Мощный интеллектуальный потенциал науки Российской империи, сформировавшийся к 1917 г., оказался востребованным Советской Властью, рассматривающей его как важннейший инструмент урепления нового политического роежима. Но мощь этого инструмента «социалистической реконструкции» с точки зрения той же власти делал его обоюдоострым оружием, которое необходимо было контролировать политическими и административными средствами.
В условиях советской политической системы идеология была, в свою очередь, de facto средством реализации прагматических политических решений. Советская система государственного управления наукой ориентировалась на концентрации максимально возможных финансовых, материальных, интеллектуальных ресурсов на ключевых приритетных направлениях научно-технологического прогресса. Такая система могла эффективно фунционировать, что и доказывает реализация нескольких крупномасштабных проектов 1930-1960х гг. Однако, с точки зрения Власти она имела уязвимое звено, которым являлось научное сообщество, чье критическое отношение к новому политическому строю преодолеть полностью не удалось. Между тем, именно добровольное внутреннее согласие ученого является необходимым условием эффективности любой технологии «извлечения знания из эксперта» (если воспользоваться терминологией современной эвристики). Советское руководство разработало планомерно или/и спонтанно достаточно эффективную технологическую схему принудительного интеллектуального труда и его концентрации на выполнении определенного «социополитического заказа». Идеологизация науки стала ключевым узлом этой социальной технологии. Процесс стимулировался, таким образом
