Валерий Сабитов принципрудр ы
| Вид материала | Книга |
- Валерий Сабитов Первые люди Рая. Фантастическая повесть, 4147.18kb.
- Валерий Сабитов Медуза Юргуна, 1097.33kb.
- Валерий Сабитов Миледи Темеза. Фантастический рассказ Кафе «Полумесяц». Пролог, 1657.02kb.
- Валерий Всеволодович, 582.44kb.
- Заместитель Председателя Государственной Думы РФ валерий Язев выступил с доклад, 179.99kb.
- Градобоев Валерий Валентинович Москва 2008 программа курса, 1080.91kb.
- Программа курса лекций (3 курс, 6 сем., 32 ч., диф зачет) Профессор Киричук Валерий, 72.05kb.
- Валерий Афонасьевич Язев. Среди основных доклад, 120.61kb.
- Контактная информация: Рохин Валерий Валентинович, 236.5kb.
- Практикум в ифтт для кафедр физики и технологии наноструктур и физики твердого тела,, 47.17kb.
| 7. Трапеза в Ханга-Роа. Суперлайнер «Хамсин» вернулся на внешний рейд бухты Анакена. Утром четырнадцатого дня пребывания на острове Пасхи его белую громаду увидели отдыхающие на пляже. Можно посетить борт лайнера, яхты и камышовые лодки наготове. Появление «Хамсина» напомнило бренность как вещей, так и процессов; пора было готовиться в обратный путь. Тайменева возвращение «Хамсина» склонило к мыслям о смысле бытия. Не каждому дано извлекать из уходящих дней уроки печали и неизбежности. Большинство людей не замечают очевидности и потому вполне счастливо проводят свой короткий век. Наверное, так и должно быть, ведь иначе мир покрылся бы пеленой тоски и неприкрытых страданий. «Впрочем, кому дано знать, «что такое хорошо и что такое плохо?» - задал себе поэтический вопрос Николай. А прочие туристы не обратили особого внимания и на событие чрезвычайное во внутренней обстановке на острове. На следующее утро после возвращения «Хамсина» на рейд местные полицейские расклеили в наиболее оживленных местах объявления о пропаже двух человек: руководителя археологической экспедиции и еще одного, не входившего в списки членов научной экспедиции, пассажиров и команды лайнера; не числился он и среди аборигенов. Пропал человек, который нигде не значился; каким-то таинственным образом он появился на острове, - его видели многие, - а затем столь же загадочно исчез. Франсуа по этому поводу шумно и много шутил, утверждая, что никто никуда не пропадал, а все это происки международной мафии во главе с Эмилией, старающейся так экстравагантно поразить сердце Тайменева. Дети из секции у-шу сообщили сеньору Дорадо, что по острову бродил оживший дух кого-то из давно умерших жителей Рапа-Нуи. В версиях недостатка не было, но Тайменев изо всех сил старался не вникать в суету вокруг чрезвычайного происшествия, усиленно загорал и плавал над коралловым полем. А по утрам и вечерам активно занимался спортом со своей подростковой командой. Занятия у-шу позволяли быть информированным и сохранять спокойствие. Но когда он узнал, что ведется следствие, то забеспокоился всерьез. Во-первых, возникло обоснованное подозрение, что дух из прошлого и ночной визитер, подаривший ему фотоснимки, - одно и то же лицо. Лицо, затем оказавшееся в числе пропавших. Таким образом, он попадал в поле следствия. Во-вторых, он испытал разочарование от того, что так и не смог ознакомиться с археологическими изысканиями на острове. Теперь археологам не до него и не до работы. Что он скажет по возвращении другу Вене? И еще, вспомнив свои ощущения на стоянке археологов, он упрекнул себя за то, что не поделился подозрениями с кем-нибудь. Впрочем, кроме как с Франсуа Марэном, и поговорить не с кем. Но эти больные красные глаза Марэна... Почему они излучают подозрительность и осуждение? Франсуа смотрел как обвинитель на преступника, противозаконно гуляющего на свободе. «Что-то не так, что-то делается со мной, - прошептал Тайменев, - Небывалое: я стараюсь найти в человеке, имеющем одну слабость, - склонность к спиртному, дурное и безнравственное начало». Ведь для Марэна опьянение, - единственная возможность уйти от мучающих его внутренних болячек и неустроенности личной жизни. Если бы не последнее, признался как-то Марэн, он бы ногой не ступил на палубу «Хамсина». Окажись Тайменев на его месте, неизвестно, как бы себя повел. При этой мысли Николай зябко передернул плечами: потерять здоровье и физическую форму было бы жизненным крушением. Что-то он стал близко к сердцу принимать события в ближнем социуме. Ведь он, Тайменев, простой турист, отдыхающий за свои честно заработанные денежки. И все происходящее на острове не может иметь к нему прямого отношения. Не может? А как же статуэтка дракона, совершающая второй мистический круг? И, наконец, всплыло в памяти осторожное предупреждение губернатора Хету быть более осмотрительным. По всему выходило, что Николай один из всех туристов причастен к происшествию. А когда вспомнил, сколько ошибок свершила Фемида с глухой повязкой на глазах, делалось неуютно. Определенно, на острове творится безобразие. Уголовщина на пятачке посреди океана не простое стечение обстоятельств. В закрытой комнате без окон проснулся голодный медведь и теперь беснуется в ярости, бьет посуду и крушит мебель. Но его никто в темноте не видит, даже не знает о присутствии взбешенного зверя. Любой на острове рискует оказаться под сокрушающей лапой. Тайменев все чаще возвращался к полумистическому разговору с Хету и испытывал нарастающую потребность к действию. Его натура не позволяла пассивно ждать прибытия хранителей закона. Ведь наверняка они знают и о посещении им лагеря археологов, и о ночном визите в палатку подозрительной неизвестной личности в маске островного аборигена. Делиться с кем-либо переживаниями не хотелось, а что делать, он не знал. Поставив себя на место полицейского и посмотрев на всё со стороны, Николай удивился, почему его до сих пор не арестовали. Немедленно задержать подозрительного иностранца, ведущего себя совершенно не как остальные, слишком многим интересующегося и всегда оказывающегося не там, где предписано!.. Задержать, а уж потом разбираться. А то как бы и этот не пропал! А полицейский все не приходил. Идти прямо к губернатору и во всем признаться? Хотя признаваться в общем-то не в чем... А больше идти не к кому. Франсуа занят, просто посмеется над опасениями невиновного, подозревающего самого себя. Обратиться к администрации круиза? Холодные глаза сеньора Геренте отрицали такую возможность. Нет, иного выхода, пожалуй, не было: либо сдаться на любых условиях Эмилии, она-то сумеет защитить, как утверждает Франсуа; либо к Хету за советом. Занятый разбором столь приятной дилеммы, Тайменев не учел, что логика острова Рапа-Нуи отличается от известной ему логики большого мира. Не учел и того, что губернатор советовал ему быть осмотрительным, имея в виду не поступки, но прежде всего мысли, от которых исходят и незрелая детская поспешность, и неторопливая все успевающая мудрость. Ибо логика суть мысль, облеченная в одежду обычая. Прямолинейно-поверхностная логика цивилизованного человека позволяла кое-как ориентироваться в привычной обстановке, в этой большой полуискусственной оранжерее, названной создателями-жильцами техносферой, второй природой. Тайменев поморщился: техносфера, если быть честным перед собой, ему не нравилась. Свобода и раскрепощенность внутри оранжереи достигается путем отрицания обязательных норм и правил. Идя обратным путем, от поступков к мыслям, человек может воздействовать на внешний слой техносферы, раскалывая ее как скорлупу ореха и обнажая ядро, живое и пульсирующее. Но общество не простит и потребует платы! Минимальная цена - исключение из общества, вне которого, как оно ни порочно, человек существовать не может. «Исключение должно быть исключено!» - таково правило оранжерейной игры. Есть путь Франсуа, не приводящий к крайностям остракизма. Выбираешь себе предпочтительный вид наркотика, и все проблемы уходят, растворенные эйфорией химической иллюзии. Ты равен всем, все равны тебе. А вот и Франсуа, легок на помине. И когда он успевает отдохнуть, выспаться, наконец? Чтобы выдерживать такой ритм, нужно иметь большое мужество или вовсе его не иметь. Во всяком случае поначалу, пока не привыкнешь. - Коман са ва, амиго? - голос Франсуа звучал хрипло, простужено, - Тебя еще не схватили местные духи? Говорят, они стали появляться, ищут своих. По-моему, ты им подходишь больше других, больше всех, кого я знаю. И больше тех, кого я не знаю. Пожав горячей ладонью руку Николаю, Франсуа наклонил голову в попытке рассмотреть свои ноги. Но живот не позволял, образуя ниже пояса мертвую зону, недоступную прямому обозрению. А поскольку стационарного зеркала в палатке не предусмотрели, роль его обычно выполнял Тайменев. Сообщив кряхтевшему, часто и шумно дышавшему Франсуа, что туфли для дневного парадного выхода на ногах и выглядят пристойно, Николай не услышал традиционного «гран мерси». Откуда-то шумной ватагой вывалился цыганский табор, подхватил Марэна, в шуме-гомоне скрылся в направлении к «Бродвею». Сон утренний сразу после сна ночного может быть незаменим и прекрасен. Вопрос в том, сколько проспать. И как замечательна твердая пластиковая кровать, накрытая тонким слоем поролона. Жаль, все прекрасное кратко и быстротечно. Об этом и сообщили Тайменеву вначале звуковой сигнал зашумевшей поблизости машины и следом за ним певучий голос Ко Анга Теа. Если ты опоздал или не хочешь идти к горе, то гора сама может к тебе приблизиться, обреченно подумал Тайменев и с усилием, нехотя, принялся одеваться. Ко Анга Теа встретил его лучезарной улыбкой, снявшей часть давящей тяжести. Ему не понравился отрешенно-задумчивый вид туриста; водитель осуждающе покачал головой. - Сегодня у тебя приятное утро и день будет хорош. Зачем путать самого себя? Тайменев удивился мудрому подтексту в словах юного островитянина. Настоящий остров философов! Ничего конкретного не сказал, а до Николая дошло. Надо подсказать Франсуа, рапануйцы для него все-таки доступнее россиян. Через час «Тойота» стояла у дома губернатора в Ханга-Роа. Интересный распорядок у Хету: то он допоздна в резиденции, то совсем не является на рабочее место. Кто же правит бал в долине Королей в его отсутствие: напомаженный лоснящийся секретарь или строгий сеньор Геренте? Распахнулись створки широкой деревянной двери в каменной глухой стене фасада. Хозяин, по обыкновению, стоял в глубине комнаты, облаченный в легкий сиреневый костюм спортивного покроя, достойный показа в салонах лучших курортов Европы. Окно гостиной закрыто тяжелыми непрозрачными шторами. Электрическое освещение, даваемое несколькими бра на оклеенных простыми обоями стенах, создавало желанное Тайменеву ощущение домашнего уюта. Примерно так он оформил свою квартиру, оставленную в прошлом. В прошлом... Прошел месяц, а будто не был в Воронеже несколько лет. Вот и новая загадка из разряда невозможных исключений. Губернатор острова Пасхи вот так запросто, да еще и по собственной инициативе, у себя дома, принимает жителя далекой страны, не занимающего никакого заметного места в общественной иерархии, не являющегося официальным представителем своего государства или какой-либо организации. Действовала логика Пупа Земли. Задуматься над этим было некогда, как не оставалось места недоумению либо раздражению. Внешнему наблюдателю их встреча напомнила бы прием королем его визиря, преданного своему государю, но и знающего себе истинную цену. Как и положено при подобных аудиенциях после долгих разлук, вызванных, скажем, выполнением визирем особого задания в дальних пределах, центральным пятном интерьера, узловым пунктом, фокусом, точкой притяжения явился большой обеденный стол, накрытый по всем правилам дипломатического этикета. «Как давно я не ел так, как хотелось!» - мысленно воскликнул Николай, глотая набежавшую слюну. Судьба преподнесла подарок, соединив на одном столе удовольствие и полезность, изысканность и обилие. Ноздри затрепетали, желудок сжался, в кишечнике заурчало. Пресыщенный на «Хамсине» арабской кухней с ее жирными бульонами и острыми приправами, Тайменев успел о ней позабыть, обратившись на Рапа-Нуи к сладкому картофелю кумара, крабам, креветкам и прочей морской живности в сочетании с папоротником и другой местной зеленью. И это успело приестся. На столе губернатора острова Те-Пито-о-те-Хенуа можно было видеть все, о чем мечтает глава тела, - желудок. А сколько еще скрывалось на кухне! Еле уловимые воздушные волны несли чарующие ароматы из приоткрытой двери. В животе Николая образовалась сосущая пустота. Он поспешил удовлетворить естество лицезрением и обонянием застольного великолепия. Дичь жареная, источающая розоватое сияние. Рыба: копченая, соленая, всевозможных видов и сортов. Мясо телячье, приготовленное по-чилийски. Каракатица в двух видах: жареная тонкими длинными полосами с хрустящей оранжевой корочкой и отварная, в салате с зеленью... И набор всевозможных приправ, в том числе в инкской традиции с красным жгучим перцем учу. Разнообразнейшие фрукты, растущие на острове и отсутствующие на нем. И, - верх блаженства! - черный хлеб, столь драгоценный российскому желудку Тайменева, нарезанный крупными ломтями, издающий неподражаемый запах, запах теплой сырости убранного ржаного поля... Губернатор Хету предстал в ипостаси волшебника, понимающего все человеческие слабости, умеющего ими наслаждаться и знающего, как помочь в том ближнему. Соединив европейские черты с местным колоритом, Хету наверняка постоянно находился под гнетом сильных желаний, искушающих его сильную здоровую натуру. И, видимо, нашел для себя золотое сечение жизни, хитро рассекающее пространство личного бытия, оставляющее по сторонам аскетизм и гедонизм. Да, сказал себе Тайменев, разглядывая стол и хозяина: все-таки ведущее, характеристическое качество, отличающее человека от низкоразвитых животных есть умение наслаждаться, неотрывное от умения остановиться в наслаждении, не нажимая кнопку эйфории до изнеможения. Два университетских диплома, за которыми годы жизни в столице... Тем не менее Хету, - не раб техноэпохи. Как он ухитряется сочетать в себе два образа жизни, два стиля мышления, две системы восприятия? Ведь Хету стоит одновременно на двух дорогах: восточной и западной! Как получается у него через окно сенсоризма не терять из виду духовную суть, сердце? Нет, не хватит ни знаний, ни интуиции, чтобы составить полный портрет губернатора Звезды! За столом Тайменев думал о том, что все претензии так называемой гуманитарной науки запада можно считать ущербными, связанными преимущественно с внешне-функциональными возможностями человека, безграничного как сама вселенная. Естественно, и восточный метод, обращенный в человеческие бездны, сам по себе недостаточен. Но вот в слиянии они могут дать что-то близкое к тому, что видит Николай в Геракле. Могут... У Хету, похоже, получилось. Ненавязчиво помогая ориентироваться в созвездиях блюд и напитков, узнавая таким образом вкусы и предпочтения гостя, хозяин дома руководил неспешной беседой, направляя ее в известное ему русло. - Оказывается, у нас с вами больше общего, чем.., - Хету передал Тайменеву тарелочку с жареным мясом каракатицы, приправленным отварным рисом с зеленью и узкогрудый соусник, - Только потому и позволю себе некоторую серьезность. Надеюсь, она не повредит нашему аппетиту, - он отпил из бокала подозрительно зеленой смеси и забавно поморщился от удовольствия, - Как вы считаете, есть зависимость между потребляемой человеком пищей и его образом мышления, картиной мира, как любят писать ваши ученые? Тайменев оказался не готов к такому повороту. Надо же, соединить нижайшее, желудочно-кишечное, с высшим в венце природы. А ведь думал о созвучности собственного и губернаторского «Я»! - На ум приходят одни банальности, вроде абсолютно неконкретного постулата о всеобщей взаимосвязи, - Николай сделал паузу для проверки качества загадочного блюда, розовой горкой возвышающегося рядом слева, - Я думаю, у вас готовый вариант ответа. Он покраснел от собственной уклончивости и добавил откровенно: - Признаюсь, я в тупике... Загадочное блюдо оказалось восхитительной смесью мяса креветок, ананасовой кашицы и неопределимого по компонентам соуса, сладкого и кислого одновременно. «Интересно, какая колдунья у него заведует кухней и стряпней?» - задал себе вопрос Тайменев. Стол утверждался третьим полноправным собеседником, разговор с ним приобретал значительность, не мешая открытому надстольному диалогу. И позволял ему скрывать чуть ли не детское замешательство от неудачного начала разговора. - Вы правы, есть у меня вариант... Но прежде уточню вопрос, приблизив его к экзотике моего острова. Итак, мана... Скрытая и вездесущая, таинственная и доступная... Почему мана действует не всегда и не везде? В каком-то месте ее всегда много, в других - как будто и вовсе нет. Хотелось бы узнать, как таковое соотносится с образом жизни, в том числе с образом питания? - О, я слишком ничтожен для решения такой задачи, - Николай решил обратиться к восточному способу уклонения от ответов, - Такие вопросы из Вечности, они для меня чересчур грандиозны. Вот вы, к примеру, любите острые приправы, - Николай кивнул в сторону стоящих двумя рядами соусников, - Не секрет, что излишняя острота в еде вредит желудку. А вот люди совершенства, индийские йоги, отказываются от острого и по другим причинам. Все назвать не смогу, но одну из них... Кратко можно так: острое рождает привязанности и приземляет разум. Хету рассмеялся. - Привязанности рождаются не только острым вкусом. А вот из чего они не возникают, - это вопрос! Давайте-ка переместим плоскость рассуждений. Попробую проиллюстрировать. А в чем дело, вы поймете чуть позже. Хету протянул правую руку назад и в сторону и извлек из-за шторы небольшую статуэтку, - точную копию стоящих вдоль берега острова исполинов. Водрузив ее на середину стола, он продолжил: - Наши великаны не имеют одежды. Почему, не знаю. И вы не знаете. Но почти все они имеют украшение, - пояс с непонятными пока иероглифами. Что за пояс на голом теле? Зачем он понадобился скульпторам? В чем их замысел? Зачем голому ремень от брюк? Попробуйте прямо сейчас, с ходу, освободить воображение и ответить. Губернатор откинулся в кресле и, прищурив голубые глаза, пристально посмотрел на гостя. Тайменев налил в бокал любимой хозяином зеленой жидкости и храбро сделал большой глоток. Терпко-сладкая зелень защипала язык. Состав определить не удалось, но работе сознания напиток не помешал, в голове родилось сразу три гипотезы. Похоже, он приходил в себя. - Пояс, - хранитель долговременной важной информации. Не выбивать же знаки на животах идолов, не эстетично, да и невообразимо с точки зрения культа. Или пояс скрывает концентратор какой-то энергии. Скажем, гравитационной. Эта энергия позволяла в свое время двигаться статуям самостоятельно. А снаружи на поясе инструкция. Прочитал, - и действуй! Или же пояс, - место крепления оригинальных захватов, соответственно уникальной технологии передвижения. Пока все... - Интересно, - заметил Хету и предложил, - Запомним эти версии. Все они могут быть сведены к одной, и все - результат технологического пути объяснения. Вы понимаете, почему: рассудок ищет знакомое, чтобы опереться на него при попытке ответа. И вот, становится ответ продолжением, функцией, производной, частью уже известного. Люди за редким исключением мыслят именно так: технологически-функционально. Все орудия труда в конечном счете - продолжение естественных органов, их функциональные производные. Это относится и к результатам мыслительной деятельности. А почему бы не сказать, что пояс для статуи все равно что желудочно-кишечный тракт для живого человека? Ведь этот самый тракт тоже инструмент добывания энергии. Он улыбнулся с оттенком грусти и прикурил тонкую черную сигару из табака, произведенного на «плантации» в долине Королей. Дым сигары был столь приятен, что Тайменеву захотелось закурить. - И мне ответ неизвестен. Как и на многие другие вопросы. Иначе я бы вам его сообщил, будьте уверены. Но могу с определенной долей уверенности предположить: пояс для каждой статуи ничего не значит! Но все вместе, как-то размещенные в пространстве, они, пояса, рождают нечто, способное на что-то... Вот и все, что могу сказать. Нечто, что-то... Тайменев, думая о странностях губернатора Хету, о его неудовлетворенности собственным разумом, о его попытках перешагнуть человеческий рассудок, почувствовал вдруг дружескую озабоченность. Ему захотелось сказать: «Дорогой мой Хету, ты здоров психически и физически, у тебя есть все. Брось ты все эти вопросы, не приведут они ни к чему хорошему». Но вместо этого заметил полуутверждением: - Опять мана, ждущая своего часа... А вообще вы правы. Мы создали то, что называем второй природой, техносферой, и она стала нашим миром. Первая же природа, субстанция жизни, удаляется от нас все дальше. Дистанция не только в физическом плане, но и в психическом, интеллектуальном, увеличивается. Идем к разрыву, к гибели. Они замолчали, сосредоточенно выбирая закуски. Хозяин дважды наполнил коньячные рюмки и только после того продолжил разговор. - Да! Согласен. Я чувствую бессилие перед наступающей техносферой. Бизнес захлестывает Рапа-Нуи. Гибнет культура, не изученная, не узнанная как следует. Мало того... Что-то происходит, а я не могу понять. Исчезают люди. Противостояние света и тьмы переходит какие-то грани... - Так ли все мрачно? - обеспокоено спросил Тайменев, - Ведь подобное случается везде. И ничего, люди живут. Холодок от произнесенного вслух «что-то происходит» кольнул Николая в сердце ледяной иглой. Он вздрогнул, стараясь сохранить внешне спокойствие. - Нет, не то. Что-то мы делаем здесь не так. Опаздываем! Определенно! Ваша судьба так сплелась с судьбой острова и моего народа... Вы и не представляете себе... Хету стал говорить отрывками фраз, не завершая мыслей, не стремясь к внешней логичности. Мистическое начало, поразившее Тайменева на их первой встрече, брало верх. Он начинал верить в неслучайность происходящего с ним, в неотвратимость неприятностей лично для себя. - ...Мы все включены в противостояние. Вам не надо бояться, я вижу вашу судьбу. Но надо быть готовым. Большего сказать просто не могу... Тут Хету словно очнулся, оживился, и заговорил об искусстве сочетания различного питья и закусок. Дважды хозяин выходил на кухню и возвращался с новыми блюдами. Гость же только удивлялся, как много может в него вместиться незнакомых яств и, что вовсе удивительно, - напитков, содержащих разные проценты алкоголя. Посмотрел бы на него Франсуа! За столом они провели весь день и согласно признали его удачным. Перед прощанием Хету попросил Тайменева сообщать немедленно обо всем подозрительном и не скрывать ничего. То есть докладывать обо всем, что внушает опасение, сказал себе Тайменев, без улыбки и очень серьезно. Встреча с губернатором убедила: на острове делаются серьезные дела серьезными людьми. Пока эти люди не видны, но второй круг дракона из Оронго неуклонно приближает Николая к ним. |