Антология мировой философии в четырех томах том з

Вид материала

Документы

Содержание В философии Вундг стоял, как отмечал В. И. Ленин, «на путаной идеалистической точке прения» Являясь одним иа. ос­нователей экспериментальной психологии как специальной научной дисциплины, Вундг внес значительный вклад в Система философии Очерк о познании

Подобный материал:

• Философское Наследие антология мировой философии в четырех томах том, 11944.29kb.
• Антология мировой философии: Антич­ность, 10550.63kb.
• Лейбниц Г. В. Сочинения в четырех томах:, 241.84kb.
• Собрание сочинений в четырех томах ~Том Стихотворения. Рассказы, 42.25kb.
• Собрание сочинений в четырех томах. Том М., Правда, 1981 г. Ocr бычков, 4951.49kb.
• Книга первая (А), 8161.89kb.
• Джордж Гордон Байрон. Корсар, 677.55kb.
• Антология мировой детской литературы., 509.42kb.
• Собрание сочинений в пяти томах том четвертый, 3549.32kb.
• Готфрид вильгельм лейбниц сочинения в четырех томах том , 8259.23kb.

ВУНДТ

Вильгельм Вундт (1832—1920) — немецкий физиолог и психо­лог, философ-идеалист. С 1864 г. профессор психологии β Гейделъ-берге, философии β Цюрихе (с 1874 г.) и Лейпциге (с 1875 г.).

637

В философии Вундг стоял, как отмечал В. И. Ленин, «на путаной идеалистической точке прения» *. В области гносеологии примыкал к традициям Лейбница и Канта, эклектически сочетая их с элементами позитивизма. Процесс познания подразделяется, по Вундту, на три ступени — непосредственное восприятие, рас-судочное познание (область частных наук) и разумное познание (область философии). Философия призвана стать универсальной наукой, преодолевающей дуализм естествознания и психологии, а также якобы соединяющей в «высшем монизме» материализм и идеализм. В онтологии Вундту тоже был присущ эклектицизм. Мир рассматривался им в порядке «рабочей гипотезы» как сово­купность духовных сущно­стей, наделенных волей и об­ладающих способностью к це­лесообразному развитию.

Являясь одним иа. ос­нователей экспериментальной психологии как специальной научной дисциплины, Вундг внес значительный вклад в ее разработку, чт.о.' объективно содействовало материалисти­ческому пониманию психики. Он рассматривал психические процессы как продукт ассо­циаций и апперцепции, т. е. при анализе психики соеди­нял мотивы Д. С. Милля, Лейбница и Гербарта. Однако теоретической основой психо­логических взглядов Вундта было отрицание зависимости психики от материального мира и его отражения в со­знании человека. Он тракто­вал сознание как поток «твор­ческого синтеза» и был близок к позиции психофизического

параллелизма. В этике Вундт выдвинул принцип гетерогенности целей: результаты человеческих действий не соответствуют моти­вам и ведут к появлению новых целей будущих поступков, каче­ственно отличающихся от прежних.

Вундтом было написано большое количество работ, основ­ными из которых являются: «Лекции о душе человека и живот­ных» (1863—1864 гг.), «Основания физиологической психологии» (1874 г.), «Логика» (1880-1883 гг.), «Этика» (1886 г.), «Система философии» (1889 г.) и др.

Ниже публикуются извлечения ив кн.: В. В у н д т. Система философии. Перевод с немецкого А. В. Ведена. СПб., 1902. Для настоящего издания перевод заново сверен по немецкому изданию: W. Wundt. System der Philosophie. Bd. 1. Leipzig, 1919.

* В. И,Ленин. Поли. собр. соч., т. 18, стр. 57.

638

В. В. Мееровским составлена подборка и написан этот вступи.' тельный текст.

СИСТЕМА ФИЛОСОФИИ

ИСХОДНЫЙ ПУНКТ И СТУПЕНИ ПОЗНАНИЯ

Со времен Декарта в философия почти бесспорно прини­мается положение, гласящее, что не должен считаться истинным ни один факт, который не познан ясно и отчетливо. Вряд ля кому-нибудь придет в голову что-либо возразить против этого положения в его абстрактной формулировке. Да и кто мог бь< решиться защищать неявные и неотчетливые знания? Но к сожа­лению, приведенное выше правило само страдает неясностью и неотчетливостью. Определенный смысл оно получает лишь при знакомстве с его историей и благодаря своему применению. В этой краткой формуле Декарт резюмировал то, что во все вре­мена было конечной целью рационалистической философии. Схоластика наиболее торжествовала, когда ей удавалось при по­средстве искусства определения и доказательства создавать реальные объекты, о которых .настойчиво утверждалось, что они могут быть получены лишь этим путем логической очевидности. Вполне соответственно этому источнику, из которого вытекает картезианское правило, из него развился затем тот онтологиче-ский метод, который усматривал единственную гарантию реаль­ности в отвлеченной логической необходимости, а потому прини­мал все фактически данное, но не способное представить подобной гарантии лишь за неадекватное или смутное представление. И в самом деле, если мышление призвано к тому, чтобы созда­вать действительность, то это было воззрение вполне основа-тельное. Тогда высшим пунктом всего познания необходимо следовало признать чистые определения мышления, лежавшие вдали от всякого воззрения и даже совершенно исключавшие воз­можность выражения в воззрениях. Показав внутреннюю пустоту этих чисто идейных порождений (Begriffserzeugnisse}, Кант про­ложил путь к огромному прогрессу. Но все-таки в «мире явле­ний», для которого он составил свой схематизм форм воззрения и категорий, сохранились некоторые элементы, перешедшие от неадекватной ступени познания его философских предшественни­ков. И этот результат был неизбежен, так как Кант продолжал держаться того ошибочного предположения, что представление и объект первоначально отличны друг от друга, а следовательно, если бы был возможен переход от представления к объекту, то его можно было бы найти только в мышления. Он повял, что это невозможно, что, наоборот, мышление всегда связано только с представлением как е относящимся к нему объектом. Но вместо того чтобы сделать отсюда правильный вывод, что именно по­этому представление есть в то же время и объект, он искал, ηθ* найдется ли где-либо иной путь, который приводил бы к реаль­ности вещей. Он полагал, что нашел этот путь в практиче­ской деятельности. Таким образом, реальные объекты превращены им в практические постулаты. Но он упустил из виду, что человеческие действия неизменно участвуют

639

8 Мире явлений и что поэтому практические постулаты нигде иначе не могут найти себе основание, кроме как в представле­ниях-объектах. Вследствие этого невозможно также, чтобы, как он предполагал, в той или другой области существовали различ­ные принципы оценки, чтобы, например, воля была обусловли­ваема, поскольку она принадлежит к миру явлений, но чтобы она была свободна или сама себя определяла, коль скоро она рас­сматривается как составная часть нравственного мира, то есть мира наших нравственных требований.

Несомненно, достойно внимания, что то правило старой тео­рии познания, сообразно которому всякий факт прежде всего следует рассматривать как сомнительный и лишь тогда призна­вать его достоверность, когда для этого оказываются убедитель­ные основания, в частностях не соблюдается научным позна­нием и никогда им не соблюдалось. Но в то же время ни от кого не может укрыться, что надежность успеха, при всех ошибках в частностях выпадающая на долю наук, полностью основывается именно на том, что они применяют принцип, диаметрально противоположный вышеуказанному. Какой-либо факт, данный в опыте, они до тех пор рассматривают как истин­ный и как обладающий всеми свойствами, принадлежащими ему в воззрении, пока не оказывается непреодолимых мотивов, застав­ляющих отказаться от этого предположения. Научное исследо­вание шло своим путем тем вернее, чем строже оно держалось этого основного правила и чем менее оно в своем понимании данных в опыте фактов смущалось теми гипотезами, которые прибавлялись к фактическим данным без непосредственной необ­ходимости. Поэтому усилия наук о природе в общем увенчались успехом раньше, чем усилия большинства наук о духе. Например, в науке права и в учении о государстве относительно фактиче­ских условий происхождения правового порядка и образования государств вплоть до новейшего времени оставались господствую­щими гипотезы, которые зачастую должны были затемнять понимание фактов. Не было, конечно, недостатка в попытках подвести предмета под известные извне навязываемые им отвле­ченные постулаты (Begriffspostulate) и в естествознании. Ведь, начиная от Аристотеля и вплоть до Шеллинга и Гегеля, подобные попытки образуют главное содержание философских обработок учения о природе. Но благодаря принуждению, оказываемому здесь самими представлениями-объектами и побуждающему на­блюдателя к непредубежденному рассмотрению последних, есте­ствознание могло все-таки в общем без ущерба для себя освобо­диться от этих попыток понимания своих предметов согласно чистым определениям мышления, а не условиям их познания, лежащим в них самих. Иначе обстоит дело там, где сами пред­меты даны в непосредственном опыте лишь очень неполно, как это бывает почти всегда при изучении видов исторического раз­вития и духовных продуктов.

Этим не отрицается положительная польза, которую могут приносить науке и подобные неудачные и преждевременные по­строения. Коль скоро у мышления возникли сомнения в реаль­ности его представлений-объектов, хотя бы только в единичных случаях, оно становится склонно распространять эти сомнения на всякий единичный предмет. Оно считает своим долгом всюду

640

из предположений, на которые его наводят или ограниченная область представлений, или известные общие понятия, конструи­ровать реальность, которая впервые делала бы ему понятной эмпирически данную действительность. Таким образом, филосо­фия с давних времен измыслила запас метафизических гипотез, который был наготове для выбора, чтобы наука могла принимать или отвергать их, коль скоро настоятельные основания заставляли ее где-либо отрицать объективную реальность явлений, данных в непосредственном опыте. Так, все предположения естествозна­ния, как-то: атомистическая гипотеза, допущения относительно природы теплоты и света — существовали в форме предварительных гипотез, не имевших объективного значения и находивших неко­торого рода субъективное оправдание лишь в умозрительном стремлении человеческого мышления к единству, пока они не нашли себе применения в качестве положительных вспомогатель­ных средств при объяснении фактов. Но в развитии каждой области специальных познаний наступает рано или поздно мо­мент, когда упомянутому блужданию воображения между всевоз­можными формами логического и наглядного связывания фактов приходит конец, и получает признание требование, чтобы данное представление-объект до тех пор признавалось в своей непо­средственной реальности, пока это не приводит к противоречиям, разрешать которые приходится мышлению. С тех пор становя­щаяся необходимой проверка непосредственного содержания опыта должна идти тем же самым темпом, что и вызывающие ее объективные принуждения. За последние столетия специаль­ные науки всюду или уже достигли этого важного поворотного пункта, или по крайней мере готовы достигнуть его. Но· из этого исторического факта вытекает, что и общее учение о познании должно последовать их примеру. Опрометчиво было бы, конечно, надеяться, что с достигнутой таким образом точки зрения все поправки, к которым вынуждает обработка представлений-объек­тов, тотчас приобретут прочный успех. Ведь.вместе с отрицанием еще не дано непосредственно утверждения, становящегося на его место, и побуждение к проверке данных представлений еще не равносильно нахождению реальных объектов. Скорее даже и при самом тщательном исследовании могут оставаться различные возможности, между которыми выбор колеблется до тех пор, пока не оказывается новых точек зрения, приводящих к решению. Нельзя ожидать, чтобы общее учение о познании избавилось от вытекающей отсюда борьбы мнений, которая значительно способ­ствовала прогрессу специальных наук. Коль скоро, однако, эта борьба мнений основывается лишь, на общем убеждении в том, что все предположения относительно элементов действительности, не находящихся налицо в самих представлениях-объектах, не мо­гут никогда иметь иной, цели, кроме объяснения непосредственно данных объектов, то она и здесь никогда не выродится в то бесплодное словопрение, которое ни к чему не. приводит, ибо приемы труда настолько же различны, как и имеющиеся в виду цели.

Этим ясно намечается тот путь, которого должно держаться наше исследование. Его исходным пунктом служит представ­ление-объект со всеми свойствами, которыми оно непосред­ственно обладает, следовательно, также в особенности со своц-

641

ством быть реальнымобъектом. Прежде всего мы должны отдать себе отчет в тех условиях, которые вынуждают нас отчасти вносить поправки в признаки этого первоначального представле­ния-объекта, отчасти совершенно устранять их, чтобы доходить таким образом до понятия объекта, который рассматривается как отличный от представления и, однако же, как реальное осно­вание последнего. Но затем мы должны также взвесить мотивы, приводящие нас в силу открытого таким образом различия между понятием и представлением к образованию идей об объектах, которых нельзя реализовать ни в каком представлении, и, нако­нец исследовать ценность для познания и возможную реальность такого рода идей.

Стараясь при этом исследовании шаг за шагом следовать по пути, соответствующему правильной последовательности мотивов, возникающих в мышлении, и согласному с сущностью дела дей­ствию их на развитие понятий, мы вынуждены различать опре­деленные ступени познания, смотря по роду и объему применяемых при этом функций мышления. Для краткости сту­пени эти могут быть обозначены как воспринимающее, рассудочное и разумное познание, но следует заранее предостеречь, что под этими терминами не надо разуметь ни спе­цифически различные функции, пожалуй, основывающиеся на особых способностях духа, ни вообще когда-либо резко разграни­ченные в действительности формы познания. Напротив, на всех этих ступенях познания проявляется одна и та же цельная ду­ховная деятельность, и сообразно с этим деятельности восприя­тия и рассудка, рассудка и разума постоянно переходят друг в друга и в отдельных случаях. Всё же мы причисляем преобразо­вания первоначальных представлений-объектов к области вос­принимающего познания, если они совершаются уже в пределах обыкновенных процессов восприятия, без вспомога­тельных средств и методов научного образования понятий. На­против, к рассудочному познанию мы причисляем те улучшения и дополнения, которые вносятся в содержание и связь представлений при посредстве методического логи­ческого анализа, которому способствуют, где нужно, спе­циальные вспомогательные средства наблюдения и анализа вос­приятий. Наконец, под именем разумного познания мы объединяем те усилия мышления, которые клонятся к тому, чтобы соединить в единое целое все отдельные связи, найденные рассудочным познанием, стало быть построить из отдельных отрывков познания мира, созданных совместной работой восприя­тия И рассудка, единое мировоззрение, отводящее каждому из них свое место. Поэтому можно отличать друг от друга эти три ступени еще так, что воспринимающее познание принадлежит практической жизни, рассудочное познание — специ­альной науке, а разумное познание — философии. Но и при этом опять-таки не следует забывать, что все такие разли­чия — текучи. Наука опирается на опыты практической жизни, а научные завоевания становятся мало-помалу прочным достоя­нием практической жизни, повсюду применяющей их при сужде­нии о предметах. Философия оказывается вынужденной вмеши­ваться в работу специальных наук, дополняя и, если нужно, исправляя эту работу, чтобы продолжать ее со своей более

642

общей точки зрения; 'наконец, единичные науки оказываются
против желания вынужденными философствовать, чтобы не упу­
стить лучшей доли своих результатов. Поэтому, как только осо­
знана эта необходимость взаимного дополнения и сотрудничества,
настолько же не может быть речи о постоянном раздоре между
философией и наукой, как и о раздоре между наукой и практи­
ческой жизнью. По временам не было недостатка и в последнем.
Но все же подобный раздор всегда служит лишь симптомом
преходящих заблуждений, и он должен уступить место нормаль­
ному отношению взаимного сотрудничества, когда вновь появ­
ляется правильное понимание (стр. 64—67). .

БРЕНТАЦО

Франц Врентано (1838—1917) — австрийский философ-идеа­лист. С 1864 г. католический священник, с 1872 г. профессор фи­лософии в Вюрцбурге, а с 1874 г. — β Вене. В 1873 г. был лишен духовного сана и отлучен от католической церкви в связи с отри­цанием им догматов о троице и о папской непогрешимости. В 1880 г. вынужден был оставить профессуру.

Философские взгляды Врентано, формировавшиеся под влия­нием Аристотеля (которому он посвятил ряд работ) и като­лической неосхоластики, представляют одну ив разновидностей неореализма. В теории познания он, стремился соединить неосхо­ластические постулаты с эмпирика-позитивистской методологией. Центральным пунктом гносеологии Врентано является учение об интенции, своеобразно истолковывающее связь акта сознания и предмета мысли. Интенциональность (направленность) сознания он трактовал как «существование объекта в. духе», ибо объект становится предметом только в акте познания. При этом безраз­лично, какова природа этого объекта, существует он реально или нет. Теория интенциональности, утверждавшая, что полагание предметов в мысли выражает сущность самого сознания, была развита впоследствии Гуссерлем. Возродив мотивы картезианства, Врентано утверждал, что знание опирается на критерий, самооче­видности.

В онтологии Врентано придерживался свойственной неореа­лизму точки зрения, согласно которой следует признать два вида объективного существования: пространственно-временное, прису­щее физическим и психическим явлениям, и идеальное, присущее логическим понятиям и математическим объектам.

В своих психологических исследованиях Врентано проводил четкое разграничение между природой психического акта и его содержанием. Он выделил из области различных исследований сознания описательную психологию как самостоятельную науку. В логике выступил против традиционного рассмотрения суждений как субъектно-предикатных структур и тем самым способствовал распространению представлений математической логики.

В последние годы жизни (.после 1906 г.) философские взгляды Врентано изменились в сторону так называемого реизма: он стал утверждать, что существуют только вещи и нет никаких идеальных явлений. Чтобы полнее показать философское разви-

643

тие Врентано, β подборке текстов пришлось несколько выйти за хронологические рамки, принятые для тома в целом.

Непосредственным продол­жателем учения Врентано стал австрийский философ А.Мейнонг (1853—1920). Ид ей Врентано оказали большое влияние на основателя лъвов-ско.варшавской философской школы К. Твардовского (1866—1938).

При жизни вышли в свет сочинения Врентано: «Психо­логия с эмпирической точки зрения» («Psychologie vom em­pirischen Standpunkt», 1874), «О происхождении нравствен­ного познания» («Vom Urs­prung der sittlichen Erkennt­nis», 1889) и работы о фило­софии Аристотеля. Многие произведения Врентано были изданы посмертно. Ниже пу­бликуются извлечения из работ Брентано в переводе Р. Ф. Доделъ-цева по изданиям: 1) F. Brentano. Versuch über die Erkenntnis. Leipzig, 1925; 2) F.Brentano. Wahrheit und Evidenz. Erkenntnis­theoretische Abhandlungen und Briefe. Hamburg, 1962. Извлечения подобраны и сверены с оригиналом Б. В. Мееровским, которым со­ставлен и атот вступительный текст.

ОЧЕРК О ПОЗНАНИИ

[...] Наша наука оказывается полностью обоснованной посред­ством наблюдения и априорного понимания (apriorische Einsicht), а не посредством ложных синтетических суждений. В таком случае остается в силе то, что утверждали философы до Рида и Канта, [а именно] что в конечном итоге в науке следует опи­раться только на то, что является очевидным. Ложные предрас­судки выступают как особые объекты опыта и, как таковые, регистрируются, анализируются и комбинируются с другими фак­тами. Но к принципам знания они не имеют никакого отношения (1, стр. 18).

[...] Несомненно, что пространственные и временные опреде­ления не имеют ни малейшего основания противопоставляться другим, например качественным, определениям, как априорные — апостериорным. Мы получаем их, как и эти [последние], из про­цесса конкретного опыта, с появления которого начинается наша психическая жизнь (1, стр. 28).

Так же обстоит дело с понятием субстанции. Тот, кто пола­гает, что оно не содержится ни в каком чувственном созерцании

644

(Wahrnehmungsanschauung), сильно заблуждается; напротив, оно дано в нем, как когда-то утверждал Аристотель, который весьма тонко постиг это понятие (1, стр. 30).

[...] Аристотель ясно подчеркивал, что именно понятие суб­станции, и даже индивидуальное представление о некоторой субстанции, оторванное от любой акциденции, может мыслиться непротиворечиво, в то время как понятие акциденции с логиче­ской необходимостью должно включать понятие субстанции, а индивидуальное представление акциденции даже представление индивидуальной субстанции (1, стр. 32).

[...] Во всей области н а'ш его сознания не суще­ствует никаких априорных созерцаний, как и никаких априорных понятий (1, стр. 44).

[...] Истина и добро не могут состоять ни в чем другом, как в возврате к выдвинутому Бэконом и Декартом, а также и вообще докантовской философией требованию основываться ни на чем другом, кроме непосредственно очевидного, и на этой основе допускать в виде гарантированной истины (gesicherte Wahrheit) только то, что стоит с ним в явно необходимой связи (1, стр. 50).

Когда мы исследовали логический характер математики, мы обнаружили, что хотя она является чисто аналитической наукой, но не во всяком смысле чисто априорной. Ее понятия, гово­рили мы, заимствуют все свои элементы из созерцаний, и притом из созерцаний, которые нам дает восприятие. Мы гово­рили, что для того, чтобы можно было прийти к аподиктическому аналитическому суждению, этому должны предшествовать перцеп­ции и апперцепции, которые не являются чисто ассерторическими суждениями. И то же самое относится к наивысшему аналитиче­скому закону — всеобщему закону противоречия (Kontradiktions­gesetz). Таким образом, можно действительно сказать: самые общие законы достигаются только на путях, проложенных для нас единичным восприятием (Einzelwahrnenmungen). И если всякое восхождение от отдельных ассерторических суждений к общим законам называть «индукцией», то мы должны при­знать, что принципы всего знания (Wissen) могут быть достиг­нуты не иначе как через посредство индукции (1, стр. 80).