Г. В. Шубин Российские добровольцы в англо-бурской войне 1899-1902 гг. (по материалам Российского государственного военно-исторического архива)

Вид материала

Содержание

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 13

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

_____________________________________________________________

РОССИЙСКИЕ ОФИЦЕРЫ В ЮЖНОЙ АФРИКЕ

В сентябре 1899 г. всем, следившим за положением в мире, было ясно, что со дня на день следует ожидать начала войны в Южной Африке. Вот что сообщал генерал Сахаров в докладе царю:

«Трансвааль, белых – 245 тысяч; туземцев – 622 тысячи. Недавно буры получили 50 тысяч ружей маузера новейшего образца. 20 сентября Крюгер предъявил Англии ультиматум для отозвания войск в течение 48 часов.

Сахаров^{^*} .

21 сент. 1899 г.»^⁵.

Буры оказались оснащены более современным стрелковым оружием, чем английская армия. Из истории боевых действий на Юге Африки известно, что, к примеру, дальнобойность винтовок немецкого производства, имевшихся у голландских поселенцев, значительно превышала британские аналоги, а точность артиллерийского огня буров значительно превосходила английскую. Собственно говоря, события этой войны показали, насколько недальновидно и опасно недооценивать по всем меркам слабейшего противника, хорошо знающего местные природные условия.

Донесения военных агентов чаще всего приходили в зашифрованном виде. Шифрограммы не всегда сохранялись, только их расшифровки. Как пример рассмотрим еще один документ:

«Копия с шифрованной телеграммы военного агента (военного атташе – Г. Ш.) в Лондоне полковника Ермолова генералу Соллогубу^{^**} от 23-го сент. 1899 г.

Война началась; буры перешли границы...» (Это сообщение и дата, указанная в нем, неточны: война началась 11 октября 1899 г., или 29 сентября по старому стилю).

И приписка, сделанная на этом документе 24-го числа того же месяца военным министром Куропаткиным^⁶ :

«Телеграфировать Ермолову, чтобы испросил разрешение на свое нахождение при английских войсках в Трансваале; если разрешат, то немедленно отправиться в Африку»⁶.

Сведения с театра военных действий были настолько злободневны, что военное министерство сначала даже намеревалось направить на будущий театр военных действий своего военного агента в Лондоне, несмотря на важность его работы в Великобритании, остававшейся одной из наиболее могущественных держав мира.

24 сентября 1899 г. генерал Сахаров писал тогдашнему товарищу (заместителю) министра иностранных дел России графу Ламздорфу^{^**} :

«Милостивый Государь

граф Владимир Николаевич.

В дополнение письма моего от 21 сего сент. за № 242, имею честь уведомить Ваше Сиятельство, что военный министр желал бы командировать одного из офицеров нашего Генерального штаба также и к войскам Трансваальской Республики.

Вследствие сего покорнейше прошу Ваше Сиятельство не отказать в надлежащем по сему вопросу сношении с правительством названной страны, а результат коего мною будет ожидаться....» (далее неразборчиво из-за плохого качества микрофильмированного документа. – Г.Ш.)^⁷.

Любая уважающая себя разведслужба старается получать сведения из различных источников, поэтому нет ничего удивительного в просьбе Военно-ученого комитета. Сравнение данных, полученных очевидцами боевых действий с обеих сторон, является краеугольным камнем любой аналитической службы, а тем более военной разведки.

Однако намерение послать русского военного представителя к бурам встретило определенные трудности, и в этом смысле любопытен следующий документ:

«Управляющий министерством иностранных дел, сентябрь 25. 1899, № 738

Его Превосходительству В. В. Сахарову

Милостивый Государь Виктор Викторович!

Письмом от 24-го сего сентября за № 245 Ваше Превосходительство изволили передать министерству иностранных дел о желании генерал – лейтенанта Куропаткина командировать одного из офицеров нашего Генерального штаба к войскам Трансваальской Республики на время военных действий между последней и Великобританией.

Вследствие сего имею честь уведомить Вас, что официальное командирование русского офицера в названную страну с политической точки зрения представляется весьма щекотливым, так как в обострении отношений между Великобританией и Трансваалем весьма серьезное значение имел вопрос о правах последнего на независимость, и потому положение Республики как воюющей стороны остается еще невыясненным.

Передавая об этом, пользуюсь настоящим случаем, чтобы возобновить Вам, Милостивый Государь, уверение в отличном моем почтении и совершенной преданности.

Граф Ламздорф»^⁸.

Ясно, что в этом письме тогдашний товарищ (заместитель) министра иностранных дел России граф Ламздорф в обтекаемых выражениях проводил мысль о том, что не стоит ссориться с «владычицей морей» до прояснения вопроса о состоянии войны между враждующими сторонами. Естественно, дипломат желал, чтобы не возникало ни малейшего повода для каких-либо осложнений со столь могущественной в ту пору державой.

Война еще не была официально объявлена, а Великобритания уже начала мобилизацию.

«Шифрованное донесение

от кого: полковника Ермолова

кому: генералу Соллогубу

откуда: из Лондона

27 сентября 1899 г.

Текст донесения: объявлен частный призыв 25 тысяч резервистов, первый день мобилизации – сегодня, всего посылается теперь 53 тысячи при 117 орудиях, т.е. еще 23 батальонов, 8 полков кавалерии, 19 батарей, полк, в котором Государь Император шефом идет.

Ермолов...»^⁹.

Министерство иностранных дел России по представлению военного министра направило правительству Великобритании просьбу о командировании в Южную Африку российского военного представителя для наблюдения за ходом боевых действий с английской стороны. Вскоре был получен ответ:

«29 сентября 1899 г. Сахарову от Ламздорфа, № 746. Секретно

Согласно телеграмме, полученной от Императорского посла в Лондоне, великобританское правительство решило на случай войны в Южной Африке ограничить число военных атташе – одним от каждой страны»^¹⁰.

Англичане были верны себе – не желали допускать иностранцев совать нос в свои дела, а для облегчения слежки и наблюдения за военными представителями других стран резко ограничили их число.

Но еще до положительного ответа из Великобритании, за два дня до начала боевых действий между бурскими республиками и Англией, российский военный атташе был готов к поездке – все делалось очень быстро:

«Канцелярия военно-ученого комитета. 27 сентября. 1899 г. № 1434.

Младшему делопроизводителю канцелярии Военно-ученого комитета Главного штаба подполковнику Стаховичу.

По приказанию военного министра с получением сего Ваше Высокоблагородие имеете отправиться в Лондон, где вам надлежит ожидать дальнейших приказаний для поездки в Южную Африку с целью наблюдения за ходом военных действий между войсками Великобритании и Трансваальской Республики.

Начальник Главного штаба

Генерал-лейтенант Сахаров»^¹¹.

(Позднее, когда войска Англии перестали терпеть поражения, в те места был послан еще один русский офицер – Н.М.Иолшин.)

Об интересе Николая II и военного министра Куропаткина к событиям англо-бурской войны свидетельствуют множество – буквально сотни документов. Для примера приведу один из них:

«По Главному штабу

Его Превосходительству В. В. Сахарову

30 ноября 1899 года

Сего числа высочайше повелено все донесения полковника Стаховича (ему был присвоен следующий чин. – Г. Ш.) из Трансвааля немедленно предоставлять Государю Императору в подлинниках с особо назначенными для того фельдъегерями.

Генерал-лейтенант Куропаткин»^¹².

Все, что касалось чисто технической стороны посылки военного агента к английским войскам, незамедлительно докладывалось высокому начальству, вкупе с последними сведениями из столицы туманного Альбиона. При этом британские власти оставались верны себе до последнего и всячески тянули сначала с приемом у себя военных атташе европейских и американских государств, а позднее не спешили отвезти их на театр войны. Любопытно, что и в дальнейшем, уже на Юге Африки, британское армейское начальство долго не давало возможности иностранным военным агентам бывать непосредственно на поле брани, всячески стараясь ограничивать их передвижение.

Но вот наконец согласие было получено:

«Шифрованное донесение

от кого: полковника Ермолова

кому: генералу Соллогубу

откуда: из Лондона 6 октября 1899 .

Текст донесения: Благоволите предупредить Стаховича: разрешено иметь денщика, рационы, фураж, палатку дадут, купить лошадей помогут на месте. Объявлен призыв 30 тысяч резерва милиции.

Полковник Ермолов^¹³.

Английская военная разведка тоже не дремала и даже мило предлагала свое содействие российским военнослужащим, которые могли быть назначены для пребывания при британских войсках:

«Министерство иностранных дел, Куропаткину, 4 ноября 1899 г.

...Подполковник Уотерс (W. H. Waters), состоящий при британском посольстве в Петербурге, обратился с письмом на высочайшее имя, в котором между прочим уведомил о своем отъезде в Южную Африку, к месту военных действий... заявляет, что если представится возможность, он готов оказать всякое содействие русским офицерам, которые были бы назначены состоять при английской действующей армии.

О вышеизложенном считаю долгом довести до сведения Вашего Превосходительства...

Граф Ламздорф»^¹⁴.

Сотрудники Военно-ученого комитета трудились не покладая рук – изучали шифрованные донесения от русских военных агентов в Лондоне, Гааге, Париже, Брюсселе, выписывали расходы на предстоящие командировки офицеров, изучали первые донесения Стаховича, вели переписку с Главным управлением Российского Общества Красного Креста по поводу отправки санитарных отрядов в Южную Африку (подробнее об этом сказано во второй части работы).

После сообщения о том, что Великобритания с 29 сентября 1899 г. (11 октября по новому стилю) находится в состоянии войны с южно-африканскими республиками, в Трансвааль одновременно с санитарным отрядом Российского Общества Красного Креста был послан «с высочайшего повеления» военный агент подполковник Ромейко-Гурко.

«Военный министр по Главному штабу 21 ноября 1899 г. № 140

Его сиятельству графу Муравьеву

Милостивый Государь

граф Михаил Николаевич.

В 21 день сего ноября последовало высочайшее соизволение на командирование в армию буров для наблюдения за ходом военных действий, штаб-офицера для поручений при командующем войсками Варшавского военного округа Генерального штаба подполковника Ромейко-Гурко.

Сообщаю на письмо Вашего Сиятельства от 18 ноября за № 10481, имею честь просить принять уверение в совершенном моем почтении и преданности.

Подписал А. Куропаткин»^¹⁵.

Среди всей этой массы документов, отразивших чисто техническую сторону посылки военных агентов, неожиданно были обнаружены весьма любопытные заявления и свидетельства:

«Секретно

Докладная записка младшего офицера 117-го пехотного Ярославского полка поручика Едрихина. 9 октября 1899 г.

С.-Петербург.

Его Превосходительству начальнику Военно-ученого комитета Генерального штаба генерал-лейтенанту Соллогубу

Желаю отправиться в Южную Африку, чтобы лично следить за ходом англо-трансваальской войны, и прошу ходатайства Вашего Превосходительства о скорейшем зачислении меня в запас армии с предоставлением права по возвращении с театра военных действий быть зачисленным снова в свой полк, с зачетом в службу времени, проведенного в отсутствии и отпуске за это время содержания.

Поручик Едрихин».

На этом документе имеется резолюция, сделанная военным министром России Куропаткиным:

«Иметь в виду для исполнения по возвращении поручика Едрихина. 9. X. 1899 г. Куропаткин»^¹⁶.

Крайне интересно, что офицер, участвовавший позднее в боевых действиях на стороне буров, обращался за разрешением на поездку не к военному министру, а к главе малоизвестного Военно-ученого комитета Главного штаба, чья вовлеченность в тайных операциях за рубежом тщательно скрывалась.

Приведенная выше докладная записка любопытна именно припиской, сделанной Куропаткиным «Иметь в виду для исполнения». Что это означает, будет ясно, когда поручик Едрихин вернется из поездки.

Но перейдем к следующему документу:

«Докладная записка вход. секр. жур. Воен. уч. ком.

16 ноября 1899 г. № 3169 16 ноября 1899 г.

С.-Петербург

Его Превосходительству начальнику Военно-ученого комитета генералу Соллогубу

Имея намерение ближе ознакомиться с ходом войны на южно-африканском театре военных действий, я решил подать прошение на высочайшее имя об увольнении меня в запас, дабы я мог на свой риск и ответственность отправиться на театр войны и находиться во время похода при войсках Трансваальской Республики. Так как временно командующий и общество гг. офицеров конной гвардии изъявили согласие по возвращении моем принять меня обратно на прежнее место, если на то последует согласие высшего начальства, а 6-го сего декабря я должен быть произведен в чин штабс-ротмистра, крайне для меня важный, чтобы не отстать от сверстников, – прошу ходатайства Вашего Превосходительства о разрешении немедленного и беспрепятственного выезда за границу с тем, чтобы 7-го сего декабря был бы дан от полка ход моему всеподданнейшему прошению о зачислении меня в запас гвардейской кавалерии.

Смею надеяться, что со стороны высшего начальства поступок мой будет сочтен не за праздную затею искателя приключений, а за стремление ближе и на практике познакомиться с военным делом, чтобы быть в состоянии возможно лучше выполнить свой долг государю и России, если потребуется, и что не найдется препятствий к обратному принятию меня на военную службу по окончании кампании.

Л. гв. Конного полка поручик граф Комаровский»^¹⁷.

Эта докладная записка является ярким примером заботы человека о себе самом, даже в минуту «вдохновенного порыва». Сами по себе слог и стиль докладной записки весьма интересны как образец канцелярского эпистолярного искусства того времени. При этом военнослужащий очень умело подчеркивает свои намерения и затушевывает вполне естественное желание, как у любого человека в погонах, не застрять на долгое время в одном чине.

Любопытен и следующий документ, касающийся одного из членов отряда Красного Креста. Военный министр пишет государю:

«20 ноября 1899 года. № 53

Председатель Главного управления Российского Общества Красного Креста ходатайствует о назначении в состав командируемого в Трансвааль санитарного отряда одного отставного офицера в качестве агента при уполномоченном Красного Креста и начальнике отряда.

Для означенной командировки полагалось бы избрать л. гв. Волынского полка штабс-капитана Потапова, окончившего в сем году курс Николаевской Академии Генерального штаба и подлежащего для выполнения означенной цели увольнению ныне в запас армии (с зачислением по гвардейской пехоте), и с сохранением всех прав и преимуществ по службе при обратном поступлении... (после окончания) возлагаемого ныне на него поручения...

Подлинник подписали: г-л Куропаткин... г-л Сахаров

На подлинном собственною Его Величества рукою написано «Согласен».

г.-л. Куропаткин

Верно: делопроизводитель

подполковник (неразборчиво)»^¹⁸.

Поскольку царь соизволил, Потапов был уволен со службы перед отъездом отряда Красного Креста 28 ноября 1899 г. из столицы.

Чтобы соблюсти все формальности, Потапов написал следующее прошение, сообразно тогдашнему бюрократическому стилю:

(под грифом)

«Всепресветлейший Державнейший

Великий Государь Император

Николай Александрович,

Самодержец Всероссийский

Государь Всемилостивейший

Просит прикомандированный к штабу 1-й гвардейской пехотной дивизии

л. гв. Волынского полка штабс-капитан Алексей Степанович Потапов

Расстроенные домашние обстоятельства лишают меня возможности продолжить службу Вашего Императорского Величества, а потому всеподданнейше прошу: к сему дабы повелено было перечислить меня в запас гвардейской пехоты. По перечислении в запас жительство буду иметь в С.-Петербурге.

К поданию надлежит по команде. С.-Петербург, ноября 19 дня 1899 года...»^¹⁹.

Таким образом, штабс-капитан Потапов поехал в Трансвааль формально штатским человеком и писал в Главный штаб донесения с места службы. Военные власти к двум официальным агентам (полковнику Стаховичу и подполковнику Ромейко-Гурко) прибавили еще одного, как бы неофициального.

Но не все из «отставных офицеров» получили льготы при отправке в Южную Африку.

«Главный штаб, отделение 3, стол 2, 16 (28) дек. 1899 г. № 251. Справка. Секретно

Подпоручик 189-го пехотного Белгорайского полка Покровский, оправляющийся с товарищем по полку подпоручиком Августусом в Трансвааль и находящийся ныне в Брюсселе, просит вместо зачисления в запас как его, так и подпоручика Августуса уволить в 11-ти месячный отпуск.

Проект статьи о зачислении в запас подпоручика Покровского передан 11 сего декабря для внесения в высочайший приказ, а дело по зачислении подпоручика Августуса пока остается без движения, потому что он уволен уже в 11-ти месячный отпуск.

Увольнение подпоручика Покровского в 11-ти месячный отпуск могло бы состояться... по представлению его ближайшего начальства, на общем основании.

Генерал-майор (Антонов)»

На полях справки имеется неразборчивая приписка: «(Покровский. 25л.8м.)»^²⁰.

Разумеется, царь одобрял распоряжения военных властей относительно посылки как военных агентов, так и офицеров-добровольцев.

«Доложено Его Величеству

27 ноября 1899 г.

г.-л. Куропаткин.

Министерство иностранных дел уведомило 10 ноября о неимении препятствий к командированию подполковника Гурко в Трансвааль.

Предположение об отправлении отряда Красного Креста через Одессу в настоящее время изменилось вследствие необходимости избегнуть пересадки в Порт-Саиде, объявленном англичанами неблагополучным по чуме.

Сверх того отправление через Марсель или Неаполь представляет некоторый выигрыш времени.

В настоящее время уже отправились в Трансвааль по личному желанию уволенный в запас поручик Едрихин и подлежащий увольнению в запас поручик граф Комаровский. С отрядом Красного Креста будет отправлен поручик запаса Потапов.

Сахаров.

27 ноября 1899 года»^²¹.

Начальство легко отпускало российских офицеров-добровольцев на войну с англичанами. Поэтому неудивительно, что позже появился и следующий приказ:

«12 января 1900 г. Уволить в запас 189-го пехотного Белгорайского полка подпоручика Покровского и по возвращении обратно зачислить на службу вместо 11-ти месячного отпуска с испрошением в то время не считать времени состояния в запасе.

Справка: высочайший приказ 26 декабря 1899 г о зачислении подпоручика Покровского в запас армии»^²².

Приведенные материалы убедительно показывают вовлеченность высших военных властей России в направление офицеров – добровольцев на театр военных действий в Южной Африке.

В случае с поручиком Едрихиным власти шли на формальное зачисление в запас с гарантией восстановления на службе. Позднее, как в случае с Августусом, обходились уже без зачисления в запас, ограничиваясь предоставлением длительного отпуска. А в случае с графом Комаровским и подпоручиком Покровским даже разрешили уехать, не дожидаясь формального увольнения в запас.

Необходимо заметить, что добровольцам, приехавшим в Южную Африку, отнюдь не приходилось рассчитывать на легкую жизнь, ибо успехи буров из-за разницы сил были кратковременны.

«Амстердам, 22 октября (3 ноября) 1899 г.

Последними своими успехами буры до того высоко подняли себя во мнении Амстердамского общества, что им уже начинают отпускать победы авансом. Сегодня, в два часа дня, разнесся по городу слух о новом поражении англичан. Множество народу хлынуло на Kalverstraat и сплошь запрудило эту людную узенькую улицу, где на окнах некоторых магазинов, рядом со вчерашними трехцветными телеграммами, висели писанные карандашом бумажки, возвещавшие, что «по слухам Ледисмит взят». Хотя слух оказался ни на чем не основанным, но это нисколько не помешало толпе отнестись к нему доверчиво и выражать свое удовольствие.

Не совсем красива и совсем не жизнерадостна здешняя толпа. Упрямые и малоподвижные лица выражают скорее грубую насмешливость, чем бойкое остроумие, и, действительно, появившиеся за последнее время в изобилии карикатуры свидетельствуют о большой тяжеловесности голландского юмора.

Но в то же время, когда большинство радуется победам буров и громко предсказывает Англии итальянское фиаско, – лучшая, интеллигентная часть общества настроена пессимистически. Сегодня мне пришлось беседовать с одним образованным голландцем.

«Как бы ни велики были успехи наших соотечественников, – сказал мой собеседник, – но я глубоко убежден в окончательном торжестве англичан. Согласитесь сами, наши крестьяне приняли стратегию крайнего напряжения сил с первого момента и всеми этими силами они обрушились в сущности только на английский авангард. В то время когда они дорогой ценой покупают свои победы над сравнительно малочисленным противником, главные силы англичан через несколько дней начнут свое сосредоточение без всякой помехи. Как поведет войну генерал Буллер, я не стану предсказывать, – я знаю только, что Англия ничего не пожалеет и даст в руки своего главнокомандующего все средства, чтобы добиться цели. Чем упрямее будут действовать буры, чем дольше они будут затягивать войну, тем больше они поработают в пользу континентальных держав и главным образом вас, русских. Мне кажется, что уже и теперь вы отлично работаете в Персии. Но чтобы бурам удалось отстоять свою независимость, – я сильно сомневаюсь в этом. Что может сделать даже самая безумная храбрость горстки людей против многочисленной и – что бы там ни говорили – прекрасной армии, располагающей самым усовершенствованным оружием и неистощимыми боевыми запасами? Грешно самообольщаться в подобных обстоятельствах. Но если Южно-Африканской Республике суждено сохранить свою независимость, то это может совершиться только благодаря своевременному вмешательству Великих держав, так как обесплодит результаты усилий Англии – это огромный интерес всей Европы, но в таком случае настоящая война, пожалуй, явится прелюдией несомненно больших событий, которые могут положить начало концу Англии.

Вы спрашиваете меня относительно наших добровольцев. У нас их нет. Мы должны быть в высшей степени корректны повсюду. Наше маленькое и слабое государство с обширными колониями уязвимо повсюду. Достаточно малейшей неосторожности, и о ризах наших начнут метать жребий. Правительство строго запрещает нам всякое активное участие в войне, и мы не отправили ни одного человека, ни ружья, ни патрона. Единственной нашей помощью являются пожертвования на Красный Крест. Мы уже собрали более 100 тысяч рублей и на эти деньги отправили одно отделение. Оно отплыло в субботу, 16-го октября. Единственное же наше желание – чтобы война скорее окончилась, так как, помимо всего прочего, мы терпим и материальный ущерб – с началом войны прекратился всякий вывоз в Южную Африку. Я слышал, что у вас в России, во Франции и Германии собираются добровольцы. Отдельные лица обращались ко мне с письменными предложениями. Но что же мы можем сделать? У нас нет ни лиц, которые бы заведовали этим, ни средств, из которых можно было бы оказать помощь, а проезд стоит очень недешево. Мы можем дать только добрый совет. Насколько я знаю, – отряду, даже самому маленькому, пробраться мудрено, но отдельные лица легко могут проехать. Обыкновенный путь – морем до Лоренцо-Маркеса на пароходах французской или немецкой линии.

Ближайшие пароходы французской линии – из Марселя 25-го ноября (нового стиля) приходят в Лоренцо-Маркес 21-го декабря (нового стиля); из Марселя 25-го декабря (нового стиля) – в Лоренцо-Маркес 20-го января (нового стиля); цена билетов: I класса – 1050 франков; II класса – 753 франка; III класса – 390 франков.

По немецкой линии: из Гамбурга 22-го ноября (нового стиля) – в Лоренцо-Маркес 2-го января (нового стиля).

На пароход немецкой линии можно сесть и в других портах: Амстердаме, Антверпене, Лиссабоне, Неаполе.

За справками о цене и с требованием о занятии места следует обращаться к De-Vries et Co. Amsterdam. Ruyster-Kade, 100.

Место считается занятым только после взноса денег, который должен быть сделан за 8 дней до отплытия.

Дальнейший путь от Лоренцо-Маркеса до Претории – по железной дороге. Относительно одежды – в Южной Африке носят обыкновенный общеевропейский костюм.

Практичнее – серый или даже серо-бурый под цвет пыли, которой там всюду много, белье – шерстяное, головной убор – пробковая каска или шляпа с широкими полями.

При этом тем из добровольцев, которых побуждает на войну честолюбие, следует иметь в виду, что занять в армии буров выдающееся положение нелегко. Офицерские должности замещаются по выбору, и для иностранца, в особенности не знающего голландского языка, нужно сделать очень много, чтобы заслужить доверие и получить власть над самолюбивыми и не особенно склонными к подчинению бурами, из которых каждый считает себя совершенным воином. Нужно много энергии, решимости и физических сил, чтобы перенести жару и все особенности тропического климата, не говоря уже о всех невзгодах боевой обстановки, и при этом еще превзойти в выносливости привычных ко всему тамошних жителей. На материальное вознаграждение рассчитывать нельзя...»^²³.

Этот отрывок из газетной статьи, написанной поручиком Едрихиным на основании сведений, полученных им в Голландии по дороге в Трансвааль, довольно точно передает характерные особенности обеих бурских республик, хотя и несколько сгущает краски, поскольку война шла в основном на плоскогорье в сравнительно мягком климате, а не в тропиках.

Надо сказать, что далеко не все добровольцы прибывали в Южную Африку для борьбы за правое (с их точки зрения) дело буров. Немало иностранцев приезжало просто поразвлечься, пограбить, попьянствовать или помародерствовать под шумок. Вот что говорил о волонтерах один из добровольцев:

«Это большей частью авантюристы, искатели легкой наживы в лучшем случае...»^²⁴.

В конце 1899 – начале 1900 г. английские войска терпели одно поражение за другим на театре военных действий, что сильно воодушевляло буров. Как раз в это время царю принесли следующий интересный документ:

«О предоставлении на благовоззрение Вашего Императорского Величества извлечение из изданного в 1898 г. сочинения A. Xeidel «Transvaal», обнимающее географическое положение, состав населения и политическое устройство этой республики».

В числе прочего в извлечении говорилось: «...В 1890 (году) белых – 119 тысяч и 622 тысячи черных, доходы на 11 миллионов марок превышают расходы, черным запрещено владеть землей, торговля золотом. Обращение буров с туземцами вообще гуманное, но строгое. 2 года для иностранцев, чтобы получить гражданство...»^²⁵.

На документе имеется приписка, сделанная генерал-лейтенантом Куропаткиным:

«Его Величество изволил читать 19 декабря 1899 года».

Официальная пропаганда в России вовсю прославляла буров:

«Прямые религиозные фермеры, решившие своей кровью отстоять свободу отечества, всегда будут ближе сердцу Святой Руси, чем наш исконный враг – холодная и эгоистичная Англия. По своей глубокой вере в Бога буры нам родные братья»^²⁶.

Впрочем, журналисты, как правило, не заикались, что источником благополучия «пахарей» являлся в огромной степени труд африканцев в золотодобывающей промышленности и сельском хозяйстве.

В обеих бурских республиках белые составляли меньшинство населения, и только они имели все права. В боевых действиях участвовали лишь белые (по крайней мере, на первом этапе). Обе стороны – и буры, и англичане – не раз заявляли, что не станут использовать на полях сражений туземцев.

Газеты же, в особенности центральные, просто заходились от восторга в связи с тем, что можно поупражняться в оскорблениях ненавистной Великобритании.

Как уже не раз отмечалось, в России сильно не любили Англию. Но и в Великобритании преувеличивали участие русских подданных в событиях на Юге Африки.

В частности, в конце декабря 1899 г. в английской газете «Дейли Мейл» было напечатано интервью с подполковником Ромейко-Гурко:

«Перевод, помещенный в английской газете «Daily Mail».

Атташе или флибустьер?

Странный случай с генералом Гурко

Марсель, 26 декабря

У меня было интервью с генералом Гурко перед его отъездом в Южную Африку на пароходе «Наталь».

Генерал, старший сын балканского героя и ученик знаменитого Скобелева, принял меня очень любезно.

«Я не уезжаю один, – сказал он мне. – Мне сопутствуют несколько офицеров, которые присоединятся ко мне в Порт-Саиде, где 30 членов Общества Красного Креста сядут на пароход для поездки в Наталь. Я прошу вас заметить, что наши билеты были удержаны для нас в Каире уже месяц тому назад.

В Порт-Саиде ожидают нашего приезда свыше 3 тысяч ящиков с разного рода медикаментами, которые будут взяты нами на судно.

В Лоренцо-Маркезо я высажусь на берег с моим отрядом, и значительное число людей туда уже прибудут ко времени моего приезда. Из Лоренцо-Маркезо я проследую в Преторию и далее на театр войны, где мне было предложено командовать корпусом. Я лично убежден, – заключил генерал Гурко, – в успехах буров, и вы можете положиться на мое честное слово, что теперь там не находятся тысячи русских, сражающихся под начальством генерала Жубера.»

Генералу Гурко на вид 48 лет. Когда я его видел на пароходе «Наталь», он имел в петлице кокарду ордена legion d’honneur, кавалером коего был сделан покойным президентом Фором во время его последнего приезда в Россию. Что касается «земледельческих машин», несколько ящиков которых... было на пароходе «Наталь», то следует заметить, что под этими названиями трансваальскому правительству был выслан первый транспорт орудий...»^²⁷.

Укажу лишь на некоторые «вольности» журналиста. Подполковник Гурко в то время не мог иметь генеральский чин. Принимать участие в военных действиях ему строжайше запрещалось. Ему было в то время 36 лет. Русских добровольцев в Трансваале и Оранжевом Свободном Государстве находилось в десятки раз меньше, и не исключено, что все интервью выдумано от начала до конца. Как следует из статьи, периодические издания во все времена интересуются не истиной или мало-мальски точным изложением событий, а лишь вымышленными доказательствами для устоявшихся в общественном сознании вымыслов или легенд.

Тем не менее английский посол в России обратил внимание на эту статью, хотя, скорее всего, отдавал себе отчет в том, что она далеко не во всем соответствует действительности.

В его сугубо частном письме (о котором, однако, 8 января 1900 г. Куропаткин доложил царю), адресованном министру иностранных дел Муравьеву, говорилось:

«Перевод письма британского посла

Министру иностранных дел Муравьеву

Секретно

... не стоит генералу Гурко шутить (шутки могут быть опасными), т.к. «Daily Mail» – наиболее распространенная в Англии [газета] и жадно читается публикой»^²⁸.

Встречаются среди документов РГВИА и неожиданные предложения, в том числе адресованные и военному министру Куропаткину:

«Милостивый Государь Алексей Николаевич.

... среди черногорцев многие хотели бы поехать добровольцами в Трансвааль, но их останавливает недостаток средств, которых необходимо только для перевозки по 100 рублей на человека. На 1 тысячу отряда понадобилось бы 100 тысяч рублей; пользу, которую они принесут на родственном им театре войны, оценивать не надо, она очевидна...

Расходы невелики, но ни одному частному лицу не по силам.

Просьба помочь

(неразборчиво)»^²⁹.

Очень интересные детальные воспоминания о поездке на Юг Африки оставил российский доброволец подпоручик Евгений Федорович Августус:^{^*}

«Высоко над морем теснились живописные группы домов, утопавших в зелени. У обрывистого берега расстилался рейд, над которым развевались флаги голландских и германских крейсеров; между громадными торговыми кораблями обрисовывалось странное судно с бронированной палубой и закрытыми люками: это была английская миноноска.

Когда мы, уменьшив ход, лавировали между кораблями, на палубу голландского крейсера высыпали бравые матросы в белых куртках. С той и с другой стороны замахали платками, шляпами и загремело долго не умолкающее «ура».

Последний раз мы позавтракали на «Жиронде», распростились с любезным капитаном и офицерами и затем, собрав свои скудные пожитки, отчалили от борта.

В лодке порывом ветра снесло с меня пробковую каску. Она закружилась, заплясала на волнах, и, ухваченную быстрым течением, ее унесло бы в океан, снова к цветущим берегам Мадагаскара, если бы ее не заметили с английского парового катера; молодчина рулевой выудил каску и ловко швырнул ее прямо ко мне в лодку. «Thank you, my brave!» [Спасибо храбрец!] прокричал я. «All right» [Пожалуйста] – ответил англичанин, и катер скрылся из виду. Сильно меня смутила любезность расторопного англичанина матроса. «И мне придется убивать этих людей, не причинивших мне ни малейшего зла!» – невольно подумал я, нахлобучивая мокрую каску.

Наконец мы вступили на берег: казалось бы, что теперь конец всем нашим невзгодам, но не тут-то было. Прежде всего смуглые португальцы перерыли наш багаж на таможне.

Упомяну о следующем курьезе: когда наш военный агент полковник [подполковник] Гурко распечатал свои сундуки, таможенные чиновники пришли в ужас, увидав мундир и ордена русского офицера, сочли это за военную контрабанду^{^*} и немедленно же конфисковали. Сколько полковник ни протестовал, упрямые португальцы настояли на своем и лишь по особому распоряжению губернатора вернули ему багаж.

А с иностранными волонтерами португальские предержащие власти еще меньше церемонились. Сколько нам пришлось бегать по всевозможным консульствам, посольствам, канцеляриям и муниципалитетам и т.д. Carramba! [Черт подери!] Carracho! [Твою мать!]

Дело в том, что под давлением Англии португальское правительство ставило всевозможные препятствия волонтерам, которых с каждым рейсом прибывало человек 50-100. На улицах, на бульварах они открыто разгуливали целыми толпами; в гостиницах все номера были заняты «негоциантами» и «туристами» с военной выправкой; в ресторанах и барах везде раздавалась громкая самоуверенная речь немцев, прерываемая хохотом французов и гортанным говором голландцев^³⁰. Немцы, раскрасневшиеся от тропической жары, тянули усердно пиво, а французы – абсент со льдом^³¹.

Португальские власти открыли новый источник дохода, заставляя волонтеров дорого оплачивать паспорта на право въезда в Преторию. Поезда ходили только раз в сутки, и билеты выдавались не иначе, как по предъявлению паспорта за подписью губернатора.

Чтобы выполнить все формальности по визировке паспортов, по выдаче удостоверений из местной полиции о «нравственности и поведении», нужно было обладать не только туго набитым кошельком, но и адским здоровьем и ангельским долготерпением. Изнемогая от жары, я бегал по улицам, отыскивая «Governo do districto» [Окружную управу], всевозможные «Kamora» [Палаты] и консулов. Голландский консул, он же и Трансваальский, несмотря на то, что у меня было к нему письмо от Лейдса, не оказал нам ни малейшего содействия, объяснив это тем, что будто за каждым его шагом недреманным оком следят какие-то Чемберлены; тем не менее, секретарь его, тощий, паукообразный голландец, не преминул содрать с нас по 10 шиллингов 6 пенсов за «визировку» паспорта.

Не менее любезно встретил нас и наш консул, пожилой француз; несмотря на то, что он агент французской торговой конторы Chargeurs reunis, он отказался разменять нам франки на фунты или рейсы. Меня выручил еврей из Вильно, который живет в Лоренцо-Маркес уже пятнадцатый год, наплодил с дюжину черномазых ребят и праведными трудами нажил себе бамбуковый дом на деревянном фундаменте.

Он один встретил нас с полным сочувствием, нашел нам номер в гостинице, отказался взять что-либо за размен и только бесконечно удивлялся, зачем это мы едем в Трансвааль на войну. «Ну и что вы себе думаете? – твердил он, мотая своими поседевшими пейсиками, – ведь буры вам жалованья платить не будут, и убьют вас англичане совсем задаром».

Почтенный купец не ограничивался одним платоническим сочувствием, приглашал к себе в гости, таскал нам целые корзины душистых бананов, ананасов. Нужно заметить, что в Лоренцо-Маркесе, как впрочем во всех тропических приморских городах, где лихорадочно пульсирует деловая жизнь, баснословная дороговизна: фрукты, спички, папиросы, булки, лимонад – все оплачивается полновесными шиллингами.

А благодетеля нашего мы лишь с трудом уговорили взять несколько рублей на память.

На другой день удалось окончить все операции по получению паспортов. Сунув почтенному секретарю золотой и получив паспорт, мы, гордо подняв головы, вышли из дверей, над которыми красовалась надпись «E proibida a etrada»[Посторонним вход воспрещен]. Завтра на поезд – через два дня нам дадут винтовку, 200 патронов, черногривого коня – и в поход...

На границе, в Коматипорте, где мы впервые увидели вооруженных буров в широкополых шляпах, трансваальские таможенные чиновники без всякого стеснения перерыли багаж пассажиров и конфисковали у некоторых волонтеров оружие, которое тем удалось скрыть от португальских властей.

После всех этих мытарств я нисколько не удивился, когда в Претории вместо оваций со стороны публики, у выходов вагонов стали усатые полисмены в белых касках и нас выпускали по одному, тщательно проверяя паспорта.

Под проливным дождем, шлепая по лужам и натыкаясь в темноте на проволочные ограждения, мы с вокзала побрели на мерцающий вдали красный фонарь гостиницы, где запах луку и чесноку нам выдал присутствие бердичевского земляка [намек на традиционное еврейское кушанье. –

Blog

Г. В. Шубин Российские добровольцы в англо-бурской войне 1899-1902 гг. (по материалам Российского государственного военно-исторического архива)

Содержание