Муратов н е р е а л ь н о е к и н офантазии взбунтовавшегося киномана

Вид материалаДокументы

Содержание


"Мастер и маргарита"
СССР, 1957, 0.10, реж. Михаил Цехановский, мультипликационная грусть
Подобный материал:
1   ...   4   5   6   7   8   9   10   11   ...   52

"МАССОВКА"


Великобритания, 1967, 1.48, реж. Тони Ричардсон, в ролях: Дэвид Хэммингс, Никол Уильямсон, Мэриан Фэйтфул, Гордон Джексон, Джуди Парфитт, Джон Гилгуд, Гарри Эндрюс, Тревор Хоуард


"Синьор, это вы нам показываете кукиш?" - слуга Монтекки Абрам нарывался на драку с домом Капулетти - и каждый спектакль Ричард обнажал меч, чтобы открыть череду кровавых поединков.


Три фразы за вечер и фехтовальные пассажи на бутафорских мечах - вот удел второстепенных, фоновых персонажей, декоративных травинок, оттеняющих цветение главных персонажей в театральной оранжереи.


Свое положение в театре Ричард отождествлял с бегом в изломанном коридоре: спринтерский рывок, короткий выброс эмоций и неизбежное торможение, чтобы вписаться в поворот. Каждый спектакль - отрубленный палец, который надо было каждый раз пришивать, приживлять заново. Каждый выход на сцену - коготь тигра, срывающий лоскутки с нежного покрова души, которая ничего не успевает получить взамен из зрительного зала.


Кто знал, кто понимал, что в нём умирал, загнивал заживо его Маркуцио - мощный, свободный, безудержный герой, острым и ироничным умом которого восхищались бы зрители.


И не от вина пропадал, опускался Ричард, а от этого гниения внутри несыгранной, невыплеснутой роли.


Он культивировал издевательство, ёрничание над самим собой - и только за счет этой злости держался на плаву.


Этим он возбуждал интерес к своему новому, жёсткому темпераменту, безоглядность и острота которого приковывала внимание не только изумленных коллег, но и удивленных, чутких к подвижкам психики режиссёров.


"МАСТЕР И МАРГАРИТА"


СССР, 1992, реж. Элем Климов, в ролях: Александр Феклистов, Анастасия Вертинская, Алексей Петренко, Любомирас Лауцявичус, Алексей Кравченко, Людмила Полякова


Они в последний раз собрались вместе - в этот теплый апрельский вечер, без остатка погруженный в благоухание цветущих садов Ершалаима.


Учитель почти ничего не говорил, и его настроение грусти и рассеянности постепенно передалось всем остальным. Они тихо переговаривались, словно опасались растревожить обманчиво спокойную тишину.


Он смотрел на своих учеников, и сердце его сжималось от любви и печали. Они же, сбитые с толку молчанием Учителя, как малые дети, с преданностью и готовностью ловили его взгляд.


Рано, как рано он уходит от них. Еще несколько месяцев, и робкий свет нового знания, свет доверия и надежды превратился бы в прочный и устойчивый монолит Веры, который они бы понесли по городам и весям. Словом устным и словом написанным - каждый на свой лад, через все границы, по всем материкам.


Они были такие разные - и как дорог был ему каждый из них. Он сознавал, какой гигантский путь прошли их души. Слабые, неразвитые, грубые, безыскусные – вначале, заполненные, отзывчивые, светящиеся – теперь. Для него же они оставались любимыми детьми, которым он передавал по крупицам всё, что имел. Но увидеть их в зените жизни - ему уже не было дано. Он мысленно прощался с каждым - и едва сдерживал слёзы благодарности и сожаления.


И всё же вина перед одним из них была несравнимо острее - и болезненнее.


Участь самого талантливого, самого проницательного - самого нетерпеливого его ученика рисовалась ему ужасной.


Быть проклятым на века, стать мировым символом предательства, определить себе такую роль ради Великой Цели - это был осознанный, продуманный выбор.


Он как мог уговоривал ученика отказаться от неслыханного до сих пор самопожертвования, хотя понимал, что внутренняя логика событий сильнее его человеческих эмоций.


Тень вины омрачала, тяготила душу Учителя. Но что он поделать с земными правилами и традициями, согласно которым все поворотные рубежи истории человечества всегда сопровождались ярчайшими, выпуклыми Действами, грандиозным трагедийным Театром, где были свои герои и антигерои, мученики и предатели, святые и грешники.


Как оказалось, путь постепенного проповедничества вызывает отклик в душах немногих и самых чувствительных людей. Чтобы встряхнуть, перевернуть души большинства из них, открыть им глаза на новую Веру - нужен был наглядный пример, Великий Миф, который через рельефные, легендарные образы объединит всех людей, которые стремятся стать лучше, чище и сильнее.


Божественное начало Учителя было готово исполнить свою миссию до конца, но как человеку ему так не хватало этих последних, непотревоженных минут, чтобы спокойно и достойно попрощаться со своей земной жизнью, привести в порядок все свои мысли, свои воспоминания.


Чьи-то шаги нарушили глубокую тишину ночного сада: отряд стражников вышел из темноты на свет догорающего костра.


"МЕДВЕЖОНОК"


СССР, 1957, 0.10, реж. Михаил Цехановский, мультипликационная грусть


Он был сшит небрежно и впопыхах, словно ему не хватило любви натруженных рук, которые устали и потеряли былую точность.


Задняя, левая лапа была чуть подвернута под себя и обеспечивала хотя бы какую-то устойчивость. Правая же была откинута в сторону и вверх. На ней не было гипса, но она выглядела как сломанная и закованная в жёсткий панцирь.


Медвежонок со сломанной ногой: именно, с ногой, а не лапой - он жил среди людей и вынужден был приспосабливаться к их миру пустых страстей и расхристанного равнодушия.


Нога срасталась плохо и в непогоду мучила медвежонка ломотой и тянущей душу болью. Эта боль страданием отпечаталось на его лице, осталась застывшим в глазах вопросом, который не ждал и не требовал ответа.


Возможно, игрушечный мастер устыдился своего бестрепетного ремесленничества и в последний момент надел на медвежонка теплый вязаный свитер, где на белом фоне вышил слово "Smile". Нельзя сказать, чтобы медвежонок этому очень обрадовался, а тем более, заулыбался.


При смене режима ему теперь обеспечен упрек в космополитизме, о котором ничего не знали в его времена серебряного века.


Когда медвежонка случайно оставляли на ночь посреди стола, то утром находили лежащим на спине и совершенно беспомощным.


Детей это и забавляло, и странно угнетало, пока они не догадались оставлять его на ночь сидящим и прислонённым к стене. Если бы они постарались более внимательно всмотреться в чёрные бусинки глаз медвежонка, то увидели бы в них благодарность и счастье наступившего покоя.