Записки рыболова и странника

Вид материала

Документы

Содержание Плохие приметы. Злой рок. Кормлю щук. Страх. Чужак.

Подобный материал:

• Советы бывалого рыболова: Из практики рыболова-спортсмена, 3078.75kb.
• Психологам, интересующимся эзотерикой, эзотерикам и всем, кто считает, что он имеет, 2241kb.
• «Записки», 633.15kb.
• «Записки», 941.26kb.
• Цветовая палитра в произведении и. С. Тургенева «записки охотника» содержание, 1040.94kb.
• Основные требования к оформлению пояснительной записки Примерная структура пояснительной, 16.48kb.
• Данилевич записки, 9685.44kb.
• Курсовой проект состоит из пояснительной записки и графической части, 285.61kb.
• Пояснительная записка 7 3 Состав и структура пояснительной записки 7 > 3 Требования, 51.84kb.
• Спросите любого : какой роман ХХ века, 33.88kb.

ГЛАВА VI

Плохие приметы. Злой рок. Кормлю щук. Страх. Чужак.

По небу разливается алая заря, когда иду по станице, пробуждающейся от короткого летом ночного сна. Беззаботно мурлычу песенку без слов и не догадываюсь, какие тяжкие и удивительные испытания готовит судьба на сегодня.

Началось с того, что в это раннее утро мне перешла дорогу женщина с пустыми ведрами. Не к добру! В таких случаях рекомендуется трижды плюнуть через левое плечи, но это не всегда помогает. Потоптался, потоптался на одном месте и пошел вслед за женщиной к колодцу.

— В такую рань воды захотелось? С похмелья, небось? — спрашивает женщина, когда подхожу к колодцу.

Женщина окаменела, увидев, как я, обогнув колодец, повернул назад.

Сделав петлю, вернулся в исходную точку. Кажется, пронесло. Но тут, откуда не возьмись, у самых моих ног — до чего же скверная привычка! — перебегает дорогу большой серый кот. Он, видно, из тех блудливых котов, которые всю ночь пропадают неизвестно где, а поутру возвращаются домой как ни в чем не бывало. Чтобы обойти кота, надо перелезть через горожу и попасть в чужой двор, а это не всегда поощряется.

Стало ясно, что добром этот день не кончится. Так оно и вышло.

Только вышел за станицу, как далеко-далеко тяжело вздохнул гром. Вскоре зачастил мелкий осенний дождь. Облачаюсь в болоньевый плащ. Дождь немедленно перестает. Прячу плащ в рюкзак — дождь начинается сызнова. Игра с дождем в кошки-мышки приобретает затяжной характер. Несу плащ наготове, в руках. Таким образом удается на время перехитрить стихию.

За меловым мысом — тихая и глубокая речная заводь. Пока, остановившись, закуриваю, в заводи бултыхнулась какая-то рыбина. Пора! Пора, наконец, осуществить давно задуманный план. Сегодня будет своя собственная уха.

Быстренько вырезаю в сухом тальнике удилище, приспосабливаю снасть, прячусь за кустом, закидываю удочку под самый обрез осоки. На крючке — кузнечик. Я еще не встречал рыбы, которая была бы равнодушна к кузнечику. С минуту поразмыслив, поплавок стремительно исчезает — под водой! Звенит леска, гнется удилище. Вот они, те прекрасные и каждый раз неповторимые мгновения, ради которых стойко переносишь холод и голод, дождь и снег, ворчание жены и ядовитые насмешки знакомых.

Вскоре на берегу трепыхается небольшой красавец — голавль, Чуть позже к нему присоединяется компания шустрых красноперок и даже столь желанный для ухи окунь. Благословенный Хопер выдал полный набор для приличной ухи на одну персону. Но меня одолевает жадность, в затуманенном азартом мозгу мелькают видения тройной ухи. Лишь резкое прекращение клева мешает мне подорвать рыбные запасы Хопра.

Чищу рыбу, развожу у самой воды костерок, благо сушняк — на каждом шагу. Не успел приспособить котелок над костром, как — хотите верьте, хотите нет — произошло невероятное. При абсолютной тишине возле костра закружился в дьявольском танце вихрь, приподнял из костра жаркие головешки и шмякнул их в воду. Заодно вихрь не поленился прихватить лежащий на рюкзаке плащ и аккуратно положить его на самую середину реки.

Это уже черт знает что! Остервенело ломаю удилище и бросаю его обломки вслед плащу. Исступленный взгляд останавливается на котелке с рыбой. Рыба тоже летит в реку. Ее хватают на лету прожорливые щуки. Котелок оставляю: ярость человеческая всегда имеет границы. Зря говорят, что человек не помнит себя от гнева. Однажды жена вознамерилась было грохнуть в сердцах хрустальную вазу. Она подержала вазу в руках, подумала, поставила вазу на место, взяла надтреснутую чашку и уж ее-то разнесла вдребезги. Теперь жена всегда имеет под рукой такую посуду для битья, которую все равно надо выбрасывать.

В глазах темнеет, но уже не от гнева: из-за леса выкатывается черная, с фиолетовыми разводами туча. Психовать теперь не время. Рассудок обретает трезвость, а ноги — быстроту. Сбрасывая на ходу одежду, резво бегу вдоль берега, бросаюсь в воду и выуживаю плащ. Только-только выполз на берег, как хмурое небо расколола пополам молния, тут же оглушительно грохнуло и по голой спине забарабанил сильнейший ливень. Разумеется, более удобного момента стихия и выбрать не могла.

Когда, весь мокрый, укрыт мокрым же плащом, очень хорошо мечтается о горячей душистой ухе. Позже убедился, что мечты о собственной ухе именно на Хопре оказались фантастическими. Я не раз еще пытался сообразить уху в другие дни — и это безобидное занятие неизменно вызывало дождь. Бывало, внимательно оглядывал небосвод, прежде чем приступить к делу. Случалось, небо было чистым, как совесть младенца, но стоило развести костер — и к нему на всех парах мчались тучи. Любопытно, что до моего появления на Хопре не упало ни капли дождя в течение двух месяцев. Впрочем, эти сведения — для непосвященных. Рыболовы знают, что подобные ситуации в их многострадальной жизни не исключение, а правило. Рыболовы хорошо, например, знают, что отличная для рыбной ловли погода бывает, как правило, в будние дни. Уже к вечеру пятницы начинает дуть самый вредный для рыбалки северный ветер, а в субботу — пусть это будет даже в июле — может случиться дождь, град, снегопад или маленькое землетрясение.

Только было двинулся вперед — дождь хлестанул с новой силой. Прячусь под густым шатром вяза. Складываю в полиэтиленовый кулек часы, папиросы, спички, кое-как накрываю себя и рюкзак плащом. Слева в нескольких метрах пузырится дождем Хопер, справа — плотная стена леса. Дождь мельчает, обозначается обложным. В лесной чащобе — шорохи, слабый треск сучьев, вздохи. Кажется, кто-то ходит и ходит по лесу и вот-вот выткнется на тебя страшная звериная морда. Жутковато. Приглядевшись, замечаю на земле подрытые корни какой-то травы, уйму следов, разрытые, точно сохой вспаханные площадки. Нет сомнения — это кабаньи следы. Становится совсем не по себе. А смутные неясные шорохи не умолкают. Разве ты забыл, как шумит дождь в лесу? Конечно, это дождь, а все-таки… Единым духом возношусь на вяз, умащиваюсь на толстой ветке.

Боковым зрением улавливаю шевеление на той стороне реки. Всматриваюсь. Вот это да! Почти прямо на меня, вскинув рогатую голову, плывет с той стороны лось. Замираю. Лось подплывает к моему берегу, отряхивается, бредет по мелководью. Если он подойдет к дереву и шутки ради пощекочет меня рогами… Кощунственно взрываю тишину разбойным свистом. Подняв ушастую горбоносую голову, сохатый оскорбленно замер. В его позе — стремительная легкость и чуткость. Еще мгновение — и зверь сиганул многометровым прыжком в чащу и сгинул из глаз, только ветки захрустели.

Сегодня дождю, видно, прискучило подстерегать несчастного странника, и он, наконец, утихомирился. Рюкзак за спину — и скорее подальше от этого страшного места. Впереди нет и намека на тропинку, одна сплошная лесная чаща. С трудом продираюсь сквозь заросли молодого караича. На редких маленьких опушках — примятая трава, будто коровы лежали, но помет не коровий. Это лосиные лежбища.

Пытаясь обойти чащу, забираю вправо, подальше от реки, и попадаю на старую вырубку. В высокой, по пояс, траве не видно порубочных остатков. Спотыкаюсь и выстилаюсь в траве вместе с рюкзаком, обдираю руки о корявый пень. Чем ни дальше — тем хуже. Пройти уже невозможно — деревья сплошь оплетены хмелем, а все кусты — перепутанным белесым шпагатом. Это повилика, паразитирующая на растениях вырубок.

Ободранный, насквозь мокрый, очумевший от духоты влажного леса, подстегиваемый страхом остаться в этой треклятой вырубке навсегда, кидаюсь то вправо, то влево, а проглянувшее солнце резво бежит на ночлег. Мерещатся мои бедные кости, обглоданные неведомым зверем. Наверно, так погибают легкомысленные бродяги. Если бы в это время было кому прижалеть меня — я бы пролил слезу. Эгоистична натура человеческая: мы охотно и не в меру сочувствуем сами себе — так нет же, подавай нам еще сочувствие окружающих.

Вырубка кончается. Прибавляю шагу. Вроде давно должна быть станица Зотовская, но куда она подевалась — ума не приложу. Продираюсь к Хопру, чтобы не заблудиться. Вот и река. Веселее стало. Не померещилось ли: петух закричал. Из последних сил перехожу на тряскую рысь, рюкзак бухает по спине, едучий пот застилает глаза. Еще один поворот Хопра, — и вижу синий домище с белыми ставнями, а на горе — обшарпанный купол церкви.

Устремляюсь вперед — и попадаю в мочежину. Прямо по ходу блестит зеленоватой водой заросший осокой затон. Начинаю обходить затон и натыкаюсь на заросли крапивы. Этого еще не хватало! Ничего не скажешь — хорошо спряталась станица Зотовская!

Лес редеет. Выхожу на хорошо протоптанную тропинку, тропинка выводит на лужок. На лужке дородная женщина в цветастой кофте и белой косынке косит траву. Жикая литовкой, она ловко укладывает стежку за стежкой. Как же приятно увидеть за весь день живого человека! Подойдя поближе, я брякнул ей в спину: «Добрый вечер!».

Женщина обернулась. Перед ней стоял настоящий лесной бродяга — выгвозданный, весь в колючках и еще черте в чем, заросший. Его глаза горели безумным азартом игрока, сделавшего последнюю ставку.

Женщина вскрикнула, выронила литовку и очень резво для ее грузной комплекции побежала в станицу. Что ни говорите, странный народ эти женщины…

Распогодилось. Солнце прячется за горой, но спешить теперь некуда. У околицы станицы присаживаюсь на поваленное дерево, наблюдаю за рыболовами в лодках.

Тут ко мне с разных сторон и этак осторожненько подходят два дюжих молодца, голых по пояс. Их квадратные торсы — как танковая броня. Молодцы поигрывают курганами мускулов. Уважаю силу, но такая явная ее демонстрация просто неприлична. Молодцы молча пристраиваются на дерево слева и справа от меня. Теперь издали, да еще в этой ромашковой рубахе, я похож, наверно, на девушку, которую заботливо опекают такие видные парни. Опекают плотно: мне не ворохнуться.

Начинается форменный допрос: кто такой, откуда, зачем?

Подобострастно отвечаю.

Ты нам баки не забивай, — предупреждают парни — турист… Мы ишо не видали пеших туристов в наших краях. Ишь, зачем-то бороденку поганую отрастил?

— Жинке такой зарок дал: не бриться, пока домой не вернусь.

— Та-ак!

— А кто тебя на Хопре знает?

— Лащилин из Михайловской.

— Это какой же Лащилин?

— Борис Степанович.

Парни заулыбались.

— Это ты Василису напужал? — спросил один из них.

— Наверно, я.

— Прибегла баба в станицу, сколомутила улицу, кричит, будто страшилище какоесь возля станицы огинается.

Парни хохочут.

— А ночевать где думаешь?

— Не знаю.

— Айда тогда к Анне Осиповне. Мировая старушка. Она тут поблизости живет.