Geum.ru

С. Торайгырова Региональный центр политических исследований политическая реальность в разнообразных ее проявлениях павлодар 2008 ббк 66(5Каз)

Вид материалаДокументы

Содержание


Н. Бердяев
Л. Даймонд
Подобный материал:
1   ...   13   14   15   16   17   18   19   20   21

Литература:
  1. Назарбаев Н.А. Стратегия «Казахстан – 2030» – Алматы, 1997. – с.5.
  2. Антология мировой политической мысли в пяти томах. Т. 1. Зарубежная политическая мысль: истоки и эволюция. М., 1997. – с. 82.
  3. Нерсесянц В.С. Политические учения древней Греции. – М., 1979. – с. 81.
  4. Аристотель. Политика. II, 1, 2. /В кн.: Аристотель. Политика. Афинская полития. – М., Мысль, 1997. – с.58.
  5. Аристотель. Политика. IV, 2, 1-2. Там же. – с. 132.
  6. Аристотель. Политика. III, 12, 1. Там же. – с. 129.
  7. Агамов А.А., Горшков В.А. История древней и средневековой философии. Книга третья. Ставрополь, Издательство Ставропольского университета, 1994. – с. 227.
  8. История политических и правовых учений. /Под общей редакцией В.С. Нерсесянца. М., 1996. – с 121.
  9. Политология: Энциклопедический словарь. /Общ. ред. и сост.: Ю.И. Аверьянов. – М., Издательство Московского коммерческого университета, 1993. – с. 93.
  10. Царьков И.И. Формула Левиафана (политико-правовая концепция Томаса Гоббса) // Право и политика. №9, 2003. – с. 38.
  11. Гоббс Т. Левиафан. М.: Мысль, 2001. – с. 128.
  12. Гоббс Т. Указ. соч. – с. 238.
  13. Царьков И.И. Против Левиафана (политико-правовая концепция Джона Локка) // Право и политика. №9,2003. – с.20.
  14. Локк Дж. Соч. в 3 т. – М., 1988. Т. 3. – с. 318.
  15. Нестеренко А.В. Демократия: проблема субъекта. //Общественные науки и современность. № 4 – 2002. с.53-54; Керимов А.Д. Изъяны демократии и возможные пути их преодоления. // Право и политика. № 4, 2002. – с. 37.
  16. Локк Дж. Тот же. Т.3. – с.345.
  17. Руссо Ж.-Ж. Об общественном договоре: Трактаты. – М.: ТЕРРА, 2000. – с. 216.
  18. Нерсесянц В.С. Философия права. – М.: Издательство НОРМА, 2003. – с. 480.
  19. Шайо А. Самоограничение власти (краткий курс конституционализма): Пер. с венг. – М.: Юристъ, 2001. – с. 58.
  20. Constant B. Political Writings. Cambridge, 1988. P. 175. / Цит. по: Шайо А. Самоограничение власти (краткий курс конституционализма): Пер. с венг. – М.: Юристъ, 2001. – с. 58-59.
  21. Громыко А.Л. Политические режимы (история и теория вопроса): – М.: 1995. – с. 30.
  22. Нерсесянц В.С. История идей правой государственности. М., 1993. – с. 11.
  23. Нерсесянц В.С. «Философия права» Гегеля: история и современность. / В книге: Гегель Г.В.Ф. Философия права. М., Мысль, 1990. – с. 24.
  24. Гегель Г.В.Ф. Философия права. М., Мысль, 1990. – с. 320-321.
  25. Гегель Г.В.Ф. Указ. соч. – с. 315.
  26. Токвиль, Алексис де. Указ. соч. – с. 63.
  27. Токвиль, Алексис де. Указ. соч. – с. 237.
  28. Жуков В.Н. Школа «возрожденного» естественного права в России: между законом и благодатью. //Право и политика. №4, 2001. – с. 123.
  29. Тихонравов Ю.В. Основы философии права. Учебное пособие. – М., Вестник, 1997. – с. 385.
  30. Трубецкой Е.Н. Всеобщее, прямое, тайное и равное. 1906 г. / В книге: Политические институты, избирательное право и процесс в трудах российских мыслителей XIX-XX вв. /Отв. ред. А.А. Вешняков. – М., Издательство «Весь мир», 2003. – с. 466-467.
  31. Корнев В.Н., Полухин Р.О. Вопросы взаимоотношения государства, права и общества в консервативной правовой мысли начала ХХ века. // Право и политика. № 9, 2003. – с. 137.
  32. Кудинов О.А. Российские ученые ХIХ – начала ХХ вв. о народном представительстве. //Право и политика. №9, 2003. – с. 143.
  33. Б.Н. Чичерин. О народном представительстве. /В книге: Политические институты, избирательное право и процесс в трудах российских мыслителей XIX-XX вв. /Отв. ред. А.А. Вешняков. – М., Издательство «Весь мир», 2003. – с.98.
  34. Б.Н. Чичерин. Указ. соч. – с. 109.
  35. К.П. Победоносцев. Статьи из «Московского сборника». Великая ложь нашего времени. / В книге: Политические институты, избирательное право и процесс в трудах российских мыслителей XIX-XX вв./Отв. ред. А.А. Вешняков. – М., Издательство «Весь мир», 2003. – с. 312.
  36. К.П. Победоносцев. Указ. соч. Там же. – с.312-313.
  37. К.П. Победоносцев. Указ. соч. Там же. – с. 317.
  38. Исаев И.А., Золотухина Н.М. История политических и правовых учений России ХI-XX вв. – М.: Юристъ, 1995. – с. 313.
  39. К. Маркс. К критике гегелевской философии права. / Цит. по: Маркс К., Энгельс Ф., Ленин В.И. О демократии. – М.: Политиздат, 1988. – с. 11.
  40. К. Маркс. Изменения и дополнения во втором издании брошюры И.Моста «Капитал и труд». / Цит. по: Маркс К., Энгельс Ф., Ленин В.И. О демократии. – М.: Политиздат, 1988. – с. 23.
  41. В.И. Ленин. Вся власть Советам! / Цит. по: Маркс К., Энгельс Ф., Ленин В.И. О демократии. – М.: Политиздат, 1988. – с. 13.
  42. Ленин В.И. Полн. собр. соч., т.2, с. 106-107.
  43. Алексеев Н.Н. Русский народ и государство. – М., «Аграф», 1998. – с. 595-596.
  44. Коркмазов А.Ю. Политика и политические отношения в истории и теориях общества. Издательство Ставропольского университета. Ставрополь, 1993. – с. 80.
  45. Антология мировой политической мысли в пяти томах. Т. 2. Зарубежная политическая мысль ХХ в. М., 1997. – с. 120.
  46. Ясперс К. Смысл и назначение истории. Пер. с нем. 2-е изд. М., Республика, 1994. – с. 174.
  47. Ясперс К. Указ. соч. – с. 175.
  48. Там же.
  49. Ясперс К. Указ. соч. – с. 181.
  50. Денежкин А. «Фактичность и значимость» Ю. Хабермаса: новые исследования по теории права и демократического правового государства. /В книге: Хабермас Ю. Демократия. Разум. Нравственность. Московские лекции и интервью. М., 1995. – с. 195.
  51. Денежкин А. Там же. – с. 197.
  52. Хабермас Ю. Демократия. Разум. Нравственность. Московские лекции и интервью. М., 1995. – С. 65.
  53. Хабермас Ю. Указ. Соч. – с. 71.
  54. Хабермас Ю. Указ. Соч. – с. 74.

Идейные основы возникновения тоталитарных систем и условия политического развития на постсоветском пространстве


Баймуханов О.К.


В современной научной литературе утвердилось мнение, что для тоталитарной системы характерны чрезмерная идеализация государства и сведение всех форм человеческой деятельности к коллективным. На это направлена и вся политическая культура системы. Для устойчивого существования тоталитарной системы необходима широкая социальная база: ее нужно либо создать, либо реализовать в политической форме "«социального заказа» уже существующих групп, сознательно или несознательно тянущихся к тоталитарной форме общественных отношений. Как правило, эти социальные группы, создающие или становящиеся социальной базой тоталитарного режима, являются либо продуктом исторического развития данного общества, либо продуктом чрезвычайных обстоятельств, в которые попадает данное общество.

Проблематика тоталитаризма была освещена в работах таких известных исследователей, как Ф. Хайек, Х. Арендт, К.Фридрих, З. Бжезинский, Х. Ортега - и – Гассет, К. Брахер, М. Драхт, К. Баллестрем, М. Джиллас. В этих работах проблема тоталитаризма раскрывается в ряде аспектов, касающихся генезиса, функционирования, закономерностей эволюции тоталитарных систем, их распада.

Американские, английские, немецкие, французские, итальянские обществоведы продолжают, особенно в связи с крушением коммунистической системы в СССР и Восточной Европе, изучение тоталитарных режимов, обращаясь и к теоретическим, и конкретно-историческим аспектам проблемы.

Различные аспекты проблематики тоталитаризма начали привлекать в девяностые годы внимание и обществоведов бывших стран социалистического лагеря (страны Восточной Европы). Работа ведется в трех направлениях: во-первых, ознакомление с тем, что уже сделано на Западе в изучении этого поистине «феномена», переводов трудов западных исследователей; во-вторых, собственные теоретические изыскания ученых этих стран; в-третьих, конкретно-историческое исследование режимов, существовавших почти полвека в регионе, их сопоставление с советским строем. Многие ученые начинают свои исследования с режимов, установившихся в странах Восточной Европы после войны, с 1945 г. И это, думается, оправданно. Исторический опыт свидетельствует, что тоталитарные режимы, как и всякий социальный организм, имели свою историю развития, включавшую их становление, расцвет и более или менее длительное (а иногда и моментальное, например, вследствие поражения в войне, как гитлеровская Германия или фашистская Италия) падение. Что же касается российских и казахстанских авторов, то здесь также можно отметить большой спектр исследований по проблемам тоталитаризма. При этом надо отметить, что наибольший взлет интереса к теории и практике тоталитаризма относится к концу 80-х гг. в СССР, в том числе и в Казахстане, так как до конца 80-х гг. изучение данной темы было невозможным по вполне известным причинам.

Идейные истоки тоталитаризма уходят в глубокую древность и существуют более двух тысячелетий. Еще Гераклит в V в. до н.э. считал, что, обладая мудростью и совершенными знаниями «можно управлять решительно всеми вещами».

Классифицировал модели государства Платон в своем труде - «Законы», где он выделил, помимо «наилучшего государства», тимократии (господство благородных воинов), олигархии (власть богатых), демократию и тиранию; последняя, если пользоваться современной терминологией, есть тоталитаризм [1].

Тоталитарные идеи находили свое частичное воплощение в практике деспотий Древнего Востока. Например, в Китае еще в 711-17 годы до н.э. существовала целая школа так называемых легистов – сторонников сильного централизованного государства, неограниченной власти императора, опиравшейся на суровые законы и тотального контроля над всеми сферами жизни (Цзы Чань, Шень Бу-хай, Шан Ян). Представитель одной из основных философских школ Древнего Китая - школы закона («фа-цзя») Шан Ян (середина 4 тыс. до н. э.) отмечал, что истинная добродетель «ведет свое происхождение от наказания». Установление добродетели возможно лишь «путем смертных казней и примирения справедливости с насилием». Государство, по Шан Яну, функционирует на основе следующих принципов:

а) полное единомыслие;

б) преобладание наказаний над наградами;

в) жестокие кары, внушающие трепет, даже за мелкие преступления (например, человек, обронивший по дороге горящий уголек, карается смертью);

г) разобщение людей взаимной подозрительностью, слежкой и доносительством.

Вышеперечисленные идеи стали краеугольным камнем всего последующего развития теории и практики тотаталитаризма. Фактически их продолжали и уточняли утопические коммунисты средних веков и нового времени: Т.Мор, Т.Кампанелла, Г.Бабеф, А.Сен – Симон, Ш.Фурье и другие. В их воззрениях вообще просматривается связь утопии – выдуманной, умозрительной конструкции жизни с насилием и подавлением личности, естественно, во имя высшего коллектива, общего счастья и благосостояния.

Идея эгалитаризма (уравнительности), низведение всего до некого одинакового, среднего уровня – центральное в утопическом сознании. Так, Г.Бабеф призывал «навсегда отнять у каждого надежду стать более богатым, более влиятельным, превосходящим своими знаниями кого – либо из сограждан» [2]. В плане общей структуры идеального общества они в основном следовали за Платоном, иногда внося поправки, еще более усиливавшие уравнительность. Значительный вклад в развитие и обогащение тоталитарной мысли (возможно, помимо своей воли) внес французский радикальный просветитель XVIII в. Ж.-Ж. Руссо. Исходя из благородного желания осчастливить общество на началах разума, справедливости, равенства и свободы он предлагал такую организацию, которая в сущности не оставляла мест для реализации этих принципов и вела к тотальному огосударствлению (что в общем то и есть тоталитаризм). Его концепция – это разновидность коллективистской демократии, при которой добровольно объединившиеся граждане создают совершенное государство для защиты своих интересов, причем именно благодаря государству, а не иначе, «из тупого и ограниченного животного» возникает разумное существо – человек [3]. Из отдельных, несовершенных частей появляется «политическое тело», в котором личность, индивид полностью растворяется, поручая свои проблемы и интересы государству. Частный интерес имеет значение лишь постольку, поскольку он согласуется с общим государственным интересом («Частный интерес не только согласуется с общим благом, но, напротив, при естественном порядке вещей, они взаимно исключают друг друга»). Лишь государство обладает абсолютным суверенитетом, в случае же неподчинения граждан оно имеет право принудить их силой и тем самым «сделать свободным», так как свобода проявляется в соответствии с общей волей.

В силу сказанного рационалистические идеи этого видного теоретика Просвещения нашли применение сначала в якобинском терроре во времена Французской революции, а затем легли в основу многих позднейших тоталитарных концепций. Они получили то или иное развитие в трудах Фихте, Гегеля, Маркса, Ницше, ряда других самых разных мыслителей XIX века. Но как система целостных взглядов и, главное, практика общественной жизни, тоталитаризм сложился в XX веке, на стадии наивысшего развития индустриального общества и государственно – монополистического капитализма, перед переходом его в постиндустриальную фазу. В работах Ф. Хайека «Дорога к рабству» (1944 г.), Х. Арендт «Истоки тоталитаризма» (1951 г.) К. Фридриха и З. Бжезинского (1956 г.) была сделана попытка эмпирического обоснования тоталитаризма как понятия, отражающего сталинизм и другие однотипные (фашистские и национал-социалистические) политические режимы. Именно в 20-40-х гг. ХХ века возник «социальный заказ» на подобные идеи и они воплотились в деятельности массовых движений от социалистических до националистических, особенно в их крайних формах – коммунизме и фашизме. Делались попытки обосновать неизбежность и общественную полезность тоталитаризма с ссылками на объективные законы общественного развития, теории социал – дарвинизма, классовой борьбы, планирования и так далее. Кроме того, различные тоталитарные школы враждовали между собой, пытались отделить себя от конкурентов и противопоставить себя им, преувеличивали свои кажущиеся непримиримость и противоречия (например, национал – социалисты и коммунисты), что до недавнего времени крайне запутывало теоретическую оценку проблемы, сужало возможности для анализа (запрет на критику коммунизма в бывших социалистических странах при разрешении таковой в отношении фашизма и других некоммунистических теорий).

Одни исследователи (Ф. Хайек, а за ним К. Ясперс) видели истоки тоталитаризма, прежде всего в системе планирования экономических процессов, пришедшей на смену старой свободной конкуренции. Технический прогресс, автоматизация процесса управления, создание невиданной прежде системы массовых коммуникаций порождали на индустриальной стадии развития иллюзию, что все процессы экономики, а вслед за ней и общественно–политической жизни, можно подчинить единому централизованному руководству, одной коллективной цели, не оставляя места для индивидуальной свободы и автономии. Государство мыслилось сторонниками такой точки зрения как единый механизм, где граждане всего лишь винтики, приводные ремни этой машины. С этим согласуются взгляды самих идеологов и основателей тоталитарных систем. Основатель фашизма Муссолини провозглашал: «Мы первыми заявили, что чем сложнее становится цивилизация, тем более ограничивается свобода личности» [4]. В.И.Ленин рассматривал будущее социалистического государства как «одну контору и одну фабрику», «один всенародный государственный синдикат» [5].

По-иному рассматривал вопрос об истоках тоталитаризма русский философ Н. Бердяев. Он видел в нем, прежде всего возрождение древних утопий, реальное воплощение в жизнь идей утопического равенства. Целостность есть главный признак утопии. Утопия всегда тоталитарна, враждебна свободе [6]. Две эти точки зрения по существу не противоречат друг другу, а взаимно дополняют. Именно при господстве коллективно-механистических взглядов, стремлении организовать и централизовать все и вся, утопии находят благоприятную почву для попыток своего воплощения. Немецкий ученый Р. Дарендорф, подразделяя все государства на демократические и антидемократические, делал вывод, что: «в результате постепенной демократизации общество классовой борьбы становится обществом граждан, в котором хотя и нет недостатков в неравенстве, но создана общая для всех основа и которая делает возможным цивилизованное общественное бытие» [7].

«Тоталитаризм - высшая точка органического саморазвития массового общества, в которой массовая ментальность проявляется не на уровне бытовом и не в одномоментных политических акциях, а конституируется в систему институтов государственной власти»[8].В антиутопиях Е. Замятина «Мы», Дж. Оруэлла «1984» тоталитарный строй описан как замкнутое рационально-технократическое общество, расчеловечивающее человека, превращающее его в «винтик» на основе психофизической инженерии и уничтожения морали, любви, религии, подлинного искусства и науки. С середины 30-х годов различные концепции тоталитаризма начинают распространяться в социально-философской и художественной литературе как осмысление практики нацизма и сталинизма. Тоталитаризм – это политическая идеология абсолютной власти. Государственный социализм, коммунизм, нацизм, фашизм и мусульманский фундаментализм стали его недавними воплощениями. Тоталитарное государство - это всеобъемлющее государство. Оно отправляется от того, что самодеятельность граждан не нужна, а порою и вредна, свобода же граждан опасна и нетерпима со стороны власти. Единый властный центр призван все знать, все предвидеть, все планировать, все предписывать. Обычное правосознание исходит от предпосылки: все не запрещенное – позволено; тоталитарный режим внушает совсем иное: все не предписанное – запрещено. Иными словами: здесь управление всеобъемлющее; человек всесторонне порабощен; свобода становится преступной и наказуемой.

Отсюда следует, что сущность тоталитаризма состоит не столько в особой форме государственного устройства (демократической, республиканской или авторитарной), сколько в объеме управления: этот объем становится всеобъемлющим. Однако, такое всеобъемлющее управление осуществимо только при проведении самой последовательной диктатуры, основанной на единстве власти, на единой исключительной партии, на монополии работодательства, на всепроникающем сыске, на взаимодоносительстве и на беспощадном терроре. Такая организация управления позволяет придать собственно государственной форме любой вид: светский, федеративный, избирательный, республиканский или любой иной.

Тоталитаризм – тип политической системы и общества. Характеризуется тоталитаризм всеобщей идеологией общественной жизни, чрезмерным разрастанием аппарата власти и поглощением ею гражданского общества. Тоталитарные идеи подчинения части целому, индивида государству, а также всеобщего управления обществом как уже было отмечено, существуют уже свыше двух тысячелетий и возникли, по крайней мере, одновременно с гуманистическими и демократическими идеалами в высказываниях и сочинениях Гераклита, Платона, Т. Мора, Т. Кампанеллы, Г. Бабефа, А. Сен-Симона, Ж.-Ж. Руссо, Г. Гегеля, Карла Маркса, В.И. Ленина и многих других мыслителей. Сам термин происходит от позднелатинских «totalis» – полнота, цельность и “totalitas” – полный, целый, всеобщий. Впервые слово «тоталитарный» было употреблено в Италии в начале 20-х годов ХХ века Дж. Амендола и П. Гобетти при критике Б. Муссолини, утверждавшего однопартийную политическую систему. В более широком смысле положенная в основу данной теории идея всесильной и всепоглощающей власти разрабатывалась теоретиками фашизма Дж. Джентиле и А. Розенбергом, встречалась в политических сочинениях «левых коммунистов», Л. Троцкого. Параллельно представители «евразийского» течения (Н. Трубецкой, П. Савицкий) выработали концепцию «идеи-правительницы», освещавшую установление сильной и жестокой по отношению к врагам государства власти. Настойчивая апелляция к сильному и могучему государству способствовала вовлечению в теоретическую интерпретацию этих иде­альных политических порядков и трудов этатистского содержания, в частности, Платона с его характеристикой «тирании» или произве­дений Гегеля, Т. Гоббса, Т. Мора, создавших модели сильного и со­вершенного государства. Но наиболее глубоко предлагавшаяся систе­ма власти описана в антиутопиях Дж. Оруэлла, О. Хаксли, Е. Замятина, которые в своих художественных произведениях дали точный образ общества, подвергшегося абсолютному насилию со стороны власти.

К политическим предпосылкам тоталитарных режимов относятся уже упоминавшаяся этатизация общественного сознания, а главное, появления массовых, предельно идеологизированных, партий нового, тоталитарного типа с жесткой, полувоенной структурой и полным подчинением рядовых членов партийной идеологии и её выразителей вождям, руководству в целом.

У носителей тоталитарного сознания выделяются следующие отличительные черты: нетерпимость к любому инакомыслию, стремление политически или даже физически уничтожить несогласных, или их насильственно перевоспитать в духе правильного учения, все остальные идеи, их плюрализм они рассматривают как заблуждение или сознательную ложь. Им присуще стремление к «математически безошибочному всеобщему счастью». [9]. В этом проявился их разрыв с рационализмом и переход на догматические позиции, часто сами вожди становятся заложниками собственных догм.

Но в целом тоталитарный строй, в отличие от других, возникающих стихийно, в наибольшей степени создается целенаправленно на основе определенного образца, идеала. Важнейшую, цементирующую роль в нем играет идеология (она же и основной ценностный ориентир). Режим стремится к идеологизации всей жизни, всех экономических и социальных процессов. Широко распространены эсхатологические и телеологические представления. Примером эсхатологии может явиться тезис о счастливом конце истории, конечном смысле существования человека с торжеством коммунизма, Рейха и т.д. Пример телеологии – взгляд на историю как закономерное движение к некоей цели, причем цели отдается полный приоритет над средствами. Такой подход в корне антигуманен, ибо реальное содержание цели – в конкретных результатах, получаемых с помощью определенных средств. «Организация более справедливого и благостного общества – не есть цель, есть лишь средство для достойного человеческого существования» [10].

Изучение проблемы тоталитарного общества имеет большую значимость, учитывая, что Казахстан, как и другие бывшие союзные республики является участником процесса перехода от советской тоталитарной системы к демократии. Выяснение условий и предпосылок формирования тоталитаризма, его идейных истоков позволяет преодолеть последствия системы и не допускать ее возрождения в будущем.

Вопрос об эволюции тоталитарных режимов и о переходе от демократии к тоталитаризму и обратно заставляет обратить более пристальное внимание на проблему соотношения тоталитаризма и демократии.

Комплиментарные отношения между демократией и тоталитаризмом невозможны лишь на уровне предрассудка, но в реальности имеют давнюю и прочную позицию.

Еще Аристотель отмечал, что большая часть тиранов вышла из демагогов, которые приобрели доверие народа клеветой на знатных. Платон также не жаловал демократию, но полагал, что она занимает все же не последнее место в табели вырождения политических рангов. В качестве исходной ступени у него выступает «наилучшее государство» - царство мудрейших и богоподобных людей, идеальный город-государство. На смену ему приходит тимократия – власть благородных воинов, затем олигархия – государство богатых семейств. В свою очередь из нее возникает демократия – царство свободы, которая способна формально, законным путем уничтожить Сократа – учителя Платона, и завершается беззаконием тирании – четвертого и «крайнего заболевания» государства [11, 50].

«Тирания, - по Платону, - возникает никак ни из иного строя, как из демократии; иначе говоря, из крайней свободы возникает величайшее и жесточайшее рабство». Главный парадокс демократии – «Правление большинства состоит в возможности большинства решить, что править должен тиран» [12, 237, 377].

Широко распространено представление о том, что эти понятия противостоят друг другу, что "демократия и (или) тоталитаризм - эта дихотомия стала стержнем политической истории Европы ХХ века". Очевидно, что на уровне политических механизмов принятия решений и их легитимации речь идет о совершенно разных моделях государственного устройства. Демократическое государство - это система представительного правления, при котором власть ссылается на "волю народа", выявленную в ходе голосования и выбора между различными проектами и программами. Тоталитарный режим не нуждается в подобном выявлении и не допускает формулирования и выдвижения различных сценариев развития социума, отличных от тех, которые провозглашены правящими кругами. В то же время тоталитарные тенденции, присущие самой индустриальной цивилизации, носят более глубинный характер. Они проявились не только в странах, где существовали фашистские или государственно-"коммунистические" диктатуры, но и при системах представительной демократии.

Во второй половине 30-х гг. появляется мысль о том, что рост этатизма, национализма и манипулирования общественным сознанием в столь разных странах не случаен. В сталинской тирании, в фашистских диктатурах и в государственном регулировании в западных демократиях была явно различима одна и та же тенденция к новой системе господства - "управляемому миру", "бюрократическому коллективизму", "авторитарному государству". Исследователи сравнивали экономическую и социальную политику демократических и тоталитарных режимов и нередко констатировали, говоря словами американского экономиста П. Маттика, "что мы в США делаем некоторые вещи, которые были сделаны в России и даже кое-что из того, что делается в Германии при Гитлере. Но мы делаем это пристойным образом».

В государствах с демократическим политическим устройством тоже обнаруживались тоталитарные проявления и элементы. Эти явления были связаны, прежде всего, с дальнейшим усилением контроля над социальной жизнью со стороны государства и крупных экономических структур и комплексов, с мощным воздействием на человеческую личность средств массовой информации, господствующей системы норм и ценностей.

Научный интерес к проблемам демократизации заметно активизировался в 80-90-е гг. ХХ в. в связи с резким расширением числа стран различных регионов мира, вступивших в этот период на путь радикальных социально-политических и экономических трансформаций, основным ориентиром которых виделся переход от недемократических форм правления к более демократическим. С начала 90-х гг. ХХ в. в политологических исследованиях стало активно использоваться понятие «третья волна демократизации». Ведущим исследователем в данной области является известный американский политолог, директор Института стратегических исследований Гарвардского университета С. Хантингтон. По его определению «волна демократизации – это группа переходов от недемократических режимов к демократическим, происходящих в определенный период времени, количество которых значительно превышает количество переходов в противоположном направлении в данный период» [13, 26]. Первая волна демократизации длившаяся с 1828 по 1926 гг., была связана со становлением демократических режимов в ряде стран Западной и Северной Европы, в США, а также в британских доминионах: Канаде, Австралии, Новой Зеландии.

На смену демократическому «приливу» пришел авторитарный «отлив», продолжавшийся с 1922 по 1942 гг. в связи с победой нацизма в гитлеровской Германии и фашизма в Италии. Но, следует отметить, что Гитлер пришел к власти демократическим путем, и, следовательно, фашизм – безумие европейского разума [14, 51].

Вторая волна демократизации приходится на период с 1943 по 1962 гг. и связана главным образом с победой союзников во Второй мировой войне. В это время к демократической форме правления по данным С.Хантингтона перешло 36 стран мира, в том числе Западная Германия, Италия, Австрия, Япония. Начавшись в странах Южной Европы, третья волна демократизации в дальнейшем охватила большинство стран Латинской Америки, Восточной Европы, СССР и значительную часть стран Азии и Африки. Ее важнейшей составляющей стало крушение мировой системы социализма и начало демократических реформ в странах СНГ и Восточной Европы [15, 157-159].

События в мире 80-90-х гг. ХХ в. окончательно дискредитировали социалистическую и тоталитарную идеологию. Со второй половины 80-х гг. ХХ в. в бывшем СССР развернулась широкая дискуссия о поиске новых путей развития советского общества, выхода социализма на качественно новый этап развития. В период между ХХVII (1985 г.) и XXVIII (1990 г.) съездами КПСС прошло более двадцати пленумов.

В центре внимания стояли вопросы дальнейшей демократизации политической системы, жизни партии и общества в целом. В этот период в обществе распространяются идеи либеральной демократии. Партийным руководством делались попытки определить перспективу дальнейшего движения вперед, вскрыть недостатки прежнего хозяйственного механизма, вернуть, восстановив в полном объеме, властные полномочия Советов народных депутатов, расширить их материально-финансовые возможности, обеспечить им полную ответственность и самостоятельность в решении местных вопросов.

Апрельский пленум 1985 г. дал мощный импульс поискам новой политической системы.

Замысел перестройки заключался в следующем:

Во-первых, в рамках социалистического выбора глубоко демократизировать и гуманизировать общество, сделать его свободным, разработать идеи радикальной экономической реформы, коренных преобразований в политической системе, формировать правовое государство. Во-вторых, выработать основы нового политического мышления и общечеловеческих ценностей [16, 51-52].

Но главный вопрос – национальный, рассматривался двояко. Например, центр, отстаивая концепцию «суверенитет Союза и суверенитет республик», пытался доказать их некую несовместимость и сопряженность, каждая из которых диалектически предполагает органическое взаимодействие друг с другом. В решении якобы одних вопросов самостоятельность имеет Союз, и его законы обладают верховенством, в решении других вопросов – республика. Также предполагалось решение проблем приоритетности союзного и республиканского законодательства.

Предусматривалось, с одной стороны, что Союз издает Основы законодательства и законы СССР, которые имеют одинаковую силу на всей территории и конкретизируются в законодательстве республик. Но Союз отменяет республиканский закон, выходящий за рамки компетенции республики, либо противоречащий закону СССР. С другой стороны, если союзный закон выходит за пределы полномочий Союза, республика вправе ставить вопрос и просить об его отмене.

Высшие представительные органы власти союзных республик могут опротестовать и приостановить действие постановлений и распоряжений союзного правительства на своей территории, если они нарушают конституционные права союзной республики.

Таким образом, уделом республик, так же как и ранее, является просить Центр «отменить» или приостановить те или иные неправомерные действия органов исполнительной власти [17, 212-213]. Например, с 1937 по 1990 гг. Казахская ССР имела статус союзной республики и являлась субъектом федерации СССР. Весьма демократичная по своему формальному содержанию Конституция КазССР закрепила основы общественного строя. Однако о фактическом содержании суверенитета свидетельствует тот факт, что вплоть до 1956 г. на территории Казахстана действовало законодательство РСФСР [18, 12]. На рубеже 1990-х гг. СССР не сумел пережить острых внутренних противоречий. Политическое руководство страной и Верховный Совет СССР не только не справлялись с объявленной и начатой реформой (перестройкой), но и плохо осознавали начавшийся распад федеративного государства, глубину и масштабы центробежных тенденций. Не воспринимался рост национального самосознания, стремление наций и народов к суверенитету.

С распадом СССР Казахстан, став независимым государством, вступил в период посткоммунистического транзита. При характеристике переходного периода в Казахстане необходимо отметить, что специфика процесса трансформации и развития политической системы имеет, помимо схожих аспектов, также и существенные отличия от аналогичных процессов, протекающих в других государствах СНГ, которые также встали на путь демократизации и модернизации. Такое положение во многом обусловлено историческим, демографическим, политическим и этнокультурным своеобразием республики [19, 275]. Специфические черты политической системы Казахстана связаны с президентской формой правления, слабым влиянием партий на общественную жизнь, доминированием исполнительной власти и подчиненным положением парламента, влиянием межэтнических отношений на различные социальные сферы, определенным уровнем либерализации экономических, политических, культурно-информационных и иных отношений, достаточно высоким уровнем внутриполитической стабильности.

Среди особенностей политической системы Казахстана и их причин можно отметить как западные, европейские, так и восточные, азиатские черты социально-политического развития страны. Это объясняется геополитическим положением Казахстана как моста между Европой и Азией [20, 39].

Сегодня в обществе бытует мнение, что народ Казахстана и сами казахи, как государствообразующая нация, попросту не созрели для демократии, она не соответствует национальному менталитету народа и даже пагубна для него. Подобные высказывания можно встретить на страницах как отечественной, так и иностранной печати, в выступлениях политических деятелей, социологов и политологов как местных, так и зарубежных.

Большинство исследователей отмечают, что все государства на азиатской территории СНГ имеют автократическую природу. Во–первых, руководящим органом и страны и партии является политический лидер харизматического толка, облаченный почти неограниченными полномочиями. Во–вторых, для них характерно создание новых представительных органов, принятие конституций, расширяющих полномочия президента, «мягкий» террор в отношении оппозиции и независимых средств массовой информации [21, 25].

Как отмечает один из исследователей демократических переходов Л. Даймонд, «сравнение двух дивергентных тенденций, прослеживающихся в 1990-е годы – продолжающийся рост электоральной демократии при застое в развитии демократии либеральной – указывает на все более поверхностный характер демократизации на исходе третьей волны» [22, 18].

Эти тенденции свидетельствуют о том, что распад авторитарных и тоталитарных режимов не обязательно означает начало последовательного движения к демократии. Переход к демократическому правлению скорее видится как длительный, сложный и противоречивый процесс, предполагающий многовариантность развития поставторитарных и посттоталитарных обществ, возникновение порой смешанных авторитарно-демократических режимов и разные темпы демократических преобразований [23, 162].

Посттоталитарный характер политического транзита государств СНГ привел к тому, что, по сравнению с рядом других транзитных стран мира, демократические преобразования в них происходили в наиболее радикальной и драматичной форме [24, 3].

Условия, в которых Казахстан начал осуществление политических реформ были весьма неблагоприятны. В начале 1990-х гг. страна переживала системный социально-экономический кризис, следствием которого стали спад в промышленности, гиперинфляция. Реформирование Казахстана привело к значительным социальным издержкам: снижению жизненного уровня значительной части населения, росту безработицы, криминализации общества, широкому распространению коррупции, глубокому имущественному расслоению и др. Все это происходило на фоне усиления политизации этнического фактора, обострения межнациональных отношений.

Нужно учитывать, что, получив независимость, республика с 1990-го по 1993 гг. строила свою государственность на базе старой Конституции и законодательной базы в целом.

Важными документами этого периода стали «Декларация о государственном суверенитете Казахской ССР», принятой Верховным Советом Казахской ССР 25 октября 1990 г., и введение путем соответствующих поправок в Конституцию Казахской ССР 1978 г. института президентства.

Завершение конституционной эволюции Казахстана к государственному суверенитету следует связывать с принятием 16 декабря 1991 г. Конституционного закона о государственной независимости [25, 14].

В 1993 г. Казахстан приступил к поиску оптимальной модели политической системы. К этому времени был введен принцип разделения властей на законодательную, исполнительную и судебную ветви, впервые в истории состоялись альтернативные выборы в Парламент, в январе 1993 г. принята первая Конституция независимого Казахстана [26, 6]. В Конституции 1993 г. статус и полномочия Президента несколько изменились: теперь не «глава Республики Казахстан и ее исполнительной власти», а «глава государства и единой системы исполнительной власти, гарант соблюдения прав и свобод граждан, Конституции и законов Республики». В пределах конституционных полномочий Президент имеет право выступать от имени народа Казахстана [27, 160].

30 августа 1995 г. принимается вторая Конституция Республики Казахстан, которая действует до настоящего времени.

Особенностью государственной политики Казахстана является поиск новых структур и методов дальнейшей демократизации, развития гражданского общества. В настоящее время в республике осуществляет деятельность более пяти тысяч НПО. В рамках Гражданского форума создается новая модель партнерских отношений между «третьим сектором» и государством. Развитие неправительственного сектора способствует повышению общественной активности граждан и усилению влияния общества на качество работы государственных органов.

В обществе реально обеспечены равноправные отношения между всеми этническими и конфессиональными группами населения [28, 7].

Меры государства по развитию демократии в стране имеют преимущественно институциональный характер, то есть они направлены на формирование и поддержку демократических институтов и процедур. Но для того чтобы эти институты и процедуры успешно функционировали, население должно быть готовым к их восприятию и уметь действовать согласно их нормам и требованиям. Последнее предполагает существование в обществе необходимых социокультурных предпосылок и соответствующей политической культуры населения [29, 45].

В целом же можно отметить, что в настоящее время процесс демократического реформирования в Республике Казахстан имеет все необходимые условия для конструктивного и последовательного развития.