Г. В. Шубин Российские добровольцы в англо-бурской войне 1899-1902 гг. (по материалам Российского государственного военно-исторического архива)
| Вид материала | Документы |
- 1. и будет раскрашен последний холст, 62.14kb.
- Состояние и развитие российского военно-морского образования в XIX, 409.61kb.
- Е. Ц. Чуковской и Ж. О. Хавкиной по материалам архива Е. Ц. Чуковской, 225.29kb.
- Военно-политическое сотрудничество ссср, Великобритании и США. Атлантическая хартия, 700.24kb.
- Эрмитаж Петра Великого 10: 30 10: 50 долгова светлана Романовна (Москва), начальник, 211.23kb.
- А. А. Понамаренко Л. Г. Баранова положени, 70.35kb.
- Шубин Роман Владимирович, 1440.09kb.
- Перевод: Тодер Олег Якубович, 3438.19kb.
- Программа межвузовской научно-практической конференции «Кировчане в Московской битве, 31.5kb.
- Книга явно показывает симпатии армянского населения к России. Эти симпатии основывались, 607.99kb.
Прочитав вышеупомянутую корреспонденцию четыре дня тому назад, я не решился поверить ей, так как не мог допустить, чтобы наглость английского главнокомандующего и его непосредственных подчиненных могла дойти до такой степени по отношению к официальному представителю русской армии, почему я и воздержался донести Вашему Превосходительству о вышеизложенном. Сегодня же я не имею никаких сомнений в верности сообщаемых сведений, так как г. Лейдс на основании письма, полученного им из Капштата, подтвердил все вышеизложенное нашему посланнику г. Гирсу ... еще некоторые подробности, обрисовывающие возмутительный образ действий генерала Робертса.
Наш посланник, со своей стороны, сообщил министру иностранных дел о своем разговоре с Лейдсом.
Покорнейше прошу Ваше Превосходительство принять уверения в глубоком моем уважении и совершенной преданности.
Полковник Миллер»80.
Среди бумаг РГВИА имеется интересное пояснение по поводу только что процитированного донесения о пребывании подполковника Ромейко-Гурко в плену у англичан.
«Военный агент в Брюсселе и Гааге. 1 апреля 1900 г. № 65, Брюссель
... Секр. жур. Воен. уч. ком. № 223. Конфиденциально
Его сиятельству генерал-лейтенанту Соллогубу, управляющему делами Вуча
Милостивый Государь Василий Устинович.
В дополнение к письму моему от 12 апреля / 30 марта с. г. за № 62 имею честь довести до сведения Вашего Превосходительства следующие известия по тому же вопросу – пребывания подполковника Гурко на английской территории, полученные мною совершенно конфиденциально в трансваальской миссии.
Все, сообщенное мною в предыдущем письме, безусловно верно до мельчайших подробностей. Трансваальская миссия почерпнула эти сведения, которые были ею немедленно же сообщены непосредственно генерал-фельдмаршалу Гурко, из письма нидерландского консула г. де Вааля, присутствовавшего, как известно, по приглашению подполковника Гурко при всей сцене переговоров с английским полковником.
Копия этого письма, адресованного третьему лицу, имеется в трансваальской миссии.
Подполковник Гурко, по словам консула, действительно заявил на вопрос о своих вещах, что его сундуки были взломаны и половина вещей раскрадена с тех пор, как он окружен английскими солдатами, и что в пропаже наибольшей части вещей он имеет основание подозревать именно того солдата, который был представлен для охраны их.
... мне было передано в миссии, что в тот же день сражения под Осфонтейном президент Крюгер подвергся большой опасности быть взятым в плен англичанами. Прибыв на позиции буров под Осфонтейном (Poplas-Grove), президент Крюгер назначил место, где он в 8 часов утра предполагал держать речь собравшимся бурам с целью поднять их дух, убедить в необходимости упорно сопротивляться англичанам и вселить уверенность в конечной победе республик.
Но лишь только президент Крюгер начал свою речь, как получили известие о наступлении англичан в превосходящих силах. Быстрое отступление буров могло одно спасти их от окружения и катастрофы. Президент Крюгер был вынужден прервать свою речь, сесть в коляску и уехать; наступление же англичан последовало с такой быстротой, что менее чем через два часа, около половины одиннадцатого утра, английский лагерь уже был разбит на том самом месте, где ... Крюгер беседовал со своими бурами.
Второпях президентом Крюгером была оставлена целая пачка документов; к счастью, это были лишь прокламации и манифесты к населению обеих республик, состоявшие главным образом из текстов Священного писания и представлявшие мало интереса для англичан.
Покорнейше прошу Ваше Превосходительство принять уверения в совершенном моем уважении и глубокой преданности.
Полковник Миллер»81.
Наглость генерала Робертса по отношению к зарубежным атташе отчасти можно объяснить тогдашними военными успехами Англии.
В конце концов российскому и голландскому военным агентам разрешили вернуться в расположение буров. Разумеется, Гурко был вынужден добираться до Трансвааля кружным путем – пароходом от Кейптауна до мозамбикского порта Лоренцо-Маркеш, а оттуда – поездом в Преторию.
Донесения Потапова, Стаховича и Ромейко-Гурко публиковались отдельными изданиями (см. Библиографию). В архиве находятся черновики их донесений, а также донесения упомянутых инженер-капитана Щеглова, капитана фон Зигерн-Корна и капитана Иолшина, посланных в Трансвааль позднее. В них содержится немало интересных технических подробностей и любопытных сведений о малоизвестном периоде англо-бурской войны, однако, последние так и не были опубликованы.
Когда буры перешли к партизанским действиям против англичан и почти все добровольцы вернулись в Россию, события этой войны продолжали интересовать руководство военного ведомства.
Сохранилось следующее распоряжение генерала Сахарова, сделанное им в ноябре 1900 г.:
«Военный министр приказал все донесения, поступившие от военных агентов и других лиц по поводу трансваальской войны, докладывать военному министру в подлиннике»82.
В РГВИА я нашел личное дело штабс-капитана Виктора Тимофеевича Айпа, автора небольшой книги, «Война Англии с бурами», выпущенной в 1901 г. Судя по данным архивов бывшего государства Трансвааль, он находился в Южной Африке с самого начала боевых действий83.
Среди личных дел российских офицеров, находящихся в РГВИА, имеется два дела военнослужащих со столь редкой фамилией. Лишь один из них был в то время на действительной военной службе, но в его деле о пребывании в Трансваале нет ни строчки. Там, в частности, отмечено:
«... в 1898-1902 гг. проходил службу в Кронштадтской саперной роте, а в 1902-1903 гг. – в 5-м Понтонном батальоне». В графе «Прохождение службы», в частности, сказано: «Переведен в Кронштадтскую крепостную саперную роту 1898 ноября 20. Назначен обучающим в подрывном классе ротной школы 1898 ноября 20. Назначен заведывающим оружием роты 1899 авг. 25. Штабс-капитаном 1900 авг. 1...»84.
Вероятно, этот офицер прибыл на театр военных действий заранее, поскольку путешествие в столь далекие края занимало более полутора месяцев. Но никаких свидетельств о его пребывании на Юге Африки в РГВИА не содержится.
В Трансваале проживало много евреев, выходцев из России. Сестра милосердия санитарного отряда Российского Общества Красного Креста Ольга фон Баумгартен пишет в своих воспоминаниях об этом так:
«13 января, в третьем часу дня, мы приближались к Претории. При виде поезда встречавшая нас толпа устроила овации. Буры заиграли на трубах.
В Претории большая часть нашего отряда остановилась в «Transvaal-Hotel». Эта гостиница устроена совершенно на европейский лад, в четыре этажа, с электрическим освещением и полным комфортом. Ее хозяином, во время пребывания нашего, был английский еврей Леви.
Претория – небольшой, но прехорошенький городок, он удачно расположен в долине, со всех сторон окружен горами, густо покрытыми растительностью, очень живописные дома, по большей части в роде швейцарских, вполне соответствуют стилю горной природы.
Торговая жизнь здесь идет бойко, магазинов много, но почти все в руках евреев. Вообще в Претории удивляет количество евреев. В Трансваале насчитывается их до 20 000, и, значит, часть из них из России. Они были рады встретить русских и буквально засыпали членов отряда вопросами о том, что делается у нас на родине.
Приглядываясь к ходу жизни в Претории, никак нельзя было подумать, что буры ведут войну. Жизнь, по крайней мере с виду, шла в обычном порядке. Буры были очень самоуверенны – они говорили о своих победах, о том, что они еще сделают, как себя покажут. На войну они смотрели как на охоту, а на англичан, как на дичь»85.
На стороне буров воевали представители различных стран, и не следует забывать, что российских подданных среди них было не более десяти процентов. Сестра милосердия из русско-голландского санитарного отряда Софья Изъединова рассказывает о некоторых отрядах волонтеров:
«В самом начале войны главный контингент иностранцев состоял из немцев под начальством полковника Шилля, человека уже известного трансваальскому правительству, участвовавшего в приготовлениях к войне. О деятельности Шилля в самой войне мы еще до выезда из Европы читали, что, выказав со своим отрядом волонтеров большую храбрость в неудачном сражении при Эландслаагте, он был, однако, взят в плен с большей частью отряда, причем, по словам видевших его корреспондентов, обвинял в этой неудаче буров, якобы оставивших его на произвол судьбы. Зная склонность бурских команд руководствоваться в своих движениях вдохновением минуты, неумение и нежелание их сообразовать эти движения с действиями других отрядов, мы считали вполне возможным факт отступления буров после первой неудачи без достаточного внимания к положению иностранного контингента. Но впоследствии, уже здесь, в Петербурге, летом 1901 г. я имела случай познакомиться с этим фактом в рассказе господина Сандберга, молодого бура, приезжавшего сюда по делам. При Эландслаагте Сандберг был адъютантом Шилля и, в числе немногих, спасся от общей гибели отряда. По его рассказу причиной этой гибели являются вовсе не действия какой-либо из других командо, а неосторожность и невоздержанность товарищей Шилля. Именно: занимая позицию по самой линии натальской железной дороги, они захватили поезд, нагруженный англичанами, по мнению Сандберга, преднамеренно, джином, виски и другими спиртными напитками, в Трансваале очень трудно достижимыми и дорогими. Отряд на радостях совершенно перепился и при внезапном нападении англичан был не в состоянии оказать им какое-либо сопротивление. Спаслись немногие трезвые, в том числе сам рассказчик; остальные были почти без сопротивления взяты в плен вместе с пытавшимся защищаться и раненым Шиллем...
Большой порядочностью отличался всегда контингент голландский, так называемый hollander corps... Хорошей репутацией в смысле храбрости пользовался многочисленный, но очень смешанный по составу, отряд немецкий. Затем в разное время выдвигались – французский отряд под начальством Бреда, ирландский отряд, американский отряд разведчиков, итальянский отряд Рикарди, также занимавшийся преимущественно разведочной службой, но известный особенно своим беззастенчивым мародерством насчет чужих и своих»86.
Необходимо заметить, что буры, особенно поначалу, не доверяли иностранным добровольцам, и не только потому, что подозревали в них английских шпионов. Софья Изъединова пишет об этом так:
«Добровольцы – здесь на каждого истинного идеалиста, готового ради правды жертвовать кровью и даже жизнью, приходилось несколько простых искателей новых сильных ощущений и чуть ли не еще большее число прямо недобросовестных личностей, приехавших единственно в надежде поживиться, так или иначе «в мутной воде рыбу половить»... и неудивительно, если их «подвиги» только укрепили в бурах недоверие к иностранцам, иногда в ущерб делу, т.к. были между ними, и в немалом числе, вполне честные и порядочные люди, специальные знания которых могли бы оказать значительное влияние на ход военных действий»87.
В то же время местные власти оказывали значительную материальную помощь добровольцам.
«Трансваальское правительство брало на себя содержание приезжавших к нему санитарных отрядов, как и поступивших на его службу добровольцев, и весьма щедро расплачивалось по их счетам в лучших гостиницах...» 88.
«...Каждый из приехавших добровольцев, явившись в «Governement» и представившись статс-секретарю Рейцу... и подписав у него присягу, получал полное военное снаряжение – винтовку, револьвер, патронташ с патронами, лошадь, седло, одежду, белье и обувь, а затем имел право присоединиться к любому отряду, по своему выбору, до отправления же к фронту правительство брало на себя его (добровольца. – Г. Ш.) расход в любой гостинице, за исключением вина и спиртных напитков. Это последнее условие, конечно, обходилось, и вообще это обстоятельство (даровое содержание добровольцев в гостиницах) подавало повод к большим злоупотреблениям со стороны некоторых господ, чуравшихся настоящей военной обстановки и предпочитавших жить в Претории или Йоганнесбурге на счет благодетельствуемого ими народа...»89.
Сестра милосердия с гордостью говорит о наших соотечественниках, подавляющее большинство которых честно сражались за свободу бурских республик.
«...Новоприезжающие добровольцы примыкали к любому отряду, местному или иностранному, по большей же части группировались по национальностям. В бурские коммандо шли исключительно люди дела, желавшие сойтись возможно ближе с местными жителями, многому у них поучиться и готовые делить с ними все невзгоды. Это были преимущественно голландцы и, к нашей национальной похвале будет сказано, в значительном числе русские. Мне лично известны пребывавшие в разное время в бурских коммандах: лейтенант Штрольман [Строльман] – убит; капитан Шульженко, поручик [прапорщик] Диатропов [Диатроптов], сотник Гучков, поручик Никитин и штабс-капитан Никитин, поручик Августус, граф Комаровский, Арнольдов, Кравченко и несколько других... А среди добровольцев немало было таких, которые лишь жили в гостиницах за счет казны облагодетельствовавшей их страны и развлекались, не утруждая себя участием в военных действиях. Другие же любили во время походов [грабить] оставленные дома и не спешили на фронт. Среди них было немало авантюристов всех видов. Тем отраднее говорить о наших соотечественниках, подавляющее большинство которых, за исключением двух-трех человек, честно сражались за свободу бурских республик...»90.
Среди материалов РГВИА встретилось следующее очень любопытное донесение:
«Военному министру. Бейра. 12/29 мая 1900 г.
Ваше Высокопревосходительство
Алексей Николаевич.
Пользуюсь случаем прислать Вам настоящее письмо французской почтой через Мадагаскар, чтобы сообщить Вам некоторые сведения о высадке англичан с Бейры и... их экспедиции, имеющей целью вторжение в Трансвааль с севера через Мозамбик и Родезию...»
Далее на нескольких страницах идет само донесение о выгрузке английских войск в Мозамбикском порту. Заканчивается оно так:
«Примите уверения в глубокой душевной преданности
Александр Гучков»91.
Известно, что будущий руководитель партии октябристов, военный и морской министр в первом составе Временного правительства, Гучков, участвовал в англо-бурской войне, храбро сражался, был тяжело ранен в бедро и остался хромым на всю жизнь. И он, будучи по званию всего лишь поручиком запаса, отправил это письмо не кому-нибудь, а военному министру России Куропаткину. Это свидетельствует о том, что уже в то время он обладал некоторым весом.
Среди русских офицеров-добровольцев был и неоднократно упоминаемый выше подпоручик Алексей Николаевич Ганецкий. В одной из лондонских газет в апреле 1900 г., когда буры уже терпели поражения, появилось сообщение о его гибели. Поскольку он был сыном генерала, героя русско-турецкой войны, выразившего сомнение в правдивости этого сообщения, в Трансвааль и в Лондон пошли запросы, а оттуда – ответы.
«Справка.
А.Н. Ганецкий сформировал отряд в Претории в начале марта 1900 года. Последний раз он писал из Гленко 19/23 марта, предполагая отправиться в Оранжевую республику. Известие о смерти его сообщено в газетной телеграмме от 20 апреля...»92.
О Ганецком мнения исследователей сильно расходятся. Гуляка, дуэлянт, очень любивший саморекламу – с одной стороны; с другой стороны, он создал небольшой отряд и храбро сражался на фронте, хотя очевидцы тех событий из числа наших соотечественников (а может быть, просто недоброжелатели) поговаривали, что он временами больше пьянствовал и мародерствовал, чем воевал. Однозначно судить не берусь, тем более что сообщение о его гибели оказалось ложным:
«Министерство иностранных дел, второй департамент, 7 мая 1900 г. № 4097 на № 767
Его Превосходительству А.Н. Куропаткину
Милостивый Государь
Алексей Николаевич.
Ваше Превосходительство изволили выразить желание иметь сведения о том, справедливы ли заявления некоторых газет, что отставной офицер русской службы Ганецкий убит в Южной Африке в рядах бурских войск.
Поспешаю уведомить Вас, Милостивый Государь, на основании только что полученной телеграммы консула в Трансваале, что Ганецкий совершенно здоров и находится в Претории.
Примите, Милостивый Государь, уверение в совершенном моем почтении и преданности.
Граф Ламздорф»93.
(Не совсем понятно, почему в телеграмме не было сообщено, что на самом деле Ганецкий был тяжело ранен в одном из боев.)
Некоторым российским офицерам-добровольцам были даны определенные поручения по сбору сведений. Косвенно на это указывают следующие документы, касающиеся упомянутого выше поручика Едрихина.
«Возвратившийся ныне из поездки в Трансвааль поручик запаса армии Едрихин испрашивает разрешения представиться Вашему Превосходительству.
Г-Л Сахаров
(приписка) назначено... час... около часа пополудни.
«2» мая 1900 г. Куропаткин»94.
Разумеется, военный министр Куропаткин принял офицера:
«Срочно. Канцелярия Вуча. 4 мая 1900 г.
Его Благородию поручику Едрихину.
Канцелярия ВУЧа сообщает Вашему Благородию, что военный министр изволит принять Вас в воскресенье 7 мая в 1 час дня у себя на квартире (Мойка, 67)»95.
Доклад явно понравился начальству, и этому есть документальное подтверждение:
«Секретно. Канцелярия Вуча.
В Главное интендантское управление
В 20 день октября 1899 года последовало высочайшее соизволение зачесть в действительную службу уволенному в запас армейской пехоты из 117-го пехотного Ярославского полка поручику Едрихину время, проведенное им в наблюдении за военными действиями в Южной Африке, с возвратом получавшегося им на действительной службе содержания.
В соответствии с сим Главный штаб просит сделать распоряжение об ассигновании названному обер-офицеру, вновь зачисленному на службу в тот же полк высочайшим приказом от 13 июля, причитающегося ему содержания за время пребывания его в запасе с 1 октября 1899 года по 13 июля 1900 года с отпуском его в С.- Петербурге.
Управляющий делами
Генерал-лейтенант Соллогуб...»96.
Приглашение поручика Едрихина к военному министру и выплата ему содержания за время «пребывания в запасе» показывает, что ему были даны определенные поручения по сбору сведений в Южной Африке. А уже по содержанию этих документов становится ясно, что он в течение нескольких месяцев являлся по существу тайным военным наблюдателем.
Но не все офицеры получили столь значительные льготы.
«По наведенной в IV отделении справке оказалось, что подпоручику Августусу с высочайшего соизволения было зачислено время, проведенное в Южной Африке за действительную службу. Подпоручику Дрейеру не было предоставлено ни одной из этих льгот.
Зная тяжелое материальное положение обоих офицеров, сделавших крупные долги для покрытия расходов на поездку в Южную Африку и ввиду безупречного их поведения на театре военных действий, осмеливаюсь возбудить ходатайство о выдаче подпоручикам Августусу и Дрейеру в виде пособия содержания за время пребывания их в Южной Африке, а второму из них, кроме того, о зачете времени состояния в запасе в действительную службу.
Во время представления моего военному министру в Ялте в октябре прошлого года я имел честь докладывать Его Превосходительству об отличном поведении названных гг. офицеров и о желательности предоставления упомянутых выше льгот, причем Его Превосходительство изволили отнестись сочувственно к моему ходатайству.
Полковник Стахович
11 апреля 1901 года»97.
Подпоручик Августус писал статьи в газеты, опубликовал книгу «Воспоминания участника англо-бурской войны» и, по-видимому, не являлся заранее отобранным тайным военным агентом. То же можно сказать и о подпоручике Дрейере.
В конце декабря 1900 года в санкт-петербургской газете «Новое Время» был напечатан следующий некролог:
«Б.А. Строльман.
Сочувствие русских людей делу буров выражается не одними словами. В Южную Африку в самом начале войны отправились русские добровольцы и в числе первых – лейтенант флота Борис Андреевич Строльман, вышедший ради этого в отставку и отправившийся в январе 1900 года в Трансвааль, где 13 июля сего года – сегодня ровно полгода тому назад в окрестностях Линдлея, в отряде находившемся под общим командованием Христиана Девета; Борис Андреевич Строльман был убит наповал английской пулей в то время как возвращался на передовую позицию, с которой вынес в безопасное место раненого голландца. Бой продолжался, русские отступили и двум другим русским – капитану Шульженко и москвичу Гучкову – так и не удалось унести тело Строльмана, которое было похоронено, как впоследствии они узнали, одной женщиной, пришедшей с соседней фермы. Англичане признали в убитом по найденным при нем бумагам русского лейтенанта. «Строльмана, – писал в то время Гучков, - здесь все любили и смерть его вызвала самые искренние сожаления».
Борис Андреевич Строльман родился в Москве, в 1872 году, 18-го июля. Образование начал в 1-й московской прогимназии, а в 1886 году по смерти своего отца, городского секретаря, поступил в морское училище по конкурсному экзамену на казенный счет. В 1892 году был выпущен в офицеры в первой десятке и в 1893 году ушел в дальнее плавание на «Памяти Азова». В том же году участвовал во франко-русских торжествах и был в Париже. Вернулся в 1897 году лейтенантом, прошел и блестящим образом кончил курс водолазных классов. Осенью 1898 года прикомандирован дежурным офицером к морскому корпусу, где воспитанники его очень любили. В январе 1900 года вышел в запас, чтобы волонтером принять участие в трансваальской войне.
Жизнь была коротка и проста, но зато искренна и порывиста.
Чуткий ко всякому проявлению добра и зла, он всегда был готов на борьбу с неправдой, на защиту слабого против сильного. Это была натура цельная, не дробившаяся на мелочи ежедневной жизни, но беззаветно отдававшаяся увлекавшему его чувству. Переходя непосредственно от слов к действию, он бодро шел навстречу опасности, воодушевленный сознанием правого дела, жертвуя всем, даже жизнью, ради отвлеченного идеала справедливости, он тем самым увеличил сумму абсолютного добра на земле. Мир праху его" 98.
Расскажу несколько подробнее о наиболее прославившемся русском добровольце, чье имя также встречается в архиве, но прежде заметим, что некоторые документы РГВИА трудно разобрать – и не только из-за плохого почерка, но и из-за скверно сделанных фотокопий микрофильмов, в виде каковых эти материалы выдаются исследователям. Так, в цитируемом ниже письме многие слова расшифрованы приблизительно, в частности из-за крайне скверного качества микрофильма.
«Вход. Секр. жур. Воен. уч. ком.
№ 745. 23 ноября 1899 г.
Ваше Высокопревосходительство
Алексей Николаевич.
Когда открылись военные действия в Южной Африке и стало для меня ясно, что эта война продолжится многие месяцы, я обратился в редакции некоторых газет и предложил свои услуги поехать на театр военных действий в качестве военного корреспондента... редакции не придавали значения этой войне и потому отклонили мое предложение. Тогда я обратился в редакцию Военного сборника, хотя подполковник Поливанов и сочувственно отнесся к моему предложению... что средства редакции... невозможно... [Желая] во что бы то ни стало поехать в Трансвааль, я подал лейб-хирургу Е. В. Павлову [просьбу] поднять вопрос в Главном управлении Красного Креста о посылке отряда на театр военных действий... и меня пристроить к нему.
Санитарный отряд сформирован и на днях отправляется к бурам, но я в состав его не попал, несмотря на оказанное мне... М.М. Хильдовым, Н.Я. Иелтяминовым и Л.Ф... содействия... редакции Нового Времени, России и С.-Петербургских Ведомостей изъявили согласие... средства на поездку не дать, а предложили поехать на собственный риск ввиду сомнительной, по их словам, возможности присылать из Африки корреспонденции... с поля сражений... чтобы ехать нужны средства, которых у меня нет... а потому обращаюсь к Вашему Высокопревосходительству с просьбой помочь мне поехать туда на средства военного ведомства в качестве прикомандированного к отряду Красного Креста или же самостоятельно...
Имея за собой боевую опытность, приобретенную в 1875 г. на полях Боснии и в горах Герцеговины, под началом воеводы Чеко Павловича и Согицы, в 1876 г. на сербских полях в армии генерала М.Г. Черняева, и побывав в такой школе, как незабвенного М.Д. Скобелева, и... я надеюсь, что сведения, доставленные мною из Африки, будут настолько ценны, что моя посылка вполне окупится военному министерству, и к тому же посылая корреспонденции Военному Сборнику, я предоставляю гонорар на статьи на возмещение суммы... на мою поездку. Надеюсь, что Ваше Высокопревосходительство... сочувственно к моей просьбе, изыщете возможности и ... выйти мне из тяжелого положения, в котором я нахожусь.
Необходимо выехать мне не позже 27 ноября, чтобы попасть на пароход, идущий в Лоренцо-Маркеш…
... я приехал из Ораниенбаума, где.. живу и остановился в скверной гостинице, где буду ждать до среды.
Вашего Высокопревосходительства покорный слуга
Евгений Яковлевич
Максимов,
отставной
подполковник»
Приписка между строчками письма:
«Начальнику Главного штаба. Отставной подполковник Максимов как военный корреспондент... очень подходящий человек. Необходимо ему помочь. Прошу... выдать Максимову 800 рублей, выдать ему корреспондентское свидетельство для отправки его в Трансвааль или английские владения по его усмотрению как корреспондента... Всеподданнейший доклад Максимова надо вызвать немедленно депешею... Петербург. Из денег 300 руб. надо... а 500 рублей.... 21/99 г.» 99.
Как явствует из приписки к просьбе Максимова, военное министерство сразу ухватилось за возможность послать на Юг Африки еще одного опытного военного агента, и лишь вмешательство Великобритании, о чем говорится ниже, не позволило подполковнику Максимову сделать это. Впрочем, в противном случае он формально не имел бы права принимать участие в боевых действиях.
«24 ноября № 1747
Его сиятельству
графу В. Н. Ламздорфу
Милостивый Государь
граф Владимир Николаевич.
Отставной подполковник Евгений Яковлевич Максимов, находившийся в 1875 году в Боснии и Герцеговине, в 1876 году в Сербии и затем газетным корреспондентом в Ахал-Текинской экспедиции 1881 года, изъявил ныне желание отправиться в Южную Африку для самостоятельных сообщений о ходе военных действий в наши газеты «Новое Время», «Россию» и «С. – Петербургские Ведомости».
Сообщая изложенное для сведения Вашего Сиятельства, имею честь просить Вас не отказать снабдить г. Максимова каким-либо удостоверением по званию и, если возможно, предварить великобританское и трансваальское правительство об его намерении.
Г. Максимов отъезжает безотлагательно из С.-Петербурга через Одессу.
Примите уверение в совершенном моем почтении и преданности.
В. Сахаров»100.
Военное министерство выдало Максимову дополнительные средства из казны для поездки в Трансвааль. Деньги были переданы через секретаря санитарного отряда Российского Общества Красного Креста:
«Пятьсот рублей, для передачи отставному подполковнику Максимову получил.
Потапов»101.
Сохранилась и расписка Максимова.
«Мною получено от состоящего в запасе штабс-капитана Потапова причитающиеся мне ...пятьсот рублей.
Одесса 2-го декабря 1899 г.
Подполковник запаса Максимов»102.
Любопытно, что и без того немалые денежные суммы уже были выданы вышеназванному отставному офицеру:
«Генерал Сахаров 19 декабря 1899 г. испрашивает разрешение, что поскольку Максимов получил 800 рублей и 800 германских марок, всего 1176 рублей, их полагалось бы отнести на кредит канцелярии военного ведомства»103.
Максимова, к сожалению, мало знают в России. Он родился в 1849 г., учился на юридическом факультете С.-Петербургского университета, но решил стать военным. Сдал экзамен на офицерский чин, служил в императорском гвардейском полку конной охраны, затем в жандармерии. Вышел в отставку молодым, в звании подполковника. Принимал участие во многих войнах и экспедициях, в том числе в Туркестане и Абиссинии, в качестве военного корреспондента.
В том же качестве он был послан в Трансвааль, но Великобритания заявила протест в связи с отправкой специального военного корреспондента, и по приказанию военного министра он возвратился из Одессы в Петербург.
«Корреспондент Максимов во исполнение приказания Вашего Превосходительства возвратился ныне в С.-Петербург и испрашивает разрешения представиться Вашему Превосходительству
г-лейтенант (неразборчиво).
Справка. Подполковнику Максимову сообщено 7/12, чтобы прибыл к Вашему Превосходительству в четверг 4 декабря в 9 ч. утра... (неразборчиво) декабря 1899 г.»104.
Однако Максимов поехал вновь, но уже в качестве не военного корреспондента, не имеющего права принимать участие в боевых действиях, а частного лица, посланного редакциями нескольких газет в качестве репортера на театр военных действий в Южной Африке.
Добравшись до Трансвааля в феврале 1900 г., Максимов скоро стал известен как меткий стрелок и превосходный наездник. Это создало ему определенную известность. Он писал донесения в Главный штаб, будучи, вероятно, еще одним тайным военным агентом – во всяком случае в донесении генералу Соллогубу он пользовался специальным шифром.
«Вход. Секр. жур. воен. учен. ком. № 227, 1 (неразборчиво) апр. 1900 г.
Милостивый Государь
Василий Устинович.
Хотя я приехал в Преторию 24/12 февраля, но до сих пор не был на позициях, а потому ничего не могу писать о военных действиях, не быв очевидцем... может быть ... вам интересно знать общее положение дел... Президент Крюгер пользуется замечательной популярностью не только в Трансваале, но даже, как я .... убедился, и в Оранжевой Республике.
Несмотря на свои «немолодые года» (75 лет), он полон сил и энергии и обладает замечательным умом и политическим тактом.
Выехав из Претории 27 февраля на позиции у Ледисмита, Крюгер 5 марта в 11 часов утра был в Блумфонтейне, где ему была сделана населением восторженная встреча. После совещания с президентом Штейном и небольшого отдыха Крюгер выехал вчера утром на Моддер-Ривер к войскам де Вета, охраняющего путь на Блумфонтейн... После взятия в плен генерала Кронье главнокомандующим в Оранжевой Республике назначен де ла Рей, по отзывам ... весьма талантливый и популярный генерал. Хотя за последние дни буры потерпели несколько неудач, но трансваальцы не пали духом и решили продолжать войну до последнего человека.
Фрейштатеры (граждане Оранжевого Свободного Государства. – Г. Ш.) после потери Кронье и его армии растерялись было... конечно, старались воспользоваться тайные доброжелатели англичан, чтобы посеять в войсках панику; по приезде сюда Крюгера все исправилось, и фрейштатеры, после храброй... энергичной речи Крюгера на вокзале вновь ободрились и возвращаются...
Англичане не [сумели] воспользоваться крупным своим успехом и потеряли много времени, дав возможность бурам оправиться от неудачи и начать вновь борьбу до тех пор, пока Европа не вступится за них. Они оказали Европе великую услугу, сведя на нет всемирный престиж нашего общего врага и доказав полную неспособность... Англии вести... войну. Европа должна отблагодарить буров своим вмешательством... страна разоряется, и ни в чем не повинные колонисты... чтобы в угоду небольшой кучке жадных капиталистов.. эту войну...
4 марта я представился президенту Штейну и пробыл у него с лишком два часа и говорил с ним как журналист.
В Южной Африке ... самое превратное понятие о России, благодаря английским источникам. Я дал разъяснения по всем вопросам... Видимо, моя правдивая речь произвела должное впечатление на присутствовавших».
Далее следует зашифрованная часть письма, в которой говорится:
«Штейн так растерялся, что готов был заключить сепаратный мир, но я, доказывая ему невыгоды этого, подал мысль послать депутацию в Европу. Сперва царю, в Берлин, Париж и Гаагу. Послана депеша Солисбюри: зачем ведем войну? Пора кончить, мы бы раньше предложили, но вы несли поражения. Теперь успех; военная честь восстановлена, предлагаем мир. Не согласитесь – будем отстаивать свободу до последнего.
Ждут ответа, потом пошлют депутацию. Мы накануне мира».
Продолжение незашифрованного письма:
«Президент Крюгер ожидается обратно сюда 9-го марта.
Полковник Гурко приехал сюда 27 февраля вечером и, представившись на другой день президенту, отправился 2-го марта на Моддер-Ривер к войскам де Вета.
Генерал Оливье с 4 тысячами ... по горам Драконсберг, прикрывая Гаррисмит, а генерал – я забыл фамилию, кажется Ранцель, с 3 тысячами в Стромбер, под Колесбергом около тысячи человек, а сколько у де Вета – не знаю. Вчера пошел к нему де ла Рей с тремя тысячами.
Сейчас идет почта, а потому принужден окончить письмо.
Примите уверение в совершенном почтении
Ваш покорный слуга
Евгений Максимов»105.
Но Максимов ошибся. Незадолго до начала англо-бурской войны Великобритания заключила договоры с Германией, США и Францией о территориальном размежевании между германскими, французскими, американскими и британскими колониями. И европейские державы не стали вмешиваться, хотя депутация и была послана в Европу и США. Великобритания не приняла условия руководителей буров и, направив к тому времени в Южную Африку более чем 250-тысячную армию, к середине 1900 г. полностью захватила бурские республики и аннексировала их. Никто не ожидал, что буры начнут партизанскую войну и что продлится она почти два года.
Максимов принял командование сначала «Иностранным легионом» (сборным отрядом иностранных добровольцев) после гибели его командира французского полковника графа Виллебуа-Марейля, затем из-за грызни между представителями различных национальностей, передал командование местному генералу, а сам стал начальником «Голландского корпуса» (отряда добровольцев преимущественно из Голландии) и в апреле 1900 г. участвовал в нескольких кровопролитных сражениях против англичан, когда буры отступали, тщетно пытаясь задержать имевшие многократное численное превосходство английские войска. Максимов был тяжело ранен в голову (его спас врач русско-голландского санитарного отряда фон Ренненкампф) и не смог в дальнейшем принять участия в партизанской войне.
Изъединова так описывает эти события со слов Максимова и других очевидцев:
«Сражение при Табанчу является кульминационным пунктом движения, предпринятого бурскими войсками генералов Ф.Бота и Кольбе с некоторыми из добровольческих отрядов, чтобы дать возможность Христиану Девету соединиться с главными силами буров на севере Фрейштата [Оранжевого Свободного Государства], от которых он был отрезан английскими войсками под начальством генералов Френча и Гамильтона, оперировавшими между Блумфонтейном, Вепенером и Табанчу (известный английский корреспондент Уинстон Черчилль признает его важнейшим военным событием после Паардеберга).
По сведениям англичан, в бою при Табанчу с их стороны участвовали кавалерийские бригады Френча, Гамильтона, Диксона и Гордона, дивизия Рендля и бригада гайландеров Смит-Дорриена, не считая войск, оставшихся у Ватерверков, [сооружения системы водоснабжения] под начальством Китченера и бригады, с которой сам Робертс счел нужным провести диверсию в сторону Карри-Сидинга. Силы противника английские источники ценят в 4 тысячи; Уинстон Черчилль уверяет даже, что «сам их видал» в этом числе при отступлении открытым полем; но мне достоверно известно, что со стороны буров здесь участвовало не больше 800 человек (не считая, конечно, сил Девета, действовавшего на значительном расстоянии и шедшего по другому пути, где его не мог видеть этот корреспондент); у Ф. Бота 400 трансваальцев, у Кольбе 300 фрейштатцев и около сотни европейцев.
Такими же погрешностями страдают и остальные отчеты английских корреспондентов, особенно же в указании своих потерь, означенных в 50 с чем-то человек всего, тогда как я знаю, что по окончании боя 30-го числа на английской позиции, занятой войсками Ф.Бота, было насчитано 167 трупов, Кольбе и европейцами, 208; сколько-нибудь убитых надо предположить и со стороны Девета, кроме пленных, взятых в числе нескольких сот – итого?
Став лагерем 38-го апреля [1900 г.] на расстоянии приблизительно 10 миль от Блумфонтейна, 4-х от Ватерверков и 6-ти от Табанчу, буры поместились нарочно не близко от горы Туба, безусловно лучшей позиции этого района, так как считали ее занятой неприятелем, по сведениям, доставленным разведчиками Терона. 29-го Максимов, находившийся здесь со своим голландским отрядом, предпринял рекогносцировку в сторону Ватерверков с целью выяснить, нельзя ли отрезать водоснабжение Блумфонтейна (центрального организационного пункта английских войск и главной квартиры лорда Робертса). Это оказалось немыслимым по количеству войск, находившихся около Ватерверков; но в течение этой рекогносцировки он убедился: 1) что Тубакон еще свободна от неприятеля, и 2) узнал от одного бура, накануне выпущенного англичанами из тюрьмы в Блумфонтейне, что следующей ночью из этого города в Табанчу с небольшим прикрытием пойдет военный обоз в 200 подвод. Вернувшись уже в темноте, он сообщил эти сведения генералу Кольбе, близ которого стоял лагерем.
На другой день предполагался военный совет и смело можно утверждать, что имей буры возможность, заняв утром Тубу, выработать соответствующий план сражения, дело окончилось бы гораздо более решительным поражением англичан и могло бы значительно изменить дальнейший ход событий. К сожалению, Кольбе увлекся мыслью захватить английский обоз и с этой целью, не сообщая никому своих намерений, ночью вышел из лагеря и устроил засаду; но, напав неожиданно на англичан, он оказался лицом к лицу не с небольшим прикрытием, как предполагалось, а со всем отрядом Гамильтона, шедшим по тому же направлению на помощь войскам, запертым в Вепенере.
Остальные бурские войска были, таким образом, непроизвольно втянуты в бой, вскоре сосредоточившийся около Тубы, которую англичане успели первые занять несколькими пехотными частями, так что пришлось их оттуда выбивать. Эта задача пала на фрейштатцев Кольбе, главным же образом на бывших здесь европейцев – немцев, небольшое число французов и hollander corps [Голландский корпус] Максимова, который в этот день особенно выделился неустрашимостью и стойкостью, заняв с бою выдавшуюся часть Тубы – ключ всей позиции и продержавшись на ней до поздней ночи, когда вся остальная гора была уже давно очищена занявшими ее войсками.
Роль hollander corps’ а и его начальника в этот день ярко освещается следующим небольшим фактом: видя опасное движение голландцев, с десяток немцев… отделившихся от них вследствие дурно понятого национального гонора, бросились с криком «наш колонель!» [полковник в переводе с французского. – Г.Ш.] Из присоединившихся на Тубе немцев двое поплатились жизнью – Гюнтер, разорванный пополам гранатой, и артиллерийский офицер фон Брахель, пораженный пулей в сердце в 20-ти шагах от англичан. В общем же потери отряда, находившегося здесь даже не в полном составе (45 человек, не считая немцев, остальные были оставлены для охраны лагеря, брошенного бурами без прикрытия. И эта горсть храбрецов выбила из позиции по признанию английских пленных несколько сот человек, положив на месте счетом 208 трупов) … собственные же потери были незначительны по числу – 2 убитых и 5 раненых, но тяжелы, так как 3 раны пришлись на долю командира, а именно плечевая контузия с раздроблением кости, тяжелая рана лопатки, вероятно разрывной пулей, и височная рана с повреждением черепа. Перевязку делал доктор нашего русско-голландского отряда К.К. фон Ренненкампф, незадолго перед этим примкнувший к отряду с походным лазаретом. Доктор фон Ренненкампф, единственный из русских докторов, до конца находившийся на театре войны, в этот день обнаружил храбрость и стойкость, которые сделали бы честь любому офицеру, с утра до вечера накладывая повязки под непрерывным огнем английской артиллерии.
Высказанное им бесстрашие и хладнокровие произвели глубокое впечатление на всех, видевших его в это время; что же касается израненного командира, то его заслуги, отмеченные в телеграммах с поля битвы главнокомандующего Деларея, скоро приняли прямо сказочные размеры, так что в разговорах о нем у флегматичных буров слово «герой» так и сыпалось.
Дело при Табанчу, хотя и разыгралось вопреки всех предположений и в невыгодных в сущности для буров условиях, дало, однако, возможность осуществить главную цель всей операции: услышав пальбу близ Тубы, Девет, уже двигавшийся от Вепенера, правильно заключил, что это войска, высланные ему на поддержку. Недалеко от Табанчу он, в свою очередь, вступил в бой с попавшимися ему на пути англичанами, причем, как это признают сами буры, неоценимую услугу оказала ему именно молодецкая атака Тубы голландеров, отвлекшая в эту сторону главное внимание англичан. Захватив у них часть обоза и большое число пленных, Девет на другой день прошел на север путем Винбурга и, наконец, недалеко от Шмаделя, на Ветривере, соединился с главными силами буров под начальством Деларея, отступавшими от занятого англичанами Брандфорта.
Отступление всех бурских войск во Фрейштадт было результатом серьезнейшей ошибки буров после боя под Табанчу. Заняв 30-го апреля, как уже было сказано выше, с боя всю Тубу, они на ночь оставили эту важнейшую позицию и возвратились в свои лагери, намереваясь вернуться на позиции утром. Утром они, конечно, нашли гору сильно занятой англичанами и понесли тяжелые потери при попытке завладеть ею с боя. Особенно пострадал храбрый hollander corps; увлеченные своей удачей предыдущего дня, они пытались штурмовать свою прежнюю позицию и отступили после всех, оставив несколько человек убитыми и 12 пленных (израненных), между которыми временно исполнявший начальство, храбрый, но недостаточно опытный лагеркомандант Гессинг.
Не более посчастливилось голландерам и в следующем крупном деле при Ветривере, где им начальствовал назначенный в заместители Максимову командант Бранд, храбрый, но тогда еще мало опытный. Приученные к стойкости и в невыгодных положениях, голландеры при Ветривере были почти полностью уничтожены, в бою под Кронстадтом от этого молодецкого отряда в строю оставалось всего 15-20 человек, так что hollander corps, переданный впоследствии Максимовым Блихноту (Блиньо), был уже не прежний отряд, а собравшиеся вокруг в числе нескольких сот не одни голландеры, но европейцы разных национальностей (кроме голландцев, составляли главное ядро преимущественно немцы и французы) и даже буры, привлеченные его репутацией.
Потеряв выгодные позиции под Табанчу, войскам Ф.Боты и Кольбе только и осталось отступить перед численностью свежих английских войск, наступавших от Блумфонтейна. Этим они открыли расположение Деларея, все эти дни сражавшегося с англичанами, сосредоточенными вокруг Тафелькопа, так что и он был принужден отступить, оставив врагу Брандфорд [второй по значению после столицы г. Блумфонтейна город Оранжевого Свободного Государства. – Г.Ш.]. В остальной части Фрейштата местность также не благоприятствует отпору врагу, наступающему с юга в подавляющем количестве.
Уже упомянутое дело на Ветривере и последующий тяжелый бой 10-го мая под Кронстадтом, хотя причинили англичанам серьезные потери и делают честь храбрости отдельных команд и начальников, были уже только последним усилием задержать и ослабить главную английскую армию. К этому времени телеграф принес с других границ известие о таких событиях, которые делали неизбежным отступление гораздо дальше на север, из опасения быть отрезанными от Претории – тогда еще главного правительственного и нравственного центра – английскими войсками, прорвавшими, наконец, саму границу Трансвааля»106.
В английских военных сводках Максимова назвали убитым. А британский офицер, капитан Таус, тяжело ранивший в ближнем бою из пистолета командира «Голландского корпуса» и сам получивший от него тяжелое пулевое ранение, приведшее к полной потере зрения, позднее был награжден за храбрость крестом Виктории, высшей наградой своей страны.
24 мая 1900 г. собравшиеся в клубе «Голландия» несколько сотен буров и европейцев провозгласили подполковника Максимова «фехт-генералом» (боевым генералом)107.
Таким образом, наш соотечественник Евгений Яковлевич Максимов стал вторым иностранцем, получившим этот чин. Первым по решению трансваальского правительства стал погибший незадолго до этого французский полковник граф Виллебуа-Марейль, первый командир «Иностранного легиона».
«...оставление Претории было решено... приходилось уводить отряд в тяжелые условия бродячей жизни в диких и нездоровых северных областях Трансвааля... Максимову поневоле пришлось сдаться на мнение докторов, что вести отряд в таких условиях было бы совершенно бесполезным для дела безумием, и ему пришлось уехать в Европу именно тогда, когда приобретенная им репутация и знание местных условий открывали ему в Трансваале широкое поле деятельности. Сформировавшийся вновь отряд, числом около 400 чел., он передал, по собственному выбору, молодому Блиньо, сыну фрейштатского статс-секретаря (он со своим отрядом принес значительную пользу, оперируя по линии к Делагоа...»108.
Статс-секретарь Рейц (третий по должности руководитель Трансвааля) так отзывался о Максимове:
«Все наши начальники, имевшие с ним дело, превозносят его храбрость, умение дисциплинировать людей и пользу, принесенную им его советами. А генерал Луи Бота (национальный герой буров. – Г. Ш.) говорил, что хотя он сам не трус и много видел храбрых людей, но ничего подобного этому русскому полковнику (в Трансваале подполковника в отставке Максимова именовали полковником. – Г.Ш.) он не только не видел, но и не воображал»109.
Как представляется, командиров иностранных добровольческих отрядов – Ганецкого, Максимова, равно как и графа Вильбуа-Марейля и Рикарди, да и других, не следует противопоставлять друг другу, как это невольно делала в своих воспоминаниях сестра милосердия Софья Изъединова. Все они храбро сражались против британских войск, командуя отрядами зарубежных волонтеров, и вполне заслуженно оставили свой след в истории англо-бурской войны 1899-1902 гг.
В дальнейшем судьба Максимова привела его к смерти на поле брани. Он, несмотря на возраст (55 лет), ушел добровольцем на русско-японскую войну и в сражении под Мукденом в составе Орловского полка погиб 1 октября 1904 г. Очень жаль, что имя нашего храброго соотечественника знакомо в основном лишь узким специалистам.
Русский военный агент подполковник Ромейко-Гурко вслед за Стаховичем был произведен в полковники; по возвращении из командировки оба они были представлены к ордену Св. Владимира 4-й степени, а штабс-капитан Потапов получил чин капитана.
«Командированные на театр военных действий в Южной Африке, для состояния при войсках воюющих сторон, Генерального штаба полковники Стахович и Ромейко-Гурко прибыли ныне в С. – Петербург.
Ввиду отличного исполнения обоими названными штаб-офицерами возложенного на них поручения полагалось бы справедливым испросить высочайшее соизволение на награждение их орденом Св. Владимира 4-й степени.
Справки. 1. По возвращении с театра испано-американской войны (1898 г. – Г. Ш.), командированные на остров Кубу Генерального штаба полковники Жилинский и Ермолов были всемилостивейше пожалованы орденом Св. Владимира.
2. Полковник Стахович состоит в чине с 6 декабря 1899 года, последнюю награду, орден Св. Анны 3-й степени, имеет с 1898 года.
3. Полковник Гурко состоит в чине с 7 августа 1990 года, имеет орден Св. Анны 3 степени с 1896 года...
Генерал-лейтенант Сахаров»110.
Разумеется, Потапову, ранее якобы из-за «расстроенных домашних обстоятельств» уволенному в запас, все время пребывания в запасе не только зачли в действительную службу, но и выплатили за это время денежное содержание:
«Начальнику штаба Приамурского военного округа...
Препровождаю копию докладной записки от 8 сего февраля, относительно ассигнования жалованья и путевого довольствия состоявшего в запасе гвардейской пехоты и ныне зачисленного на службу в л. гв. Волынский полк капитану Потапову.
Генеральный штаб просит сделать распоряжение об истребовании названному обер-офицеру жалования от 27 сент. 1900 г. и квартирных денег по окладу С.-Петербурга с 27 сентября 1900 г. по 10 февраля 1901 г., определенное законом путевое довольствие будет истребовано капитану Потапову распоряжением штаба Одесского военного округа.
Об изложенном вместе с сим сообщено Главному интендантскому управлению.
Справка. Штабс-капитан Потапов произведен в капитаны 6 декабря 1900 г. со старшинством с того же числа.
Упр. делами
Генерал-лейтенант (неразборчиво)»111.
О весьма бурной деятельности бурского капитана Леонида Покровского, о котором до сих пор помнят в Южной Африке в тех местах, где он храбро воевал в 1900 г. сохранилась следующая заметка, в которой он был ошибочно назван Лебовским:
«Daily Mail» сообщает из Питермарицбурга:
Отряд буров, атаковавший станцию Вашбанк, состоял приблизительно из 50 всадников и находился под командованием капитана Лебовского, русского офицера.
Буры сделали очень смелый переезд по стране до Вашбанка, не встретив наших патрулей: они были отлично вооружены и легко экипированы. 25-го октября они угрожали Нкуту, в Зулуланде, и проникнув в пределы Наталя ночью, перерезали телеграф у Вантсриверифта и унесли телефонный аппарат. Они прошли к Бейту, затем к Вашбанку, разрушив телеграф между Умсингой и Дунди. Всадники прискакали к Вашбанку в 2 часа 30 минут утра 26-го октября. Здесь они завладели товарным поездом, забрали некоторые боевые припасы, сожгли станционные постройки, разрушили линию и ранили одного служащего. Поезда и моста не тронули. Отсюда буры направились к северу. Последний раз о них слышали, когда они переходили Биггасберг»112.
Приведем и статью об Александре Николаевиче Шульженко, попавшем в апреле 1901 г. в английский плен:
«Последний русский доброволец
«Мы получили известие о взятии в плен англичанами офицера русской службы, капитана Александра Николаевича Шульженко, почти с самого начала англо-трансваальской войны принимавшего участие в ней в качестве добровольца.
Капитан Шульженко - последний русский доброволец бурской войны. Согласно его собственному сообщению, полученному на днях в Москве доктором Галактионовым, который женат на сестре капитана Шульженко, последний взят в плен англичанами только 5-го прошлого апреля, то есть 1.1/2 месяца тому назад.
Письмо это, писанное на немецком языке, очень кратко, свидетельствуя тем самым о цензурных условиях, применяемых англичанами на театре военных действий в Южной Африке.
Вот это письмо:
«Я здоров. Кампанию свою я окончил 5-го апреля. Нахожусь в плену у англичан в лагере под Ледисмитом. Прошу сообщить сестрам и братьям; пишите по адресу: Южная Африка, Наталь, лагерь под Ледисмитом, русскому капитану Александру Николаевичу Шульженко, 11 (24) апреля 1901 года».
По словам доктора Галактионова, капитан Шульженко состоял на службе в русской армии, в минной роте, в Восточной Сибири, где принимал участие в работе по устройству мирных заграждений во Владивостоке и в Порт-Артуре. По отзыву своего родственника, капитан Шульженко – человек в высшей степени жизнерадостный и относящийся с горячим усердием к каждому делу, за которое возьмется.
Из Сибири капитан Шульженко перевелся на юг России, в Крым, где служил в одной из крепостей. Но крепостная служба не могла удовлетворять его долго, и вот он берет отпуск на 11 месяцев и едет на Кавказ, где по поручению одной фирмы устраивает в разных городах электрическое освещение и некоторые другие электрические сооружения.
Время пребывания Шульженко на Кавказе совпало как раз с началом англо-бурской войны.
Горячий и отзывчивый Шульженко быстро снарядился в путь и уже в первые месяцы военных операций в Южной Африке стал принимать в них деятельное участие в качестве русского добровольца в рядах сражающихся за независимость буров.
Впоследствии он сошелся с другими русскими добровольцами и они вместе образовали нечто вроде маленького русского отряда, состоявшего всего из 11 человек. В этот отряд входили, кроме самого Шульженко, хорошо известные Москве капитан Ганецкий, А.И. Гучков, Стессель, двое русских рядовых, один итальянец и еще несколько человек, примкнувших к отряду. Так как буры вообще относились недоверчиво к добровольцам, то отряд ограничивался несением разведочной службы, впрочем, довольно опасной, так как ему приходилось быть всегда версты на две впереди бурского отряда и на таком же расстоянии замыкать, в случае надобности, отступление.
Шульженко никогда ничего не брал у буров, кроме лошади, которую он прозвал «Васькой» и к которой очень привязался.
А.И. Гучков, взятый в плен много ранее, по возвращении в Москву, рассказал про Шульженко характерный эпизод. Дело было под Йоганнесбургом, еще до сдачи этого города англичанам. На бурский отряд врасплох напали англичане. Произошла стычка, и Гучков был ранен в ногу, а лошадь под ним была убита. Буры бежали, бросив Гучкова, но, достигнув безопасного места, сообщили прибывшему туда с другой экспедицией Шульженко, что видели Гучкова раненым. Шульженко немедленно, рискуя попасть под английские пули, отправился и, пробираясь ползком, добрался до раненого Гучкова. Тут произошел между товарищами-добровольцами такой диалог:
– Идти не можешь?
– Нет, ранен в ногу.
– Полезай ко мне на плечи.
И с раненым товарищем на плечах Шульженко стал пробираться ползком к ближайшему бурскому лазарету, куда и доставил его, несмотря на то, что сам на этом трудном месте был ранен шальной пулей в локоть.
И вот судьба маленького русского отряда в Южной Африке: Стессель убит, Гучков ранен и взят в плен, Ганецкий сам ушел, причем оба последние наслаждаются уже свободой на родине.
Теперь англичанами взят в плен последний из русских добровольцев, переживших и взятие Йоганнесбурга и взятие Претории, и участвовавший во всех последних битвах и стычках буров с англичанами, состоя все время в отряде знаменитого Девета.
Какова будет его дальнейшая судьба – неизвестно»113.
В целом не так уж много известно о большинстве русских добровольцев, сражавшихся на стороне бурского народа. Принято считать, что среди более чем двух тысяч добровольцев из разных стран от 200 до 250 человек приехали из России. Пятеро офицеров-добровольцев из нашей страны погибли в боях, причем четверо из них сражались в партизанских отрядах буров. Вот их фамилии:
Дуплов, Покровский, Петров, Строльман, Никитин114.(По приведенным выше данным, Никитин был ранен и взят в плен.)
Известны фамилии лишь некоторых русских добровольцев, не только офицеров, но и гражданских лиц, воевавших на стороне буров. Перечислим их (в том числе и погибших):
«Шульженко, Арнольдов, Едрихин, Августус, Покровский, Гучков [Федор Иванович – брат А. Гучкова], А. Гучков, Никитин, Дрейер, Ганецкий, Крафт, граф Комаровский, Е. Максимов, князь Енгалычев, Никитин, фон Строльман, Бискупский, Автократов, Николаев, Шилл [Шиль], князь Багратион-Мухранский [Николай Георгиевич], Санджаков [Санджанов], Семенов [Владимир Николаевич], Руккерт [Рукерт] [Василий], Надборский, Савич»115.
Правительство Трансвааля регистрировало добровольцев только первые два месяца после начала войны. Очень любопытен список тех российских подданных, кто присоединился к войскам буров в это время. Они записывались, как правило, с именами:
«Алексей Диатроптов, Петр Куманцев, Василий Никитин, Владимир Рубанов, капитан Айп, Виктор Нетравский, Константин Ляпидевский, Адам Савецкий»116.
В боях были ранены (по южноафриканским архивным данным):
«Евгений Августус, Александр Шульженко, Алексей Диатроптов, Михаил Енгалычев, Иван Никитин, Владимир Семенов, Владимир Рубанов, Федор Гучков, Виктор Буш, Петр Куманцев, Евгений Максимов, Сергей Дрейер»117.
Списки убитых и раненых не полны, по различным данным, еще несколько человек (из числа гражданских лиц) погибли в боях или получили ранения.
И, наконец, приведу справку о русских офицерах-добровольцах, хранящуюся в РГВИА.
«Доложена Его Величеству
апреля 1901 года
Генерал от инфантерии Куропаткин
Справка
О русских офицерах-добровольцах, принимавших участие в англо-бурской войне.
1. 117-го пехотного Ярославского полка штабс-капитан Едрихин [Алексей Ефимович]. (Вскоре после возвращения ему был присвоен следующий чин – Г. Ш.) Для поездки в Южную Африку вышел в запас. Насколько мне известно, средства на поездку получил от великого князя Александра Михайловича, корреспондировал в газетах. Пробыл на театре военных действий около двух месяцев. Вследствие болезни и краткости пребывания в Южной Африке мало принимал участия в военных действиях. Все о нем отзывались как о весьма дельном офицере. По возвращении в Россию принят обратно на службу с зачислением времени состояния в запасе в действительную службу и выдачею за это время содержания.
2. 38-го пехотного Тобольского полка поручик Дрейер [Сергей Николаевич]. Чтобы ехать на войну, вышел в запас. В продолжение четырех месяцев принимал деятельное участие в войне. От всех слышал самые лестные отзывы о его деятельности и лично убедился в том, что это прекрасный офицер. При занятии Претории был взят в плен, будучи накануне контужен в голову. Возвратился в Россию в сентябре; принят обратно в свой полк, но без зачета времени, проведенного в Трансваале, в действительную службу и без выдачи содержания за это время. По семейным обстоятельствам ходатайствовал о переводе в 1-й л.-гренадерский Екатеринославский полк, каковой перевод ему обещан, но пока не состоялся.
3. 189-го Белгорайского резервного полка подпоручик Августус [Евгений Федорович]. После отъезда в Трансвааль был зачислен в запас. В продолжение пяти месяцев принимал деятельное участие в войне. Весьма предприимчив, храбр. Посылал корреспонденции в «Новое Время» и «Варшавский военный журнал». При занятии Претории был взят в плен. По возвращении в Россию принят на службу в 192-й резервный Ваврский полк, но без зачисления времени, проведенного в Трансваале, в действительную службу и без выдачи содержания за то время. Заветная мечта подпоручика Августуса – поступить на курс восточных языков, чтобы затем служить в Туркестанском округе; однако как окончивший курс лишь юнкерского училища он без специального на то разрешения не может быть допущен к приемному экзамену.
4. 189-го Белгорайского резервного полка подпоручик Покровский [Леонид Семенович]. Принимал малое участие в военных действиях. Отзывы о нем носили неодобрительный характер. Кажется, в Россию не возвращался.
5. 37-го пехотного Екатеринбургского полка подпоручик Никитин [Василий]. По всем отзывам, безусловно выдающийся офицер, храбрый и всей душой преданный военному делу. Принимал участие в военных действиях свыше четырех месяцев. Вернувшись в Россию, немедленно отправился в Китай. О дальнейшей судьбе его ничего не знаю.
6. 16-го гренадерского Мингрельского полка подпоручик Никитин [Иван]. Был убит в деле под Йоханнесбургом. [По другим данным, был ранен. – Г.Ш.]
7. Того же полка подпоручик князь Енгалычев [Михаил Николаевич]. Прибыл в Трансвааль в мае, а в начале июня был ранен в руку и вместе с госпиталем, в котором он лежал, попал к англичанам. Возвратился в Россию в октябре.
8. Лейтенант Строльман [Борис Андреевич]. Прибыл в Трансвааль в мае. Принимал самое деятельное участие в войне, все о нем отзывались как о выдающемся храбреце. После взятия Претории, когда почти все добровольцы или разъехались, или попали в руки англичан, он принял участие в партизанских действиях буров и в конце июня был убит.
9. Состоящий в запасе штабс-капитан крепостной минной роты Шульженко [Александр Николаевич]. Выдающаяся личность, весьма храбр. В Россию возвращаться не думал.
10. Поручик Арнольдов [Федор Федорович] (резервного батальона, расположенного в Самаре), Мало принимал участия в военных действиях. Под конец был контужен, после чего до отъезда в Россию жил в Претории.
11. Корнет запаса Бискупский (служил раньше в 3-ем драгунском Сумском полку). Совсем мальчик. Алкоголик. В военных действиях почти не участвовал.
12. Л. гв. Конного полка ротмистр граф Комаровский. Перед отъездом вышел в запас. В военных действиях участвовал мало. Пользовался хорошей репутацией.
13. Поручик Гучков [Федор Иванович] (богатый московский купец). Служил ранее в л.-гренадерском Екатеринославском полку, потом на охране Маньчжурской дороги. Много путешествовал в Азии. Принимал деятельное участие в военных действиях и пользовался отличной репутацией весьма храброго человека. По возвращении в Россию немедленно отправился на Дальний Восток, где поступил на службу генерала Грибского.
14. Состоящий в запасе штабс-ротмистр Ганецкий [Алексей Николаевич]. Принимал участие в военных действиях, одно время даже командовал русским отрядом добровольцев. Усиленно рекламировал себя и пользовался вообще плохой репутацией.
15. Отставной подполковник Максимов [Евгений Яковлевич]. Принимал участие в военных действиях, пользовался репутацией весьма храброго, предприимчивого человека, хотя и не безупречной нравственности, много занимался политикой.
Генерального штаба полковник Стахович
4 апреля 1901 года»
В начале документа имеется приписка:
«Государь высказал мнение, что Августуса надо принять на курсы восточных языков. Прошу исполнить это в изъятие из правил теперь же
Кур. 8/4».
На полях донесения возле фамилии подпоручика Августуса военным министром Куропаткиным сделана пометка «Почему?» и, как уже было сказано выше, время, проведенное этим офицером в Южной Африке было зачислено в действительную военную службу118.
Этот список не полон. В нем не указаны офицеры Крафт (Краффт), Стессель (погиб в Южной Африке), Калиновский (?) и Рюкерт [Рукерт] (?). Имеются и ошибки. Например, не указано, что Федор Гучков был ранен и что его брат Александр Гучков тоже принимал участие в войне и попал в плен. Не сказано, что Евгений Августус за пять месяцев службы у буров получил звание лейтенанта.
Что же касается штабс-капитана Александра Николаевича Шульженко, то он служил, в частности, в отряде известного партизанского командира Терона и был захвачен в плен 5 мая 1901 г., а освобожден только в июле 1902 г. Не совсем ясно, по каким причинам столь небрежно сказано о подпоручике Леониде Семеновиче Покровском. Ведь он не вернулся потому, что после начала партизанской войны храбро сражался в составе одного из отрядов буров, и ему было пожаловано звание капитана. Он умер от ран после сражения 24 декабря 1900 г.119.
Непонятно, отчего столь небрежно сказано о Максимове. Не совсем ясно, почему этот список приготовлен Стаховичем – ведь по логике вещей вопрос о добровольцах должен был быть епархией Ромейко-Гурко, тем более что многих из них он лично встречал в Трансваале и Оранжевом Свободном Государстве.
Подпоручик Покровский написал военному министру Куропаткину письмо, которое тот получил только в апреле 1901 г., через несколько месяцев после гибели названного офицера. К сожалению, удалось обнаружить в архиве не само письмо, а только сопроводительную бумагу:
«Представляется Вашему Высокопревосходительству список офицеров, бывших в Трансваале, составленный командированным в Южную Африку Генерального штаба полковником Стаховичем, и письмо к Вашему Высокопревосходительству подпоручика Покровского.
Подпоручик Августус, помещенный в списках, – уроженец Курляндской губернии.
Генерал-лейтенант Сахаров.
6 апреля 1901 года»120.
Среди добровольцев из России были представители различных сословий и профессий – мещане, аристократы, врачи, инженеры, юристы, даже полицейские – околоточный надзиратель Санкт-Петербургской полиции по фамилии Надборский и Иосиф Григорьевич Высочанский, полицейский Санкт-Петербургской полиции, служивший в должности старшего помощника участкового пристава. И это вполне объяснимо: в России был велик интерес к событиям в Южной Африке. А любовь к бурам, стремление помочь в их борьбе, ярким свидетельством чему является донесение Максимова, шли во многом от нелюбви к захватчикам-англичанам. Кроме того, некоторые финны и поляки – российские подданные (это видно по фамилиям) отправились в столь дальние края помогать слабейшей стороне, памятуя о притеснениях их соотечественников в Российской империи.
Подведем некоторые итоги.
Если офицеры Едрихин, Комаровский, Дрейер, Августус, Покровский, Иван Никитин, Василий Никитин, Крафт и Енгалычев вышли в запас или получили одиннадцатимесячный отпуск на время своего участия в англо-бурской войне, то в отношении других офицеров довольно трудно дать определенные разъяснения. Не имеется ни прямых, ни косвенных свидетельств, характеризующих их как тайных военных наблюдателей, кроме поручика Едрихина, штабс-капитана Айпа и штабс-капитана Потапова. Однако вряд ли лишь праздное любопытство завело большинство русских офицеров в столь дальние края. Тем более, что путешествие из России в Трансвааль стоило недешево и занимало два месяца.
Кроме того, часть документов об англо-бурской войне (примерно одна треть) была уничтожена по приказу военного министра Куропаткина. Естественно возникает вопрос: а по какой причине?
Необходимо заметить, что Россия к началу XX в. уже более двух десятилетий не вела широкомасштабных боевых действий. Поэтому совершенно очевидно, что некоторые военнослужащие отправились на время за рубеж не только из-за пламенной любви к бурам и ненависти к Великобритании, но и просто для того, чтобы принять участие в современной войне и набраться боевого опыта. Некоторые из них позднее принимали участие в русско-японской и первой мировой войне.
Что же касается самой англо-бурской войны, то остается лишь удивляться недальновидности англичан, не пожелавших постепенно подчинить себе обе бурские республики экономическими средствами и рассчитывавших на быструю и легкую победу.
Статс-секретарь Трансвааля Рейц в своих беседах с сестрой милосердия Изъединовой откровенно говорил:
«Мы не имеем возможности оттеснить англичан к морю и препятствовать подвозу новых подкреплений. Рано или поздно превосходство врага по численности и количеству артиллерии возьмет верх, наша оборона будет прорвана, большая часть территории и все главные города заняты неприятелем... и большинство, особенно иностранцев, будет считать победу Англии окончательной. Но я знаю характер буров, их упорство и потребность к самостоятельности, знаю приемы англичан в подчиненных землях; они неизбежно вызовут к сопротивлению даже по-видимому подчинившихся и равнодушных, и тогда начнется настоящая народная война за каждый клочок земли и до последней капли крови...»121