Geum.ru

В. П. Казначеев д м. н., академик рамн, президент зсо мса

Вид материалаДокументы

Содержание


Рождение интонации-обобщения в музыкальной речи первых Homo sapiens
Группа старообрядцев Белоруссии и Сибири: базовые и переменные составляющие традиционной культуры
Подобный материал:
1   ...   14   15   16   17   18   19   20   21   ...   24

Рождение интонации-обобщения в музыкальной речи первых Homo sapiens65


Т.А. Роменская.


По мнению автора к исходу верхнего палеолита в речи Человека разумного начали формироваться омузыкаленные комплексы – обобщения, порождаемые в процессе становления предконцептуальных верований – заклинаний, заговоров, молений, благожеланий и др. т.п. На их смысловое и музыкальное содержание оказал решающее воздействие магический характер первобытного мышления, как и на рождающиеся позже подражания птичьим голосам и зовам животных, трудовые припевки и первые в истории человечества образцы музыкального искусства – земледельческие календарные песни. В омузыкаленном строе подобных ранних примеров музыкальной мысли Homo sapiens за счет выразительных попевок, многократно повторяющихся при неизменной ритмической пульсации, естественным образом стало проявляться глубинное предназначение этих жанров – независимого от воли человека воздействия, непреодолимой силы убеждения.66 (Прим. 9 – 18).67

Бытование интонаций-обобщений в условиях верхнего палеолита и конкретно за счет упомянутых выше музыкальных средств возможно доказать, если при том опираться на метод пережитков и сквозь наслоения времени просматривать особенности старинных напевов.


Из большого числа собственных подобных опытов автор считает нужным и достаточным задержать внимание лишь на трех наиболее типичных.

Во-первых, на публикации Ю.И. Шейкина и Д.А. Сорокина колыбельной алданских эвенков, признанной ими «уникальной парамузыкальной формулой – заклинанием» (прим. 19).68


Автору данной работы тоже представляется несомненным, что этот образец омузыкаленной речи древнейшего происхождения – скорее всего периода кризиса музыкального восприятия Человека эпохи палеолита69, ибо он содержит ряд доказательных признаков. Первый – это характер вокально-речевого интонирования, причем в узком диапазоне. Второй – наличие обобщающей интонации «укачивания» - ниспадающей кварты – одного из первых четырех интервалов, освоенных еще в хоомее, третий – простейший способ развития примитивной музыкальной мысли за счет повтора (как приема внушения!). Наконец, сужение к окончанию каждого предложения амплитуды «покачивания» до терции (тоже одного из четырех первых интуитивно воспроизводимых интервальных ходов в сольном двухголосии), что означает «пение на выдохе», свойственное исполнителям, не имеющим вокальных навыков и тренированных голосовых связок.


Второй опыт представляет обращение к хори-бурятскому обрядовому хороводу нэрьелгэ.70 В его тексте, как отмечают авторы публикации, «получили отражение древнейшие мифологические представления далеких этнических предков бурят»71. К их числу они относят словосочетание «дно неба» и выражение «греметь, греметь, греметь и еще пуще и сильнее греметь», смысл которых ныне утрачен. Д.С. Дугаров и О.О. Куницын также считают, что в данном случае речь идет о громе небесном, посылаемом Богом – громовержцем, Богом – творцом, которому «когда-то» приносились «грандиозные» жертвоприношения и проводились многосуточные моления. 72


Конечно, сокральный текст этого хоровода был создан не ранее того времени, когда сформировались представления о богах, то есть скорее всего в неолите, но в его напеве проступают черты более древнего музыкального чувствования. Они близки упомянутым в предшествующем примере: тот же принцип развития – повтор, плюс примитивное варьирование, причем в каждой из трех его парных строф второе предложение дублирует с незначительными отклонениями первое тоном ниже, что, как уже говорилось, характерно для людей, не имеющих певческого опыта. В этом нотном примере есть и другие признаки древнейших времен: хоровод водится у ритуального костра, его ответ – простейшей вопросно-ответной структуры и пентатонической ладовой организации в узком диапазоне квинты, он содержит в шести строфах обильное число призвуков, но всего две интонации «мольбы» и «смирения» - в полном соответствии с предназначенностью обряда (прим. 20).

Третий опыт основывается на анализе напевов календарных песен.73 Хотя этот жанр сформировался лишь в неолите, его кадансовые обороты столь ярки и выразительны, что становится несомненным: они откристаллизовались в процессе тысячелетий предшествующего использования как самостоятельного смыслового интонационного комплекса, то есть на этапе верхнего палеолита.74

Изучение многих подобных образцов позволило утверждать, что к началу сибирского мезолита (13 тыс. лет – 8/7 тыс. до н. э., или 130-80/70 вв.) Человек уже владел множеством подлинных интонационных комплексов, но поскольку обо всех говорить невозможно, в данном случае они разделяются на три группы, включающие наиболее распространенные, типичные и «весомые» по значимости.

В связи с тем в первую входят все динамичные и волевые интонации требований и утверждений – наиболее соответствующие смыслу ранних верований (прим. 21-31).75

Пример 21


Пример 22 Якутский напев


Во вторую включены нейтральные преимущественно повествовательного характера, а также осмысливаемые как попытки спокойного убеждения, уговаривания (прим. 32-35).76

Следует отметить, что эти – первые две группы комплексов имеют явно выраженную целевую (практическую) направленность, но в их музыкальном строе уже проступают признаки перехода от неосознанного воспроизведения интонации к ее интуитивному восприятию как музыкально значимого явления.


В связи с тем к третьей группе автор относит все образования (возникшие видимо позже – на рубеже верхнего палеолита и неолита), свидетельствующие уже о прочувствованном значении силы музыкальной выразительности. Это комплексы лирической окраски, открытых проявлений

человечности, получающие подчас признаки психологической сосредоточенности. В них ощутимы настроения сомнений, неуверенности, легкой печали, тревоги, либо восторженного мировосприятия, упоения действием (прим. 36-45).77


Такое разнообразие выразительных интонационных комплексов – свидетельство обогащения духовного мира Человека, проявления гибкости чувств и развития его умственных сил, понимания значимости музыкальной выразительности. Очевидно именно все это имел ввиду А. Маршак, когда писал знаменитый панегирик «Он не уступал нам…»: «Едва ли не самым великим археологическим событием нашего времени является открытие человека верхнего палеолита. Именно открытие, ибо тот наш пращур, которого рисовало воображение исследователей конца XIX – начала XX столетия, «звероподобный», «инстинктивный»78 … исчез. Вместо него перед мысленным взором ученых предстал математик и строитель, великий художник и отважный мореплаватель, астроном и путешественник».79

Если учесть, что на грани эпох (верхний палеолит – неолит) Человек интуитивно уже владел примитивными ладами, элементарными методами развития и, наконец, интонационными структурами, то ему оставалось лишь породить мелос и отлить его в соответствующие музыкальные формы, что он и сделал в неолите!


Группа старообрядцев Белоруссии и Сибири: базовые и переменные составляющие традиционной культуры


Е.Ф. Фурсова


Выявление этнокультурного облика русского народа и его локальных вариантов важно сейчас, когда в обществе идут поиски исторических, политических и культурных ориентиров дальнейшего развития России. В ходе полевых экспедиционных исследований 2007-200980 гг. применялась методика сравнительного полевого исследования (СПИ), позволившая выявить общее и особенное в культуре русских старообрядцев Полоцкого уезда Витебской губернии и отделившейся от них части земляков, проживающих с начала ХХ в. в Северном районе Новосибирской области. На основе собранного материала стало возможным провести сравнительный анализ и сделать выводы о традициях, подвергшихся наибольшей трансформации, и базисных, неизменяемых элементах культуры.

Про своих единоверцев, бывших земляках, в Ластовичах Полоцкого района помнит старшее поколение, представители которого совершали путешествие в Сибирь в силу какой-то необходимости (например, Тимофеев Л.П. на похороны отца). Выходцы из этих мест создали несколько деревень, но именно родственники ластовичан образовали в Сибири д. Макаровку, топонимия которой у белорусских крестьян получила интересную интерпретацию в том смысле, что поехали туда, где «Макар телят не пас» (Никитин С.А.). Заметим, что подобные толкования у самих сибирских старообрядцев, т.е. макаровцев, не фиксировались (Фурсова Е.Ф., Голомянов А.И., Фурсова М.В., с. 33-41).

Если в России старообрядцы изучаемой группы однозначно признают себя русскими и только русскими, то в Белоруссии в последние годы протекают процессы смены самосознания, причем не только в добровольной форме. «Мы белорусы, тут зовут москали» (Тимофеев П.К.). «Старообрядцы свою веру сохранили, считали, что это самая справедливая старинная вера, потому что у нас календарь по старому исчислению, книги на славянском языке, на церковно-славянском, ну и батюшки, никто не соглашается перейти на новую… И национальность наша русская была, теперь уже мы все поменяли паспорта, теперь белорусы все. Хоть мы в Белоруссии родились, но родители русские, национальность у нас была записана в паспортах, и у нас у всех русская была национальность» (Тимофеева Е.И.). «Я знаю, что нас называют москали, староверы, а какой веры не знаю» (Федорова Ф.Я.). «При Польше, может быть, были русские, а сейчас мы белорусы, так как живем в Белоруссии» (Никитин С.А.).

Вместе с тем, в Ластовичах примерно 130 лет стоит храм, освященный во имя Покрова Пресвятой Богородицы (поморский). Сохранились и фамилии строителей поморского храма – Ильинов, Никитин и Половинкин. В настоящее время здесь служит духовным наставником местный уроженец Никитин Симеон Алиферович 1926 г.р. Примечательно, что едва отстроившись в суровом сибирском крае, земляки ластовичан стали писать письма-жалобы домой, в Витебскую губернию, о своих стеснениях из-за отсутствия духовного наставника (местн. «попа»). На просьбу отреагировали быстро и прислали духовного отца из Молодечненской волости Минской губернии Пимона Чалкова. Общими усилиями и на общие деньги моленный дом был построен в д. Бергуль уже к 1910 г. и освящен, как и на прародине, во имя Покрова Пресвятой Богородицы. В 1990-х гг. в среде старообрядцев Васюганья встречались не только поморцы, но и федосеевцы, однако к настоящему времени беспоповские согласия перемешались и их представители не в состоянии четко идентифицирорвать свою конфессиональную принадлежность.

Общее и специфическое обнаружено в традициях жилищного строительства.


Отличием является отсутствие в Сибири домов, крытых или полностью возведенных из камыша. Для строительства жилых домов переселенцы из Витебской губернии использовали в основном деревья хвойных пород, за которыми ездили в болотистые леса

Васюганья (местн. «урманы»). Усадьбы обязательно включали бани, чего не было на первых порах, например, у соседей – этнических белорусских переселенцев. Вот как рассказывают об этой северорусской традиции жители д. Ластовичи: «У нас была баня, и соседи ходили к нам в баню. Баня была всегда. Мылись отдельно, мужики идут вперёд, а женщины после. Соседи приходили, сначала мужики, потом женщины. Женщины как бывало пойдут в баню… Нас папка двоих – троих в подстилку и за плечи и понёс в баню. А бабушка босая ходила и в баню и из бани, по снегу, но парилась по страшному. Она несколько раз заходила».

Если в среде васюганских старообрядцев вплоть до 1950-1960-х гг. можно было увидеть сарафан-шубейку, то ластовичане вспоминают об этом виде одежды как о давно вышедшем из употребления. Этим сарафаном с цельным передним полотном на узких лямках-«проймах» белорусские старообрядки отличались от других сибирских соседей. Приведем воспоминания дочери бывшего духовного наставника д. Ластовичи, где также бытовал сарафан такого вид: «Шубейка – это у женщин, носили шубейки. Она так вот шилася: под груди и тут вот на сборочку и она такая – клёш.. Отрезная юбка, потом грудка, пришита, и тут квадратиком, а сзади лямки, чтоб перекрещивались, а впереди были тесёмочки... Сарафан шился вот – это платье без рукавов, а это шубейка, в церкву носили молиться, в шубейке не ходили ни на гулянье, это церковная была одежда. Использовалась всякая ткань. У моей бабушки была шубейка, переливалась. Дедушка поехал в Лондон на заработки и там остался, и он присылал ей и деньги и присылал материал. И бабушка говорила, я ещё маленькая была: «Вот как помру, внученька, я тебе откажу эту шубейку»…» (Тимофеева Е.И.). «Мама при Польше сарафаны носила, а при советской власти уже не носила» (Никитин С.А.). В Сибири, кроме того, гораздо лучше помнятся общеславянские старинные рубахи со вставками-«прорамками» на плечах и сосборенным воротом. Фартук или передник являлся повседневной одеждой, его тесемками подпоясывались. Обе группы старообрядцев считают, что старинными фартуками являлись те, которые имели «грудку». Если пожилые женщины сибирских сел Бергуля, Макаровки, Козловки вспоминают о специфически женских головных уборах «капшуках», «кокошниках» как уборах своих бабушек, то ластовичане помнят только платки, а про подобные «шапочки» говорят, что это «уже наидревнейшее». Противоречивыми оказались сведения о верхней одежде «ангерке»: в Белоруссии ее характеризовали как старую выходную одежду, в Сибири она стала рабочей, хотя в крое изменений не произошло. Как известно, при забвении традиций обрядовая одежда становится выходной и затем уже повседневной или рабочей. Таким образом, в Сибири обрядовая одежда эволюционировала в повседневную, а функции моленной стали выполнять распространенные здесь кафтаны. В Белоруссии моленный костюм также уже не называют ангеркой, но обычно халатом или азямом. Важнейшим и единым требованием к женскому костюму для молений было следование исконно русскому виду одежды – сарафану-шубейке, покрывание головы развернутым платком. Возможно, что некоторые нестыковки в видах и терминологии одежды связаны с разницей во времени интервьюирования: полевые исследования в Северном районе Новосибирской области имели место в 1990-х – начале 2000-х гг., а в Полоцком районе Витебской области – в 2008-2009 гг.

В обоих старообрядческих группах строго старались соблюдать традиции погребального костюма, о чем свидетельствует ряд фактов: обязательное облачение в саван, которым закрывали лицо (у мужчин запахивали направо, у женщин – налево), лестовка на левой руке. До сих пор для пожилых шьют одежду этого назначения приемом «вперед иголку», не завязывая узелков. Теперь является не редкостью покупка погребальной одежды в ритуальном магазине (для сибиряков это справедливо, в основном, в отношении родственников, проживающих в городах).

Любимым блюдом исследуемой группы старообрядцев являлись традиционные для Белоруссии «б/гульбишники», способы приготовления которых обнаруживают близкие аналогии. «Вот тесто раскатывалось там, мука хорошая и крухмал, и выпекалися. А гульбишники – в ступе толкли картошку вареную, обчищали, в ступе толкли, раскатывали такую вот, и тады резали на кусочки, как колбасу. Смешивали с мукой, с крухмалом, а тады каталочкой раскатывают кругленькой. И тады начиняют морковкой, горохом, творогом» (Тимофеева Е.И., Филиппова Е.И.). Обнаруживаются и некоторые различия, например, «сканц/сы» ластовичан были мало известны васюганцам, наоборот, любимые у сибирских переселенцев «коканы» не помнятся в Белоруссии. Не помнится у белорусских старообрядцев также обрядовое блюдо «крут/пенька», а из напитков – кулага, сусло, солодуха – хорошо известные в Сибири. Кроме того, западные старообрядцы выпекали популярные в местных краях «шанежки», возможно, заимствованные у сибиряков-старожилов.

Интересно, что про свадебный обычай «садить на кадушку» вспоминают те старообрядцы Белоруссии, которые позиционируют себя русскими. Приведем воспоминания Е.И. Тимофеевой: «Когда девушке косу расплетали, она плакала, на деже сидела, а тогда за стол уже садили на подушку, раньше букет бросали, а она подушку – и кто там поймает, не знаю, правда или не правда – замуж выйдет. Как из-за стола выходят – она подушку из-под себя и бросает подружкам – кто там поймает». Напомним, что в Сибири этот обычай также фиксируется у старообрядцев, но неизвестен белорусам православного вероисповедания.

Сравнительно-исторический анализ «переселенческих моделей» в Сибири с «исходными моделями» в Белоруссии позволил сделать вывод о довольно близком сходстве компонентов традиционно-бытовой культуры в частях ранее единой, но разделенной почти на сто лет группы. Эта группа выделялась особенностями культуры и имела специальные названия как в Белоруссии («москали»), так и в Сибири («кержаки»). Очевидно, что в изолированной болотистой местности западные старообрядцы-переселенцы дольше хранили старые обычаи и обряды, представлявшие смесь северорусских и белорусских элементов. Наиболее устойчивыми в условиях Сибири оказались те компоненты культуры, которые связаны с религиозной сферой жизни старообрядчества (погребальный костюм, обрядовая пища, женский сарафан и пр.), орнаментацией женских рукоделий. Ощутимой трансформации подверглись компоненты культуры, зависимые от погодно-климатических и природных условий (жилище, обувь, верхняя одежда), хозяйственные занятия и промыслы (возросла роль охоты), орудия труда и пр.

Таким образом, реальный этнографический материал позволил получить, по крайней мере, три результата: 1. подтвердить материнские территории и конкретные данные о расселении; 2. выявить и сопоставить фамильные гнёзда, религиозную принадлежность (согласие) в Сибири и в Белоруссии; 3. собрать базу данных о традиционной культуре, что позволило воспользоваться методом сравнительного полевого исследования (СПИ).

Литература

Фурсова Е.Ф., Голомянов А.И., Фурсова М.В. Старообрядцы Васюганья: опыт исследования межкультурных взаимодействий конфессионально-этнографической группы. Новосибирск, 2003.

Источники

Никитин Симеон Алиферович, 1926 г.р. Духовный наставник Поморской старообрядческой общины д. Ластовичи, настоятель храма во имя Покрова Пресвятой Богородицы.

Тимофеев Леонтий Прокофьевич, 1937 г.р., родился и проживает в д. Ластовичи Полоцкого района Витебской области РБ.

Тимофеева (дев. Половинчикова) Екатерина Ивановна, около 1926 г.р., г. Глубокое Полоцкого района Витебской области РБ. Родилась в д. Ластовичи Полоцкого района Витебской области РБ. Ее отец Иван Петрович Половинчиков был наставником в д. Ластовичи.

Тимофеева (дев. Ефимова) Анна Егоровна, около 1925 г.р., родилась и проживает в д. Ластовичи Полоцкого района Витебской области РБ.

Федорова (дев. Никитина) Федосья Яковлевна, 1926 г.р., г. Глубокое. Родилась в д. Ластовичи Полоцкого района Витебской области РБ. Двоюродная сестра о. Семеона.