Первая
| Вид материала | Документы |
Содержание«Кто знает, что проза такое, кто знает, что значат – стихи?» «Как бы цезурою помечен этот день…» Примечание… к Зазеркалью прозы «…да быть может ещё – души…» |
- Первая. Новое восприятие проблемы рождаемости глава первая, 1589.66kb.
- Первая. Новое восприятие проблемы рождаемости глава первая, 5106.96kb.
- Книга первая. Реформация в германии 1517-1555 глава первая, 8991.95kb.
- А. Первая буква слова "астрология", и первая буква почти во всех мировых алфавитах, 3392.44kb.
- А. И. Уткин глобализация: процесс и осмысление оглавление Глава первая, 3584.73kb.
- Общие сведения, 236.6kb.
- Первая, 1651.33kb.
- Первая, 870.29kb.
- Древний Египет-первое государство на Земле, первая могущественная великая держава,, 265.58kb.
- Школьные годы неизбывный повод для ностальгии. Первый звонок, последний звонок. Первая, 399.66kb.
«Кто знает, что проза такое, кто знает, что значат – стихи?»198
Самоценна ли вот такая закольцованная структура этих маленьких отрывков текста, выплёскивающихся (Бог весть откуда – оттуда, наверное, куда уходят души, или это вовсе разные, не связанные миры - душ и творений – будущих, настоящих и прошедших, - но мне кажется, они должны непременно пересекаться где-то) в недолгие мгновения одиночества? Впрочем, формируется она совсем случайно, просто за счёт возникновенья необходимости именно этого звука – здесь. Что занятно – в прозе, за счёт куда менее строгой ритмичности и возможной вариативности интонаций, восклицаний и препинаний – слова приходят сами, вне этого сладко-мучительного поиска одного-единственного199, нужного, поющего, не убивающего первые строки строфы, которая выпелась сама, ниоткуда, но которые требуют к себе этого и только этого... но – чего?
«Как бы цезурою помечен этот день…»200
Очень смешно пытаться что-то написать, когда вдохновение покинуло тебя. Не только хочется откреститься от написанных стихов, перечеркнув, взмолившись «Это не я!», не только ощущенье пустой, словно тот барабан из ослиной шкуры в который гулко стучат бандерлоги из какой-то сказки201 души, но и написанное (не только мною!) кажется столь же гулко-пустым и никчёмным, навсегда бессмысленным, и не заполняющим именно этой пустоты. Где-то на странных окраинах сознанья или в глубине души мелькают, не рождаясь, некие предчувствия и воспоминанья, образы и звуки, но... но это – не явь: «Прощай, моя осень, пора мне...»202. Мелькают, и – не раскрываются, не притягиваются туманными, солнечно-после-дождевыми лучами ассоциации:
- не вспыхивают светло-радужные капельки воспоминаний - на вкус напоминая рислинг203 (хочу глоток красного вина!), и не пахнет черникою, детством и прелой сыростью...
- нет довольного «взмуркивания» подхватываемой на руки под плотный животик киски, чтоб ей было виднее шебуршанье белок в высоких соснах...
А есть... Что же есть? Знание чего-то иного, что придёт – когда-нибудь, или не придёт – вовсе, повторяясь в осенних нежностях, или в «хреновости»204 - как никогда! – нынешнего лета... И сколько ни восклицай205 - оно просто стало – ещё одним летом твоей жизни. И это, возможно, единственный итог нынчешнего – сперва пасмурно-пустого, а потом, вдруг, после дождя – солнешно-холодного осеннего дня... Единственный – кроме вот этих строк... Пусть ещё чуть-чуть солнышко не заходит, ладно?
Примечание… к Зазеркалью прозы
Я знаю – то, что я пишу, частенько отдаёт (большей частью сознательно, но иногда – и без- ) – чьею-нибудь знаменитою прозой, но тем не менее вовсе не похоже ни на что другое, и, смею надеяться, узнаваемо – по тем самым неуловимым признакам интонаций, словоупотребленья, настроений – по которым истинные знатоки и узнают прозу... И глядя в это волшебное зеркало, чувствую, что даже когда я отвернусь – там, в Зазеркалье, остаётся что-то, что было – мною... Быть может – только вот эта осень. Или – строчка примечаний?206
А сейчас – плед, кресло, глоток красного вина – и ощущенье всё же разгоревшейся искорки вдохновенья сменяется ощущением сырости – и надобно посадить-таки рябинку, привезённую давеча... Не первое посаженное дерево. И, дай Бог, не последнее б... Это – уже опять не я – (откреститься, скорей, скорей!), это проснулся некий внутренний цензор, и отделил источник поэтического Винни-Пухового шума207 непроницаемым барьером логики, сознанья, и – прочтенья чужими (точнее, не моими) глазами... А только лишь это случается, интонации начинают врать и корячиться... Нетушки, пусть всё остаётся – как было, и лучше вовсе не... – лучше вернуться к началу, когда звуков не было вовсе... Да, вернуться, в такие вот – беззвучные, «гулкие пустоты» - и меж тем я знаю, что возьми я несколько мгновений назад в руки Пастернака – и он бы зазвучал, услышался бы, и вспомнились бы Зинаида Николаевна208 и Вера Николаевна209 и нечто неуловимо общее между ними, и Кузнецова, и Грасс210 и оттуда уже – моя Ницца (ах, это отдельно – с монеткою на дне залива и Шагалом) и ощущение мучительной ненужности творений, со-творений и вообще – во все на свете мгновенья, кроме – вот этих... А потом – всё возвращается к ежедневному круговороту, в котором среди скушных, ничем не отдающих строчек, быть может – можно расслышать?....
...Пойду. А то скоро начнёт темнеть....
Вот эта постоянная двойственность существованья – я словно существую – здесь и сейчас, испытывая, скажем, какие-то телесные ощущенья, и одновременно – я как бы гляжу на всё это стороны, размышляя, раздумывая, и эта невозможность слиться воедино с самим собою...
Эти постоянные оценки, себя и окружающего, лишающие свежести и непосредственности, это постоянное ощущенье присутствия – Зазеркалья прозы… ради – ради отраженья?
«…да быть может ещё – души…»211
Первый снег – природы увяданье. Казалось бы – именно напоминание о бренности всего живого, но откуда эта пронзительная прозрачность, вдруг переполняющая душу чистотою, свежестью и новизной, и делающая особенно уютным переход между прохладным холодком засыпанного первым снежком (а знаете – вчера был Покров!) леса – в его смешеньи жёлтых, коричневых, охряных и зелёно-белых цветов и – домашним теплом, сохранившим иные, ещё осенние и пред-осенние запахи и цвета... Но увяданье это обманчиво...
Я не знаю, куда уводило, увело бы меня истинное – меж прохладой и теплом – продолженье этой темы, потому как оно было прервано – любовью и нежностью, требующими всего-ничего, всего лишь – души212, её мгновенного присутствия – здесь и сейчас, и которым приходится жертвовать даже божественным даром слуха и уменья увидеть, воплотить мгновенные оттенки сиреневой тени чашки – в ненаступивших ещё сумерках, которые так дивно сливаются в единую (и вечную отныне213 – для вас и для меня!) картинку их наступленья, и снежка за окном, и чуть сиренево-голубоватого солнешного света в переплётах террасных окошек... Это всё – вот тут, достатошно протянуть руку и коснуться пальцами, чтобы почувствовать её неизменный и неповторимый уют и очарованье...
Знаю одно – продолженье было бы иным, и там, наверное, наверное, не кружился бы предзимний уже снежок, дразня загадкою: кто возьмёт верх в этом странном споре осени ранней и осени уже поздней, снежной - в то время, как душа уже всё знает214, и смирилась с неизбежностью (и, возможно, даже рада ей) - прихода снежной-снежной зимы, с молчаливым лесом, уходящим в сумерки же голубою лыжнёй, и низким солнцем, запутавшимся вдруг в кружевных ветках берёз...
А беспечный возница215 – Время – торопит, но беспечен только он, мы-то не беспечны, мы не замечаем его, иногда лишь с комическим ужасом восклицая: «Как время-то летит!» и надеемся, что минует нас чаша сия... А она – не минует, и ежедневная и бесконечная череда событий и важных и нужных (якобы) дел (если только они не прерываются любовью и нежностью или прислушиванием к божественной музыке осознанья – единственные истинные занятья на земле) – становятся плотным потоком существованья... Впрочем, я странно несправедлив к нему, ведь именно из этого потока черпается большая часть того, что становится потом – музыкою или стихами. Интересно, что ритм этого потока, сложившись с ритмом его восприятия, да постукивания колесницы, управляемой беспечным ездоком – становится ритмом прозы, ежели пытаться его сохранить, и вовсе заглушают иной, приходящий свыше, звук стихов, который не может быть «вымучен» подобно тому, как не может быть возвращено из небытия продолженье темы, заявленной в начале...
А о том, как из этого потока времени, из собственной судьбы, да какой-то там фантазии216 – случаются божественности (с маленькой буквы в данном случае) – причём вовсе не те, которые задумывались, восхитительно рассказывают, например, комментарии Стругацких217...