Горбачев М. С

Вид материала

Документы

Содержание Евзеров Р.Я.

Подобный материал:

• М. С. Горбачев и Р. Рейган подписывают договор о ликвидации ракет средней и малой дальности., 566.82kb.
• Горбачёв и перестройка, 460.97kb.
• Методика экспертного решения вопроса о принадлежности предмета к холодному оружию, 248.4kb.
• К. У. Черненко > М. С. Горбачев > Б. Н. Ельцин > Ю. В. Андропов, 27.76kb.
• Максим Калашников, 6648.25kb.
• Public Affairs Center: (095) 945-69-48 Fax: (095) 945-78-99 семинар, 11.51kb.
• Памяти Раисы Максимовны Горбачевой" М.: Вагриус, Петро-Ньюс, 2000, 320 с. Isbn: 5-264-00432-3, 4387.34kb.
• Биографическая справка, 118.67kb.
• Н. В. Елисеева Политическая дестабилизация в СССР. 1989 – 1990 гг. Содержание, 486.44kb.
• Тема «Михаил Сергеевич Горбачев», 445.79kb.

Евзеров Р.Я. ^*

Октябрьская революция и ее мировой контекст

В отношении Октябрьской революции, ее предыстории и постистории, следует разобраться в том, что же в действительности происходило в XX в. Справедлив ли сформулированный в 1993 г. в Энциклопедическом словаре «Политология» вывод: «несоответствие концепции мирового революционного процесса действительному мировому развитию» (с.180)? А может быть, концепции не соответствует содержание, которое в нее вкладывалось как в «общий идейно-политический ориентир коммунистов с 20-х до 80-х гг. XX в.» (Там же)? Ведь оно сводилось к тому, что все новые и новые страны отпадают от мировой капиталистической системы и становятся на путь социализма, а остающиеся в ней идут по пути упадка.

Полагаю важным иметь в виду некоторые методические моменты. Во-первых, говоря о назревании революционной ситуации, можно, наверное, считать, что их признаком является не только неспособность «верхов» жить по-старому, а и их неспособность жить по-новому. Иначе могло бы быть ослаблено накопление «горючего материала» в политике. Во-вторых, революции не следовало бы путать с восстанием. Именно на такую ошибку Э.Бернштейна обращал внимание не стоявший на сугубо революционаристских позициях В.Адлер. В-третьих, когда идет речь о разрушении и уничтожении, насилиях и зверствах, творимых в ходе революций, очевидно, должна соблюдаться мера всесторонности. И дело не только в разных позициях побежденных и победителей, а в некоторых общих принципах анализа событий. Помню, академик Е.Тарле в лекциях отмечал, что если с точного изображения двух борющихся фигур убрать одну из них, то оставшаяся будет выглядеть особенно неприглядно. В общем, нарушение известного правила – использовать не только «нужные» факты, а всю их совокупность – при рассмотрении революций дает особо искривленные результаты.

Обращаясь к вопросу о мировом контексте Октября, мы снова сталкиваемся с проблемой разно-содержательного употребления понятий и терминов. Разнопонимание дает себя знать уже в том, что 7 ноября может отмечаться лишь как день начала Октябрьской революции, да и то с учетом стихийно развивавшегося еще до взятия Зимнего дворца народного движения. На такое разграничение приходится обращать внимание и в связи со спорами, была ли в России революция или только государственный переворот, и в силу того, что в течение длительного периода, да и поныне, в нашем обществоведении бытует утверждение, будто коренной вопрос революции – это вопрос о власти. Его распространению в значительной мере способствовали сталинские суждения, будто при переходе от капитализма к социализму всё новое в общественных отношениях начинается, создается лишь после взятия власти пролетариатом.

Думается, что коренным (да и главным) вопросом всякой революции, при всей значимости вопроса о власти, является вопрос о коренных преобразованиях, не только ею заявленных, провозглашаемых, но и совершаемых. Между тем в свершениях Октябрьской революции было много противоречивого не только в словах, лозунгах, а и в делах как текущих, так и на ближнюю и дальнюю перспективы. Не случайно ведь остается непроясненным до конца вопрос о хронологической датировке революции. Сложились большие расхождения в суждениях о времени «революционного превращения» капитализма в социализм в нашей стране. В былые времена тоже по-разному, но с определенным единством считалось, что концом этого времени, а, следовательно, и революции, были 30-е гг., то ли когда мы «вступили в социализм», то ли, когда мы его «в основном построили», то ли когда увенчали его фундамент новой политической надстройкой, оформленной «Сталинской Конституцией».

Ныне все больше отвергается та вертикаль свершений революции, которая провозглашалась социалистической. И это не произвол. Во-первых, непонятным оказалось, что такое социализм. Не случайно в только что вышедшем 10-м номере «Свободной мысли» авторы статьи о социалистических революциях, с одной стороны, заявляют, что «социализм следует трактовать не как первую фазу коммунизма... и не как «социализированный капитализм» («шведский» или подобный ему), а как единый (имеющий единую природу) интернациональный нелинейный процесс трансформации мира экономической необходимости в «царство свободы». С другой стороны, ими же понятие «социализм» используется «для квалификации общественной системы наших стран» и вводится понятие «мутантный социализм» как имеющий разнообразный набор признаков, «которые в большей или меньшей степени адекватны «чистому» виду».

Следовательно, получается, что социализм – это система, причем с определенным набором признаков, она мыслится как «чистая», но реально существует как иная. Когда-то для прохождения преград, установленных тоталитарным режимом, эта иная именовалась «реальным социализмом» или «реально существующим социализмом». Ныне в обиходе понятие «тоталитарно-государственный социализм». На нашем заседании он деликатно именовался как «не настоящий социализм, а нечто подобное ему», что «продержалось 72 года, а не 72 дня как Парижская Коммуна». Применительно ко всем этим вариациям непонятно только, при чем здесь социализм, ибо речь идет о каком-то «леденящем тепле» или о некоей «каторжной свободе».

Если считать, что Октябрьскую революцию назвали социалистической, чтобы обозначить существующую в ней социалистическую тенденцию, возникает вопрос, к социализму ли стремились массы в этой народной революции, в которой они сами, как здесь говорилось, определяли свои устремления, то совпадавшие, а то и сталкивавшиеся с линией, проводившейся социалистически-устремленными вождями. (Причем, как последние сами считали, в том, что такое социализм, ясности не было. «Дать характеристику социализма мы не можем», – говорил В.И.Ленин в феврале 1918 г.). И тогда приходит на ум вывод, что революции по их направленности надо бы характеризовать как «анти-» чему-то существующему и формирующие нечто иное, в противоположность существующему. Всё это имеет отношение к тому, где находится конечный рубеж Октябрьской революции. Считать концом ее начало НЭПа, датировать Октябрьскую революцию 1917-1921-22 годами, как говорилось в ходе нашего обсуждения, исходя из того, что НЭП стал началом реформистского пути, представляется неоправданным, хотя используемая мотивировка не безосновательна. За ней скрываются расхождения в трактовке таких кардинальных для мирового революционного процесса понятий, как «революция и реформа», «реформаторство и реформизм».

В датировке окончания Октябрьской революции началом НЭПа, думается, дает себя знать то осмысление процессов «революционного превращения», которое сложилось в прошлом в силу укоренявшегося в течение долгих лет противопоставления: «реформа или революция». Даже известные положения марксизма о «революциях сверху», осуществляемых реформаторски, о подвижной грани между реформой и революцией втискивались в «прокрустово ложе» акцентируемой противоположности реформы и революции. В результате и ныне происходит смешение «революционного превращения» и свергающих, уничтожающих «революционных приемов действия», хотя первое требует разных, в том числе реформаторских действий.

Представляется необходимым иметь в виду «революционное реформаторство» или «реформаторские революционные преобразования», не сводимые к реформизму, абсолютирующему реформы. Не следует забывать и о давно уже бытующем в социал-демократическом обиходе разграничении реформ «системостабилизирующих» и «системопреодолевающих». Под этим углом зрения, по-видимому, следовало бы продолжить исследование поставленной уже проблемы взрывной и управляемой революции и становящейся взрывной эволюции, вернуться к вопросу о революциях происходящих и «сделанных». (См. «Свободная мысль», 1992, № 11, с.15-17). Революционность не исключает, а включает в себя проведение реформ, отрицает их революционаризм. Реформаторство не исключает осуществления революционных преобразований, отрицает их реформизм.

Обращение к вопросу о революционном реформаторстве побуждает задуматься также о том, что применительно к Октябрьской революции (да и не только к ней) такого рода реформы могли быть направлены против изначальной устремленности революционного действия: и масс, и руководителей революции. Например, думается, что коллективизация в СССР не без основания определялась в нашем обществоведении как революционное преобразование. Но по отношению к Октябрьской революции она была, очевидно, контрнаправленна. Соответственно получает дополнительное обоснование прозвучавшее в ходе дискуссии утверждение, что конец Октября следует связывать со сталинизмом конца 20-х гг.

Всё это имеет значение и для характеристики общемировых процессов развития в XX веке, которые осуществляются путем взаимопроникновения, взаимопереходов, взаимослияния реформ и революций. Ретроспективное, с конечного рубежа XX века, рассмотрение его динамики, побуждает говорить о том, что он был временем вызревания и осуществления социальной революции, носящей поистине мировой характер не только по своему размаху, но, главное, по своей обусловленности проблемами и насыщенностью процессами, имеющими общемировое значение. Отсюда и констатация генерального секретаря Римского клуба Б.Шнейдера: «Впервые в истории во всех странах происходит социальная революция, кровавая или бескровная... Вот почему мы называем это глобальной революцией».

Исходным моментом и глубинной основой происходящего является переход от «капитализма вообще», исследованного Марксом, к качественно новому состоянию. Совершается изменение экономических, социальных, политических отношений, социально-экономических и политических характеристик капитализма. Октябрьская революция со своей предысторией, историей и постисторией – составной компонент этого революционного процесса, им порожденный, в него органично вплетенный.

Но, отмечая всю значимость места и роли в этом процессе её самой и порожденной ею общественной системы, всё же не следовало бы считать, что именно Октябрьская революция, а не общая динамика мирового развития, ею стимулируемая, привела к изменениям в капитализме, что «советский народ заставил капитализм двигаться в сторону социализма», а Октябрьская революция «побудила капитализм к научно-техническому прогрессу». «Соревнование двух систем» и «холодная война» между ними, разумеется, воздействовали на динамику мирового капитализма, но, думается, что определяющими были его внутренние тенденции и процессы. Так же и в СССР, где, как известно, не хуже, чем за его рубежами, «образ врага» искусственно раздувался и использовался. Всё это относится и к антиисторичным утверждениям, будто буржуазный и социалистический реформизм Запада порождены Октябрьской революцией. Правда, быть может, «октябрецентричная» концепция мирового развития в XX в., как и в свое время «геоцентричная» концепция вселенной, явилась шагом на сложном пути научного познания, которое, однако, не может застыть на этом рубеже.