Законодательством
| Вид материала | Закон |
- Федеральный закон, 206.57kb.
- Таможенный кодекс таможенного союза, 3720.5kb.
- 1. Таможенное регулирование и таможенное законодательство России, 467.22kb.
- Российская федерация федеральный закон технический регламент о безопасности зданий, 522.3kb.
- Статья Единая таможенная территория таможенного союза и таможенная граница, 6526.38kb.
- Принят Государственной Думой 23 декабря 2009 года Одобрен Советом Федерации 25 декабря, 534.31kb.
- Памятка для налогоплательщика по состоянию, 304.22kb.
- Принят Государственной Думой 23 декабря 2009 года Одобрен Советом Федерации 25 декабря, 521.15kb.
- Министерства внутренних дел республики беларусь, 2960.14kb.
- Конституцией Российской Федерации и законодательством. Использование военнослужащими, 928.5kb.
20
— Вьюжинская, что ты этим хочешь сказать? — донесся до Вадима жесткий голос Олеси, чувствовалась, что она чем-то взбешена.
— Ничего, кроме того, что уже сказала.
— Ты хочешь сказать, что у меня нет чувства юмора?
— Заметь, это ты сказала.
Варвара двинулась к своей машине, но густо покрасневшая Олеся, придержав за локоть, снова остановила ее.
— Ну что еще?
— Кто написал «Макияжа»?
— Какая разница кто?! Главное, наверное, что тебе понравилось или не понравилось. Или тебя гонорар интересует?
— И это тоже. В конце концов, если ты смогла, то почему я не могу.
— Как говорит один мой знакомый папарацци, бандераса вам в руки, дорогая моя звезда! — издевательски сладко улыбнулась Варвара и добавила: — От испанского «бандеро» — флаг.
Варвара села в машину, посидела пару минут неподвижно, размышляя, куда ей отправится: домой или к Лауре? Она уже знала о произошедшем в офисе и решила, что сначала все-таки надо съездить домой: вдруг там появилось что-нибудь новенькое от Франчески. Однако если даже и появилось, она не представляла, что с этим делать.
Последние дни она все чаще возвращалась к мысли, что они с Лаурой абсолютно напрасно затеяли, как теперь оказалось, это весьма и весьма опасное дело, но с другой стороны, она с детства была упрямой девушкой, которая, если уж за что-то взялась, то старалась довести дело до логического конца, несмотря на то, что иногда понимала бессмысленность своего упорства.
— Логики мне как раз и не хватает. Одно слово: «Колено Эммануэль», — пробормотала она и, подмигнув все еще стоящей у входа явно озадаченной Олесе, завела машину.
Та приняла ее подмигивание, как приглашение продолжить разговор, и рванула к ней, едва не попав под ползущий по улочке джип.
Ее неожиданный рывок, как бы проявил ситуацию, и Вадим вдруг увидел, что за Варварой, помимо него, наблюдают еще три человека.
Он внутренне ахнул, но тут же принялся фотографировать соглядатаев: один из них, приземистый и квадратный, куривший у ворот заднего двора, напомнил Вадиму нокаутировавшего его урода; второй, стоявший у входа дирекции, был высоким, по-женски стройным и неестественно жгучим брюнетом в дорогом сером костюме и с резной тростью в руках; а третий, внешне напоминавший «боксера», но молодой и розовощекий, нервно переминался у забора школы, в трех шагах от «Синди» — и когда Варвара завела машину, все трое, словно по команде, двинулись к ней, но внезапный рывок Олеси заставил их замереть.
Два крепких соглядатая после мгновенной переглядки, разошлись в разные стороны, а третий с тростью, помедлив, все же не спеша двинулся к Варваре, но тут не выдержал уже Вадим: он выскочил из машины, бросив аппарат на заднее сиденье, и быстрым шагом, стремясь опередить высокого, направился к Варваре.
— А Боярдо не может порекомендовать меня твоему издателю? — заискивающе улыбнулась Олеся, но, как она ни старалась, в ее глазах проблескивала жгучая зависть, она относилась к той многочисленной категории людей, которые всегда чувствуют себя плохо, когда другому чуть лучше, чем им.
— Порекомендовать-то она может, да что ты можешь предложить? Мемуары тебе писать вроде бы рано, всего тридцать лет, да и послужной список у тебя наверняка не такой зубодробительный, как у Асламовой.
— Ну, знаешь! — фыркнула Олеся.
— Да нет, я серьезно, — выходя из машины, сказала Варвара. — На фига тебе, спрашивается, такая слава?! А впрочем, как знаешь.
— Ты думаешь?
— А тут и думать нечего, скандал в наше время главный двигатель популярности и денег соответственно. Представляешь, выходит твоя книга на шикарной бумаге и в глянцевой обложке: «Я спала с Жанной Фриске».
— Я ней не спала!
— Не важно, ты с ней договоришься. Будет тебе и слава, и деньги. И ей, между прочим, тоже.
— О чем грезим, милые девушки? — целуя руку Варваре, спросил Вадим, сумевший опередить изящного соглядатая, который с едва видимой досадой крутанул в руках трость. — Или затеваете очередное коварство?
— Как ты здесь оказался? — только и сумела пролепетать обалдевшая Варвара.
— Мимо проезжал. Дай, думаю, проведаю бедную девушку, пострадавшую от неожиданно свалившейся на нее славы, — обезоруживающе улыбнулся Вадим и поклонился проходившему мимо высокому соглядатаю. — Добрый день.
— Excusez me? — удивленно вскинул брови брюнет, и Вадиму померещилось, что это переодетая женщина.
— Пардон, ошибся. — Он еще раз поклонился незнакомцу и повернулся к Олесе. — Мы, кажется, не знакомы? Варвара, ну что же ты? Представь меня своей коллеге, звезде нашего кинематографа.
— Так это все-таки ты написала «Макияжа»?! — радостно подпрыгнула Олеся и захлопала в ладоши.
17.02.2009
21
— Так, «Эмму», то есть Виторгана со Спиваковским пропустим. — Вадим прокрутил фотографии известных актеров и, выведя на экран монитора выход Варвары из театра, обернулся к девушке, которая, насупившись, сидела на кушетке и кусала губы. — Хватит дуться, как мышь на крупу. В конце концов, ничего не произошло. Ну, ляпнул я про твой роман, и что с того? Надо же было как-то влезть в ваш разговор, это с одной стороны, а с другой, мне надо опередить вот этого кента, — Набоков развернул монитор и ткнул пальцем в высокого брюнета, подходящего к актрисе. — Не знаю, но я кожей почувствовал, что он хочет тебя грохнуть.
— Чушь! — глухо рыкнула Варвара. — Ты сам-то веришь в то, что говоришь?!
Она вскочила и хотела выбежать из кабинета, но стоявшая в дверях Боярдо преградила путь ей, и Варвара, взмахнув руками, плюхнулась обратно на кушетку.
— Зря бесишься, подруга, — с напускным хладнокровием сказала Лаура и переложила из руки в руку длинный костяной мундштук с сигаретой, она не курила, но постоянное перекладывание мундштука успокаивало ее. — Ведь ничего страшного не произошло?!
— Нет, вы идиоты! — взвизгнула Варвара и, вскочив как ужаленная, нервно, чуть подпрыгивая, заходила по кабинету. — Неужели вы не понимаете, что эта креветка, теперь разнесет по всему миру, что это я написала «Макияжа», и понесется: желтая пресса, папарацци и прочее дерьмо. Зачем тогда нужно придумывать псевдоним, а?
— Прости за банальность, но ничего не бывает тайного, чтобы потом не стало явным. Все равно тебя когда-нибудь расшифруют.
— Нет, ты не понимаешь! Помимо того, что этот, — Варвара пхнула кулаком в спину сидящего за компьютером Вадима, — проколол меня Олесе, он утверждает, что на нас началась охота! А теперь представь, что, кроме «охотников» и «соглядатаев», на нас сваляться журналисты и все окрестные придурки. Тебе мало Парамонова и его «колена Эммануэль», а также несостоявшегося «Рембрандта» и безумной рыжей контактерки, беременной от инопланетянина? Франческа пропала, это главное! Ну и наша, естественно, с тобой драгоценная жизнь… Если твой Набоков ничего не придумал.
— Олеся будет молчать, — почесал кончик носа Вадим.
— Это почему же?! — выдохнула Варвара и, обессилев от приступа ярости, опустилась на кушетку.
— Собрался ее трахнуть? — Лаура брезгливо пожала плечами и села рядом с подругой. — Вряд ли ты ее уговоришь молчать, даже если у тебя…
— Обидеть хотите, графиня? Прости, но уговаривать, не мой стиль. Поверьте, и я иногда бываю опасным и чрезвычайно коварным.
— Ой, я тебе умоляю, Дрюндель! — подражая Лауре, попыталась выгнуть бровь Варвара, впервые назвав его школьным прозвищем.
— Все гораздо проще, дорогие мои девушки, я сфотографирую ее во всех позах, и она будет молчать, как миленькая.
— Какой же ты мерзкий! — притворно фыркнула Лаура.
— За то и безмерно любим вами, графинюшка!
— И когда ты намерен это осуществить?
— Сегодня вечером. Она сама напросилась, когда наша бестселлерша тихо бушевала в своей «Синди». Поэтому, уверяю, ваша блондинистая креветка практически ничего не успеет предпринять. Она уверена, что Варя у нее в руках.
— Вот видишь, одна проблема решена. — Лаура повернулась к сложившей руки на груди Варваре, но та ничего не ответила, а молча встала, пододвинула стул к компьютеру и вперилась в экран монитора.
— Это кто? — наконец спросила Варвара и ткнула пальцем в обрезанный силуэт высокого мужчины с тростью у входа дирекции театра.
— Один из трех. Тот, что прошел мимо нас, и который хотел тебя грох...
— Давай дальше!
Пока Набоков прокручивал снимки, сделанные днем, Варвара молчала и лишь изредка щурилась, вглядываясь в лица соглядатаев.
— И как? — спросил Вадим, закончив демонстрацию отснятого материала. — Есть кто-нибудь?
— Нет.
— Графиня, а вы что скажете?
— Покажи-ка мне еще раз того, что у ворот стоял.
Набоков вывел на экран фото «боксера» и увеличил его.
— Очень похож. Урод!
— Мне тоже показалось, что это он, хотя я был в состоянии грогги.
— Выведи последнюю, — попросила Варвара.
На последней фотографии, которую сделал Вадим, перед тем выскочить из машины, был запечатлен высокий мужчина с тростью, двинувшийся к садящейся в «Синди» актрисе.
— Это женщина! — обмирая, выдохнула Варвара.
— С чего ты взяла? — изумилась Лаура.
— Есть что-то неуловимое, что-то на уровне инстинкта, интуиции или еще чего-то... Не знаю.
— Честно говоря, — мрачно сказал Вадим, — мне тоже показалось, слишком пластичная походка, а взгляд жесткий, но у мужчин он обычно прямой, а не обволакивающий.
— Увеличь ее руку!
— Когда линзы начнешь носить? — спросила Лаура, заметив, как подруга кончиками пальцев растянула уголки глаз.
— Отстань, а! — Варвара вплотную придвинулась к экрану и вдруг, опрокинув стул, пулей вылетела в приемную, отчаянно вскрикнув: — Нет! Этого не может быть!
— Что случилось?! — в один голос воскликнули Набоков и Боярдо.
— Это Франческа! — выпалила Варвара, влетая обратно в кабинет.
— С ума сошла, подруга!
— Ничего подобного, только у нее я видела маникюр в виде капель крови на ногтях.
— Приехали! — И словно сдувшийся шарик, Лаура упала в кресло.
— М-да, ситуация, — привычно почесал кончик носа Вадим. — Все, на сегодня хватит приключений, едем домой!
22
— Значит так, — пройдясь по гостиной, сказал Набоков и мельком взглянул на пейзаж Левитана, — я отправляюсь делать «контрольный выстрел» Олесе Краевской, а вы сидите здесь тихо и смирно, никому не открываете, к телефону не подходите, кроме моего тайного мобильного, но, самое главное, постараетесь остудить свои чувства, тем более от них никакого толку, одни искры, — и, перехватив вопрос открывшей было рот Лауры, Вадим добавил: — Анализировать что-либо сейчас, как говорят по горячим следам, дело бессмысленное и, более того, вредное, особенно для вашего тонкого психического здоровья. Чересчур много событий и персонажей, можно закопаться в версиях и деталях.
— А как же письмо и ноготь Франчески? — робко спросила Варвара.
— Что и требовалось доказать! Посмотрите какой-нибудь сериал, а лучше крутой боевик. Сегодня, кажется, будет какой-то со Стивеном Сигалом. Я ушел. Боярдочка, закрой за мной!
Набоков вышел из подъезда, шумно вздохнул и, поглядывая по сторонам, направился через проходной двор с разбитым фонтаном к своей студии, где назначил встречу Олесе, он опаздывал минут десять, но это его совсем не волновало: «Никуда она денется?! Или ты, Дрюндель, ничего не понимаешь в женщинах!»
Его воображение занимало совершенно другое обстоятельство: помимо трех соглядатаев, которых он успел зафиксировать, на одном из снимков Вадим увидел едва приметное завихрение за сошедшей на мостовую Варварой, но это был отнюдь не шлейф ее раздерганной ауры, а нечто иное. Приблизительно так он описывал невидимого преследователя невинной девушки в своем неизданном романе.
«Интересно, куда мы вляпались, что все вдруг заходило ходуном? — подумал он, входя в темную арку, за обрезом которой находился подъезд соседнего с Лаурой дома, где на чердаке и располагалась его студия. — Наши «боксеры» что-то не очень похожи на бандитов, скорее, на обыкновенную «наружку», а вот переодетая Франческа, если Варя, конечно, не ошиблась, это точно за гранью добра и зла. — И вдруг его осенило. — А что если это все одна компания?»
И ноги потрясенного внезапной догадкой Вадима, вышедшего из арки, невольно подогнулись, и в этот момент кто-то прихватил раскаленными губами мочку его уха.
Он инстинктивно дернул головой и отпрыгнул в сторону.
— А ты пугливый, оказывается! — округлила глаза Олеся, озадаченная и немного напуганная странной реакцией фотографа.
Она уже минут десять ждала Вадима и, теряя терпение, сказала себе, что если через пять минут тот не появиться, то она пойдет к Боярдо и устроит той и Вьюжинской грандиозный скандал, тем более что на всякий случай предупредила на возможной «потасовке» кое-кого из «своих» журналистов.
«И как я раньше не догадалась скрестить имя Лаура и фамилию Снежинская?!»
Однако из сумрака арки появился Набоков, и она моментально забыла о мести.
«Интересно, он спал с Вьюжинской? — подкрадываясь к замершему Вадиму, подумала она. — Ну не совсем же она дура, чтобы пропустить такого мужика!»
Но неожиданный прыжок фотографа напугал ее.
«Может, он не тот, за кого себя выдает?!» — но не успела она подумать, как Вадим шагнул к ней, поднял на руки и понес к подъезду, кое-как справился в электронным замком и, не выпуская ее из рук, вошел в лифт, затем, распаляя Олесю невесомыми поцелуями, от чего та совсем потерялась, чувствуя, как проваливается в бездну, поднялся по металлической лестнице на чердак, широкими шагами пересек студию и рухнул вместе с ней на свое роскошное ложе.
Пока они оба с молчаливым остервенением срывали друг с друга одежду, Вадим успел включить подсветку кровати и видеокамеру, пульт которой всегда засовывал под подушки.
— Что это было? — со стоном всхлипнула Олеся и, зарывшись в подушку, легла на живот, искоса поглядывая на лежащего рядом любовника, ошеломленная его напором, она не понимала, сколько же продолжалось сладостное истязание ее тела: секунды, минуты или часы.
— Небольшой приступ вдохновения, — пробормотал тот и, скатившись с кровати, исчез за занавесом.
Свесившись с кровати, Олеся подцепила ногтем свои черные «стринги» и, словно бы нехотя надев их, закрыла глаза в надежде на продолжение посетившего ее сумасшествия, и оно не замедлило явиться.
Перезарядив кассету, Вадим, сам не понимая, почему и зачем, вдруг резко откинул занавес, прыгнул на кровать и рванул трусики взвизгнувшей от неожиданности Олеси...
— Ты любишь порно? — облизнув пересохшие губы, спросил он, когда протяжным стоном актрисы закончился второй раунд жестокой схватки тел.
— Не очень, — засыпая на плече любовника, прошептала изнуренная Олеся.
— Давай посмотрим, буквально, минутки три.
— У тебя вроде бы проблем с этим нет, — ложась на спину, недовольно пробурчала актриса.
Достав из-под подушки пульт, Вадим нажал на кнопку воспроизведения, и на вспыхнувшем экране плазменного телевизора, укрепленного на потолке…
— Скотина! — Вскочив на колени, Олеся влепила Набокову оглушительную затрещину и спрыгнула с кровати.
— М-да, занятия спортом дают о себе знать, — потирая щеку, сказал Вадим и, видя как разъяренная актриса пытается связать разорванные трусики, спокойно добавил: — Там в шкафу есть целые, выбирай любые.
— Грязные трусы собираешь?! Мерзкий фетишист! — рявкнула Олеся, но все же открыла шкаф.
— Обидеть талант легко, унизить никогда.
— Кто бы говорил! — разрывая упаковку новых черных трусиков, прорычала Олеся и, надев их, встала, уперев руки в бедра. — Сколько ты хочешь?
— Много.
— Много — это сколько? Десять? Двадцать? Пятьдесят? — но лежащий Вадим лишь отрицательно качал головой. — Ну, все-то я тебе не отдам, и не надейся!
— И много у нас, позвольте полюбопытствовать?
— Фиг тебе, не скажу! — Олеся угрожающе двинулась на любовника, а тот, подыгрывая ей, сжавшись, заполз на подушку. — Сколько?! Ты скажешь наконец?!
— Значит так, ты прекращаешь доставать Вьюжинскую и Боярдо, я делаю копию и передаю ее тебе, а оригинал отнесу в банк.
— Нет, оригинал ты тоже отдашь!
— Не-а, дорогая, непрохонже, мне тоже нужны гарантии. Да пойми ты, наконец, что с копией на руках ты всегда можешь подать на меня в суд. Ну, договорились?
— О’кей! — обмякла Олеся, она не рассчитывала, что отделается так легко, и тут же подумала, что непременно, но потом обязательно отомстит всей этой гадкой компании.
— А вот этого делать не надо, — словно прочитав ее мысли, сказал Вадим, вставая с кровати. — Себе дороже, оригинал-то у меня останется. Простите великодушно, но не смею больше вас задерживать, срочные дела. Однако, если быть честным до конца, мне понравилось.
— Мне тоже, — неожиданно вырвалось у Олеси, и с досады она закусила губу.
— Повторим как-нибудь? — Набоков прекрасно понимал, что обещания обещаниями, но эту фурию еще какое-то время надо держать под контролем.
— Не дождешься! Это твоя маньячка Вьюжинская придумала?
— Успокойся, она не маньячка и не моя, — лукаво ухмыльнулся Вадим и скрылся за занавесом, теперь он знал, что им надо предпринять.
Занимаясь любовью с Олесей (слово «секс» он не выносил), он вдруг понял (с ним и раньше происходили, но редко, подобные вещи), что их преследователи, если уж они взялись за свое гнусное дело, то непременно проявятся в ближайшее время. Поэтому сейчас они должны быть предельно внимательны ко всем мелочам, но главное, заняться конкретным делом, то есть поисками останков генерала Дюрана, и тем самым устраниться из ситуации, связанной с пропажей Франчески, но при этом осторожно навести справки об ее русском возлюбленном. И только потом, как бы не закончились поиски и генерала, и испанки, по возможности заняться розыском «Рембрандта», хотя сам Вадим мало верил в то, что, если они даже найдут его нынешнее воплощение, тот сможет написать новую «Данаю», но больше всего его напрягал тот факт, что он действительно грохнулся в обморок, когда литовский психопат облил картину кислотой.
С этими невеселыми, но, как ему казалось, вполне здравыми мыслями Вадим сразу после ухода удовлетворенной, но взбешенной Олеси и отправился к Боярдо, несмотря на то, что на дворе еще царила ночь.
18.02.2009
23
— Прости, Варя, но у тебя к этому, абсолютно рядовому для Дрюли, событию какой-то нездоровый интерес, — выгнула бровь Лаура. — Главное, Олеся устранена, и теперь ты может не опасаться папарацци и прочей шушеры.
Ее бровь плавно разогнулась, и она повернулась к Набокову, который, привычно почесывая кончик носа, сидел на диване под своим любимым пейзажем.
— Ладно, с этой проблемой разобрались. Теперь рассказывай, что конкретно мы должны предпринять?
— День, наверное, хороший будет, — задумчиво проговорил Вадим.
— Неужели наша «звездулька» так хороша, что ты до сих пор не пришел в себя? — не замедлила съязвить хозяйка и, запахнув черный шелковый халат, села рядом с ним.
— Ты о чем? Ах, об этом. Нет, Жюльет Орловская поискуснее была, да и темпераментом ее Бог не обидел.
Вадим прекрасно знал, что только упоминание имени Жюльет может остановить очаровательный цинизм Лауры, и та действительно резко встала и, величественно проплыв вокруг стола, села стул.
— Итак, — начал Вадим, — ты, графинюшка, подруга дней моих суровых, отправляешься с рассветом в СТД и осторожненько наводишь, как мы и предполагали с самого начала, справки о театральных деятелях лет сорока, сорока пяти, подходящих под Варварино описание, которые в прошлом году побывали в Испании, потом делаешь то же самое в Союзе писателей. Тем временем я отвезу Варвару на репетицию, а по окончании заберу. — Вадим пригрозил пальцем кокетливо передернувшей плечиками актрисе. — Даже не смей на улицу выходить, жди меня на проходной, в театр они не сунутся.
— А ты? — Варвара вдруг почувствовала, что жутко ревнует его, и к подруге в том числе, поэтому не удержалась и кольнула: — Между прочим, у Олеси сегодня свободный день.
— Варвара, прекрати! — прикрикнула на нее Лаура. — Два дня мы пребываем в сплошном кошмаре, но вместо того чтобы действовать, глубокомысленно рассуждаем и строим дурацкие версии.
— До окончания твоей репетиции у меня будет часа три. Думаю, хватит, чтобы проверить одну из версий.
— Какую версию, дружок? — ядовито прищурилась Лаура.
— О генерале Дюране, с вашего позволения, графиня. Парамонов обещал нам помочь, при условии, что мы найдем его бочку. Или ты забыла? А теперь спать, пять часов утра уже.
Когда подружки ушли в спальню, Вадим лег и, подложив под голову руки, уставился в сумрачный угол, где потолок сходился со стенами.
Он чего-то ждал, хотя и страшно боялся этого, предполагая, что может произойти все что угодно, вплоть до явления юных наместников или наместниц падшего, которые, используя свои неотразимые чары, будут искушать его, поэтому, как мог, боролся с усталостью и сном, но снова, несмотря на неимоверные усилия, провалился в сон с открытыми глазами.
Услышав чьи-то удаляющиеся шаги, Вадим обернулся и увидел, как высокую стройную девушку в серой кожаной куртке, голубых джинсах и с черной сумкой на плече, идущую вдоль чугунной ограды какой-то старинной усадьбы нагоняет рыжеволосая женщина в строгом брючном костюме и, схватив за руку, останавливает ее.
Девушка испуганно оборачивается, и...
О, Боже! Это Варвара!
Правда, он успевает заметить, что она совсем молодая, но эта мысль ускользает, и Вадим бросается за Варварой, которую незнакомка, что-то объясняя на ходу, ведет к разбитым воротам усадьбы, которые со скрежетом захлопываются перед его носом.
Он хочет перелезть через ограду, но срывается и падает на асфальт, вскакивает и видит, как незнакомка с Варвара скрываются в подвале полуразрушенного дворца.
В отчаянии он кусает кулак, и вдруг чувствует, как кто-то трясет его за плечо.
— Дрюндель, ты совсем сбрендил?! Спишь с открытыми глазами!
— Сколько времени, — с трудом поднимаясь, прохрипел Набоков.
— Без четверти девять.
— Забыл спросить, — массируя закаменевший затылок, сказал он, — что там происходит с твоей квартирой на Новорязанской?
— Ничего, квартиранты съехали, риэлторы оценили и теперь ищут покупателей.
— Неделя в запасе есть?
— Думаю, даже больше, они ее очень дорого оценили.
— Тогда сделаем там нашу штаб-квартиру. Не возражаешь?
— Как скажешь, дорогой. Наша Варвара изъявила желание перед репетицией съездить домой. Ты как?
— Едем, только ополосну лицо.
— А кофе?
— Выпью у Варвары.
— С тобой все ясно! Банален и предсказуем, как всегда.
— Не понял?
— Ой, я тебя умоляю, все романы и начинаются с чашечки кофе.
— Это я тебя умоляю, Лора!
— Забудь ты это гадкое имя, сколько можно повторять!
— Графиня, я старый и седой человек, к тому же полночи проколыхался с Олесей в постели, а она как-никак бывшая спортсменка. Помилосердствуй, сил никаких.
И, безнадежно махнув рукой, Вадим отправился в ванную комнату.
— Что это с ним? — входя в гостиную, спросила Варвара, выглядевшая на удивление свежо.
— С кем? С Дрюлей? Не обращай внимания, после нашего с ним увлекательного путешествия в древний Египет, он стал бояться снов. Хорошо выглядишь. Влюбилась?
— А что за приключение? — пропустив мимо ушей очередную колкость подруги, спросила Варвара. — Ты никогда не рассказывала.
— Потом как-нибудь. А может, пойду по твоим стопам и сочиню мистический триллер о приключениях души в ее древних воплощениях. Тогда, еще до умопомрачительного полета сквозь время к стопам сфинкса, я побывала в средневековой Англии, где мне, не поверишь, отрубили на плахе голову.
— Как у вас, оказывается, все непросто?!
— Представляешь, я даже название придумала: «Ослепленный тенью». А ты как назовешь свой новый бестселлер?
— Бестселлер надо еще написать.
— Не волнуйся, он уже пишется.
— Тогда «Колено Эммануэль».
— Хорошее название, народ непременно клюнет.
24
— А где пустые письма? — Отхлебнув кофе, Вадим присел к коротенькой стойке в Варвариной кухне.
— В спальне, кажется, — входя в кухню, сказала Варвара, завязывая пояс белоснежного махрового халата. — Принести?
— Да, если ты не «против», а я пока налью тебе кофе.
Пожав плечами, Варвара вышла из кухни.
В ванной ей вдруг пригрезилось, что пройдет пара-тройка томительных минут, свет погаснет, и войдет Вадим со свечой. Она испугается, но потом отдернет занавеску... но ничего не случилось. Варвара, конечно, расстроилась, однако не настолько, чтобы загрустить.
— Забыла, они в холодильнике.
Она достала из холодильника коробку из-под датского печенья и выложила перед Вадимом три письма в пластиковых файлах, сделала несколько маленьких глотков кофе и, блаженно жмурясь, уселась на соседний высокий стул, как бы невзначай коснувшись ногой его колена.
— Какое разгадал Парамонов? — не обратив внимания на ее невинную провокацию, спросил Вадим и отложил его в сторону. — А первое?
Аккуратно вскрыв указанный файл, он достал письмо и, приоткрыв, протянул девушке, но та, потянув воздух, отрицательно покачала головой.
— А это? — Проделав то же самое со вторым письмом, Вадим протянул его девушке, и в нетерпении прошептал: — Ну же? Должно же здесь быть что-то такое. Толчок нужен, понимаешь?!
— Что ты от меня хочешь, я же не Парамонов и не могу по запаху восстановить, что произошло? Что-то знакомое, но что именно... — Варвара вдруг замерла.
— Что? Что ты увидела?
— Погоди, не торопи!
Девушка зажала Набокову рот ладонью, который, невольно вздрогнул, заметив, как Варвара на глазах стала меняться: веки, потяжелев, опустились, лицо побледнело и истончилось, а по приоткрывшимся губам проскользнула вымученная улыбка.
— Мне было двадцать два... Нет, двадцать один год, — тихо начала Варвара, массируя пальцами виски, после того, как спало мимолетное оцепенение. — Я была на последнем курсе ГИТИСа, репетировала Нину Заречную в дипломном спектакле у Женьки Каменьковича. Была ранняя осень. Красота! Слов нет. Я возвращалась домой и решила пройтись пешком, подышать воздухом, поэтому вышла на «Курской», пролетела этот мерзкий туннель...
Девушка вдруг замолчала, и ее мгновенно посеревший лоб прорезала глубокая хмуринка.
Вадим взял ее левую, безвольно повисшую руку, поцеловал в раскрытую ладонь, а затем приставил указательный палец к своему виску.
— Теперь ничего не говори, только вспоминай, я все увижу сам.
Огромный белый шар вдруг задрожал и, свалившись с постамента у входа в институт землеустройства, покатился через улицу прямо на Вадима, но он успел отскочить в сторону и пошел дальше по улице.
— Девушка, вам никто говорил, что вы самая красивая?! — разъехался в плотоядной улыбке, видимо, считавший себя неотразимым, высокий скуластый парень во всем черном и черной бейсболке, но Вадим лишь фыркнул в ответ и продолжил свой путь.
Миновав длинный поворот, он вышел на прямую часть улицы, тянувшуюся вдоль огромного дворца графа Разумовского.
Навстречу попадались исключительно девицы, студентки областного педагогического института, но он не обращал на них внимания, в его воображении вдруг возник Малый зал ГИТИСа на третьем этаже и запрыгнувший на сцену черноволосый, подбитый легкой сединой режиссер, который схватил его за талию и, отведя в глубину сцены, зачем-то заставил встать на колени.
«Полный бред!» — подумал он, но все же выполнил просьбу режиссера, но едва колени коснулись сцены, Вадим снова перенесся на улицу, остановился у ограды дворца и заглянул в запущенный партер парадного подъезда, где среди старых желтеющих лип ему померещился бегущий к нему Саша Домогаров, в которого он был влюблен.
«Господи, не я, а Варвара!»
Однако вместо растаявшего в воздухе актера, Вадим услышал за спиной низкий вибрирующий голос.
— Девушка, вы не могли бы мне помочь?!
Вздрогнув, Вадим обернулся и увидел перед собой кудрявую рыжую женщину, лет тридцати пяти, с ярко накрашенными губами, одетую в пеструю юбку и просторную джинсовую рубашку, едва сходящуюся на пышной груди.
— А в чем, собственно, дело? — спросил Вадим и вдруг почувствовал, как под пристальным взглядом странно одетой незнакомки у него подгибаются колени, и он непременно упал бы, если бы женщина не подхватила его, обняла за талию и, что-то жарко нашептывая, повела к приоткрытым воротам дворца.
Войдя в тенистый парк, они миновали гулкую арку и, повернув направо, пошли вдоль облупившейся стены дворца.
У двухстворчатой двери под ротондой женщина остановилась, с опаской огляделась и распахнула ногой дверь.
По разбитым ступенькам они спустились в подвал, тускло освещенный голой лампочкой, — хватка женщины вдруг стала жесткой, — и вошли в квадратную комнату с низким сводчатым потолком, где в графские времена располагался съестной погреб.
Неожиданно незнакомка толкнула Вадима на деревянный помост, стоящий посредине комнаты, а сама сорвала парик и, швырнув его на большую дубовую бочку в углу комнаты, стала торопливо разоблачаться, превращаясь в рыхлого мужчину с молочно-розовым животом и волосатой спиной.
Холодея от ужаса, Вадим лежал на помосте и не мигая смотрел за этими превращениями, но когда мужчина, оставшись в одних черных плавках, отстегнул накладную грудь и, ощерившись, двинулся к нему, он вскочил и что есть силы ударил ногой насильника в пах.
Изрыгая проклятья, тот рухнул на помост, а Вадим стремительно рванул из комнаты, но в дверях на миг задержался, посмотрел почему-то на парик, свисавший с бочки, и выбежал из подвала.
— Все хватит, иначе тебе плохо станет. — Вадим оторвал палец Варвары от виска и, переведя дыхание, изумленно уставился на безмятежно улыбающуюся девушку, будто не она, а именно он пережил попытку изнасилования. — Так вот откуда берутся сюжеты про злых маньяков по прозвищу «Макияж» — только и смог он произнести.
— Честно говоря, я напрочь забыла о том случае, — допив кофе, проговорила Варвара и виновато взглянула на Набокова. — По-моему, сразу после того, как выбежала на улицу.
— Подсознание загадочная вещь. Кстати, уже четверть одиннадцатого.
— Боже мой, я опаздываю! — ахнула Варвара и стремглав метнулась в спальню.
— Успеем! — крикнул ей вслед Вадим и, смотря на разлившуюся по блюдцу кофейную гущу, прошептал: — На голову быка похожа. Кажется, Парамонов и на этот раз оказался прав. Не случайно, ох, не случайно он болтанул про Испанию. Да, круг замкнулся, Дрюндель.