Редько Александр Странствия шамана. Места силы и исцеления. От Камчатки до Тибета

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   13   14   15   16   17   18   19   20   ...   23

Такой удачи я и не ожидал. Увидеть тайную буд­дистскую обитель, расположенную там, где могут пройти только альпинисты со специальным снаряжение

Приобщиться к древнему мистическому обряду! Не его ли имел в виду лама, спасший мою жизнь в Лхасе?

Мне пришлось рассказать тибетцу всю историю, связанную с обретением этой книги, чтобы он понял: я имею право пойти в скрытую обитель вместе с ним, И только сам понесу туда священную книгу. У Юлджи не было иного выхода: посмотрев опять на часы, он согласился.

Оставив все лишнее, мы с ним пошли дальше, но не вверх по маршруту альпинистов, ведущему в первый штурмовой лагерь (7010 м), а на запад, обходя по лед­никовому траверсу каменистые отроги горы.

Почти два часа карабкались мы по острым гребням без всякой тропы, поминутно увязая в целиковом снегу. Мои усы и борода обледенели, превратившись в сплошную корку, кольцом охватившую рот и остав­ляющую лишь небольшую дырку для свистящего дыхания. Я уже плохо соображал, куда мы двигаемся и зачем: тело устало и готово было отказать в любую минуту. Страшно хотелось посидеть прямо в снегу, хотя бы совсем немного. Но мой мозг знал — это смерть...

И вдруг я увидел впереди человека, сидящего на краю заснеженного карниза. Это было похоже на гал­люцинацию истощенного разума, будучи настолько неправдоподобным. На высоте 6,5 км, в жути смер­тельного холода и режущего тело ветра, на отвесной обледеневшей стене в позе лотоса сидел бритоголовый юноша, на теле которого трепыхалась лишь темно-красная туника буддистского монаха. Он был всего лишь в десяти метрах от нас, и я даже различил застывшие черты его лица, слегка припорошены снегом...

Не останавливаясь, Юлджи перевалил за очереди скальный гребень и пропал из виду. Я поспешно последовал за ним, взобрался на эту площадку и оторопел окончательно...

Взору моему предстала небольшая котловина между скал, заполненная снегом. На краю ее в сугробе стояла большая черная тибетская палатка-банаг. Она шьется из ячьей шерсти и обычно использует пастухами-кочевниками. В центре же площадки находился типичный ритуальный тарчок: мачта с растяжками, на которых трепетали десятки истерзанных ветром разноцветных молитвенных флажков. Под мачтой возвышалась куча полузасыпанных снегов черепов и рогов домашних и диких животных. Святилище было окружено КОЛЬЦОМ ИЗ десятка снежных конусов метровой высоты, которые со стороны были похожи на засыпанные снегом каменные ритуальные ступы-чортены.

Но не это так поразило меня. Я увидел еще несколь­ко человек, неподвижно сидящих, как и первый, на снегу и одетых лишь в монашеские туники. Они были совсем молоды и, казалось, совершенно не обращали никакого внимания ни на смертельный холод, ни на нас с Юлджи...

Из палатки вышел пожилой монах и пригласил нас войти. Внутри чуть тлела кучка сушеного ячьего на­воза, над которым висел большой закопченный чай­ник. Рядом, перебирая четки, сидел маленький сухо­щавый человек с морщинистым лицом, одетый в оран­жевый халат ламы.

Поздоровавшись, он выслушал Юлджи, а затем стал что-то говорить ему, с укоризной кивая в мою сторо­ну. Затем он заговорил со мной на хорошем англий­ском языке и неторопливо выспросил все: о моей жиз­ни, о путешествии по Тибету, о «смерти» в Лхасе и о человеке, давшем мне священную книгу. Он взял ее в руки и долго молча гладил ладонью, будто общаясь с кем-то живым...

Я знаю этого человека. Ты даже не подозреваешь, насколько судьба осчастливила тебя встречей с ним. Ты теперь не посторонний для нас. Отдохни пока. Мне же надо подготовиться к обряду, ради которого вы пришли.

Но после увиденного я будто и забыл об усталости. Тысячи вопросов были готовы сорваться с моих уст. Что это за высокогорный гомпа? Зачем нужны такие суровые условия? Кто эти сидящие на снегу юноши? Как они вообще живы?

Ты вправе узнать все это, — сказал лама, будто прочитав мои мысли. — Тем более что все увиденное

здесь имеет самое прямое отношение к тому главному, что тебе необходимо уяснить в первую очерередь. Все это делается ради Бардо, а вернее, ради того, бы облегчить пребывание в нем, а то и вообще миновать его...

Лама-ринпоче (учитель), как и Юлджи, тоже очень торопился начать обряд чтения «Бардо Тхёдол» и, занятый приготовлениями к нему, поручил пожилому монаху-гелонгу (ученое звание) ответить на все мои вопросы. Мы вышли с ним к тарчку, и то, что я узнал, мне самому до сих пор кажется неправдоподобным.

Оказывается, все эти юноши, обладающие, казалось бы, невероятными способностями, являются обычными трапа, то есть монахами-учениками монастыря Ронгпу. Обучение каждого тибетского монаха включает в себя изучение искусства тантрийской йогой и овладение различными духовными практиками, чего это нужно — расскажу позже, когда речь пойдет Бардо. А в данной обители эти трапа учатся вырабатывать в себе внутреннее тепло, именуемое тумо. Слово- это переводится как «легкое пламя» и означает энергию, которую адепт йоги способен улавливать из все­общей энергии-времени, разлитой в пространстве во­круг нас.

Умение вырабатывать тумо, конечно, помогает те­лам йогов, особенно отшельников, легко переносить холод

и лишения тибетских высокогорий. Ведь в своих заледенелых пещерах-таяугах они находятся в одних набедренных повязках и используют огонь только для приготовления чая. Но тепло для тела — это побочный эффект тумо. Это внутреннее «пламя», по большому счету, нужно им вовсе не для этого. Речь идет не о материальном огне и тепле, а о совершенной духовной энергии, способной созидать и совершенствовать все сущее. Владеющий этой священной магической силой способен делать со своим телом все что угодно, но только ради высшей цели: получить право навсегда из­бавиться от него!

Овладение каждой из десятков духовных практик йоги требует очень длительного времени и неимовер­ных усилий. Вот и эти юноши сейчас уже находятся Как бы в высшей школе тумо. А начинались их трени­ровки несколько лет назад на берегах горного потока, бегущего с ледников, неподалеку от монастыря. Не­простой была та учеба. А право продолжить обучение уже в этой высокогорной обители получили лишь те, кто овладел начальными способностями и сдал учите­лю своеобразный экзамен.

Начинающий йог совершенно голым садился на бе­регу горного ручья. Его оранжевую тунику мочили в ледяной воде, а затем набрасывали ему на плечи. Он должен был довольно быстро высушить ее за счет мо­билизации своего внутреннего тепла. И так — десять раз подряд!

Причем по времени надо было уложиться в о час!

Свист ледяного ветра постоянно уносил от меня рывки фраз рассказчика.

Ежась в пуховом альпаке, я подошел к одному трапа, неподвижно сидящему неподалеку. Снег уже засыпал его по щиколотки, но сдувался ветром с головы и обнаженных плеч. И тут я понял, что что-то здесь не так: кожа этого человека была не красной, должно было бы быть по идее, а совершенно белой как и снег! Он не таял от соприкосновения с ней!

Я осторожно дотронулся пальцем до его руки. Кожа была плотной и холодной, как лед...

Он не дышал... Он был мертв...

Нет, это не так, — вдруг сказал монах. — Он просто его сейчас нет в своем теле.

Как это «нет в теле»? — в замешательстве щ бормотал я. — А где же он?

Не знаю... Каждый из них решает сейчас свои кармические задачи. Этот, может быть, сейчас на небе Тушита, а может быть, на Джомолунгме...

Как это на Джомолунгме? — спросил я с недоверчивой глуповатой улыбкой.

Только «цивилизованные» западные люди караб- каются туда ногами, изнурительно волоча на гору свое, неприспособленное для этого тело...

А зачем? Разве это твое тело захотело подняться на самую высокую гору планеты? Нет, вовсе не тело.

Я вообще уже ничего не соображал.

—А когда же он... так сказать... вернется?

— А кто же это, кроме него, знает... Вон, некоторые сидят уже больше недели... — И он указал пальцем на снеженные конусы, которые я принял ранее за ка­менные чортены, окружающие тарчок.

Вы... Вы хотите сказать, что там... под снегом... сидят люди?!

Да нет же! Там сидят их тела... Мне стало так жарко, что я невольно расстегнул пухоник... Может быть, и ко мне тоже пришло волшебное гумо?

Из оцепенения меня вывел голос Юлджи, зовущего нас в палатку.

« ТХЁДОЛ»

Пока мы отсутствовали, лама-ринпоче изготовил не­что похожее на чучело погибшего шерпа: связал из па­лочек конструкцию, надел на нее его вещи, оставав­шиеся в базовом лагере и принесенные сюда Юлджи. На листе бумаги он нарисовал человека, сидящего в позе лотоса, в окружении каких-то символов и фигур, и ниже написал имя погибшего.

Прикрепив рисунок на месте предполагаемой голо­ви, лама поставил этот фантом в дальний угол палат­ки, зажег перед ним масляный светильник и сел со

скрещенными ногами, спиной к нам. Положив пeред собой «Бардо Тхёдол», старец стал тихо бормотать тексты, чуть покачиваясь в сторону «умершего». Его огромная тень, отбрасываемая на стены палатки, трепетала вместе с ними под порывами ветра и будто плясала над нами, сжавшимися в холодной темноте противоположного угла...

Шум ветра заглушал голос ринпоче, но зато позвалял нам шептаться с монахом-гелонгом, не мешая: ходу обряда.

Этот манекен умершего называется у нас чанг-ку Символы на нем обозначают пять органов чувств, с помощью которых человек воспринимает окружающую действительность. Ниже на листе написаны шесть миров сансары, в один из которых может попасть «принцип сознания» погибшего проводника, так как прямой путь в нирвану после смерти тела возможен лишь для йога.

А какая разница между сансарой и нирваной? спрашивал я ламу.

Нирвана — это состояние высшего блаженства! В нем живое существо не имеет телесной оболочки! несущей ему лишь проблемы и страдания. Полнейшая свобода и абсолютный покой, происходящие от слия­ния «принципа сознания» с Божественным Ясным Светом, то есть слияние твоей души с Душой Создате­ля, — вот что такое Нирвана! Она — цель и смысл жиз­ни каждого человека. Ведь наш нынешний облик —

лишь ступенька на долгом и трудном пути к единению с Богом. И право на это единение надо заслужить, ду­ховно совершенствуясь во время круга бесчисленных перерождений в материальных мирах сансары.

Теперь поняли? — помолчав, добавил он. — Нир- вана — это высшее состояние души, а сансара — ме­стопребывание физического тела. Запомните, что та­ких мест всего шесть: сура — мир дэвов (полубогов), тура — мир титанов, пара — мир людей, трисан — мир животных, прета — мир голодных духов и хунг — мир преисподней. Сейчас мы с вами находимся в мире лю­дей и должны прожить свою жизнь так, чтобы после смерти тела душа если и не заслужила нирваны, то по­лучила бы следующее воплощение в одном из выше­стоящих миров. На худой конец, вновь воплотилась бы и человеческом теле, причем в более благоприятном, чем прежде. И уж совсем скотская жизнь сулит вам по­пасть в мир животных, а то и сразу в преисполню...

А где и когда решается этот вопрос для каждого из нас?

Слова «рождение» и «смерть» характеризуют со­стояние тела. Душа же вечна и, в перерыве между смертью старого и обретением нового облика, нахо­дится в том состоянии, которое мы называем Бардо. Оно очень сложное состояние, где душа подобна но­ворожденному, вынужденному отвечать перед буду­щим кармой всей своей предыдущей жизни. Она мо­жет не выдержать тяжести видений за содеянное в жизни и заплутать в Бардо. А главное в том, что, толь­ко находясь в Бардо, душа может попытаться вырвать­ся из цепей сансары. Для этого и необходим обряд, проводимый сейчас ламой. Именно в «Бардо Тхёдол» — древней священной книге, как в путеводителе, рассказывается о том, какие испытания ожидают ду­шу умершего, даются советы, как их преодолеть, и объясняется, как попытаться все-таки вырваться из Бардо сразу в нирвану. Лама-ринпоче визуализировал сейчас умершего шерпа перед собой, а затем он будет читать наставления его душе все то время, пока она будет странствовать в Бардо.

И каков этот срок?

Продолжительность Бардо — 49 дней. Но в нем существует несколько этапов, поэтому обряд будет проводиться один раз в неделю, в особые дни.

А что потом?

Чанг-ку проводника мы сожжем в пламени све­тильника, распрощавшись тем самым с его душой, об­ретшей новое состояние. Пепел перемешаем с глиной и сделаем из нее миниатюрные ступки тса-тса. Одну из них Юлджи должен будет доставить в дом родите­лей погибшего, ну а вторую — отнести на Джомолунг­му, туда, где он и погиб...

Значит, Бардо является конкретным местом в мироздании?

Вовсе нет! Весь наш мир, который западные уче­ные считают реально существующим, материальным, на самом деле лишь иллюзия Высшего Разума. Соот­ветственно, и все то, что душа умершего «видит» в Бардо, — лишь галлюцинаторные отражения поступ­ков, совершенных им при жизни на Земле. Эти по­ступки, естественно, сопровождались мыслями: хоро­шими или плохими. А мысли материальны: как ты мыслил, то и ожидает тебя в Бардо и в следующей жиз­ни. Поэтому мы и называем эту книгу — книгой для живых. «Бардо Тхёдол» учит, как жить ради совершен­ного будущего, и указывает каждому из нас путь...

Прошло более часа, пока ринпоче закончил нако­нец обряд. Налив себе стакан горячего тибетского чая, густо приправленного солью и ячьим маслом, он уста­ло присел у тлеющего аргала.

Помолчав немного для приличия, я все же не удер­жался и спросил его о том, что мучило меня все эти странные и невероятно особенные дни моей жизни. Я спросил, что за образ был увиден мной тогда, в Лха­се, когда душа моя стремительно летела к последнему пределу этого мира.

Что это был за буддистский монах с моим соб­ственным лицом? Почему я, уже стоя на пороге того света, все же вернулся обратно? И вообще: был ли я в Бардо?

В тишине, нарушаемой лишь свистом ветра за по­логом палатки, да потрескиванием фитилька в масля­ном светильнике, лама молча и неторопливо допил свой необычный чай и лишь затем заговорил:

Ты врач и должен знать, что лишь одна из 200 ООО яйцеклеток, образующихся в организме женщины, имеет шанс быть оплодотворенной и «превратить­ся» затем в тело человека. Это очень большая удача для каждого из нас. Но современный человек мало задумы­вается над тем, почему именно ему «выпал счастливый билет жизни». А между тем не только Будда, Иисус или Мухаммед были посланы Создателем на Землю с кон­кретной Миссией. Ее имеет каждая человеческая душа. И если задача Мессии — нести просветление человече­ству в целом, то цель, стоящая перед душой каждого из нас, — это духовное самосовершенствование на долгом пути к совершенному озарению. Именно для этого на­ши души и получают периодически свои материальные тела — и здесь, на Земле, и на других планетах.

Когда биомасса состарится, закончится ее жизнен­ный срок, душа полетит туда, где, образно говоря, на­ходится дверь между сансарой и нирваной. Та белая пелена, которую ты видел в конце своего предсмерт­ного «полета», — именно она и есть. Перед ней рвется серебряная нить, до того еще связывающая душу с те­лом. Перед ней решается и дальнейшая судьба души.

Дело в том, что на этой Божественной «двери», как на своеобразном трехмерном зеркале, появляется от­ражение собственной души каждого. Мы видим в нем самих себя...

Но почему не порвалась серебряная нить моей жизни? Почему я вернулся назад?

Если правилен твой духовный путь, но конеч­ная цель еще далека; если задача, поставленная перед тобой, пока не выполнена, а биологическое тело вдруг дало сбой, нить не порвется. Прикоснувшись к Божественной Силе, ты получишь дополнительное время и шанс довести свою духовную миссию до конца...

Ты видел свое отображение на зеркале Ясного Све­та и теперь знаешь, что в душе являешься одним из нас. Цель твоей нынешней жизни еще не достигнута, а потому ты и вернулся обратно. Духовный путь чело­века гораздо сложнее и тяжелее физического. Трудно подняться на Джомолунгму, но еще труднее сохра­нить Ясный Свет в своей душе. А ведь именно он не раз поможет тебе с честью преодолеть те вершины жизни, которые определены для тебя Создателем и осилить которые гораздо труднее, чем гималайские...

Если спросят вас: «Откуда вы?» — от­вечайте: «Мы явились из света, оттуда, где свет возник из самого себя».

Евангелие от Фомы

Столица Тибета Древняя, вечно юная и прекрасная столица Тибета, солнечноликая Лхаса! Много раз мы бывали в этом

замечательном городе, так как большинство наших экспедиций по Тибету стартовало именно отсюда. Но в славном городе этом столько тайн и загадок, что каждый наш приезд сюда не обходился без новых по­исков. И лишь только солнце брызгало сочными лу­чами в окна гостиницы, мы тотчас отправлялись на улицы, навстречу новым ощущениям и открытиям. Скорее, пока приятная утренняя прохлада не смени­лась сухим жестким пеклом полудня. Ведь Лхасу не зря называют «солнечным городом». В году здесь бы­вает не менее 3000 часов ясной солнечной погоды, по­ловину из которых тяжело переносить даже местным жителям.

Хотите попутешествовать по улицам столицы вме­сте с нами? И не беда, что вы пока еще не были в Ти­бете. Усаживайтесь поудобнее с книгой и — вперед! Вас ждут загадки чудесной Лхасы!

«Як-отель», о котором мы уже говорили, удобно расположен в самом центре города: выходишь — и ты уже на главной его улице Dekyi Shar Lam (Дорога Радо­сти), которая прорезает столицу пятикилометровой лентой. Эта улица — часть древнейшей трансазиат­ской дороги. Начинаясь в глубине Индии, она прохо­дит затем через всю Центральную Азию, Монголию и заканчивается на просторах нашей Сибири!

В том месте, где большая дорога выходит в широ­кую межгорную долину тибетской реки Уй-чу (при

тока Ярлунг Цангпо), одиноко стоит трехглавая ска­листая возвышенность. На ней и был построен город, ставший столицей Тибетского государства. Случи­лось это в 50-х годах VII века н. э., при короле Сонгтсене Гампо. Многочисленные войны не раз разру­шали Лхасу. С XIII до XVII века она даже уступала столичные функции Недонгу и Шигадзе. Пятый далай-лама вернул городу былую власть, построив там свою резиденцию — великолепный дворец Пота­ла. И с тех пор этот храм-дворец стал резиденцией всех далай-лам.

В сторону Поталы мы и идем по главной улице. То тут, то там трещат отбойные молотки: китайцы актив­но рушат кварталы старых домов. Раньше не разреша­лось строить в Лхасе жилые дома выше трех этажей: никто не имел права смотреть сверху вниз на далай- ламу, когда тот проезжал в праздники по улочкам. Тог­да, до 1951 года, столица была небольшим городком, с населением в 20—30 тысяч человек, жившим преиму­щественно вокруг двух ее центров: административно­го — дворца Потала, и духовного — монастыря Джоканг. Ныне наступили иные времена. Экспансию Ти­бета КНР начала с Лхасы, делая все, чтобы она стала китайским, а не тибетским городом. Более чем 300 ты­сяч населения ныне проживает в нем, и практически все они приехали из Китая. Тибетский квартал, сохра­нившийся на востоке столицы, составляет лишь 4 % от всей ее площади! За последние 50 лет Лхаса измени 311

лась больше, чем за всю свою предыдущую историю! Китайцы очень гордятся этим, а тибетцы покидают свой город... Светофоры, такси, полицейские на пере- крестках... '

— поду­мает разочарованный читатель.

Не спешите делать выводы! Сразу скажу: конечно, и в столице есть что посмотреть. Рассказ об этом еще впереди. Но если вы планируете побывать только в Лхасе и ее окрестностях, то можете потом не сомне­ваться: в Тибете вы фактически не были!

Вся земля Лхасы считается у буддистов священной. Именно этим словом и переводится название города. Вокруг него кружат паломники, но есть и три главных священных круга. Первый — вокруг стен старейшего монастыря Джоканг в центре столицы. Второй — по улице Баркхор, которая окружает этот именитый мо­настырь. И третья — это кора Лингкор, девятикиломе­тровый маршрут которой идет по бывшим границам Лхасы, огибая всю древнюю часть города, включая скалы марбори и Чакпори. Именно с этой коры начи­нали свои ритуалы пилигримы, приходившие в Лхасу со всего Тибета. С нее начнем и мы, чтобы наконец-то увидеть тибетскую, а не китайскую Лхасу.

Паломников на этой коре в обычные дни немного. Лишь в окрестностях монастырей Луканг и Тсепаг Ла- канг, где имеются специальные стены с крупными мо

литвенными барабанами, которые походя подкручи­вают паломники, верующих бывает побольше. Здесь же дымятся и специальные печи, по типу барбекю, в которых сжигались дымные ветки можжевельника, предлагаемые на продажу многочисленными нищими. Здесь же можно увидеть и истинных фанатиков веры, гак называемых гусениц, ползущих по маршруту коры. Для того чтобы в подобном религиозном экстазе прой­ти кору Лингкор, такому паломнику придется совер­шить более 5000 ритуальных «упражнений»!

Смотришь на них и думаешь: «Странная, загадоч­ная страна. Как ее люди, издревле использующие круг н своих религиозных обрядах (барабаны, мандалы, ко­ры), не используют принцип колеса в своем быту? (Китайцы — не в счет.) Как можно обладать высочай­шей силой духа и высшей духовностью и при этом со­вершенно спокойно испражняться посреди людной улицы?»

Невольно хочется сделать вывод: да, «жизнь — об­ман», как поется в популярной песне пессимиста. Но гут же вспоминаешь, что все тибетцы — оптимисты по натуре, а потому говорят так, как учил их Будда: «Жизнь — иллюзия!»

Сделав полукруг, мы выйдем на берег Уй-чу, где можно присесть и немного передохнуть. Ну а потом нам с вами конечно же необходимо посетить две глав­ные святыни Лхасы: великолепнейший дворец Поталу и священнейший храм Джоканг.

Дворец Потала еще 1,5 тысячи лет назад люди обнаружили на крайном холме марпори (130 м над городом) таинстве! дыру в глубокой пещере и стали поклоняться ее м стическим свойствам, устроив внутри святилище медитаций. В VII в. н. э. первый король Тибета, Сонгтсен Гампо, спрятал это место от лишних глаз, по- строив себе на нем дворец кукхар-подранг. Затем прошло несколько столетий...