Муратов н е р е а л ь н о е к и н офантазии взбунтовавшегося киномана

Вид материала

Документы

Содержание Франция, 1928, 0.35, реж. Жермен Дюлак, ранний опыт соединения звука и изображения "...К любви - никогда"

Подобный материал:

• В. Е. Кузьмин, Е. Н. Муратов, А. Г. Артеменко, Е. В. Варламова, 15.2kb.
• Дата рождения 12. 05. 1986г, 42.19kb.
• Национальный Инвестиционный Совет (нис) общественное объедине­ние, образованное в мае, 4911.31kb.
• Национальный Инвестиционный Совет (нис) общественное объедине­ние, образованное в мае, 2448.69kb.
• Важней всего погода в доме, 555.61kb.
• Владимир Соловьев. Чтения о богочеловечестве, 3836.58kb.
• Муратов Сергей Александрович пристрастная камера   учебное пособие, 2722.25kb.

"КАМЕНЬ"

Франция, 1928, 0.35, реж. Жермен Дюлак, ранний опыт соединения звука и изображения


Камень и свет: безлунная ночь и шум прибоя, свет выхватывает из темноты кусок обработанного ветром и морем базальта, крупным планом показывая выщербленную фактуру и надежность каменного исполина, который растет из темноты, подсвеченный искусственным светом снизу и неожиданно, не ко времени появившейся луной, открывающей общую панораму действия: скала в четыре человеческих роста, на её краю камень два на три и на три метра, снизу узкий песчаный пляж, а дальше необъятное спокойное море.


Ветер и парус: в чуть зарумяневшемся рассвете сильный северный ветер врезается в камень и в бессилии его сдвинуть с места всю свою ярость и мощь обрушивает на прижатый камнем с южной стороны огромный парус, который не рад своему плену, готов вырваться из захвата и улететь к солёной глади, накрывая собой буруны и рябь обратной волны - и действительно уносится вдаль, и приводняется в едва различимой дали.


Чайка и карамель: солнце заполнило утро своим не жарким поначалу теплом, привлекая птиц к подогретому базальту, на который села чайка, с любопытством разглядывая морской пейзаж и не понимающая по прошествии некоторого времени, почему не может оторвать лапки от поверхности камня, оплывающего карамельно-шоколадной бесформицей, которая увлекает и втягивает постепенно всю птицу в свой сладкий болотный плен.


Камень и песок: в сумеречной дымке неведомая сила шумно и беспощадно бьёт и раскачивает тяжеленный камень, постепенно захватывая его в свою не терпящую отпора власть, и наконец, сбрасывает его вниз, на песчаный пляж, ведущий себя как водная гладь, в которую врезается оступившийся с трамплина прыгун, уходящий глубоко под песок-воду и выбрасывающий вверх и в стороны безобразные и беспорядочные фонтаны брызг-песчинок, которые возвращаются назад уже полноценными каплями воды, полностью заливающей и затопляющей пляж.

"КАНТРИ-ФОРМАТ"

СССР, 1958, 1.25, реж. Геннадий Казанский, в ролях: Геня Худяков, Алеша Литвинов, Александр Лариков, Геннадий Казанский, Майя Блинова, Евгений Весник, Николай Волков


Когда Сизый Гавр обогнул плетень, на его голову обрушилось увесистое полено. Евсей довольно хмыкнул и неспешно подошел к потерявшему сознание пришельцу. Так же неторопливо он связал ему руки сзади и негромко позвал Маврика. Трусоватый приятель приблизился не сразу и всё время озирался по сторонам.


"Будет вам шастать, как у себя дома", - оправдательно-лениво, больше для отвода глаз возмущался Евсей. Он давно хотел поговорить с представителем Небесных Кукол (так их называли местные жители - восторженно-снисходительно).


Деревенские навыки жёстких стычек имели свои, непреложные законы, и среди них: сначала оглушить, подавить противника, а дальше действовать по обстановке.


Это ничего общего не имело с кровожадностью, просто основательный характер сельчан предполагал солидное исходное преимущество в любых делах.


Сизый Гавр очнулся уже в каком-то заброшенном сарае. Такое гостеприимство землян, в кавычках конечно, было ему в диковинку. Разбитая голова трещала как лопнувший чугунок, но Сизый Гавр сдержал себя и не стал применять аварийно-силовой вариант, который полностью растворял чужую волю. Ему любопытно было наблюдать за местными подростками, импульсивно-живыми и диковато-резкими.


Свысока, но дружелюбно Евсей смотрел на очнувшегося пришельца. На запястьях Сизого Гавра он нащупал сверкающие браслеты с какими-то кнопками и стал нажимать их все подряд. В основном, столбиками света вспыхивали мини-прожекторы, которыми были густо усеяно всё одеяние пришельца. Но после одного из нажатий Евсея как пушинку отбросило назад, будто он получил пинок от упруго-твёрдой стены, выросшей вокруг пленника. Это слегка отрезвило зарвавшегося подростка.


Десятки вопросов крутились на языке Евсея: играют ли они в ножички и в салки, ловят ли рыбу острогой, какие грибы собирают, подрабатывают ли летом в поле, сколько лет учатся в школе?


Сизый Гавр телосложением походил на заморыша-подростка, и потерявший осторожность Евсей уже готов был взять шефство над ним, пообещать ему свое покровительство, тем более в глазах Сизого Гавра он увидел дружеский интерес к себе и одобрение его попыткам наладить с ним контакт.


Яркий, неземной свет заполнил собой всё пространство заброшенного сарая: забеспокоившиеся пришельцы нашли своего плененного товарища, освобождая его от любопытства сельчан, а заодно забирая одного из них, дерзкого и любознательного, на дополнительное исследование.

"КЛИНОГРАЙФЕР"

СССР, 1929, 1.37, реж. Яков Протазанов, в ролях: Игорь Ильинский, Михаил Жаров, Анна Стэн, Петр Репнин, Михаил Климов, Мария Стрелкова, Леонид Оболенский, Феофан Шипулинский


Крученый-верченый-перчёный - в порошок толчёный.


Савоська бругло раздулхабил полинограф, важжакая и саванея.


Лаборатория горе-изобретателя была затоплена ночной синевой, которая разбавлялась лишь искрением и тихим визжанием динамо-машины.


Вставшие дыбом на затылке Савушки волосы определенно указывали на обратный ожидаемому эффект опыта с новым прибором.


Савушкина голова издавала мычащие звуки, которые отражали сумерки и толчею его мыслей.


Идея психо-антиблокиратора, которую он почерпнул из берлинского переводного журнала "Дойче техник" - на пути к материальному воплощению впитала в себя огрехи переводчиков из гослитиздата.


Собирая в кучку разметавшиеся после шок-удара мозги, Савушка уже извлекал из обширных и захламленных подвалов своей памяти телефон знакомого эксперта из комиссариата внутренних дел.


Спрямленный, подогретый неожиданной удачей ход его мыслей широкими мазками рисовал картину недалекого будущего: он сам, в новом шевиотовом костюме и в профессорских очках, проводит семинары с молодыми следователями, обучая их премудростям работы с собственным запатентованным прибором, психоблокиратором.


Эх, была не была, надо только немного увеличить амплитуду - и Савушкина рука уверенно потянулась к включающей кнопке.


"...К ЛЮБВИ - НИКОГДА"

Польша, 1969 , 1.38, реж. Войчех Хас, в ролях: Мариуш Дмоховский, Халина Кветковска, Веслав Голас, Ян Махульский, Тадеуш Фиевский, Ян Кречмар


Две обезьянки-брелочка висели на крючках рядом, излучая друг на друга свои нарисованные улыбки. Застывшая приветливость совсем не вязалась с бойцовским выпадом их правых рук. Их боевитость показалась Мареку поначалу шутливой и безобидной, признаком нерастраченных сил, гулявших внутри.


Легковесное отношение к миру игрушек - хотя бы здесь всё было просто и ясно - вскоре пошатнулось. Заходя на кухню, Марек стал всё чаще замечать, как бурно протекала ночная жизнь игрушек: побитые, опухшие лица, растерзанное папье-маше, крохотные клочья ткани на всё также вытянутых вперёд кулачках.


Привычная враждебность, непримиримость разных интересов хозяйничали и здесь, подтверждая неафишируемый скептицизм Марека. Тем большее удивление вызывали те редкие моменты, когда он утром заставал обезьянок в объятиях друг друга. Идиллия разжатых кулаков - это было поразительно.


Как легко, как естественно Марек мирился с враждебным отношением к себе, к явному, а чаще скрытому недоброжелательству. Он понимал это, да, вообщем-то, и не осуждал. Желания, устремления людей почти никогда не совпадают, и всегда есть объективный повод для разногласий и конфликтов. Общность, совпадения временны, неуловимы, полны деклараций и хрупкости песчаных замков.


С это философией Марек пытался (и небезуспешно) ужиться и примириться. И разочарования, и саморазоблачения ровными, безбрежными слоями укладывались в эту философию, как совместный монумент разобщенной жизни, который видели все, но делали вид, что не замечают.


Всё в этом монументе было устойчиво и надёжно, а главное, нерушимо-постоянно, пока Марек не сталкивался с тем, что заставляло его бледнеть, тушеваться, робеть, смущаться. Проявления и выражения любви к нему, глубокой, искренней симпатии - всегда заставали его врасплох, делали его безоружным, совершенно растерянным и глуповато-счастливым. И то, что он скрывал, прятал ото всех, а больше всего от себя, вставало перед ним во весь свой исполинский рост и открывало свой необъятный размах. Это была его непотопляемая, прочная как сталь вера в любовь и доброту.


"К ненависти можно привыкнуть, к любви - никогда".