Перевод: Тодер Олег Якубович

Главы 1-2

Предисловие к заключительной редакции



   В ходе войны вышло шестнадцать изданий данной работы, и я надеюсь, что каждая последующая, хотя бы в малой степени, дополняла и уточняла предыдущую. Я могу со всей ответственностью заявить, что действительно грубых ошибок в суждениях или фактах выявилось совсем немного, и я не имел оснований менять ранее сделанные выводы, лишь иногда уточняя их. В заключительной редакции все ранние тексты тщательно проверены и добавлены свежие сведения, которые удалось вместить в ограничения однотомного издания. Из-за обилия новой информации о заключительной стадии войны, которая не вошла в книгу, работа не претендует на звание полной и заключительной хроники. Однако, стремясь к этому и опираясь на официальные донесения, сообщения прессы и большой объем приватных сообщений, я сделал все, что в моих силах для вразумительного и объективного освещения вопроса. Мое изложение иногда может показаться слишком кратким, но необходимо учитывать масштабы событий, соотнося сражения 1899-1900 годов со стычками второй фазы войны (1901-1902).

   Мои приватные информаторы столь многочисленны, что я с трудом могу упомянуть все имена, даже если в этом возникнет необходимость. Из корреспондентов, чьи материалы я использовал в работе, считаю своим долгом выразить признательность господам Барли, Невинсону, Бетесби, Стюарту, Эмери, Эткинсу, Бейли, Киней, Черчиллю, Джеймсу, Ральфу, Бернесу, Максвеллу, Перси, Гамильтону и другим. Отдельного упоминания достоин джентльмен, представлявший "Стандарт" в последний год войны, чьи сообщения о Влакфонтейне, Конвое Ван Допса и Твибоше были единственными, заслуживающими доверия, из всех ставших достоянием читающей публики.

   Артур Конан Дойл

   Андершо, Найндхед

   Сентябрь 1902.

Глава 1
БУРЫ КАК НАЦИЯ

   Возьмите голландцев, народ, пятьдесят лет противостоявший Испании - госпоже мира и добавьте моральные качества несгибаемых французских гугенотов, бросивших домашний очаг и свое достояние, навсегда покинувших страну после отмены Нантского Эдикта. Очевидным результатом такого смешения будет самая стойкая, мужественная, непокорная раса, когда-либо существовавшая на Земле. Воспитывайте семь поколений этих людей в постоянной борьбе с аборигенами и дикими животными, в обстоятельствах, не дающих шанса выжить слабому. Обучите их мастерскому обращению с ружьем и лошадью, а затем дайте страну, в высшей степени подходящую для охотников, метких стрелков и искусных наездников. Наконец, закалите железный характер и воинские качества в огне суровой Ветхозаветной Религии и всесжигающего патриотизма. Соедините эти качества и импульсы в одном человеке, и вы получите современного Бура - самого серьезного противника, с которым когда-либо сталкивалась Британская Империя. Наша военная история большей частью сводится к войнам с Францией, но Наполеон со всеми своими ветеранами никогда не задавал нам такую трепку, как эти твердолобые фермеры с их архаической теологией и современными ружьями.

   Взгляните на карту Южной Африки, там, в самом центре Британских владений, словно косточка в персике, на огромном пространстве расположились две республики. Громадная территория, населенная горсткой людей. Как они там оказались? Кто эти представители Тевтонского племени, так глубоко внедрившиеся в тело Африки? Это старая история, но ее придется напомнить, хотя бы в общих чертах. Никто не узнает и не оценит Бура по достоинству, игнорируя его прошлое, ведь он создан этим прошлым.

   Первое жилище на мысе Доброй Надежды голландцы построили во времена наивысшей славы Оливера Кромвеля, чтобы быть совершенно точным - в 1652 году. Хотя португальцы появились здесь раньше, суровый климат этих мест оттолкнул их, а соблазнительные слухи о золоте увлекли дальше, на восточное побережье, где они и расселились, просмотрев действительно достойное место для основания империи. Кое-какое золото они, конечно, нашли, но не так много, чтобы португальские поселения стали источником богатства для страны. Не стали и никогда не станут, пока Великая Британия не выпишет чек за бухту Делагоа. Побережье, на котором они поселились, буквально пропитано малярией, и сотни миль ядовитых болот отрезали их от плоскогорий внутренней части страны со здоровым климатом. Столетиями эти пионеры Южной Африки пытались продвинуться дальше, но добились успеха лишь в освоении речных долин. Им преградили путь свирепые дикари и нездоровый климат.

   У голландцев дело обернулось иначе. Суровость климата, оттолкнувшая португальских искателей приключений, стала источником их силы. Холод, скудость природы и постоянные штормы выпестовали качества, необходимые строителям империи. Унылые и бесплодные пустоши обучили своих детей добывать свет и тепло. Голландцы на Мысе росли и крепли в суровом, но здоровом климате, не продвигаясь далеко в глубь страны, поскольку их было мало, а все необходимое для жизни можно было найти поблизости. Они строили дома, снабжали Голландскую Восточно-Индийскую Компанию припасами и водой, постепенно обрастали маленькими городками, подобными Уинбергу, Стеленбошу, расселялись вдоль длинных склонов, тянущихся к центральному плоскогорью, раскинувшемуся на пятнадцать сотен миль от хребта Кару до долины Замбези. Три сотни гугенотских эмигрантов - лучшая кровь Франции, словно пригоршня отборных семян, внесли утонченность и духовность в твердый тевтонский характер. Пристально всматриваясь в историю норманнов и гугенотов, мы видим, словно Божественная рука неутомимо черпает из их кладовых и орошает иные нации этими великолепными зернами. Франция не основала других стран, как ее великая соперница, зато обогатила каждую из них лучшим, отборнейшим, что у нее было. Rouxs, Du Toits, Jouberts, Du Plessis, Villiers и множество других французских имен можно запросто встретить в Южной Африке.

   Более сотни лет документированной истории колонии увековечили неторопливое расселение африкандеров по бесконечным пространствам вельда, раскинувшимся к северу. Разведение скота превратилось в индустрию. Но в стране, где одной овце необходимо шесть акров пастбища, даже маленькому стаду требуется большая ферма. Шесть тысяч акров стали обычным размером, за который правительству выплачивалась ежегодная рента в пять фунтов. Болезни, пришедшие в Африку вместе с белым человеком, так же как в Америке или Австралии, оказались роковыми для коренных жителей, и эпидемии оспы очистили страну для пришельцев. Колонисты продвигались все дальше и дальше на север, то там, то здесь основывая небольшие городки, подобные Граф-Райнету и Свилендему, в которых голландская реформистская церковь и лавка по продаже самого необходимого для жизни были культурным ядром для немногих рассеянных по округе ферм. Уже колонисты проявили то неприятие контроля и отчужденность от Европы, которые в дальнейшем стали наиболее яркой чертой буров. Даже влияние Голландской Компании (старшего, но более слабого брата "Джон Компани" в Индии) вызывало их протест. Местные восстания, однако, были едва заметны на фоне всемирных катаклизмов, последовавших за Французской революцией. В 1814 году, после двадцати лет титанической борьбы между Англией и Францией, сотрясавшей весь мир, при подведении итогов игры и получении призов, Капская колония досталась Британской Империи.

   Во всей нашей коллекции владений, возможно, нет другого, право собственности на которое было бы бесспорнее. Мы получили его по праву завоевателя и по праву покупателя. В 1806 году наши войска высадились, победили местные силы самообороны и захватили Кейптаун. В 1814 году мы заплатили огромную сумму в шесть миллионов фунтов губернатору за уступку этой и некоторых других Южно-Африканских земель. Возможно, в ходе начавшегося общего передела, эта сделка была совершена слишком поспешно и, как следствие, небрежно. Как перевалочный пункт на пути в Индию, место выглядело ценным, но сама страна производила впечатление малоприбыльной и пустынной. Что бы подумали в Кастлере или Ливерпуле, взгляни они сейчас на список приобретенного за шесть миллионов. В этом списке благо смешалось с проклятием; девять жестоких Кафирских войн, величайшие в мире алмазные копи, богатейшие золотые шахты, две дорогостоящих бесславных кампании с людьми, которых мы уважали, и, в конце концов, надеемся, мирная и процветающая Южная Африка, с равными правами и равными обязанностями для всех. Будущее этих земель многообещающе, и если мы справедливо оценим случившееся, то увидим, что стали сильнее, богаче и уважаемее, поскольку в прошлом, наши владения здесь никогда не простирались дальше выстрела корабельных орудий. Несомненно, самые трудные деяния и есть самые выдающиеся, и, оглянувшись назад, наши потомки увидят, что долгий путь борьбы, с его бедствиями и успехами, потоками крови и золота, всегда вел к великой и бессмертной цели.

   Право собственности на территорию, как я сказал, вещь неоспоримая, но в условиях договора было одно значительное и зловещее упущение. Океан отмечал границу с трех сторон, оставляя четвертую неопределенной. Нидерланды не сказали ни слова: ни границы, ни предложения обсудить вопрос. Приобрела ли Великобритания те обширные территории, что раскинулись за цепочкой поселений, или недовольные поворотом событий голландцы вольны двинуться дальше и основать новое государство, которое станет преградой на пути англо-кельтских колонистов. В этом вопросе лежал зачаток всех будущих проблем. Американцы могут понять суть вопроса, представив, что после основания Соединенных Штатов голландцы, проживающие в штате Нью-Йорк, погрузились в фургоны и переселились западнее, основав новое государство под новым флагом. Затем, когда американцы достигли бы этих новых западных штатов, они бы столкнулись с той же самой проблемой, которая стояла перед нами. Если бы они обнаружили, что эти новые Штаты непримиримо антиамериканские и чрезвычайно консервативны, они прочувствовали бы все те трудности, с которыми столкнулись наши политики.

   Ко времени перехода под британский флаг насчитывалось около тридцати тысяч колонистов - голландцев, французов и немцев. Все они были рабовладельцами, и число рабов было почти равным. Полное слияние британцев и поселенцев, казалось, имело хорошие перспективы, принимая во внимание общие корни и то, что их религиозные убеждения разнились лишь степенью фанатизма и нетерпимости. Пять тысяч британских эмигрантов, прибывших в 1820 году, поселились на восточной границе колонии, и с этого времени начался медленный, но постоянный приток англоязычных колонистов. Управлению колонии были свойственны как все достоинства, так и все недостатки принципов британского владычества: снисходительность, справедливость, честность наряду с бестактностью и непоследовательностью. В целом, возможно, оно поступило бы правильно, оставив все как есть. Попытка изменить привычки наиболее консервативных представителей тевтонской расы оказалась рискованным предприятием и привела к длинной цепи осложнений в истории Южной Африки. Имперскому правительству всегда был свойственен благородный и филантропический взгляд на права коренных народов и требования к соблюдению закона. Мы считаем, и не без основания, что британская юстиция если и не совсем слепа, то, по крайней мере, безразлична к цвету кожи. Точка зрения великолепно аргументированная и теоретически безупречная, но способная вызвать раздражение, будучи навязываемой бостонскими моралистами или лондонскими филантропами людям, чье общество целиком построено на посылке о неполноценности черной расы. Такие люди сами определяют для себя законы морали и не желают, чтобы кто-то, живущий в совершенно иных условиях, навязывал им нормы поведения. Они чувствовали, и не без основания, всю убогость той дешевой нравственности, которую безмятежные, добропорядочные обитатели Бикон Стрит или Белгрейв Сквер предписывали в отношениях между белым хозяином и его слугой - то ли дикарем, то ли ребенком. Обе ветви англо-кельтской расы столкнулись с проблемой, и каждую ожидали неприятности.

   Британское правительство в Южной Африке всегда играло непопулярную роль друга и защитника слуг-туземцев. Именно на этой почве возникли первые трения между старыми поселенцами и новой администрацией. Выступление, сопровождавшееся кровопролитием, последовало за арестом голландского фермера, дурно обращавшегося со своими рабами. Оно было подавлено, а пять участников повешены. Это наказание было незаслуженно суровым и в высшей степени неблагоразумным. Храбрая раса может простить жертвы на поле сражения, но ни когда не простит погибших на эшафоте. Создание политических мучеников - пример крайнего безрассудства в государственных делах. По правде говоря, арест производили два голландца, голландцем был и судья, вынесший приговор, правда и то, что британский губернатор был на стороне милосердия, но все это было забыто в стремлении создать политический и расовый капитал из инцидента. Стойкое чувство обиды осталось после "набега Джеймсона", когда казалось, что лидерам этого злосчастного предприятия не миновать виселицы. Какая разница между фермой на Кукхауз Дрифт и Преторией? Англичанина должны повесить, как повесили датчанина в 1816. Слейтер Нек - вот развилка, где разошлись дороги Британского правительства и африкандеров.

   В скором времени размежевание стало еще большим. Проводились неблагоразумные легкомысленные эксперименты с местным управлением и местными обычаями, с заменой голландского языка английским в судах. С излишним великодушием Английское правительство отнеслось к Кафирским племенам, совершившим в 1834 году набеги на приграничных фермеров. И, наконец, отмена рабства по всей Британской империи, осуществленная в том же году, раздула слабо тлеющее недовольство в живое пламя.

   Надо отметить, что в данном случае Британские филантропы хотели заплатить за то, что они считали правильным. Это была благородная общенациональная акция, смыслом которой было моральное продвижение вперед. Британский парламент должен был проголосовать выделение огромной суммы в двадцать миллионов фунтов на выплату компенсации рабовладельцам, и таким образом устранить зло, к которому метрополия не имела прямого отношения. Было ясно, что действовать необходимо быстро, пока колонии не обзавелись собственными правительствами, заинтересованными в сохранении текущего положения дел. С ворчанием и стонами добропорядочный британский домохозяин извлек кошелек из кармана и заплатил за то, что он считал правильным. Если особая милость господняя отмечает добродетельные деяния, не приносящие в этот мир ничего, кроме невзгод, то мы, несомненно, ее заслужили. Мы лишились денег, мы разрушили наши Вест-Индийские колонии, мы посеяли неприязнь в Южной Африке, конца которой не видно. При всем этом, если бы пришлось все повторить сначала, несомненно, мы поступили бы также. Следование соображениям наивысшей морали может оказаться наивысшей мудростью, когда наполовину рассказанная история, наконец, подойдет к концу.

   Но методы осуществления задуманного оказались менее благородными, чем принципы. Выяснилось, что страна не успела подготовить себя к новым условиям. Три миллиона фунтов отводилось на Южную Африку, что означало 16-17 фунтов за раба, сумму, значительно ниже цен на местных рынках. Компенсация выплачивалась в Лондоне, и фермерам приходилось иметь дело с посредниками, еще более теряя в цене. В каждом городке, на каждом стойбище по всему Кару (плато), проходили стихийные собрания исполненных негодования африкандеров. Вспыхнул старый голландский дух, дух людей, ломающих любые преграды. Восстание было бессмысленно, зато на севере лежали обширные свободные земли. Жизнь странника не пугала этих людей, а запряженные быками огромные повозки служили одновременно средством передвижения, домом и крепостью - точно в таких фургонах их предки когда-то прибыли в Галлию. Они погрузили свой скарб, одну за другой заложили гигантские упряжки, женщины забрались внутрь, мужчины, с длинноствольными ружьями, шагали рядом, и великий исход начался. Голландцы забрали с собой стада и отары, за которыми присматривали их дети. Вот маленький десятилетний оборванец щелкает бичом из кожи носорога, подгоняя волов - маленькая песчинка в огромном потоке, но приглядитесь к нему повнимательнее, ведь его имя - Поль Стефанус Крюгер.

   Это было необычное для нашего времени переселение, сравнимое разве что с исходом мормонов из Нову в поисках благословенной Юты. В северном направлении, до самой Оранжевой реки, местность была исследована и, хотя редко, но заселена, зато дальше раскинулись земли, куда не проникал никто, кроме отважных охотников и искателей приключений. По случайности, если в людских делах, в самом деле, имеет место случай, зулусы завоевали эти места, но не стали их заселять. Здесь обитали лишь карликовые бушмены - отвратительные дикари, низшая из человеческих рас. Отличные пастбища и богатые почвы понравились эмигрантам. Они двигались обособленными мелкими партиями, но их общее число, как свидетельствуют историки, было довольно значительно, от шести до десяти тысяч, или около четверти всего населения колонии. Многие выбрали местом сбора высокий пик на восток от Блумфонтейна, там, где позже возникла Оранжевая Республика. Некоторых постигла горькая судьба. Отряд переселенцев был вырезан грозными Матабели - одним из зулусских племен. Оставшиеся в живых объявили аборигенам войну, и проявили в этой первой кампании необычайную изобретательность, приспособив тактику боя к особенностям противника, изобретательность, ставшую в дальнейшем их наиболее яркой воинской чертой. Отряд, вышедший на битву, насчитывал сто тридцать пять фермеров. Зулусы выставили двенадцать тысяч бойцов, вооруженных копьями. Они сошлись на реке Марико возле Мафекинга. Буры так искусно комбинировали использование лошадей и ружей, что, без потерь со своей стороны, вывели из строя до трети противников. Они отъезжали подальше, и, оставаясь вне досягаемости вражеских копей, открывали беглый огонь, затем вновь садились на коней и занимали новую позицию. Когда дикари пускались в погоню, буры отъезжали, когда преследователи останавливались, они тоже останавливались, и вновь пускали в дело ружья. Простая, но эффективная тактика. Если вспомнить, сколько раз с того времени наша собственная кавалерия противостояла дикарям во всех частях света, то можно только горько сожалеть, что основной нашей чертой является игнорирование чужих боевых традиций.

   Победа "фоортреккеров" (первопроходцев) очистила всю территорию между Оранжевой Рекой и Лимпопо, известную теперь как Трансвааль и Оранжевая Республика. Тем временем другой отряд эмигрантов вторгся в места, известные как Наталь, и нанес поражение Дингаану - великому вождю зулусов. Не имея возможности воспользоваться эффективной тактикой, подобной в битве с матабели, из-за присутствия семей, они вновь проявили присущую им сообразительность, и встретили зулусских воинов из-за кольца повозок, образовавших крепость. Мужчины вели огонь, в то время как женщины заряжали ружья. Погибло шесть бюргеров и три тысячи зулусов. Будь этот прием использован сорок лет спустя, против тех же самых зулусов, нам не пришлось бы скорбеть о несчастии Исандхлаваны.

   И вот в конце их великого путешествия, после преодоления многочисленных трудностей, бесконечных пространств, борьбой с суровой природой, стычек с дикарями, в конце этого пути Буры увидели то, что они менее всего желали бы видеть - то, от чего они забрались в такую даль - флаг Великой Британии. Буры заняли Наталь изнутри, а англичане, опередив их, сделали то же самое с моря. Маленькая колония британцев обосновалась в Порт Натале, известном нынче, как Дурбан. Домашнее Правительство находилось в нерешительности относительно дальнейшей судьбы колонии, и только завоевание бурами Наталя, подтолкнуло его к провозглашению этих мест британской колонией. Одновременно Правительство приняло новую недружелюбную по отношению к бурам доктрину, что британские подданные не могут отказаться от своего гражданства, и что куда бы они ни перемещались, бродящие по африканским просторам фермеры считаются всего лишь пионерами британской колонии. Чтобы подчеркнуть этот факт, в 1842 году три роты были отправлены на обычный сторожевой пост, к нынешнему Дурбану, с которого Великая Британия начинала строить свою новую империю. Буры подстерегли эту горстку солдат, и частично уничтожили, с тех пор не раз повторяя подобный фокус с приемниками несчастных. Выжившие в перестрелке построили укрепление и держали оборону - опять таки, как многократно поступали англичане в дальнейшем - пока прибывшее подкрепление не разогнало фермеров. Удивительно, как в истории одна и та же исходная посылка всегда приводит к одинаковому результату. Эта первая стычка - символ всех наших последующих военных столкновений с Бурами. Неловкая прямолинейная атака, поражение, бессилие фермеров перед простейшими укреплениями - одна и та же история повторялась вновь и вновь, различаясь лишь масштабами. Наталь стал британской колонией, и большинство буров, с горечью в сердце, побрели на север и восток, делясь своими обидами с братьями в Оранжевой Республике и Трансваале.

   Было ли у них право говорить о несправедливости? Трудно оставаться на высоте философской беспристрастности, позволяющей историку объективно судить о событиях, в которых его страна - одна из участниц конфликта. Но, по крайней мере в данном случае, мы можем признать - справедливость была не на нашей стороне. Наше присоединение Наталя не было определенным, и именно буры, а не мы сломили кровожадных зулусов, отбрасывавших тень на всю страну. Трудно, после подобных испытаний и подвигов, повернуться спиной к только что завоеванной изобильной территории и уйти на голые пастбища верхнего вельда. Они вынесли из Наталя тяжелое чувство оскорбленного достоинства, которое добавило свою порцию яда в наши отношения. Но, в конечном счете, эта мелкая стычка солдат с эмигрантами оказалась значительным событием, отбросив буров от моря и ограничив их амбиции сушей. Если бы дела приняли иной оборот, новый и возможно, грозный флаг добавился бы к морским нациям.

   Эмигранты, расселившиеся на огромном пространстве между Оранжевой Рекой на юге и Лимпопо на севере, пополнялись прибывавшими из Капской колонии, пока их общее число не достигло приблизительно пятнадцати тысяч. Это население проживало на территории размером с Германию, больше чем Пенсильвания, Нью-Йорк и Новая Англия. Их форма государственного управления в высшей степени демократичная, опирающаяся на исключительный индивидуализм, не подразумевала высокой степени сплоченности. Войны с кафирами, страх и неприятие британского правительства - вот узда, держащая их вместе. Они делились и разрастались в пределах собственных границ, словно неудержимая поросль, на благодатной почве. Трансвааль был полон маленьких цветущих сплоченных общин, постоянно грызущихся между собой, точно так же, как они ссорились с властями на Мысе. Лиденбург, Зоутпансберг и Потчифструм не раз были готовы направить ружья друг против друга. На юге, между Оранжевой Рекой и Ваалем, вообще не было правительства, винегрет из датских фермеров, базутов, готтентотов и полукровок находился в состоянии постоянного брожения, не признавая авторитет ни Британии, ни Трансваальской республики. Наконец этот хаос стал нестерпимым, и в 1848 году в Блоумфонтейне разместили гарнизон, присоединив этот район к Британской Империи. Буры предприняли тщетную попытку сопротивления у Бумплатса, но после единственного поражения вынуждены были принять размеренный порядок цивилизованного правления.

   В этот период Трансвааль, в котором осело большинство буров, потребовал от Британского правительства твердого и окончательного признания своей независимости. Большая пустынная страна, мало что родящая, кроме отличных стрелков, не прельщала Колониальный Департамент, и последний согласился на ограничение своих полномочий. Две стороны подписали Конвенцию, известную как "Конвенция Песчаной Реки", ставшую поворотным пунктом истории Южной Африки. Таким образом, Британское Правительство гарантировало бурским фермерам право самим решать свои проблемы, жить по собственным законам, без какого либо вмешательства со стороны Британии. Особым пунктом оговаривалось уничтожение рабства и, довольствуясь этой оговоркой, англичане умыли руки, полагая, что вопрос, наконец, решен. Так Южно-Африканская Республика начала свое формальное существование.

   В тот же год была создана вторая республика - Свободная Оранжевая Республика, при этом Великая Британия была вытеснена с территории, которую она оккупировала восемь лет. Восточный Вопрос обострился, в мире сгущались тучи большой войны. Британские политики чувствовали, что их обязательства обременительны в любой части света, а аннексия Южной Африки, в частности, всегда была приобретением сомнительной ценности, связанным с верными проблемами. Против воли значительной части жителей, сейчас трудно сказать, большинства или меньшинства, мы полюбовно вывели свои войска в точности, как Римляне вывели армию из Британии, и новая республика получила абсолютную независимость. В ответ на петицию, поданную противниками отвода войск, Домашнее Правительство, в действительности, выделило сорок восемь тысяч фунтов компенсаций пострадавшим от перемен. Какие бы исторические обиды не имел Трансвааль на Великую Британию, мы можем, по крайней мере в одном случае, заявить - в отношении Оранжевой Республики наша совесть чиста. Так в 1852 и в 1854 родились эти крепкие государственные образования, способные держать в постоянном напряжении вооруженные силы империи.

   Тем временем Капская Колония (Колония Мыса), несмотря на случившийся раскол, благоденствовала, и число ее обитателей - англичан, немцев, голландцев - превысило двести тысяч, при небольшом доминировании голландцев. В соответствии с либеральной колониальной политикой, пришло время обрезать пуповину и разрешить молодой нации самой определять собственную судьбу. В 1872 году колония получила полное самоуправление. Губернатор, как представитель Королевы, сохранял право вето на законодательные решения, на деле никогда не применявшееся. В соответствии с этой системой, голландское большинство колонии могло привести к власти своих представителей и склонить правительство на про-голландский путь, что оно и сделало. Были восстановлены голландские законы и голландский язык, наравне с английским, стал официальным. Чрезвычайное великодушие законов и бескомпромиссность, с которой они выполнялись, контрастировали с оскорбляющим английский дух неравноправным положением британских поселенцев в Трансваале, вызывавшем крайнее негодование на Мысе. Голландское правительство правило британцами в британской колонии, в то время как буры не давали англичанам права голоса в муниципальном совете, в городе, англичанами же построенном. К несчастью "зло, что человек сотворил, остается и после смерти", и невежественный бурский фермер продолжал воображать, что его южные родственники все еще находятся в кабале, подобно тому, как ирландский эмигрант все еще рисует в своем воображении Ирландию под гнетом чужеземной церкви и "антипапских" законов.

   Двадцать пять лет после Конвенции Песчаной Реки бюргеры Южной Африки продолжали свое буйное, требующее постоянного напряжения существование, неутомимо сражаясь, то с дикарями, то между собой, периодически пиная маленькую голландскую республику на юге. Полутропическое солнце пробудило необычные ферменты во флегматичной крови бывших жителей "Страны Сардин", и произвело расу, соединившую в себе буйство и неугомонность юга с непреодолимым упорством севера. Чрезвычайная жизнеспособность и неукротимые амбиции породили распри и соперничество, достойные средневековой Италии, а летопись междоусобиц этого маленького сообщества подобна главе из "Истории Флоренции" Гвиччардини. Следствием всего этого явился полный беспорядок. Бюргеры не платили налоги, и казна пустовала. Свирепые кафирские племена угрожали с севера, а зулусы с востока. Заявление сторонников Англии, что наша интервенция спасла бюргеров - несомненное преувеличение, поскольку любой человек, читавший военную историю буров, не может не признать, что они вполне могли противостоять и зулусами и секукуни. Бесспорно, ожидалось грозное вторжение дикарей, и разбросанные фермы были открыты для нападения кафиров, точь-в-точь, как усадьбы американских колонистов, когда индейцы выходили на "тропу войны". Сэр Теофил Шепстоун, британский комиссар, после трехмесячного изучения вопроса решил все проблемы простой аннексией страны. Факт, что он вступил во владение территорией, опираясь на взвод солдат, подтвердил правильность расчетов на отсутствие сопротивления. Таким образом, в 1877 году свершилось полное аннулирование Конвенции Песчаной Реки, и началась новая глава в истории Южной Африки.

   Казалось, во время аннексии не было особых вспышек страстей. Людей занимали собственные проблемы, они явно устали от распрей. Президент выразил формальный протест и переехал в Капскую Колонию, где получил пенсию от Британского Правительства. Хотя большинство буров подписало меморандум против аннексии, было немало и привержнцов иной точки зрения. Сам Крюгер принял должность от Правительства. Наблюдались все признаки того, что люди, если ими благоразумно управлять, будут селиться под британским флагом, и казалось, буры сами просили бы присоединения, задержись Шепстоун с аннексией. Возможно, имей они право непосредственно избирать правительство, даже самые отъявленные бунтари предпочли бы бросать свои протесты в урны для голосования, а не всаживать их в головы наших солдат.

   Однако империи всегда не везло в Южной Африке, а в данном случае особенно. Не по злой воле, но просто из-за большого количества проблем, задержек и проволочек, обещанное не выполнялось. Буры, с их здравым взглядом на жизнь, не понимали многословного тягучего стиля работы наших государственных учреждений и считали двуличием то, что на самом деле являлось бюрократической волокитой и тупостью. Если бы трансваальцы подождали еще, они получили бы свой Фольксрад и все, что хотели. Но Британское Правительство, до того как исполнить обещания, хотело уладить другие местные проблемы - избавится от секукуни и сломить зулусов. Задержка воспринялась с негодованием. Не повезло нам и с губернатором. Бюргеры - простой народ, и они любят время от времени выпить чашку кофе с человеком, пытающимся ими управлять. Триста фунтов в год выделял Трансвааль своему Президенту на кофе, это говорит о многом. Мудрый администратор всегда поддержит человечные и демократичные обычаи своих подданных. Сэр Теофил Шепстоун так и делал. Сэр Оуэн Ленион - нет. Итак, ни Фольксраада, ни кофе, в итоге быстрый рост общественного недовольства. Хотя за три года британцы дважды разбили орды дикарей, угрожавшие колонии, и восстановили финансы, та же сила, в интересах которой было важно подчеркивать выгоды аннексии в глазах буров, сама же ослабляла свои позиции.

   Стоит лишний раз подчеркнуть, что мотивы данной аннексии, исходной точки наших проблем, до сих пор превратно толкуются. В то время в действиях Британии не было эгоистичных интересов. Еще не было копей Ренда, и ничто в этой стране не соблазняло алчных. Пустая казна и две войны с дикарями - вот полученное нами наследство. Будет честно признать, что страна, находясь в расстроенном состоянии, была не способна к самоуправлению и являлась источником постоянных неприятностей и угроз для соседей. В наших действиях не было ничего постыдного, хотя они были своевольны и неблагоразумны.

   В декабре 1880 буры восстали. Каждая ферма снарядила своих стрелков, избравших местом встречи окрестности ближайшего британского форта. По всей стране небольшие британские отряды оказались окружены и блокированы фермерами. Стендертон, Претория, Потчефструм, Лиденбург, Ваккерструм, Растенберг и Марабаштад выдержали осаду до конца войны. На открытых просторах нам повезло меньше. У ручья Бронкхорст неприятель, не понеся потерь, расстрелял из засады небольшой британский отряд. Хирург, оказывавший помощь, в своих записях отметил, что в среднем на человека приходилось пять ран. У прохода Лейнга (Лейнгс Нэк), британцы пытались атаковать высоту, удерживаемую бурскими стрелками. Половина наших людей была убита или ранена. Ингого может быть названо схваткой с неясным исходом, хотя наши потери превосходили потери противника. Наконец, последовал разгром у холма Манджуба, где четыре сотни пехотинцев удерживавших высоту были разбиты и рассеяны роем метких стрелков, наступавших под прикрытием валунов. Эти бои на деле представляли собой небольшие стычки, и последуй за ними победа британцев, о них бы вряд ли сегодня вспоминали. Но эти столкновения помогли бурам достичь своей цели, что и придало им явно завышенное значение. Кроме всего прочего эти бои явили начало новой эры в военном деле, преподав главный, но плохо усвоенный нами урок: солдата делает солдатом ружьё, а не муштра. Вызывает недоумение тот факт, что британские высокопоставленные военные, несмотря на горький опыт, продолжали выделять для обучения стрельбе лишь три сотни патронов в год. Они оставались приверженцами системы залпового огня, не подразумевающего индивидуальный выбор цели стрелком. Имея за плечами опыт Первой Бурской войны, они ничего не изменили ни в тактике, ни в стрелковой подготовке, чтобы подготовить солдат ко Второй. Ценность конных стрелков, меткая стрельба на любой дистанции, искусство маскировки игнорировалось в равной степени.

   За поражением у Маджубы последовала полная капитуляция Гледстонского Правительства - акт, не имеющий аналогов в истории современности - то ли проявление высшей степени трусости, то ли безмерного великодушия. Недостойно великану убегать от карлика до начала драки, но еще недостойнее сдаваться, будучи трижды сбитым с ног. Имея количественное превосходство британских сил на военном театре, Генерал заявил, что он держит противника в руках. В своих расчетах мы были введены фермерами в заблуждение, и, возможно, задача Вуда и Робертса была тяжелее, чем они себе представляли, но, по крайней мере на бумаге, все выглядело так, будто противника можно сокрушить без особого труда. Таково было мнение общества, когда оно благородно согласилось остановить занесенный меч. Его мотивы, в отличие от действий политиков, несомненно, определялись принципами морали и христианской добродетели. Общество считало, что аннексия Трансвааля будет вопиющей несправедливостью, что фермеры имеют право на свободу, за которую они сражались, и что недостойно великой нации продолжать неправую войну ради мести. Это был верх идеализма, в конечном счете спровоцировавший повторение конфликта.

   Перемирие, заключенное 5 марта 1881 года, закончилось подписанием мира 23 числа того же месяца. Правительство, неоднократно отвергая мирное решение в прошлом, пошло на неуклюжий компромисс под давлением силы. Политику возвышенного идеализма и христианской морали надо проводить последовательно, в противном случае не стоит и пытаться. Очевидно, если считать аннексию несправедливой, Трансваалю должно было вернуть положение, определенное Конвенцией Песчаной Реки. Но Правительство, по некоторым соображениям, не могло пойти так далеко. Оно изворачивалось, торговалось, увиливало от прямого ответа, пока страна не оказались курьезным гибридом, какого не видел мир. Республика в системе монархии, прислушивающаяся к Колониальному Офису и упоминаемая под заголовком "Колонии" в новостных заголовках "Таймс". Автономия, объект неопределенного сюзеренитета, пределы которого не мог определить никто. В общем, утвердив все эти оплошности и недочеты, Преторианская Конвенция продемонстрировал, что в злополучном 1881 году наши политические и военные предприятия велись одинаково плохо.

   С самого начало было очевидно, что такое нелогичное и спорное соглашение не имеет никаких шансов стать окончательным. И действительно, не успели высохнуть чернила на бумаге, как началась агитация за его пересмотр. Буры, справедливо считая себя несомненными победителями в войне, желали собрать все плоды победы. С другой стороны, лояльность англо-говорящих колонистов подверглась тяжелому испытанию. Представители же гордой англо-кельтской расы не привыкли к унижению, а благодаря образу действий Домашнего Правительства, они внезапно оказались в роли мальчиков для битья. Конечно, жители Лондона могли утешать уязвленную гордость мыслью о своем великодушии, но каково было британскому колонисту в Дурбане или Кейп-Тауне, который не по своей воле, не имея никакого голоса при заключении соглашения, вдруг обнаружил себя человеком второго сорта в сравнении с соседом-голландцем. Соблюдай Трансвааль дух заключенного соглашения, и болезненное чувство досады, возможно бы, со временем исчезло, но вместо этого, за последующие восемнадцать лет оно разрослось до чудовищных размеров. Все эти годы наши люди видели, или думали, что видят, как за очередной уступкой следует новое требование, и что голландские республики хотят не просто равенства, а желают господствовать в Южной Африке. Профессор Брюс, доброжелательный критик, после личного изучения страны и вопроса, отметил в своих записках, что буры видят в нашем поведении не великодушие и гуманность, а лишь слабость и страх. Будучи сами прямодушной расой, они без задней мысли приписывают свои чувства соседям. Можно ли удивляться, что с тех пор Южная Африка постоянно находилась в состоянии брожения, и что британские африкандеры, с неведомой в Англии страстью, ждали часа мести.

   После войны управление Трансваалем оказалось в руках триумвирата, но уже через год Крюгер стал президентом, и оставался на этой должности восемнадцать лет. Его карьера правителя подтверждает мудрость неписаного положения американской конституции, ограничивающего срок пребывания на подобной должности. Правление, длящееся в течение половины жизни поколения, неминуемо превратит человека в диктатора. Однажды Старый Президент, с присущей ему простоватостью и хитрецой, сказал, что хорошего быка, ведущего упряжку, жалко менять. Однако если животному позволяют самому выбирать путь, даже хороший бык затащит фургон в болото.

   Три года республика бурлила. Зная, что при площади, равной Франции, её населяло всего 50 000 человек, любой предположит, что в этой стране каждому найдется уединенное местечко. Но бюргеры расползались через границы во всех направлениях. Президент кричал, что его заперли в краале, и настойчиво пытался из него выбраться. Планировался большой поход на север, но, к счастью, он не состоялся. На востоке они совершили успешный набег на Зулуленд. Не обращая внимания на британцев, оторвали от страны одну треть и присоединили к Трансваалю. К западу, они вторглись в Бечуаналенд, и, наплевав на соглашение трехлетней давности, основали две новые республики: Гошен и Стелланд. Такое вызывающее поведение принудило в 1884 году Великую Британию организовать новую экспедицию под командованием сера Чарльза Уорена. Перед ним поставили задачу вышвырнуть флибустьеров из страны. Возникает вопрос, почему этих людей обзывают разбойниками, а основателей Родезии пионерами? Можно попытаться ответить следующим образом: соглашение определило Трансваалю границы, которые буры нарушили, в то время как Британия, продвигаясь на север, не нарушала никаких обязательств. Отдаленным результатом этих неурядиц явилось событие, перед которым померкли все предыдущие драмы Южной Африки.

   В очередной раз ворчащие налогоплательщики извлекли из карманов кошельки и отдали около миллиона фунтов на поддержку полицейских сил, необходимых для призвания нарушителей договора к порядку. Об этих фактах стоит помнить, когда мы оцениваем моральный и материальный урон, понесенный Трансваалем в результате непродуманного и глупого предприятия, именуемого Рейдом Джеймсона.

   В 1884 году депутация из Трансвааля посетила Англию, где, благодаря их настойчивости, неуклюжая Преторианская Конвенция превратилась в еще более несуразную Лондонскую Конвенцию. Все изменения в договоре касались усиления позиции буров, и даже успешная повторная война не дала бы им столько, сколько подарил Лорд Дерби в мирное время. По предложению буров Трансвааль переименовали в Южно-Африканскую Республику - акт, зловеще предвещающий намерение расширять территорию в будущем. Одновременно ослаблялся контроль Великой Британии за внешней политикой буров, хотя право вето сохранялось. Но самый большой и неиссякаемый источник будущих проблем лежал в одной допущенной оплошности. Сюзеренитет - расплывчатый термин, а в политике, как и в теологии, чем туманнее предмет, тем больше он волнует страсти и воображение человека. Сюзеренитет был провозглашен в преамбуле первого договора, в то время как во втором ни разу не упоминался. Был ли он отменен? Англичане считали, что изменились лишь статьи договора, а преамбула оставалась годной для обоих соглашений. Они указывали, что в этой же преамбуле был провозглашен не только сюзеренитет, но и независимость Трансвааля, следовательно, если теряет силу одно, то должно терять и другое. Буры возражали, указывая, что вторая Конвенция имела собственную преамбулу, которая должна заменять первую. Этот вопрос настолько специфический и в то же время важный, что в высшей степени достоин представления на рассмотрение третейского суда, возможно, Высшего Суда Соединенных Штатов. Если решение будет вынесено против Великой Британии, мы должны его принять смиренно, как достойное наказание за небрежность чиновников, не удосужившихся вразумительно отразить нашу точку зрения. Керлейл говорил, что политические ошибки всегда заканчиваются разбиванием чьей-то головы, в большинстве случаев совершенно невиновной. Мы закончили историю политических ошибок и переходим к разбитым головам.

   Таков краткий обзор событий, имевших место до подписания Конвенции, определившей, или, вернее, не сумевшей определить статус Южной Африканской Республики. Теперь мы должны оставить вопросы большой политики и взглянуть на внутренние дела этого государства, и в особенности на цепь событий, более других волновавших умы наших соотечественников со времен Индийского Мятежа.

Blog

Перевод: Тодер Олег Якубович

Содержание

Артур Конан Дойл

Великая Бурская война

(The Great Boer War )

Перевод: Тодер Олег Якубович

Главы 1-2