спеша исчез за горизонтом. Мальчиков он не заметил.

— Не уйдет! Не уйдет! — торопливо шептал Петя, бросаясь
следом.

Апока еле поспевал за ним. Наконец Петя замер, вытянул шею и осторожно выглянул из-за камня:

— Тут он, совсем рядом!

— Дай я посмотрю! — Апока на четвереньках пробрался на его место, привстал и навалился на камень.

— Сильно не высовывайся, — шепнул Петя.

— Отстань!

— Да тихо ты... — Он дернул Апоку за ногу. — Не вспугни!
Взгляду мальчика открылась зеленая лужайка. Уямкан спо­койно пощипывал траву.

Ни разу еще Апока не был так близко от снежного барана. Паренек онемел от восторга: «Уямкан рядышком! Даже взрос­лые мечтают встретиться с ним. Вон он — смотрите!»

Воображение мальчика не раз рисовало такую картину: едет он по горам на своем Бугды и вдруг из-за выступа скалы или из тумана неожиданно появляется стройный рогач...

Апока разволновался. Он лежал на животе, почти не дышал, а по всему телу будто разливалась какая-то теплая волна.

— Что будем делать? — торопливо спросил Петя, когда Апока сполз вниз.

Апока загадочно улыбался во весь рот, глаза его светились.

— Рога-то какие! — захлебывался от волнения Петя. Апока снова промолчал. Он забыл о спутнике и переживал только что увиденное.

— Ты что, оглох? — тормошил Петя приятеля. — Что делать-то будем?

— А что нужно делать? — удивился Апока.

— Как думаешь, не уйдет баран, пока сюда доберется мой дед с ружьем?

— Ты что? — Апока хлопнул его по плечу. — Это же уямкан. Разве можно его убивать?!

Верховые олени мальчиков лежали в тени. Ребята подняли их и повели за собой.

— О-о, мясо-то знаешь какое вкусное! Нагулял жиру! А рога! Отец давно такие ищет. Говорит: должен подарить важному начальнику в городе, — не умолкал Петя, пока они ходко спускались по склону. Он торопился.

«Как можно убивать такого красавца?!» — Апока мысленно представил себе, как старик Кооча поднимается в горы верхом на олене. Потом осторожно слезает недалеко от той лужайки, где пасется рогач. Гремит выстрел. Эхо разносит его далеко-далеко, и вдруг все стихает. Могучий уямкан вздрагивает всем телом, окидывает удивленным взглядом родные горы. Капает на зеленую траву теплая кровь, и меркнет свет в глазах снежного барана. С мучительным стоном, неуклюже падает он на ослабевшие колени, все еще не веря, что погибает...

Апока закрыл глаза, голова закружилась. Мальчик остановился.

— Барана нельзя трогать! Понял? — почему-то вдруг охрипшим голосом крикнул Апока.

— Да брось ты! — отмахнулся Петя.

— Он пришел издалека. Понимаешь? Он устал!

— А рога? Когда еще такие встретишь? Ведь отец о таких давно мечтает. Тебе что, одного уямкана жалко?

— Жалко. Очень жалко.

— Да их полно кругом! Что случится, если убьют одного? Отец всегда так говорит и каждую осень много мяса привозит, — не унимался Петя.

— А мой отец другое говорит. «Уямкана надо беречь», — говорит мой отец. — Апока точь-в-точь повторил слова Чиктикана.

Ребята спустились к реке.

— Земля только тогда красивая, когда на ней живет уямкан.

— Твой отец ничего не понимает в таких делах. Он же необразованный, — грубо перебил Петя.

Апока чуть не задохнулся от обиды, в одно мгновение возненавидел Петю.

Отца Апоки никто ни разу не смел упрекнуть в необразованности. Неужели заведовать магазинами важнее, чем пасти оленей?

— Ты дурак! — крикнул Апока, с ненавистью глядя на Петю. Апоке захотелось схватить камень и запустить в спутника.

— Что ты сказал?! А ну повтори!

— Дурак и живодер! — Апока нисколько не боялся, что Петя старше и сильнее.

— Щенок! Я тебе покажу! — Петя бросился на Апоку. Тот ловко увернулся, но успел двинуть кулаком в лицо соперника, попал в нос, брызнула кровь.

— А-а! — заорал Петя и, сбив Апоку с ног, навалился на него.

Поднялась отчаянная возня. Неизвестно, чем бы она кончилась, если бы не олени. Увидев своих хозяев на земле, ездовые испуганно помчались по тропе вниз.

— Учаки! Учаки! — закричал Петя, отпуская Апоку.
Учаки — ездовые олени, — высоко задрав головы, размашисто бежали по крутому склону. Заслышав Петин крик, они прибавили ходу. Мальчики бросились вдогонку.