Конспект лекций москва Издательство Российского университета дружбы народов 2008

Вид материала

Конспект

Содержание ТЕМА 2. Теоретико-методологические основания качественного подхода Символический интеракционизм Социальная феноменология П. Бергер и Т. Лукман Чикагской социологической школы. Этнографическим бюро

Подобный материал:

• Учебное пособие Москва Издательство Российского университета дружбы народов удк 811., 4061.47kb.
• Издательство Российского Университета дружбы народов 2009 Утврждено Редакционко-издательским, 601.75kb.
• Курс лекций Москва Российский университет дружбы народов 2008 Утверждено рис ученого, 2973.11kb.
• Т. К. Бреус, С. М. Чибисов, Р. Н. Баевский и К. В. Шебзухов хроноструктура ритмов сердца, 2890.28kb.
• Ж. В. Проблема одиночества (социологический аспект) Москва Издательство Российского, 832.05kb.
• Резюм е талалова Лилия Александровна, 44kb.
• Отчет подготовлен Татьяной Волосовец, профессором, заведующей кафедрой специального, 1088.19kb.
• Вопросы прикладной лингвистики сборник научных трудов москва Издательство Российского, 1099.28kb.
• Вопросы прикладной лингвистики сборник научных трудов москва Издательство Российского, 2232.6kb.
• Конспект лекций Рекомендовано в качестве учебного пособия Редакционно-издательским, 1023.31kb.

ТЕМА 2.

Теоретико-методологические основания

качественного подхода

В данной главе мы обозначим тезисно теоретико-методологические основания качественного подхода в социологии. Тезисность изложения обусловлена не столько нежеланием вторгаться в иную дисциплинарную область (истории социологии), сколько отсутствием подобной необходимости. Для нас важно обозначить лишь ключевые понятия, на которых и сегодня строится качественное социологическое исследование, представив те теории, в которых они были впервые введены или последовательно теоретически и/или эмпирически интерпретированы.

«Понимающая» социология М. Вебера

Уже из самого названия очевидно, что именно здесь были сформулированы основные понятия качественной социологии («понять», «интерпретировать») как науки, ориентированной на понимание социальных действий и причинное объяснение их предпосылок и следствий (через субъективные значения). Интерпретативное понимание происходит в два этапа: сначала человек просто понимает нормальный повседневный опыт (что же происходит вокруг него, с ним, с окружающими людьми), а потом объясняет его – понимает мотивы поведения людей. Соответственно, Вебер выделяет два типа значений: те, что сам деятель придает своим действиям, и те типичные значения, которые исследователь гипотетически присваивает всем деятелям подобного типа в аналогичных ситуациях. Поэтому рациональное объяснение исследователя (студенты хотят поступить в магистратуру, чтобы продолжать обучение) может расходиться с реальным – частной, вариативной мотивацией, казалось бы, совершенно типичного действия («все идут, и я пойду»).


«Формальная» социология Г. Зиммеля

Рассматривая социальное взаимодействие как, в первую очередь, психологический процесс, Зиммель полагал, что задача социолога – сконцентрироваться на микроанализе конкретных интеракций в единстве их содержания и формы. Учитывая культурную составляющую человеческого опыта, посредством микроанализа можно будет понять не только реальный индивидуальный жизненный опыт, но и «увидеть» общество как целостное мозаичное полотно, сотканное из множества «фрагментов» – конкретных процессов межличностных коммуникаций, в которых общие смыслы и значения обговариваются, устанавливаются и разделяются всеми участниками взаимодействия.

Символический интеракционизм

Символический интеракционизм трактует общество как постоянный обмен жестами и символами, необходимый для эффективного коммуникативного взаимодействия. Соответственно, понять социальное поведение невозможно лишь на основе фиксации доступных внешнему наблюдению фрагментов жизни – необходимо понимать их внутренний символический смысл, который воплощается в языке.

Дж. Мид разработал концепцию «рефлексирующего индивида» как мыслящего и творческого актора, который постоянно ведет внутренний диалог с самим собой, осмысливая значение собственного поведения. Мид выделил два понятия в рамках самости: «я» – думающий и действующий субъект, творческий, инициативный, активный; «меня» – размышляющий о том, как его воспринимают «другие» в тех или иных ситуациях. Общество влияет на индивида через пассивное «меня», старающееся учесть пожелания и ожидания общества в собственном поведении, тогда как активное конструирование и переконструирование личности происходит благодаря активному творческому поиску «я», находящегося в постоянном диалоге с «меня».

Несколько особняком в рамках символического интеракционизма стоит «драматургический» подход И. Гоффмана. Данная концепция стала источником множества понятий, широко используемых в рамках качественного подхода. Конечно, понятия социальной ситуации, социальной роли и повседневности были введены задолго до Гоффмана, но он наполнил их новым содержанием и существенно расширил возможности анализа той стороны социальной жизни, которая состоит из ситуативных, кратковременных контактов-«партий», разыгрываемых отдельными участниками с разной степенью исполнительского мастерства, применив к анализу повседневности драматургическую аналогию, шекспировскую фразу «весь мир – театр, а люди в нем актеры». В каждом человеке в рамках определенной социальной ситуации и роли сосуществуют официальное «я» (поведенческий норматив, диктуемый статусными и социально-ролевыми предписаниями и ожиданиями) и творческое «я» – оно стремится к реальному, свободному исполнению роли, которое может существенно отклоняться от нормативных требований, благодаря использованию лингвистических средств и невербальных средств коммуникации, создания предметной среды места действия.

По сути, Гоффман разработал целый глоссарий «драматургического» взаимодействия людей в повседневных коммуникативных ситуациях: игра в расчете на зрителя; процесс «создания впечатления» (стремление создать и сохранить наилучшее впечатление о себе в глазах значимых других или просто окружающих); создание «переднего плана» сценического действия (видимости «хорошей игры») и его «закулисья» (где люди снимают маски и ведут себя совершенно естественно); анализ «фреймов» – изучение жизненного опыта в определенных «рамках» (под углом заданной перспективы, «фокуса камеры»), которые ограничивают восприятие ситуации, но позволяют структурировать множественные жизненные миры.

Социальная феноменология

Социальная (или социологическая) феноменология изучает повседневные практики людей через вкладываемые в них смыслы и значения, через процессы конструирования жизненных миров. Любой жизненный опыт человека, даже фактически прожитый, всегда как неотъемлемый элемент содержит в себе субъективные интерпретации, воображаемые события, сконструированные значения, потому что люди не могут существовать в объективной реальности без расщепления ее на элементы и их категоризации. Соответственно, феноменологов интересует, как люди категоризируют реальность, как придают определенные значения социальным явлениям и как вырабатывают общие смыслы.

А. Шюц полагает, что мотивацию действий человека определяет его «жизненный мир» как результат всего предыдущего опыта, поэтому для оценки адекватности интерпретаций исследователем смыслов действий человека нужно «расположить» их в потоке всего биографически конкретного жизненного опыта данного индивида (ведь человек сам подобным образом оценивает значимость событий своей жизни), отнеся к тому или иному конкретному жизненному «проекту». Шюц выделяет два типа мотивов действий: предшествующие действию (мотивы «потому-что») и проецирующиеся на будущее (мотивы «для-того-чтобы»).

По мере взросления и расширения контактов человека (от непосредственных до абстрактных) его восприятие мотивов действий типизируется – становится возможным коммуникативное понимание без знания специфичности ситуации и контекста общения. Взаимное понимание людей возможно благодаря тому, что мы уверены: если мы вдруг поменяемся «местами», то будем понимать, как надо действовать, и будем идти к тем же целям, используя аналогичные средства, как бы различны ни были наши биографические «ситуации».

Шюц рассматривает повседневность как один из многообразных миров социального опыта, который воспринимается индивидом как самоочевидный, не вызывающий сомнений, обыденно-типизированный. Повседневность – основа для другой «конечной области значений» – науки: исследователь конструирует свои концепты и определения реальности как вторичные, «конструкции» на «конструкциях» обыденного опыта. Иными словами, сначала исследователь описывает мир повседневности, наблюдая факты и события и используя для их категоризации понятия естественного языка, а затем надстраивает над этими понятиями научные представления о типичных моделях поведения в реальной жизни – верифицированные по всем процедурным правилам «конструкции второго уровня».

П. Бергер и Т. Лукман разработали категориально-понятийный аппарат, который позволяет идентифицировать и понимать глубинные механизмы, лежащие в основе повседневного конструирования людьми той социальной реальности, в которой они живут. Он выделил три составляющих данного процесса: субъекты (наделенные субъективными смыслами), «мы-группа» и «они-группа». Хотя люди привносят в каждую социальную ситуацию свои мотивы и модели поведения, повторяя их из раза в раз, мы привыкаем к определенным видам действия (происходит их габитуализация), предполагая, что таковые одобряются другими людьми и соответствуют их ожиданиям. Начиная применять в отношении подобных действий типические мотивы и способы поведения, мы придаем определенным моделям поведения в своей, первичной «мы-группе», регулярный и повторяющийся характер. Чтобы наши модели институционализировались, необходимо противопоставить их «другим» (иным поведенческим моделям, принятым в «они-группе»). Постепенно первичный социальный мир человека все больше типизируется, габитуализируется и институционализируется, становясь общим достоянием все большего числа людей.


Этнометодология

Этнометодология (или «фольклорная» социология), созданная Г. Гарфинкелем, – это исследование лежащих в основе социальности практически неосознаваемых, ставших почти автоматическими для исполнения смыслов и мотивов действий посредством эмпирического наблюдения за рутинной каждодневной практикой людей. Это наблюдение может проходить в формате традиционного этнографического исследования (длительное включенное наблюдение за социальной практикой, ситуацией или феноменом) или же, наоборот, иметь провокационный характер (эта экспериментальная стратегия получила название «гарфинкелинг») – наблюдение ведется за последствиями искусственного жесткого нарушения привычного порядка вещей, заставляющего людей задуматься над основаниями социальной жизни, над непроговариваемыми, лишь подразумеваемыми аспектами социального взаимодействия и порядка.

Полагая, что обычные люди более компетентны («эксперты») в области собственного повседневного опыта, чем кто-либо, тем более профессиональные социологи, не включенные в подобный жизненный контекст, а также считая, что язык повседневных повествований адекватно не переводим на язык рациональной науки, этнометодологи были уверены, что социолог-практик должен опираться не столько на специальные знания, сколько на здравый смысл, собственный опыт и категории обыденного знания. Поэтому, в отличие от Шюца, говорящего о необходимости перевода повседневности – «конструкций первого уровня» – на язык науки – в «конструкции второго уровня», этнометодологи предлагают социологам, наоборот, перейти на язык повседневности и не прерывать абстрактными научными терминами запечатленное в текстах естественное течение жизни. Эта методологическая установка объясняет, в частности, почему именно в рамках этнометодологии возник конверсационный анализ (анализ разговоров) – исследование способов организации разговорного общения в разных средах и контекстах посредством детализированного транскрибирования как вербальных, так и невербальных элементов общения.

Таким образом, общей чертой всех обозначенных теоретико-методологических подходов, составивших основу качественной методологии, является восходящая логика анализа и понимания становления социального мира (от субъективных мотивов социальных действий конкретных индивидов через их типизацию, габитуализацию и институционализацию к объективным социальным структурам).


Литература

Абельс Х. Интеракция, идентификация, презентация. Введение в интерпретативную социологию / Пер. с нем. под общ. ред. Н.А. Головина и В.В. Козловского. СПб., 1999. С.10 67, 101-137, 184-247.

Бергер П. Общество в человеке / Пер. с англ. О.А. Оберемко // Социологический журнал. 1995. №1.

Бергер П., Лукман Г. Социальное конструирование реальности. М., 1995.

Вебер М. О некоторых категориях понимающей социологии // Вебер М. Избранные произведения. М., 1990. С.495-522.

Гофман И. Представление себя другим в повседневной жизни / Пер. с англ. и вступ. статья А.Д. Ковалева. М., 2000.

Гофман И. Первичные системы фреймов // Социологический журнал. 2001. №1.

Гофман И. Формула внешнего выражения роли // Социологический журнал. 2001. №3.

Громов И.А., Мацкевич А.Ю., Семенов В.А. Западная социология. СПб., 1997. С.78-112, 274-286.

Зиммель Г. Как возможно общество? // Социологический журнал. 1994. №2. С.102-113.

Зиммель Г. Человек как враг // Социологический журнал. 1994. №2. С.114-120.

История социологии / А.Н. Елсуков, Г.Н. Соколова, Т.Г. Румянцева, А.А. Грицанов; под общ. ред. А.Н. Елсукова. Мн., 1997. С.116-132, 243-253.

Козлова Н.Н. Социология повседневности: переоценка ценностей // Общественные науки и современность. 1992. №3.

Кравченко Е.И. Теория социального действия: от М. Вебера к феноменологам // Социологический журнал. 2001. №3.

Култыгин В.П. Становление феноменологической социологии // Социальные процессы на рубеже веков: феноменологическая перспектива. М., 2000. С.46-56.

Мид Дж. Интернализированные другие и самость // Американская социологическая мысль: тексты / Под ред. В.И. Добренькова. М., 1994. С.222-225.

Мид Дж. От жеста к символу // Американская социологическая мысль: тексты / Под ред. В.И. Добренькова. М., 1994. С.213-222.

Семенова В.В. Качественные методы: введение в гуманистическую социологию. М., 1998. С.47-70.

Сивиринов Б.С. О феноменологической интерпретации социальной реальности // Социс. 2001. №10.

Шюц А. Структура повседневного мышления / Пер. с англ. // Социс. 1988. №2. С.129-138.

Шюц А. Формирование понятия и теории в общественных науках // Американская социологическая мысль: тексты / Под ред. В.И. Добренькова. М., 1994. С.526-542.


ТЕМА 3.

История становления качественного подхода

в эмпирических исследованиях


Как вы знаете, в структуре социологии выделяют разные уровни в зависимости от логического основания деления. Одно из наиболее очевидных и широко встречающихся делений социологии – на теоретическую («кабинетную») и эмпирическую. Деление это достаточно условно, поскольку, скажем, даже один из самых известных «теоретиков» социологии, М. Вебер участвовал в разработке и реализации целого ряда эмпирических исследований. Тем не менее, оно существует, и в предыдущей главе мы рассмотрели становление качественного подхода в рамках теоретической социологической традиции. Приведем теперь те исследования, которые способствовали институционализации качественного подхода в практике эмпирических исследований.

На сегодняшний день, по крайней мере в российской социологии, нет единодушия относительно определения «момента» возникновения качественного подхода в реальной исследовательской практике, хотя большинство исследователей сходятся в том, что качественная социология родилась в знаменитой Чикагской школе в 1920-1930-е гг., в частности, благодаря уникальному исследованию У. Томаса и Ф. Знанецкого «Польский крестьянин в Европе и Америке», в рамках которого впервые были использованы включенное наблюдение и «качественный» анализ текстов. Однако есть и противники подобной точки зрения, утверждающие, что следует относить к этому периоду (деятельности чикагских социологов) становление эмпирической социологии в целом, поскольку исследователи еще не осознавали своей методологической, качественной или количественной «инаковости», и спокойно разрабатывали и использовали методические техники и приемы разной степени формализации.

Наиболее адекватным и интересным в периодизации институционализации качественного подхода в эмпирической социологической традиции представляется прослеживание истории становления конкретных методических приемов, составляющих основу современного качественного исследования. И тогда первыми, кто применил качественные методы в полевых исследованиях, окажутся антропологи. Ученые-антропологи XIX в. были вынуждены работать исключительно с непрофессиональными отчетами послов, миссионеров, путешественников и купцов, которые не имели соответствующей антропологической подготовки, да и не были заинтересованы в предоставлении развернутых описаний других обществ. Поэтому они описывали то, что казалось им экзотическим и романтичным, редко обращали внимание на предмет собственно антропологического анализа – обыденное, полагались на непроверенных местных переводчиков и зачастую откровенно «страдали» от «цивилизованного снобизма» по отношению к «варварским», «примитивным» племенам.

Первые антропологические экспедиции в конце XIX в. были непродолжительными, скудно финансировались. Антропологи еще значимо дистанцировались от изучаемых местных сообществ (не стремились изучить местные языки), но уже пытались завоевать доверие ключевых информантов и избежать тенденциозности в анализе чужой культуры и трансляции ее смысловых значений. Поэтому даже первые кратковременные выезды антропологов в «поле» показали эффективность сбора этнографических данных профессионально подготовленными наблюдателями. По результатам экспедиций был подготовлен целый ряд рекомендаций, на которые опирался в своей работе Б. Малиновский: жить среди людей, жизнь и культуру которых изучаешь; использовать в общении их обыденный язык, чтобы избежать искажений, неточностей и поверхностных выводов; собирать текстовые материалы – генеалогии, семейные истории; вести полевые и дневниковые записи.

Малиновский считается основоположником социальной антропологии и функционализма (выступал против эволюционистских и диффузионистских теорий культуры, против «атомистического изучения культурных черт вне социального контекста»). Целью этнографического исследования он считал понимание механизмов человеческой культуры, связей между психологическими процессами, социальными институтами и биологическими основами общечеловеческих традиций и мышления. Определяя культуру как сложную многоаспектную человеческую среду, Малиновский полагал необходимым использовать для ее изучения интенсивные полевые наблюдения (поскольку они позволяют понять реальность повседневной жизни, к которой неприменимы методы вопросов и ответов) и детальный сравнительный анализ традиций в социальном контексте.

Идеальная схема функционалистского анализа культуры, по Малиновскому, включает следующие этапы: 1) анализ внешних факторов (биологические потребности, географическая среда, раса, время и пространство, история) до полевого этапа; 2) описание типичных индивидуальных и групповых ситуаций (биографический метод); 3) анализ функциональных аспектов культуры (хозяйство, воспитание, религия, искусство, досуг), каждый из которых имеет сложную иерархическую структуру; 4) характеристика основных факторов культуры (материальный субстрат, социальная организация, язык).

Малиновский считается родоначальником интенсивных полевых исследований, потому что в своей книге «Аргонавты Тихого океана» впервые детально рассмотрел применяемую им методику и подчеркнул различие результатов прямого наблюдения, рассказов местных жителей и выводов исследователя. Он полагал, что этнограф должен постоянно жить среди туземцев практически в полной изоляции от внешнего мира и не поддерживать контактов с другими европейцами, потому что только постоянное присутствие в повседневной жизни наблюдаемых может снять проблему влияния антрополога на то, что он наблюдает. Как выяснилось позже, после смерти Малиновского, когда вдова опубликовала его личные дневники, сам он не смог придерживаться собственных рекомендаций и прекрасно осознавал свою «неидеальность» как этнографа: скучал, испытывал приступы депрессии, страдал от одиночества, встречался с европейцами и т.д. Тем не менее, даже такой негативный «момент» в истории становления качественного подхода оказался для него крайне важен, поскольку показал наличие двух уровней в любом полевом исследовании – этнографии чужой культуры и этнографии самого исследователя (она позволяет оценить верность предлагаемых им интерпретаций и увидеть возможные факторы смещений оценок).

Второе значимое для становления качественного подхода имя – Ф. Ле Пле, который, будучи по образованию горным инженером, стал известным методологом, теоретиком и автором программ реформ. Его решение наблюдать за жизнью европейских обществ второй половины XIX в. было обусловлено желанием понять причины социальных революций. Полагая, что простейшей ячейкой общества, гарантом его стабильности и устойчивости является семья, он сделал ее основным объектом своего наблюдения и последующего построения на основе полученных данных индуктивных умозаключений. Работая консультантом по горному делу и металлургии в разных странах Европы (Англии, Испании, Италии, Германии, Австрии, Венгрии, России и на Скандинавском полуострове), Ле Пле провел монографические обследования условий жизни более трехсот семей, посвящая период времени от недели до месяца составлению монографии каждой семьи, где учитывал не только материальные условия жизни домохозяйства, но и умственные и нравственные ее аспекты.

В план монографического описания каждой семьи входили следующие элементы: описание местности, занятий в районе и самой семьи; источники существования; образ жизни; история семьи; бюджет (статьи семейного бюджета рассматривались Ле Пле как индикатор положения семьи в социальной иерархии в текущий момент и на перспективу); элементы социальной организации (виды контрактов рабочих с работодателями, профессиональные карьеры молодых рабочих, технико-экономическое состояние отрасли, в которой трудится семья, и т.д.). Основными методами сбора информации по всем перечисленным элементам выступали личные наблюдения и свободные интервью. Ученики и последователи Ле Пле – А. де Турвиль, Э. Демолен и др. – расширили план семейной монографии описанием соседства, корпорации, прихода, города, провинции и государства в целом.

В Англии становление качественного подхода в эмпирических исследованиях связано с работами в области социального реформирования. Родоначальником подобных обследований стал Ч. Бут – ливерпульский предприниматель-судовладелец, чья деловая хватка сказалась в тщательной и продуманной технике сбора и анализа данных и в стремлении изучать только объективные «научные факты» в анализе «проблемы всех проблем» – хронической бедности в промышленных кварталах английских городов.

Став членом Королевского статистического общества, Бут тщательно изучил данные переписи 1881 г., а затем с помощью нанятых им работников провел анализ переписей за период с 1801 по 1881 г. по занятиям населения и показал, как сильно изменилась профессиональная структура населения Англии. Отметив ограниченность и неразработанность материалов переписей по интересующим его вопросам, Бут задумал исследование, в котором смог бы соединить, с одной стороны, широкий охват населения, с другой – глубокий качественный анализ вопроса о соотношении занятости и бедности среди рабочего класса Лондона. Бут был инициатором и руководителем исследования: он собрал команду сотрудников, подготовил их, наметил основные этапы исследования и жестко контролировал его ход.

Методически исследование включало в себя следующие компоненты: сбор статистических сведений (переписи, сведения полиции, санитарных и школьных инспекторов); проведение социологических опросов (школьных учителей, сборщиков налогов и санитарных инспекторов); включенное наблюдение и метод интервью – Бут жил в лондонском Ист-Энде, раз в три недели менял кварталы, где снимал жилье, подружился со многими рабочими семьями, которые и не подозревали о том, кем он был на самом деле и что он проводил наблюдение. Кроме того, на малой выборке домохозяйств был проведен анализ семейных бюджетов представителей всех групп рабочих семей по уровню материального достатка, за исключением «самой низшей».

Методической находкой Бута стала идея создания цветных социальных карт различных районов Лондона, на которых можно было наглядно увидеть распределение всех групп населения (прежде всего, по уровню материального достатка) в городе. Важно отметить и методическую рефлексию Бута – он прекрасно осознавал методические проблемы своего исследования: сопоставимость данных, полученных разными исследователями; репрезентативность обследованных семей и индивидов; взаимоотношение фактов и мнений; отражение в результатах исследования социального положения исследователя (его собственного видения бедности).

В исследовании Бута участвовали супруги Б. и С. Вебб, которые дополнили предложенный Бутом принцип индуктивной обработки эмпирических данных принципом рассмотрения исторической эволюции исследуемой социальной организации. В 1930-х гг. вышли две книги Веббов: первая книга – автобиография Беатрисы Вебб «Мое ученичество», в которой был описан ее собственный опыт включенного наблюдения – она работала сборщиком арендной платы, чтобы познакомиться с условиями жизни арендаторов и найти способы улучшить их положение; портнихой; участвовала в деятельности промышленных и торговых профсоюзов. Вторая книга – «Методы социального исследования», где супруги Вебб изложили собственное видение социального исследования: это искусство ведения записей, применения методов личного наблюдения и интервью, использования документов и библиотечных источников, сбора и манипуляции статистическими материалами. Они также систематизировали требования к социальному исследователю: терпение и настойчивость в работе, точность в использовании слов и цифр, быстрота в сборе новых фактов, удовлетворение от верности своему курсу, любознательность и удовольствие от разгадывания сложных деталей, четкая формулировка вопросов, использование одновременно нескольких методов сбора информации и т.д.

И, наконец, расцвет качественного подхода в эмпирической традиции приходится на период деятельности Чикагской социологической школы. Поскольку персоналии и исследования Чикагской социологической школы подробно рассматриваются в курсе «История социологии», мы не будем на ней подробно останавливаться – обозначим лишь основные для становления качественного подхода компоненты работы чикагских социологов.

Основную методологическую и методическую установку Чикагской социологической школы сформулировал один из ее основателей – Р. Парк: необходимость «испачкать руки в настоящем исследовании», т.е. недостаточно ограничиться работой даже с кипами бюрократических и статистических документов, научных книг и т.д. – необходимо сопровождать подобную деятельность собственными наблюдениями и записями того, что говорят отдельные люди, превращая, таким образом, окружающий город в «социальную лабораторию».


Классическим исследованием для Чикагской социологической школы и качественного подхода в целом является работа У. Томаса и Ф. Знанецкого «Польский крестьянин в Европе и Америке», призванная оценить процесс дезорганизации традиционной общности (польских мигрантов в Чикаго) под влиянием резких социальных изменений (миграции из традиционного крестьянского общества в индустриально развитую страну). Конечно, в подобной ситуации можно было провести массовый количественный опрос мигрантов об изменениях в их жизни в связи с переездом в Америку или же населения Америки по поводу отношения к мигрантам из Польши. Однако Томас и Знанецкий выбрали иную поисковую исследовательскую стратегию – сконцентрировались на анализе каждодневной практики поведения польских крестьян до и после миграции, на субъективной стороне миграции. В соответствии с избранной стратегией была разработана и методика исследования: Томас и Знанецкий несколько лет собирали личные документы поляков (764 письма) и провели серию глубинных интервью (одно интервью с главным персонажем, польским крестьянином Владеком, составило 300 страниц текста), проанализировали газетные материалы о польских крестьянах, польские архивы и множество документов американских социальных агентств по миграции.

В результате была разработана теория адаптационного поведения мигрантов, структурными компонентами которой стали следующие концепции: индивидуализация, или «атомизация» сознания в условиях новых форм социальной организации; проблема эффективности усилий (соотношение индивидуального и коллективного); девиантное поведение (норма и отклонение в ситуации инновационных процессов); занятость и отношение к труду в массовых профессиях; трансформация гендерных, семейных и общинных взаимоотношений в ситуации изменившегося социального контроля; проблема социального счастья и т.д. Но главное – Томас и Знанецкий показали, насколько важно, эвристически и методологически эффективно исследование объективных явлений (миграции и адаптации) через их субъективную интерпретацию отдельными участниками событий: причинность любого социального феномена не может иметь однозначно социальный или личностный характер – всегда сочетание и того, и другого, пусть и в разном соотношении.

Если суммировать ключевые характеристики качественного подхода, которые получили свое оформление в рамках активной исследовательской деятельности чикагских социологов, то они таковы:

• Обосновано использование этнографической традиции в изучении современных урбанизированных обществ (на примере территорий и группировок Чикаго); этнографическая традиция дополнена ориентацией на проблемы конструирования идентичностей и социального взаимодействия.
  
• Обосновано использование личных документов, фиксирующих конкретный жизненный опыт, полный субъективных переживаний и противоречий, протяженный в реальном историческом и биографическом времени.
  
• Разработана тактика качественного исследования, получившая название «кейс-стади» («исследование отдельного случая»). В ходе эмпирических исследований в рамках Чикагской социологической школы совершенно естественно сложилась следующая типология кейсов: отдельные люди/судьбы (бродяга, юный правонарушитель); организации (банды, танцзалы); городские ареалы (гетто, трущобы).
  
• Обоснована методологическая возможность (а иногда и необходимость) пересмотра гипотез и концептуальных определений основных понятий в «поле» и процессе анализа полученных данных.
  
• Обоснована возможность представления результатов исследования в виде типологии, которая выстраивается на наиболее существенных характеристиках исследуемой группы или феномена.
  
• Разработана новая форма отчетности по результатам проведенного исследования: во-первых, сохранение практически в неизменном виде первичных данных, документирующих исследуемые случаи; во-вторых, использование свободного жанра в написании социологических работ, в рамках которого возможно как достаточно абстрактное теоретизирование, так и детальная презентация реальных жизненных ситуаций (множество иллюстрирующих теоретические размышления цитат из интервью, дневников и других личных документов информантов).
  

Основным упреком в адрес чикагских социологов были обвинения в недостаточной методической грамотности, потому что наряду с антропологическим подходом (метод включенного наблюдения за верованиями, обычаями, социальными практиками и общей жизненной концепцией жителей Чикаго) чикагские социологи широко апеллировали к журналистской традиции неструктурированного интервьюирования и литературному натурализму отчетных материалов (поэтому зачастую аналитический уровень их работ действительно был невысок, а сами работы напоминали совокупность необработанных сырых данных). Вероятно, методическая грамотность и образованность чикагских социологов была действительно невысока (если сравнивать таковые с современным уровнем), но они с лихвой компенсировалась развитой методической рефлексией, широким использованием разных методов и комбинированием разнотипных документальных источников информации.

Если вернуться немного назад, к предыдущей главе о теоретико-методологических основаниях качественного подхода, то в глаза бросится отсутствие в ней русских ученых. Это не говорит об отсутствии каких-либо аналогичных наработок в отечественной науке – просто они не носили столь систематического и общепризнанного характера, как в западной социологии (не включены в социологический дискурс). Однако в случае с эмпирической традицией становления качественного подхода ситуация в российской науке обстоит значительно лучше, что связано с давними традициями русской этнографии – описания и изучения культуры, происхождения, образа жизни разных народов через данные «из первых рук», «голос снизу». Так называемые «этнографические программы» появились в России в конце XIX в. как гибкий, реактивный, доступный, содержательно конкретный, четкий в целевом отношении инструмент сбора этнографической информации, обеспечивающий, благодаря перечисленным своим характеристикам, взаимопонимание, доверие и психологический контакт между «собирателем» этнографических сведений и «информантом».

Наиболее значительная этнографическая программа была разработана и реализована Санкт-Петербургским Этнографическим бюро, созданным в 1897 г. русским фабрикантом и меценатом князем В.Н. Тенишевым (бюро просуществовало до 1901 г.)². Основной целью бюро была организация и проведение массового сбора сведений о русском крестьянстве по специальной «Программе этнографических сведений о крестьянах Центральной России» с последующим изданием систематически отобранного и переработанного материала об «обычном порядке жизни» русских крестьян.

Программа создавалась в течение 1896-1897 гг. смоленскими краеведами В.Н. Добровольским и А.Ф. Булгаковым: первый ее вариант был издан в 1896 г., второй – в 1897 г., и третий, уточненный и дополненный, – в 1898 г. При создании программы Тенишев опирался на аналогичный опыт русской этнографии, но содержательно его программа отличалась от всего, что было представлено в русской этнографической литературе в тот период: в отличие от всех прочих этнографических исследований, ориентированных на фиксацию старины, запись народных обычаев, обрядов, традиций и фольклорных текстов, Тенишева интересовали современные социально-экономические условия жизни крестьянства, «потребности жизни человека» и «потребности положения, занимаемого индивидом в обществе».

Программа Тенишева состояла из десяти разделов, которые освещали основные сферы крестьянской жизни:

1. Физические природные свойства крестьян (рост, внешний облик, выражение лица, черты характера, здоровье и т.д.).
   
2. Местные условия жизни.
   
3. Общие указания об образе жизни крестьян (трудовые и имущественные отношения и т.д.).
   
4. Общественные установления, обычаи и законы, регулирующие отношения крестьян к обществу и государственному строю.
   
5. Отношения крестьян между собой (ценности, поводы для гордости и уважения, взаимоотношения бедных и зажиточных, правила взаимопомощи, источники презрения, взаимоотношения мужчин и женщин, молодых и пожилых и т.д.) и к посторонним лицам.
   
6. Верования, знания, язык, письмо, искусства.
   
7. Семья, обычный порядок жизни.
   
8. Сближение полов, брак, отклонение от законного брака.
   
9. Рождение детей, воспитание, обучение, доведение до самостоятельности.
   
10. Непредвиденные обстоятельства крестьянской жизни (общественные и природные бедствия, суеверные охранительные меры, преступления, соотношение понятий преступления и греха, нищенство и т.д.).
    

Каждый раздел был разбит на несколько подразделов, включающих конкретные вопросы: программа состояла из 491 пункта и 2500 вопросов (в основном открытых вопросов с развернутыми формулировками, которые носили подсказывающий характер – какую именно информацию должны были зафиксировать корреспонденты). Кроме того, в дополнение к программе периодически проводились опросы по тематикам, представлявшим наибольший интерес для владельца бюро: в 1898 г. была распространена анкета «Уголовно-правовые воззрения русских крестьян», в 1900 г. – анкета об отношении крестьян к официальной медицине и т.д.

Создавая Этнографическое бюро, Тенишев ставил перед собой как идеологические, так и научные задачи. Понимая ситуацию, сложившуюся в Российской империи на рубеже ХIХ-ХХ вв. (революционные настроения рабочих и крестьян, радикализм русской интеллигенции), Тенишев полагал, что сохранить экономическую и политическую стабильность существующего строя можно только научившись хорошо управлять самым многочисленным народом империи – великорусами, а для этого надо провести массовый опрос крестьянского населения и выяснить его привычки, обычаи, надежды и чаяния. Одновременно Тенишев понимал, что собранный его Этнографическим бюро материал станет прекрасной эмпирической базой для этнографии – науки, которую он считал не сугубо исторической и описательной, а современной и прикладной.

Благодаря организационным талантам Тенишева и его финансовой состоятельности деятельность Этнографического бюро была хорошо скоординирована и поставлена на коммерческую основу: владельцем и научным руководителем бюро был сам Тенишев; организационной работой занимался заведующий бюро (А.А. Чарушин, затем С.В. Максимов); штатные сотрудники жили в Санкт-Петербурге, ежедневно приходили на работу и были квалифицированными специалистами в области этнографии; внештатные сотрудники (корреспонденты) заключали с бюро договор на выполнение работ по сбору этнографических сведений в той местности, где жили (учителя, священнослужители, семинаристы, студенты и небольшое количество образованных крестьян – всего 350 человек из 23 губерний Европейской России). Корреспонденты присылали в бюро рукописи, штатные сотрудники оценивали их содержание, проводили первичную обработку и систематизацию присланного материала, редактировали тексты, передавали их на перепечатку. Деятельность корреспондентов строго контролировалась:

• они должны были работать строго в рамках программы;
  
• их ответы на вопросы программы должны были быть точными и являться достоверными фактами (записи непосредственных наблюдений и рассказов крестьян), а не общими рассуждениями;
  
• информацию корреспонденты должны были по возможности подкреплять различного рода документами (копиями трудовых и брачных договоров, расписками, копиями судебных решений, списками приданого и т.п.).
  

Работа корреспондентов хорошо оплачивалась: стоимость рукописи зависела от качества информации и точного соблюдения всех правил оформления; деньги высылались автору немедленно по одобрению присланного материала. Приобретая рукопись, Этнографическое бюро получало право пользоваться ею по своему усмотрению, однако правка рукописей обычно была крайне незначительной: текстуальное сокращение (избыточного материала) и стилистическая правка (убирались повторы, тавтологии, ошибки, но сохранялся язык и содержание оригинальной рукописи), а затем перепечатывание на пишущей машинке. В итоге возникло богатейшее собрание рукописей, которые сегодня хранятся в архиве Государственного музея этнографии народов СССР (хотя сохранилось менее половины рукописей, собранных бюро за два года работы). К сожалению, преждевременная смерть в 1903 г. помешала Тенишеву осуществить выпуск задуманного им двухтомного труда «Быт великорусских крестьян-землепашцев», обобщающего накопленные Этнографическим бюро сведения.

Итак, суммируем причины, способствовавшие становлению качественного подхода в социологии:

• возникновение альтернативных позитивистскому видению действительности концепций, которые не принимали отстраненно-объективированного взгляда на человека и общество, критиковали позицию знания, не рассматривающего важнейших экзистенциальных вопросов человеческой жизни и превращающего человека в объект жестких социальных технологий, а общество – в объект манипуляций властных элит (это противоречит понятию гуманитарности и личностной интерпретации знания в диалоге с информантами);
  
• неудовлетворенность социологов-эмпириков эвристическими возможностями классического подхода (наивно предполагающего, что стандартизация вопроса и вариантов ответа ведет к их однозначному пониманию респондентами и не оказывает на них внушающего воздействия) и опытом использования статистико-математических методов в сборе и анализе социологических данных (которые слишком многомерны, обладают сложными неавтономными и зачастую латентными свойствами, подвержены практически непредсказуемым временным изменениям и «вписаны» в широкий социальный контекст);
  
• коренное изменение социальной реальности в конце XIX – начале ХХ в.: она стала столь плюралистичной, нестабильной, лоскутной и мозаичной, что для ее описания и, тем более, интерпретации стали нужны иные теоретические подходы и методический инструментарий.
  

Конечно, перечисленные причины не говорят о том, что в какой-то момент времени в социальном познании произошел отход или даже переход от количественной методологии к качественной – они стали весьма комфортно сосуществовать, поскольку у каждого подхода есть своя собственная предметная область изучения. Более того, ряд исследователей полагает, что исторически количественная и качественная традиции возникли практически одновременно. Первой крупной эмпирической работой в рамках качественного подхода принято считать работу Ф. Ле Пле – монографическое описание трехсот семей, принадлежащих к различным слоям общества, составленное на основе личных наблюдений и свободных интервью (книга «Европейские рабочие» вышла в свет в 1855 г.). Важно отметить, что Ле Пле не только положил начало монографическому методу в социологии, обозначив обязательные элементы семейной монографии, но и, опираясь на результаты своих эмпирических исследований, попытался типологизировать существовавшие на тот период в Европе семьи: патриархальная семья – неделимая многопоколенная общность; корневая/базовая – воплощение оптимального, по мнению Ле Пле, сочетания традиций и новаций; и нуклеарная/нестабильная – разрозненное бедственное существование родителей и детей.

Первой количественной работой считается книга А. Кетле «Человек и развитие его способностей, или Опыт социальной физики» (изданная в 1835 г.). В этой книге Кетле обобщил свои ранние публикации по материалам переписей и собранные к тому историческому моменту статистические данные, до него не подвергавшиеся систематическому анализу. Кетле видел свою задачу в том, чтобы подчинить получение эмпирических сведений четким и единообразным требованиям, что позволило бы обрабатывать их с помощью методов математики. Кроме того, Кетле разработал концепцию «среднего человека» – фиктивного существа, для которого все происходит сообразно (статистическим) средним выводам для общества.

После расцвета качественного подхода в рамках Чикагской социологической школы последующая сравнительная популярность и научная значимость количественного и качественного подходов были подвержены маятниковым колебаниям под воздействием научных успехов, достигнутых в рамках той или иной исследовательской традиции. Так, следующий за Чикагской школой период развития социологической методологии, условно датируемый 1930-60 ми и отчасти 1970-ми гг., стал временем безусловной популярности количественных методов. Такой всплеск интереса к иным познавательным и аналитическим средствам был обусловлен, с одной стороны, громкими успехами в освоении и использовании метода массовых опросов в США, в частности, в сфере предвыборных прогнозов; с другой – доминированием позитивистских взглядов на природу научного знания, например, принципа верификационизма (который трактует научное познание как процедуру эмпирической проверки фактов, лежащих в основе гипотетических утверждений, дедуцированных из сложившихся теорий).

В 1960-е гг. маятник вновь качнулся – под влиянием критики позитивистской исследовательской традиции как предоставляющей научно несодержательные результаты (действительно, достаточно странно выглядели абсолютно описательные статьи о социологической структуре больницы, влиянии территориальной отдаленности на заключение браков, поведении музыкантов симфонического оркестра во время репетиции и т.п.). Кроме того, в этот период формируются и набирают вес в научном сообществе такие мировоззренческие течения, как социальная феноменология и этнометодология, альтернативно трактующие способы научного познания и проблему достижения научной «истины». Соответственно, интерес социологов-эмпириков вновь переключился к качественным методам, что привело практически к экспоненциальному росту числа исследований, выполненных с позиций качественного подхода к концу 1980-х – началу 1990-х гг. В этот период были опубликованы первые методические и учебные работы по качественной методологии, начат выпуск специализированных журналов.

В России в силу обстоятельств политического и идеологического характера всплеск интереса к качественным методам произошел с опозданием почти в три десятилетия. Причем если и можно говорить о преодолении господства количественной традиции в социологии в 1990-е гг., то только на практическом уровне и не в русле академической социологии – источником изменений стали маркетинговые исследования и прикладная социология, в которых активно использовались фокус-группы, свободные и глубинные интервью. Сегодня ситуация в значительной степени остается такой же – методы качественного исследования широко используются в маркетинге, рекламе и политическом консультировании, но в недостаточной степени задействованы в академической социологии, хотя характеризовать их позицию в рамках социологического дискурса как маргинальную тоже было бы несправедливо.


Литература

Белановский С.А. Индивидуальное глубокое интервью. М., 2001.

Большаков А.М. Вопросы для докладов о деревне // Социология в России XIX – начала ХХ веков: тексты / Под ред. В.И. Добренькова. М., 1997. С.641-649.

Ганжа А.О., Зотов А.А. Гуманистическая социология Флориана Знанецкого // Социс. 2002. №3.

Готлиб А.С. Введение в социологическое исследование: качественный и количественный подходы. Методология. Исследовательские практики. Самара, 2002. С.80-91.

Знанецкий Ф. Исходные данные социологии // Американская социологическая мысль: тексты / Под ред. В.И. Добренькова. М., 1994. С.60-76.

Знанецкий Ф. Мемуары как объект исследования // Социс, 1989, №1. С.106-109.

Ковалев Е.М., Штейнберг И.Е. Качественные методы в полевых социологических исследованиях. М., 1999. С.37-55.

Малиновский Б. Избранное: динамика культуры. М., 2004.

Маслова О.М., Толстова Ю.Н. Методология и методы // Социология в России / Под ред. В.А. Ядова. М., 1998. С.70-104.

Рэдклифф-Браун А.Р. Метод в социальной антропологии / Пер. с англ. и заключ. ст. В. Николаева. М., 2001.

Семенова В.В. Качественные методы: введение в гуманистическую перспективу. М., 1998. С.38 43, 71-77.

Сонгинайте Н.С. Социальная антропология Бронислава Малиновского // Журнал социологии и социальной антропологии. 1998. Т.I. №2.

Тенишев В.Н. Программа этнографических сведений // Социология в России XIX – начала ХХ веков: тексты / Под ред. В.И. Добренькова. М., 1997. С.612-626.

Токарев С.А. История русской этнографии. М., 1966.

Томас У., Знанецкий Ф. Методологические заметки // Американская социологическая мысль: тексты / Под ред. В.И. Добренькова. М., 1994. С.333-356.

Фирсов Б.М., Киселева И.Г. Структуры повседневной жизни русских крестьян конца XIX в. (опыт этносоциологического изучения) // Социс. 1992. №4. С.3-14.


ТЕМА 4.

Сопоставительная характеристика

качественного и количественного подходов