Перевод: Тодер Олег Якубович

Вид материала

Документы

Содержание Причина ссоры

Подобный материал:

• Честь израэля гау, 1808.36kb.
• Уважаемые отец Олег, Олег Александрович, Михаил Иванович, представители духовенства, 120.22kb.
• Перевод как разновидность межъязыковой и межкультурной коммуникации, 2007.21kb.
• Олег Анатольевич Усов подпись Контактное лицо: Усов Олег Анатольевич, конкурс, 1883.42kb.
• Приднестровской Молдавской Республики. Авторы, исследовав широкую нормативно-правовую, 2110.66kb.
• Раввин Лорд Эммануэл Якубович, 432.15kb.
• О. В. Михайлов Михайлов Олег Васильевич, 170.11kb.
• Таскаева Светлана Юрьевна, 41.39kb.
• Перевода утверждается научным руководителем аспиранта (соискателя) и специалистом, 45.31kb.
• Малиновской Софьи Борисовны Специальность: журналистика Специализация: художественный, 969.08kb.

Глава 2
ПРИЧИНА ССОРЫ

   Видимо, существует какая-то тонкая связь между пустынностью и бесплодностью ландшафта и ценностью минералов, залегающей под ней. Скалистые горы Американского Запада, иссушенные равнины Западной Австралии, скованные льдом ущелья Клондайка и голые склоны Витватерсрандского вельда - это крышки сундуков хранящих великие сокровища мира.

   О существовании золота в Трансваале было известно и раньше, но только в 1886 году стало ясно, что месторождения, лежащие в тридцати милях южнее столицы, необычайно богаты. Содержание золота в кварце не особенно высокое, нет и жил значительной толщины. Особенность шахт Ренда состоит в равномерном распределении металла по всей толще формации, что позволяет наверняка намечать участок под разработку. Такая безрисковость необычна для добычи золота. Это в большей степени карьеры, чем шахты. Добавьте к этому факт, что рудные жилы, обычно обнаруживаемые случайно, в данном случае прослеживаются на громадную глубину, имея на всем протяжении то же содержание золота, что и у поверхности. Заниженные оценки определяют ценность золотых запасов в семьсот миллионов фунтов.

   Эффект, произведенный подобным открытием очевиден. В страну повалили толпы искателей приключений, часть из них была востребована, часть нежеланна. Определенные обстоятельства отталкивали от этих мест буянов и всякого рода сорвиголов, обычно стремящихся на вновь открытые золотые поля. Здесь не было шахт, способных привлечь к себе авантюристов-одиночек. Здесь не было самородков, сверкающих сквозь муть промывочных ковшей, как в Балларате, или способных возместить калифорнийским золотоискателям "сорок девятого года" все невзгоды пути и изнурительный труд. Нет, в этих местах успех могло принести только тщательно продуманное использование машин, что было под силу лишь капиталу. Менеджеры, инженеры, шахтеры, технические эксперты, торговцы и посредники, наживающиеся на них. В этой массе "уитлендеров" - пришельцев, представленной всеми расами мира, несомненно, преобладала англо-кельтская кровь. Лучшими инженерами были американцы, лучшими шахтерами - корнуэльцы, лучшими менеджерами - англичане. Деньги на основание шахт в большинстве случаев шли из Англии. Однако со временем проявились и германо-французские интересы, и в настоящий момент их совместные предприятия по мощности сравнимы с английскими. Вскоре население центров горнодобычи, состоявшее преимущественно из молодых людей выдающихся умственных способностей и энергии, превысило население всей бурской общины.

   Ситуация была исключительной. Я уже предлагал рассмотреть ситуацию на примере Америки, представив, что голландцы Нью-Йорка переселились на запад и основали в высшей степени ретроградное антиамериканское государство. Продолжим аналогию, предположив, что новое государство расположено в Калифорнии, чье золото вызвало громадный наплыв американских граждан, превосходящих по численности коренных обитателей. Представим, что этих граждан обложили тяжелыми налогами и обходятся с ними несправедливо, услышим, как они своими жалобами на притеснения оглушают Вашингтон. Представив все это, мы получим картину отношений между Трансваалем, уитлендерами и Британским Правительством.

   То, что уитлендеры действительно подвергались безосновательным притеснениям, никто не может отрицать. Перечислить их просто невозможно, поскольку вся жизнь этих людей была омрачена беззаконием. Не было ни одной обиды, из принудивших Бура покинуть Капскую Колонию, которую он не нанес бы теперь уитлендерам. Желание господствовать над другими - грех простительный в 1835, разросся 1895 в до чудовищных размеров. Простые жизненные ценности, присущие фермеру, пали пред искушением богатством. Часть провинциальных буров, хоть и в малой степени, так же оказались поражена этой болезнью. Правительство Претории превратилось в коррумпированную олигархию, корыстную и некомпетентную. Чиновники и привилегированный Голландец распоряжались потоком золота, лившимся из шахт, в то время как горемыку Уитлендера, обеспечивающего почти все налоговые поступления в казну, обирали на каждом шагу. Над ним смеялись, всячески издеваясь над его попытками добиться права голоса, с помощью которого он надеялся мирно устранить беззаконие и страдания, отравлявшие его жизнь. Он не был неблагоразумной личностью. Напротив, он был терпелив до неприличия, подобно городу, осажденному неприятелем. Но его положение было невыносимо, и после неоднократных попыток мирно договориться, после многочисленных раболепных обращений в Фольксраад, он, наконец, осознал, что добровольно ему не дадут никаких прав, если он сам эти права не отвоюет.

   Не пытаясь перечислить все обиды и притеснения, испытываемые уитлендерами, напомним здесь лишь наиболее серьезные.

   1. Высокие налоги, обеспечивающие семь восьмых от общих сборов в казну государства. Налоговые поступления, составлявшие 154 000 фунтов в 1886 году (когда были открыты золотоносные поля), выросли до 4 миллионов фунтов, и страна, благодаря индустрии, созданной уитлендерами, из беднейшей стала одной из самых богатых в мире (на душу населения).

   2. Несмотря на процветание, которое они принесли с собой, уитлендеры, составляя большинство населения страны, были лишены права голоса, и не могли влиять на распределение огромных сумм, ими же обеспечиваемых. Такое налогообложение, без представительства в органах власти, не известно нигде в мире.

   3. У них не было права выбирать или назначать плату официальным лицам. Люди, обладающие наихудшими чертами характера, могли быть назначены на должности, дающие им абсолютную власть в сфере имущественных интересов. При возможности, даже Министр Горноразработок пытался присвоить себе шахту, найдя формально уязвимые места в документах на право собственности. Общая зарплата официальных лиц в 1899 году достигла размеров, достаточных для выплаты по 40 фунтов всем Бурам мужского пола.

   4. Они не контролировали процесс образования. Генеральный директор Йоханнесбургского Совета по Образованию, мистер Джон Робинсон высчитал, что на школы уитлендеров тратится 650 фунтов из 63 000 выделенных на образование, что составляет шиллинг десять пенсов ежегодно на ребенка-уитлендера и восемь фунтов шесть шиллингов на ребенка-бура. Уитлендеры, как всегда, оплачивали семь восьмых всех расходов.

   5. Никакой власти в органах самоуправления. Бочка водовоза вместо водопровода, выгребные ямы взамен канализации, коррумпированная и своевольная полиция, высокая смертность при здоровом климате - все это в городах, которые они сами построили.

   6. Деспотизм в вопросах свободы печати и собраний.

   7. Отсутствие права избираться в жюри присяжных.

   8. Постоянное моральное напряжение из-за обременительных законов в области горноразработок.

   Все это вызывало поток жалоб, касавшихся как шахт, так и общего положения уитлендеров. Монополия на динамит, дополнительно стоившая шахтерам 600 000 фунтов в год за динамит худшего качества; законы о спиртных напитках, позволявшие трети кафиров постоянно шататься пьяными; некомпетентность и вымогательство на государственных железных дорогах; многочисленные статьи и оговорки при выделении концессий, вызывающие дополнительные затраты и способствующие поддержанию высоких цен; обложение Йоханнесбурга пошлинами, от которых город не имел никакой прибыли - вот примеры проблем, и значительных, и мелких, затруднявших нормальную жизнь.

   Добавьте к этому постоянное раздражение любого, рожденного свободным, американца или британца, вынужденного беспрекословно подчинятся собранию двадцати пяти человек, из которых двадцать один оказался замешан в деле Железнодорожной Компании Селати, будучи публично и обстоятельно обвиненными во взятничестве, с раскрытием всех деталей получения взяток. Их продажность сочеталась с полнейшим невежеством, что подтверждают опубликованные сообщения о дебатах в Фольксраде. Они утверждали, что использование динамитных бомб для вызова дождя - это стрельба по Господу, что уничтожение саранчи - нечестивое деяние, что использование слова "участвовать" недопустимо, поскольку его нет в Библии и что почтовые ящики на столбах экстравагантны и женоподобны. Такие obiter dicta (частное определение, юр.) выглядят смешными издалека, но они менее забавны, когда исходят из уст диктатора, имеющего абсолютную власть над условиями вашей жизни.

   Будучи заняты бизнесом уитлендеры не были помешаны на политике, их желание принимать участие в управлении государством объясняется необходимостью обеспечить сносные условия деятельности в собственной отрасли и собственной повседневной жизни. Насколько было необходимо такое участие, может судить каждый беспристрастный человек, прочитавший список жалоб. Поверхностному наблюдателю буры кажутся борцами за свободу, но тот, кто заглянет глубже, неминуемо увидит, что в действительности (как свидетельствуют их же правила голосования), они были стороной, присвоившей себе право угнетать и уверенной в собственной исключительности. Их понятие свободы оказалось слишком эгоистичным, и сообразно этому понятию они подвергали других более тяжелым притеснениям, чем те, против которых восстали сами.

   По мере того, как росло значение шахт и число шахтеров, оказалось, что в этой космополитичной массе политическое бесправие сильно задевает одних, оставляя других совершенно равнодушными, пропорция определялась тем количеством свободы, к которому они привыкли дома. Уитлендеры с континента с большим терпением относились к явлениям, неприемлемым для американца или британца. Однако американцы были в меньшинстве, и основная тяжесть борьбы за свободу пала на уроженцев Британии. Кроме того, что британцы превосходили по численности всех остальных уитлендеров, вместе взятых, были особые причины, заставлявшие их переживать свое унижение острее, чем представителей других рас. Во-первых, многие из британцев были уроженцами Британской Южной Африки, где родственники тех самых буров, которые здесь отказывали им в праве распоряжаться и водой, и собственной канализацией, пользовались самыми широкими правами. Опять же, каждый британец знал, что Великая Британия провозгласила себя доминирующей силой в Южной Африке, и ему казалось, что родина, у которой он искал защиту, попустительствовала и молчаливо соглашалась с его бедственным положением. Как граждане великой державы, они испытывали особенное раздражение от своего политического порабощения. Поэтому именно Британцы были самыми настойчивыми и энергичными подстрекателями.

   Но в глазах оппонентов такие доводы, по чести говоря, не выглядит достаточно убедительным. Буры затратили громадные усилия на создание собственного государства. Они совершали дальние переходы, тяжко трудились и храбро сражались. И после всех затраченных усилий они столкнулись с толпой чужаков, зачастую с манерами, не внушающим доверия, буквально затопивших страну. Если гарантировать уитлендерам право голоса, то, рано или поздно, пришельцы будут доминировать в Рааде и выберут собственного президента, который будет проводить политику, неприемлемую для изначальных хозяев страны. Выбросят ли буры победу, завоеванную оружием, в урны для голосования? Честно ли требовать этого от них? Чужаки пришли за золотом. Они его имеют. Их компании получают прибыль. Этого мало? Если им не нравится страна, почему они не уезжают? Здесь их никто не держит. Но если они остались, пусть будут благодарны, что их вообще терпят, и пусть не позволяют себе вмешиваться с какими-то требованиями в жизнь тех, кто великодушно впустил их в свой дом.

   Такова позиция буров, и непредвзятый наблюдатель может заметить, что многое можно сказать в ее защиту. Но ближайшее рассмотрение показывает, что, не смотря на теоретическую справедливость, проведение в жизнь подобных принципов на практике невозможно.

   В современном многолюдном мире политика Тибета допустима в каком-либо темном закоулке, но непозволительна на огромной территории, в стране, идущей по пути промышленного прогресса. Совершенно противоестественная позиция. Горстка людей, по праву завоевания владеющая гигантской территорией, на которой они рассеяны так редко, что, по собственной поговорке, с одной фермы нельзя увидеть дым соседа, несмотря на малонаселенность, не соглашаются принять новых поселенцев на равных условиях, но провозглашают себя привилегированным классом, полностью доминирующим над вновь прибывшими. Более образованные, прогрессивные и более многочисленные иммигранты находятся в таком угнетенном состоянии, аналога которому не найти на всем земном шаре. На чем основано право Буров? На праве завоевания. Тогда такое же право справедливо применить для разрешения нетерпимой ситуации. Они должны признать это. "Вставай и воюй! Давай!", - кричал член Фольксрада, в ответ на представление петиции о праве голосования уитлендеров. "Протест! Протест! Какой смысл протестовать?", - говорил Крюгер мистеру Кемпбелу, - "у вас нет пушек, а у меня есть". Вот Высший Апелляционный Суд бура. Судья "Крезо" и Судья "Маузер" всегда стояли за Президентом.

   Опять же, аргументы буров имели бы больший вес, не извлекай они выгоду из присутствия иммигрантов. Если бы они игнорировали чужаков, то имели бы право заявить, что не нуждаются в их присутствии. Но, ведь отвергая уитлендеров, они одновременно на них наживались. Такое двуличие недопустимо. Препятствуйте им и не эксплуатируйте, или обеспечьте комфортные условия жизни и стройте Государство на их деньги. Но дурно обращаться с людьми и одновременно увеличивать свое могущество за счет взимаемых с них налогов - определенно верх двуличия.

   Аргументы буров, в целом, основаны на узко расовом предположении, что каждый получивший гражданство, не будучи буром, неизбежно не будет и патриотом. Этот тезис не находит подтверждения в истории. На деле новые граждане обычно гордятся своей страной и не менее ревностно оберегают ее свободу, чем старые. Если бы президент Крюгер великодушно даровал уитлендерам право голоса, пирамида его власти покоилась бы на устойчивом основании, а не балансировала на вершине. Конечно, коррумпированная олигархия была бы вынуждена уйти, и дух более терпимой свободы проник бы в систему управления Республики. Страна стала бы сильнее и стабильнее, с населением, возможно по-разному смотрящим на частные вопросы, но сплоченным в главном. Было бы такое решение выгодным для политики Великой Британии в Южной Африке - другой вопрос. На деле, упорствуя, президент Крюгер оказался настоящим другом Империи.

   Конечно, можно всего лишь несколькими штрихами набросать этапы долгой борьбы между добивающимися избирательных прав уитлендерами и бурами, упорно им в этом отказывающими, но, необходимо помнить, что именно данный спор лежит в основе великого противостояния, и ни один человек, желающий понять историю вопроса, не может игнорировать эти факторы.

   Ко времени Преторианской Конвенции (1881) права бюргерства могли быть получены после годичного пребывания в стране. В 1882 срок был увеличен до пяти лет, разумный барьер, которого придерживаются и Великая Британия и Соединенные Штаты. Оставайся он таким, и можно с уверенностью сказать, что не было бы ни вопроса уитлендеров, ни Великой Бурской войны. Все обиды и недовольства могли быть исправлены силами самого государства, без внешнего вмешательства.

   В 1890 году наплыв чужаков встревожил буров, и они подняли порог, обусловив получение права голоса четырнадцатью годами проживания в стране. Число уитлендеров быстро росло, и они все больше страдали от уже упоминавшихся притеснений. Осознавая, что их обиды столь многочисленны, что удовлетворение их пункт за пунктом - дело безнадежное, они считали, что только рычагом избирательных прав можно сдвинуть непосильно тяжелый груз обид и унижений. В 1893 году в Раад была подана петиция, изложенная самым уважительным образом, и подписанная 13 000 уитлендерами. Но к этому обращению отнеслись с пренебрежительным безразличием. Не сдавшись, Союз Национальных Реформ - организация, проводящая агитацию, возобновила давление в 1894. На этот раз была представлена петиция, подписанная 35 000 взрослыми уитлендерами мужского пола, больше, чем насчитывалось мужчин-буров. Незначительная либеральная часть Раада поддержала этот документ и предприняла тщетную попытку добиться справедливости для приезжих. Глашатаем этой группы выступал мистер Джеппе. "Они владеют половиной земли, они обеспечивают, по меньшей мере, три четверти налогов", - говорил он. "Это люди по богатству, энергии и образованию, по меньшей мере, равны нам. Что будет с нами, или нашими детьми, в тот день, когда мы обнаружим себя в меньшинстве, один к двадцати, без друзей, среди тех, кто напомнит нам, что они хотели стать братьями, но мы сами сделали их чужаками в республике?"

   Такое разумное, непредвзятое мнение было встречено в штыки членами Раада, заявившими, что подписи принадлежат не законопослушным гражданам, а мятежникам, поскольку они подстрекают к изменению закона о праве голоса. Другие, более горячие, раздраженные брошенным им вызовом, требовали от уитлендеров выходить и сражаться. Сторонники исключительности и расовой ненависти в тот день одержали победу. Меморандум был отвергнут шестнадцатью голосами против восьми, а избирательный закон, по инициативе Президента, еще более ужесточили. Теперь он трактовался таким образом, что в течение четырнадцати лет испытательного срока, кандидат обязан был отказаться от своего предыдущего гражданства, так что весь этот период не являлся бы гражданином никакой страны.

   Надежды, что твердая позиция Президента и его бюргеров в отношении уитлендеров смягчится, не было никакой. Одного из протестующих Президент вывел из здания Раада и указал ему на национальный флаг. "Вы видите этот флаг?" - спросил он, - "Если я гарантирую им избирательные права, я могу его тут же спустить ". Его неприятие иммигрантов было очень резким. "Бюргеры, друзья, воры, убийцы, чужаки и прочие..." - таким было начало одного из публичных обращений. Хотя Йоханнесбург находился всего в тридцати двух милях от Претории, а государство, которое он возглавлял, зависело от доходов с золотых месторождений, Президент удостоил город всего тремя посещениями за девять лет.

   Такая неизменная враждебность достойна сожаления, но вполне объяснима. От человека, пропитанного идеей избранного народа, для которого единственной книгой является та, в которой эта идея культивируется, нельзя ожидать усвоения исторических уроков и осознания тех преимуществ, которые получит его государство от проведения либеральной политики. Для Крюгера это выглядело, словно Аммониты и Моабиты требовали принятия их в двенадцать колен. Он считал агитацию против политики исключительности в государстве, агитацией против существования собственно государства. На деле, широкие избирательные права могли обеспечить его республике надежное и долгое существование, поскольку лишь незначительное количество уитлендеров стремилось войти в британскую политическую систему. По своей сути они были космополитичной толпой, просто жаждущей справедливости. Но когда все способы добиться равенства потерпели неудачу, а петицию с требованием прав, достойных свободного человека, швырнули им в лицо, естественно, многие из уитлендеров стали с надеждой смотреть на флаг, развивающийся на севере, востоке и западе - на флаг, символизирующий беспристрастное правительство, равные права и равные обязанности для всех. Конституционная агитация была отброшена, начался контрабандный ввоз оружия и подготовка к организованному восстанию.

   О событиях, имевших место в начале 1896 года, уже говорилось столько, что мы, возможно, не сможем добавить ничего нового, кроме правды. Настолько, насколько дело касается собственно уитлендеров, их действия были закономерны и справедливы, и им нет нужды извиняться за восстание против тирании, какой не подвергался ни один человек нашей расы. Опирайся они только на свои силы, и руководствуйся только своими интересами, их моральная, и даже фактическая позиция были бы бесконечно сильнее. Но, к несчастью, за ними стояли силы, сомнительная репутация которых не внушала доверия, и чья природа и степень влияния не раскрыты до сих пор, несмотря на работу двух комиссий. Попытки направить расследование по ложному следу и изъятие документов, изобличающих участие отдельных лиц, достойны всяческого сожаления. В результате этих действий у публики сложилось впечатление, надеюсь, не соответствующее действительности, что Британское Правительство попустительствовало экспедиции в равной степени самоубийственной и аморальной.

   Планировалось, что в определенную ночь в городе вспыхнет восстание, что Претория будет атакована, форт захвачен, а ружья и патроны, добытые таким образом, будут розданы уитленднрам. План был вполне осуществим, хотя на взгляд тех, кто имел представление о воинской доблести бюргеров, очень рискованным. Вполне возможно, что восставшие смогли бы удержать Йоханнесбург до тех пор, пока всеобщие симпатии к их делу, распространившиеся по Южной Африке, не вынудили Великую Британию вмешаться. К несчастью, они осложнили дело, обратясь за помощью извне, к м-ру Сесилю Родесу, премьер-министру Капской Колонии, человеку беспредельной энергии, оказавшему большие услуги империи. Мотивы его действий неясны, но мы, определенно, не можем назвать их низкими, поскольку этот человек известен величием своих замыслов и прямотой поступков. Но каковы бы они ни были: то ли страстное желание объединить Южную Африку под британским правлением, то ли жгучие симпатии к уитлендерам в их борьбе с несправедливостью, но факт остается фактом - он позволил своему помощнику, д-ру Джеймсону, воспользоваться конной полицией Концессионной Компании, в которой мистер Родес был основателем и директором, для совместных действий с восставшими в Йоханнесбурге. Более того, когда восстание в Йоханнесбурге отложили, из-за несогласия, чей флаг будет поднят, оказалось, что д-р. Джеймсон (с или без приказа Родеса) попытался принудить заговорщиков к действию, вторгшись в страну с силами, до абсурдности неадекватными задаче, которая перед ним стояла. Пять сотен полицейских с тремя полевыми пушками предприняли безнадежную попытку. Начав от Мафекинга, перейдя границу Трансвааля 29-го декабря 1895 года, уже 2-го января они были окружены бурами среди холмов, поблизости Дорнкопа, и, потеряв многих убитыми и ранеными, без пищи, без лошадей, сложили оружие. Со стороны буров в этой стычке погибли шесть бюргеров.

   Впоследствии уитлендеров сурово критиковали за то, что они не отправили отряд на выручку Джеймсону, но, на наш взгляд, они и не могли в тот момент действовать иначе. Уитлендеры сделали все возможное для предотвращения "освободительного" похода Джеймсона, и теперь было бы неразумно предполагать, что они должны идти освобождать собственного освободителя. Они имели чрезмерно преувеличенное мнение о силе отряда, который тот с собой вел, и восприняли новость о его пленении с большим недоверием. Когда же сведения подтвердились, уитлендеры, наконец, восстали, но как-то нерешительно, что объясняется не недостатком храбрости, а скорее неопределенностью ситуации. С одной стороны, Британское Правительство совершенно отреклось от Джеймсона, и, поступив таким образом, лишило повстанцев мужества; с другой стороны Президент держал участников набега в Претории и дал понять, что их судьба зависит от поведения уитлендеров. Восставшим дали понять, что Джеймсон будет расстрелян, если они не сложат оружие, хотя, в действительности, Джеймсон и его люди сдались под обещание помилования. Крюгер настолько мастерски использовал заложников, что с помощью Британского Представителя смог убедить тысячи раздраженных Йоханнесбургцев сложит оружие без кровопролития. Совершенно сбитые с толку хитроумным старым Президентом, лидеры движения за реформы употребили все свое влияние для достижения мира. Они надеялись, что последует всеобщая амнистия, но когда они и их люди оказались беззащитными, детективы и вооруженные бюргеры заняли город, и шестьдесят активистов были брошены в тюрьму Претории.

   Что касается собственно участников набега, то Президент обошелся с ними в высшей степени великодушно. Возможно, он не мог питать искренней злобы к людям, умудрившимися помочь ему завоевать симпатии всего мира. Его собственное нетерпимое и жестокое обращение с уитлендерами было забыто перед лицом этого противоправного нашествия. Из-за вторжения суть вопроса оказалась искажена, и пройдут годы, пока о нем начнут судить верно, а возможно, объективно его больше не будут рассматривать никогда. Все забыли, что истинной причиной несчастного рейда было несправедливое правительство страны. С этих пор позиция буров становилась все жестче и жестче, но всегда можно было указать на рейд, как на обстоятельство извиняющее все. Должны ли уитлендеры иметь право голоса? Смеют ли они надеяться на такое право после рейда? Британия возражает против огромного импорта вооружения и явной подготовки к войне? Но это лишь предосторожность против повторного рейда. Рейд встал на пути не только общего прогресса, но и любого выражения протеста. Из-за акции, которую оно не контролировало и которую изо всех сил пыталось предотвратить, Британское Правительство оказалось в неловком положении, к тому же утратив часть своего морального авторитета.

   Рейдеров отправили домой, где рядовых справедливо отпустили, а старших офицеров, не прибегая к чрезмерной строгости, приговорили к незначительным срокам заключения. Сесиль Родес остался безнаказанным, он сохранил свое место в Тайном Совете, а его Концессионная Компания продолжила существование. Все это выглядело нелогично и неубедительно. Как сказал Крюгер: "Надо бить не собаку, а человека, который ее на меня натравил ". Общественное мнения - вопреки, или благодаря толпе свидетелей, - было плохо информировано о сути вопроса. К тому же, стало очевидно, что поскольку голландцы, проживающие на Мысе, относятся к нам все более враждебно, не стоит отталкивать от себя британских африкандеров, превращая в мученика их любимого лидера. Но какие бы аргументы не приводились в качестве практической целесообразности, совершенно ясно, что буры с крайним негодованием, причем совершенно справедливым, отнеслись к неприкосновенности Родеса.

   В то же время и президент Крюгер, и его бюргеры обошлись с политическими узниками Йоханнесбурга гораздо строже, чем с вооруженным соратникам Джеймсона. Национальный состав арестованных наводит на размышления. Среди них было двадцать три англичанина, шестнадцать южноафриканцев, девять шотландцев, шесть американцев, два валлийца, ирландец, австралиец, голландец, баварец, канадец, швейцарец и турок. Они были арестованы в январе, но суд состоялся лишь в конце апреля. Все были признаны виновными в государственной измене. Мистер Лайонел Филлипс, полковник Родес (брат Сесиля Родеса), Джордж Феррер и мистер Хеммонд (американский инженер) были приговорены к смертной казни, впоследствии замененной огромным штрафом. Остальных арестованных приговорили к двум годам заключения и штрафу в 2000 фунтов каждого. Условия заключения, тяжелейшие сами по себе, еще более ужесточались суровостью тюремного надзирателя Дю Плесси. Пища и санитарные условия были одинаково нездоровыми, один из несчастных перерезал себе горло, несколько серьезно заболели. Наконец, в конце мая, все заключенные, кроме шести, были освобождены. Вскоре отпустили еще четверых, но самые стойкие - Семпсон и Девис отказались подписывать любые петиции и оставались в тюрьме до 1897 года. В совокупности Трансваальское Правительство получило с заключенных штрафов на громадную сумму в 212 000 фунтов. Некоторый комизм этому суровому происшествию придал поданный Великой Британии иск на сумму 1 677 938 фунтов, большая часть которого приходилась на моральный ущерб.

   Рейд остался в прошлом, в прошлом же осталось и движение за реформы, но причины, породившие их, не исчезли. Трудно понять, как правительственные деятели, любящие свою страну, могли не предпринимать никаких усилий для исправления положения, однажды уже приведшего к опасным последствиям. Как они могли не замечать, что ситуация с каждым годом все более обостряется. Но Пауль Крюгер ожесточился, и его невозможно было переубедить. Притеснения уитлендеров стали еще тяжелее, чем прежде. Единственная сила в стране, к которой они могли обращаться за защитой от угнетения, были суды. Но теперь было объявлено, что суды зависят от Фолксраада. Верховный Судья протестовал против такого вырождения его ведомства, и в ответ был уволен без права на пенсию. На его место был назначен судья, порицавший реформаторов, и уитлендеры лишились защиты беспристрастного закона.

   Для изучения положения дел в горной индустрии и притеснений, от которых страдают Уитлендеры, государством была назначена комиссия. Ее председателем поставили мистера Челка Бургера, одного из самых либерально настроенных бюргеров. Работа комиссии отличалась тщательностью и беспристрастностью. Результатом ее деятельности явился отчет, полностью оправдывающий требования реформаторов и предлагающий пути постепенного удовлетворения требований уитлендеров. Изложенное легитимным способом, их требование права голоса выглядело не таким категоричным. Но Президент и его Раад не принял ни одну из рекомендаций комиссии. Неотесанный старый автократ объявил, что Челк Бургер, подписав подобный документ, предал свою страну, и был избран новый, более реакционный, комитет для анализа отчета. Единственным результатом работы комиссии оказались слова и бумаги. Положение уитлендеров ни чуть не улучшилось.

   Но, в конце концов, они вновь публично изложили свои требования на бумаге, и этот документ подписали самые уважаемые бюргеры. В газетах англоязычных стран рейд постепенно перестал заслонять суть вопроса. Все яснее вырисовывалась невозможность непрерывного заселения страны, в которой большинство населения угнетается меньшинством. Переселенцы пробовали добиться своего мирным путем, и потерпели неудачу, пытались действовать с оружием в руках, и опять проиграли. Что им оставалось делать? Их родная страна, ведущая сила в Южной Африке, никогда им не помогала. Возможно, они должны были прямо попросить об этом? Неужели, хотя бы ради поддержания собственного имперского престижа, она не защитит своих детей, находящихся на положении изгоев. Уитлендеры решились на прямое обращение к Королеве, и, поступив таким образом, они превратили свои жалобы из объекта внутренней дискуссии в предмет международной политики. Великая Британия теперь была вынуждена или защитить их, или показать, что такая защита выше ее сил. Прямая петиция к Королеве, с мольбой о защите, была подписана двадцать одной тысячей уитлендеров в апреле 1899 года. С этого момента поток событий устремился к закономерному финалу. Иногда поверхность этого потока бурлила, иногда оставалась гладкой, но всех участников будущей драмы неумолимым течением несло к водопаду, чей рев все громче звучал в ушах.