Валерий Сабитов принципрудр ы
| Вид материала | Книга |
- Валерий Сабитов Первые люди Рая. Фантастическая повесть, 4147.18kb.
- Валерий Сабитов Медуза Юргуна, 1097.33kb.
- Валерий Сабитов Миледи Темеза. Фантастический рассказ Кафе «Полумесяц». Пролог, 1657.02kb.
- Валерий Всеволодович, 582.44kb.
- Заместитель Председателя Государственной Думы РФ валерий Язев выступил с доклад, 179.99kb.
- Градобоев Валерий Валентинович Москва 2008 программа курса, 1080.91kb.
- Программа курса лекций (3 курс, 6 сем., 32 ч., диф зачет) Профессор Киричук Валерий, 72.05kb.
- Валерий Афонасьевич Язев. Среди основных доклад, 120.61kb.
- Контактная информация: Рохин Валерий Валентинович, 236.5kb.
- Практикум в ифтт для кафедр физики и технологии наноструктур и физики твердого тела,, 47.17kb.
У подхода к палаточному лагерю их встретил староста Теаве и умело переключил внимание «летучих голландцев» на себя, позволив Николаю незаметно исчезнуть из поля их зрения. А с глаз долой, - из сердца вон, говорит народная мудрость. Маленький юркий староста, достойный потомок «короткоухих», выдающий себя за прямого наследника Хоту-Матуа... Спаситель и освободитель... Сначала Эмилия, причем дважды, теперь вот «летучие»... Заботливая рука губернатора... Не исключено, опека нравится и самому старосте.
До сегодняшнего дня Тайменев встречался с вождем несколько раз, но мимоходом, неосновательно. И когда тот предложил вместе пообедать, Николай согласился. Староста, несмотря на малый рост и неприметную брэйеровскую внешность, заинтересовал его. К тому же о многом хотелось расспросить.
Внутренне Тайменев примирился с тем, что загадки острова предстоит разгадывать не ему. А Теаве, безусловно, знает много такого, что неизвестно на Большой земле. Вдобавок Николай сильно проголодался. Обед организовали на свежем воздухе в тени козырька образцово-показательной пещеры. Поскольку в дневное жаркое время большинство гостей и хозяев острова стараются отдохнуть, им никто не мог помешать. Само собой подразумевалось, что люди вождя позаботятся об их безопасности и спокойствии во время трапезы.
Приятно побыть под сенью сильного мира сего, будь он просто староста ограниченного контингента соплеменников, привыкших к поклонению. Все-таки человек, - существо, неспособное организовываться самостоятельно во всем и всегда.
Пока шли к пещере, вождь задавал вопросы Тайменеву и себе.
- Сеньор, а вот что означает название парохода? Ведь «Хамсин», - что-то да значит?
- Значит, - серьезно отвечал Тайменев, догадываясь, что староста проводит предварительную подготовку, настраивает собеседника на серьезный разговор. Исключительная мягкость и тонкая психологичность островитян восхищала Николая Васильевича, - Причем значит дважды. Арабское название. Хамсин - числительное, пятьдесят. Половина от ста, фифти. А еще хамсином называют ветер пустыни, дующий ежегодно летом в определенное время и несущий опаляющий зной, песок и пыль. Пыль, несомая хамсином, так тонка, что проникает и туда, где щелей и вовсе нет. Дышать во время хамсина становится проблемой.
- Вездесущий неприятный хамсин... А вот вы знаете, что значит имя Тангароа?
- Вы имеете в виду знаменитую фирму? - спросил Тайменев.
- Фирма... Фирма взяла чужое имя, у нее нет своего. Тангароа у полинезийцев, - небо и радуга. Этим именем наши предки называли вездесущий дух, творца...
Теаве рассказывал о значении имени и слова Тангароа для его народа, пока они не подошли к пещере. У входа на плоском камне был сервирован обед на двоих по-европейски, но поблизости Тайменев никого не заметил. Чувствовались дисциплина и выучка, как при дворе багдадского халифа.
Они легли на теплый песок рядом с камнем-столом. Дав гостю сбить чувство голода, вождь продолжил беседу.
- Вы так и не вспомнили, как к вам попал дракон? Так и должно быть, не вспоминайте, не мучайте себя, статуэтка выполнила свою задачу, она привела вас к нам на Рапа-Нуи. Ваша мана пробудилась и концентрирует нужное в вашем сердце. Вы меня понимаете? Многие считают ману выдумкой и смеются, но тем хуже для них.
- Нет, я не из смеющихся. Я вот перевожу ваше слово на свой язык и ищу соответствующий термин. Более привычный. Думаю, мана, - психическая энергия, создающая биополе. Она имеется у каждого живого существа. Считается, можно психической энергией управлять, в том числе увеличивать ее. Мне кажется, у ваших статуй с непонятным положением рук поза медитации. А медитация служит цели овладения внутренней энергией.
Староста довольно улыбнулся, его неяркое, неприметное лицо осветилось. Николай поразился переменой, еще раз утвердившись в мысли: никогда нельзя определить суть человека по его внешности сразу и навсегда.
- Мана острова не ошибается, посылая драконов. Наверное, вы угадали, главное в тайне первой эпохи истории острова, - владение маной. Хозяева острова умели делать это. И на материке люди могли тогда многое. Во втором периоде, когда здесь появились инки и полинезийцы, такого умения уже не было. Оно ушло с хозяевами в неизвестность.
Но каким-то образом воспоминания и отрывочные знания об этом у них остались. Мы считаем, что их привез с собой Хоту Матуа. Вначале они были записаны на бумаге, потом Хоту-Матуа приказал перенести их на кохау ронго-ронго. Деградация и война похоронили многое...
Ваш аку-аку настроен на эту тайну. Вы знаете, что у нас происходит; знаете, что нельзя предсказать исхода тайной борьбы. Всем нужна тайна Рапа-Нуи!
Вождь открывал Тайменеву новые моменты его «исторического предназначения», а Николай слушал без недоумения или возмущения вмешательством в его судьбу. Они тут знают о его жизни больше него самого, и нужна она им тоже больше, чем ему. Тем более, что он сам интуитивным путем пришел к близким выводам. Потому и слушал старосту спокойно, стараясь извлечь из еды максимум удовольствия, невольно подражая Хету. На Рапа-Нуи они все в чем-то йоги. А некоторые так и вовсе настоящие.
Живут с удовольствием, и в то же время держат себя в узде. Оно и правильно, сильные страсти, такие как горе, тоска, страх, радость, - изменяют ход мыслей, постепенно подчиняя себе ум человека. И в зеркале бытия начинается шторм. «Где сокровище твое, там и сердце твое…»
- Ваш аку-аку набирает силу. Аку-аку сочувствует и помогает тем, кто чист и сдержан...
Та же йога, продолжал интерпретацию слов старосты Тайменев. Ведь в транс не войдешь, если не освободишься от сильных эмоций, от лени, жадности, злобы... А от них не освободишься, пока не покончишь с привязанностями и привычками к земному. То есть с приоритетами, кумирами, идолами духа.
« А может, вождь знает и об ауре на снимках?» - вдруг мелькнуло в голове Николая Васильевича.
Вопрос Тайменева чрезвычайно взволновал собеседника.
- Мы не думаем, что аура вокруг камней говорит, что они живые как люди. Что-то делается в последнее время с камнями, это так. Но мы не можем понять. Действия фирмы нам не ясны. Зачем-то статуи расставляются по местам-аху, скрупулезно, с соблюдением расстояний до метра, по старым картам. Что за этим? Несмотря на все наши усилия, ни один ученый не ответил на приглашения. Мы на вас надеемся, вы близки к ответам. А фотографии?! Не знаю, все может быть. А вы не думали, что вас некто пытается направить в какую-то сторону? Или увести с важного направления? Что, в общем-то, одно и то же.
Тайменев внимательно смотрел на Теаве. Как не совпадают внешнее и внутреннее в этом человеке! Приятно не совпадают. Невзрачный, незаметный, этот абориген проявляет в разговоре ум и глубину мышления, свойственные весьма развитым людям. Понятно, почему он так авторитетен среди островитян.
- ...Внутри нашей общины появились признаки раскола, - Теаве вздохнул, коснувшись болезненной темы, - Информацию, идущую отовсюду, очень трудно контролировать. До фирмы «Тангароа» мы жили единой семьей. Единой в смысле веры, бытия и осознания мира...
Вот оно что: староста Теаве одновременно священник католической общины острова. Следовательно, его власть не менее действенна и реальна, нежели власть губернатора, человека яркого и неординарного во всем. И влияние старосты сильней, ведь он ближе к соплеменникам.
Маленькое религиозное государство вдали от материка... В главной деревне католическая церковь. Старосту Теаве можно понять, он теряет опоры. Технический прогресс несет другую культуру, изменяет сознание малых и старых. Да, от «Тангароа» веет чуждым духом. Но это дух цивилизации, вся планета им проникнута. Сколько можно ли жить в отрыве от мира и возмущаться его близостью?
Понятно, авторитет маленького пастора заколебался, ведь мир островитян значительно расширился и оказалось, - есть другая жизнь, иная. Плохо ли это?
- С фирмой пришли деньги, мягкие циновки и подушки, радиоприемники, телевизоры, чужие люди. Слабое место у нас нашли быстро. Им оказалась генеалогия. Каждый из нас твердо знает своих прародителей до начала истории острова. На самом-то деле тут можно ориентироваться весьма приблизительно. Но приблизительность до сих пор никого не интересовала. До сих пор...
Теаве огляделся, передвинул пару тарелок поближе к Тайменеву, отпил из бокала.
- Мы тут говорим на смеси языков: испанский, английский, несколько диалектов полинезийского. Но для аборигенов родной рапануйский диалект, язык «короткоухих». Так уж получилось, что язык «длинноухих», истинных аборигенов Рапа-Нуи, создателей каменных идолов, до нас не дошел. Остались никому не понятные кохау ронго-ронго. У «короткоухих», как у всех полинезийцев, письменности не было.
Мы здесь считаем, что каждый вправе строить свою генеалогию как хочет. Хочешь, - считай себя потомком инков, хочешь, - полинезийцем. Ведь все равно никто не сможет протянуть линию предков к первому, древнейшему периоду истории острова. О тех людях мы и представления не имеем. Они для нас запредельны, и потому божественны...
- Так в чем же проблема? - заинтересовался Тайменев.
- Она проста. Люди стали уличать друг друга в ошибках. Ошибки, они естественны: кто может заглянуть в прошлое и доказать всем, что Хоту-Матуа его предок? Появились чувства превосходства у одних, неполноценности у других. Эта парочка всегда вместе. Разложение Запада проникает и к нам. Беда идет со всех сторон...
Встреча с вождем-священником прибавила беспокойства. Тайменев и не думал, что дела на острове обстоят столь тревожно.
На прощание староста передал просьбу губернатора о встрече в служебной резиденции сегодняшним вечером. Приглашение говорило: началась новая фаза во взаимоотношениях Тайменева и Хету. А их взаимоотношения, Николай был в том убежден, - отражают скрытые процессы, идущие на острове. И за его пределами, естественно, ведь сейчас Рапа-Нуи не так удален от мира, как еще лет пять назад. Все слышнее твердая поступь безликой угрозы. Следует ждать открытости в действиях тайных группировок.
Жилая зона долины Анакена ночью освещалась как днем. Будто разбилась упавшая с неба луна и разлилась по земле. Ночная жизнь текла оживленнее дневной. Прохладный свежий воздух, своеобразный интим большого дома, когда за пределами освещенного пространства мир кончается...
Тайменев не бывал здесь в ночные часы и теперь понимал Франсуа, проводившего тут почти все время. Действительно, чем лежать в палатке, окруженной жужжанием тысяч насекомых и темнотой, не всегда рассеиваемой лунным светом, в скучном полуодиночестве, лучше в эстетическом центре долины-рая искать удовольствий.
От двухэтажного супермаркета к заливу тянулись две линии фонарей. Яркая река спускалась по террасам мимо гигантов к берегу, и у самой воды растекалась на два рукава: один бежал налево к пляжным постройкам, другой направо к причалу, где горели огни яхт.
Статуи в резких светотенях выглядели угрожающе, как голодные звери в затемненных клетках, готовые смести ограждение и разорвать своих хозяев.
Так вот где протекает большая часть жизни туристов и многих аборигенов. Настоящая индустрия развлечений, не хуже чем где-нибудь в Греции. Только для чего здесь, на далеком острове? Ведь можно бы и поскромнее. Замысел невидимых организаторов праздника, длящегося сутками, неясен. А где неясность, есть место преступному намерению.
Карнавал одержимых в долине Королей... Одни хотели получить удовольствие, другие, - этих поменьше, - старались его предоставить за максимальную плату. Пылающая ночная Анакена успешно переплавляла сердца островитян, обращая их в преданных служителей «Тангароа», за безликой маской которой пряталась маммона и ее страсти, от стремления к абсолютной власти до культа желудка. Николай щурил глаза, скрывая неодобрение.
Понятней стали обеспокоенность губернатора и скрытая готовность вождя-священника к борьбе за прошлое, за сохранение статус-кво. Пробравшись сквозь шумящее, цветное, благоухающее и пахнущее море людей, Николай дошел до замершего в полутьме здания канцелярии с тускло светящимися глазищами окон, без стука распахнул входную дверь.
Шторы плотной завесой закрывали прозрачную стену. В приемной пусто, секретаря за столом нет. Комната без его ухоженности, без ледяной отрешенности от людских интересов изменилась. Будто лицо лишилось важной детали. К примеру, бородавки или прыща на носу. Из динамика переговорного устройства на длинном столе раздался знакомый голос, чуть искаженный электричеством.
- Буэнос диас, Николай Васильевич. Входите, мы ждем вас.
Итак, Хету не один. Николай открывал дверь в кабинет и пытался угадать, кто у губернатора. Но менее всего он ожидал встретить тут Пола Брэйера. Именно Пол сидел за столиком в слабо освещенном кабинете и, сдержанно улыбаясь, смотрел на Тайменева.
Губернатор неестественно тяжело поднялся и как-то скованно вышел на середину кабинета. Взгляд Брэйера, обычно живой и веселый, тоже был мрачен. Если бы Тайменев был суеверен, то сказал бы, что над ними витает дух близкого несчастья.
Удивительное сочетание, подумал Николай, приветствуя обоих. Столь разные как внешне, так и внутренне люди, они шли по жизни совсем разными путями и вот встретились здесь, и на встрече присутствует он. Возможно, и собрались-то они ради него, Тайменева Николая Васильевича, о котором еще месяц назад и не слышали. Хету, наполненный странной смесью религии и философии, все в нем настолько экзотично, что кажется невероятным. И Пол Брэйер, предпочитающий скучный дедуктивно-логический путь освоения личного и окружающего пространства.
Путь Хету и путь Брэйера... Оба пути сходятся в некоей узловой точке, в зоне действия. Едва ли их может объединять нечто внутреннее, безотносительное к интересам многих людей.
Разговор начался сразу по существу, без обычной для Хету психологической подготовки. Тайменев понял, что его воспринимают как равного и легкое возбуждение от ощущения приобщенности к чему-то важному придало ему уверенности. Непринужденно, будто он провел среди этих людей и решаемых ими проблем не один год, он включился в беседу. Как-то само собой получилось, что Николай рассказал о находке древней карты острова и ее расшифровке, чем поверг губернатора в несомненное изумление. Промолчал-таки Вае Ара! Оказалось, о карте имеется полузабытое предание. Хету тут же расспросил о деталях схемы и поинтересовался, как можно ее получить.
Брэйер проявил эмиссарский профессионализм и, убедившись после краткого опроса, что карта на данный момент существует в двух экземплярах: один, оригинальный, на скале в Оронго, другой в голове Тайменева, предупредил, что нельзя ни в коем случае делать с нее копии, доступные для случайных людей. Никакой утечки важной информации в чужие руки!
Рассказ Тайменева отодвинул причину, ради которой его пригласили в столь неурочное время. Хету немедленно попросил Брэйера помочь в охране Тайменева. Николай пообещал, что без предварительного уведомления не удалится от палаточного лагеря дальше обычного расстояния и ничего самостоятельно не будет предпринимать, Они словно забыли, что «Хамсин» скоро отправляется и Тайменев на его борту окажется в недосягаемости для духов Рапа-Нуи и соседствующих с ними тайных агентов. Пол заставил прикрепить к одной из кроссовок миниатюрный радиопередатчик.
Вернувшись к теме, начатой до прихода Тайменева, Хету обратился к Брэйеру и сказал:
- Скорее всего, вы правы. Всюду рассыпаны Знаки Близости. Испытанному взору они ясно видны, чуткому уху слышатся предупреждения, все мы на острие времени, надо быть очень предупредительными.
Пол, пройдя скользящим взглядом по лицу Тайменева, неторопливо и негромко продолжил:
- Круг подозрений сузился и можно переходить к выводам. И к делу. Главное, - без опрометчивости со стороны каждого из действующих лиц...
Тайменев ощутил себя актером на репетиции; режиссер требует от него игры всерьез, а он никак не может понять до конца своей роли, вжиться в нее. Как сделать так, чтобы сцена стала жизнью, а жизнь превратилась в сон?.. И он рассказал о своих давних сомнениях, связанных с посещением раскопок на Те-Пито-Кура и аху Кекии. И снова оказался в центре внимания.
Хету вынул из ящика стола черно-белый фотоснимок и протянул его Тайменеву. Характерное лицо. Мужественные волевые черты не могли скрыть ни борода, ни пышные бакенбарды.
- Это профессор Петрянов, - сказал губернатор, - Руководитель археологов. Снимок сделан моим человеком. Пропал без вести. Помните случай? Поиски ни к чему не привели.
Пока Тайменев держал в руках фотографию руководителя международной экспедиции, в памяти вспыхнули ячейки прошлой жизни, никак не связанной с Рапа-Нуи. Жизни без приключений и исчезновений. В одной из ячеек он нашел другую фотографию: групповой снимок, сделанный в степи, среди ковыля и разрытой земли. Одно из лиц принадлежало его другу, соседу по дому, историку-археологу Вениамину Астапову. Рядом с ним, - женственно изящный человек среднего возраста с улыбающимся тонким лицом. Профессор Петрянов, археолог из Болгарии. С ним и хотел встретиться Тайменев?..
- Это не Петрянов. И, возможно, не профессор, - возвращая снимок, сдержанно заметил Тайменев.
- Нам это известно, - отреагировал Пол, вопросительно посмотрел на Николая, переглянулся с Хету, - Но вы-то как определили?
Тайменев кратко объяснил, поведав об особенности своей памяти сохранять малейшие детали увиденного.
Хету после минутной задумчивости сказал:
- Новое подтверждение неслучайности... Теперь многое становится понятнее. Вас, Николай Васильевич, не оставят в покое. Где бы вы ни находились. Тот взгляд на посещении раскопок... Не старайтесь самостоятельно распутать узлы. Мы рядом, но не всегда помощь может прийти тотчас. От вас зависит многое, надо беречься. Разве не бьет по вашим чувствам запах угрозы?
- Неужели все настолько опасно? - спросил Тайменев, думая о том, что и на корабле будет не сладко.
Остро захотелось домой. И, - «запах угрозы»... Неужто губернатор выделяет из всего спектра жизни те же цвета и запахи? А сине-красный мир совсем не субъективен?
- Более чем! - Хету притушил свет лампы, как бы подчеркнув тем степень опасности, и приоткрыл штору.
Тайменев с Брэйером стояли перед окном и молча наблюдали за торжеством дьявола.
В глаза била красочная панорама залитого светом каньона, вырубленного в куске фиолетовой тьмы. Со стороны сверху он выглядел иначе, чем изнутри, когда Тайменев пробирался в резиденцию. Грандиозный спектакль о шабаше ведьм и чертей, переодетых в ангелов, играющих роли святых. Только вот хвосты и клыки спрятать не удалось. Теперь Николай понял, насколько ночная картина долины Королей ужасает губернатора Хету. Таких зрелищ до прихода «Тангароа» не знали и не хотели. Прибытие «Хамсина» подняло планку разгула на рекордную отметку. Тайменеву, зараженному настроением губернатора, люди на дне сияющего каньона виделись и жертвами и палачами. Как Франсуа Марэн выдерживает такой ад? Зачем это ему? Или?..
Позади раздался приглашающий голос Хету. Николай обернулся и застыл. Рядом с рабочим столом Хету открылась дверь, ведущая на второй этаж. Деревянная лестница освещалась сверху. Могучая фигура губернатора отступила в сторону, открыв просвет двери.
Девушка рядом с Хету показалась игрушечно маленькой и хрупкой. И прекрасной, как принцесса из детской мечты. Верхний свет пронизывал ее платье, высвечивая линии тела. Да какое это платье?! Ее окутывала светящаяся аура. Николай не дышал, он жил глазами. Летящий из-за окна свет рассыпал множество светлячков по лицу и рукам; свет, исторгаемый шабашем-карнавалом, не дотрагивался до нее, а отбрасывался мелкими лучиками обратно. В глазах Николая зарябило.
За секунду видения Тайменев успел на расстоянии прикоснуться к оголенным электрическим проводам и получил сильнейший разряд. «Нет, - сказал он себе, - Этот таинственный остров способен потрясти всю мою жизнь. И он делает это!»
Голос губернатора вернул его на землю. Радовало, что в кабинете царил сумрак. Николай стоял спиной к потоку призрачного света из окна и потому никто не увидел растерянности и смущения на его лице. Лицо Тайменева, - он это знал, - являлось открытой визитной карточкой, по которой каждый мог прочесть все то, что творилось в сердце и душе.
- ...Тайменев Николай Васильевич, наш гость из России и большой друг наших соотечественников, - просто представил Хету Николая; тут Хету чуть отступил в сторону и склонил голову, - Моя самая близкая родственница Хилария. Она недавно с континента и очень заинтересовалась нашим музеем. Я не думаю, что у нас от Хиларии могут быть секреты.
Тайменев повернул голову в сторону Пола, чтобы увидеть его реакцию. Но Брэйер имел более солидную подготовку по части сокрытия внутреннего мира, да и раньше, очевидно, познакомился с близкой родственницей губернатора. Пол на слова Хету коротко кивнул головой. Николай что-то пробормотал, непонятное и для себя самого. Впрочем, проявления дипломатической учтивости от него не ожидали.
Хету взял Хиларию под руку и подвел к окну. А Тайменев думал, что скрывается за расплывчатым представлением: «близкая родственница». Да все что угодно, решил он, он жены до любимой внучки. Странно, что это так волнует.
Теперь перед окном стояли вчетвером. Николай чувствовал рядом тепло Хиларии.
- Вот они, Знаки Близости. Князь Тьмы, словами Теаве, готовит себе пиршество из моих сограждан. Мой остров летит в преисподнюю, а я ничего не могу сделать. Это не свет падает на нас, мы стоим над зияющим провалом во тьме, в глубине же его еще более мрачные бездны. В который раз мой остров демонстрирует миру: технический прогресс и нравственность несовместимы. Только закон обратной пропорции в их соотношении, и никакого другого! Вы видите настоящее таху-таху, колдовство.
До Тайменева голос Хету доносился откуда-то издали. Так бывает, когда слышишь радиопередачу утром в полусне. А заоконное представление виделось ему как эпизод из новостей на нейтральном экране телевизора: происходит где-то нечто важное для кого-то, но к нему прямого отношения происходящее не имеет. Николаю мучительно захотелось о чем-то спросить Хиларию, что-то выяснить для себя, но он не знал, с чего начать разговор.
Никогда еще ни одна женщина не приводила его в такое состояние. И в какое! Он как мальчик перед ней. Как юнец, не имевший любовного опыта, трясущийся от платонической близости.
Может, судьба? И впереди, - полная потеря мужской независимости и свободы? Он зябко передернул плечами. Если так, то лучше забыть о предупреждениях, опасностях, желаниях! И, - вперед, на «Хамсин». Домой...
Пол, видя замешательство Николая, коснулся рукой его локтя. Голос Пола был необычно мягок и ласков. Он обращался сразу ко всем: и к Тайменеву, потерявшему вдруг обычную уверенность; и к губернатору, лишенному власти и влияния неведомыми силами, к правителю, народ которого неудержимо катится к подножию вершин, достигнутых некогда его предками; и к задумчивой и чуть грустной Хиларии.
- Не все безнадежно. Мы не одни. И путаница кончится. Все еще вернется. И ясность тоже...
Тайменев молчал. Заговорил губернатор.
- Мою землю посетило много интересных и добрых людей. Кук, Лаперуз, Хейердал... Но почти все они - поверхностные наблюдатели. До сих пор не сделано попытки интегрировать изученное. А какая дорога пройдена! От эпохи мощного расцвета цивилизации до крайней степени упадка и развращенности, до каннибализма. Если о начале мы ничего не знаем, то закат можем описать подробно. После него, в недавнем прошлом, суровые условия на острове, ставшем пустыней, стали и условиями возрождения. И оно пошло!
Тут Хету остановился и горько усмехнулся. Лицо его заметно постарело. Он зашторил окно и пригласил всех вернуться к столу. Хету усилил освещение, и Тайменев отметил, что за столиком появилось еще одно кресло и все необходимое для четвертого участника невеселого ужина. Все молча заняли места. Хету продолжал говорить о том, что он считал сейчас самым важным. Николаю казалось, что тот говорит только для него, чувствовал на себе его теплый взгляд. Пол и Хилария занялись блюдами. Пол как мог угощал ее, глядя мимо отсутствующим взглядом.
- ...До недавнего времени мы спали на каменных подушках и камышовых циновках. Пища наша была проста: сладкий картофель, ямс, бананы, крабы... И при всем этом, - полное отсутствие личной собственности. Мы всегда помнили, что нам в этом мире ничего не принадлежит, что все дается на время. Здоровье, ровное настроение, стремление к миру, врожденная деликатность. Такими мы были...
Были, пока кому-то не понадобились наши тайны. Теперь островитяне заполнили жилища бесполезными вещами, разрушающими крепость их тел и подтачивающими целостность их сердец.
Вы, Николай Васильевич, говорили со священником. Исповедь! - ее больше нет! Каждый углубился внутрь себя и боится всех. Нет постоянного очищения, и грязь переполняет души...
Тайменев слушал губернатора, борясь с желанием повернуться лицом к сидящей рядом Хиларии, отвлечь ее от опеки Брэйера, посмотреть прямо в лицо. С ее приходом разговор лишился остроты, но не она была тому причиной. То, что должен был узнать Тайменев сегодня, ему не было сказано, что-то изменилось. Похоже, перенесли на завтра. Но не это беспокоило. Тайн и так слишком много. Одной больше, одной меньше... Потрясенный настроем губернатора, человека могучего телом и духом, увидев, как в нем клокочет вулкан боли и горя, Тайменев расстроился. И посчитал себя виноватым за происходящее на земле Хету. Да, чем сильнее человек, тем острее его чувства. Собственная слабость поражает льва больше, чем трусливая ярость шакалов.
Хету переменил течение беседы и обратился с каким-то вопросом к Брэйеру. Скрытое желание Тайменева исполнилось. Как-то сам собой сложился разговор с Хиларией, тихий и путаный. Николай спрашивал, почему ее соотечественники так легко предались искушениям ночи, отказались от древних обычаев и традиций. Ведь он знает взрослых рапануйцев, а еще лучше их детей. Крепкие, красивые, сообразительные люди, говорил он, разве они не видят и не понимают?
- Чаша греха и чаша искупления стоят рядом. Первая украшена искусно и соблазнительно, питье из нее привлекательно и сладостно. Другая проста и незатейлива, но наполнена горьким настоем...
Дрожь пробежала по рукам Николая. Если она мыслит и думает так всегда, то не ему беседовать с ней. Он не поэт и не художник, у него нет претензий на красивую выразительность душевных порывов. Ему хотелось заглянуть ей в глаза, чтобы увидеть их цвет, но останавливали и страх увидеть скрытый смех, и еще какое-то опасение, более сильное, но еще не распознанное. Он смотрел на ее чуткие губы, видел удивительный овал лица... Нежность, утонченность... Едва ли они найдут общий язык.
Николай машинально, не задумываясь, налил в рюмки ей и себе из первой попавшей в руки бутылки.
- Вы пьете? - услышал он вопрос.
- Что? Да, конечно, - не совсем понимая, что говорит, ответил Николай.
- Неправда! Вы сказали не подумав. Или не придаете значения разговору со мной. Я же вижу. У вас очень здоровое лицо. И глаза. Вы как Хету.
- Как Хету?
Тайменев хотел сказать, что это она как Хету. И голос ее, и слова так похожи на голос и слова ее близкого родственника-Звезды. А он - совсем другой, он неотсюда... Но не сказал.
- Вы молоды и не испытали столько, сколько он. Но вы так похожи!
Тайменев улыбнулся, - он взял себя в руки, - она говорила как маленькая девочка о взрослых вещах, видя внешнее сходство и не понимая, откуда оно берется.
- Неужели я так же мудр, мужественен и красив?
Хилария опустила глаза, длинные ресницы почти сомкнулись, образовав две темные изогнутые линии.
- Разве вам нужны комплименты? Просто вы, как Хету, знаете цену внешнему блеску. Злой дух полон очарования, соблазны неуловимы взглядом, но сильны хваткой. Вот почему там внизу и мои соотечественники. Те из них, которые не как Хету. И не как вы. Я ответила на ваш вопрос?
- Да, спасибо. Я понял. Где вы учились? Вы мне расскажете о себе?
Ресницы распахнулись, Николай впервые за вечер ощутил на себе ее прямой взгляд. Но так и не понял цвета ее глаз: растерянность вновь сковала его.
- Расскажу, но не сегодня. Простите, но мне пора...
Извинившись, Хилария поднялась из-за стола. Хету проводил ее к двери на второй этаж, она серебристо-шоколадным голосом попрощалась с Полом и Николаем. Закрыв за нею дверь, Хету включил на рабочем столе монитор и пригласил гостей к экрану. Тайменев увидел просторное помещение, занимающее весь второй этаж. На стенах стенды, на столах чьи-то личные вещи. Похоже на склад достопримечательностей. Вот вошла Хилария, повернулась к зрачку передающей камеры, махнула рукой. Хету что-то быстро сказал в микрофон и выключил монитор. Они вернулись к столу.
- Наверху у нас музей. Он посвящен одному человеку, роль которого в нашей жизни велика. Музей Тура Хейердала. Все о нем, что можно было отыскать. И все его работы, посвященные путешествиям. Это музей любви к острову Рапа-Нуи, к его народу...
Несколько минут молчания, тост за здоровье гостей. На том встреча закончилась. Пол проводил Николая через полные веселья владения Князя Тьмы и исчез в них.
Поглощенный увиденным и услышанным, Тайменев совершенно забыл о том, что собирался на прощанье рассказать об открытии входа в забытую островитянами пещеру, знак-символ которой занимает центр карты острова. Но пещера рядом. Сам он уже не собирается в нее. А на карте, - он ее завтра нарисует и передаст губернатору, - будут нужные пометки. Тому все будет ясно. А сам Николай, если выпадет часок-другой перед отъездом, взглянет еще раз на камни входа. Будет что вспомнить. И сфотографировать не помешает. Не достались лавры Тура Хейердала, лавры первооткрывателя. Ну что ж...