В. И. Шабалин доктор экономических наук, главный научный сотрудник идв ран, Чрезвычайный и Полномочный Посол ( в отставке) материал к интервью

Вид материала

Интервью

Содержание Я сделал вывод

Подобный материал:

• Номер: за 1994 год, 300.09kb.
• В. Е. Маневич Доктор экономических наук, главный научный сотрудник Института экономики, 626.54kb.
• Что такое «институционализация теневой экономики»?, 221.21kb.
• -, 256.26kb.
• -, 256.01kb.
• Тема очередного семинара, 1523.45kb.
• Модернизация и глобализация, 132.9kb.
• Полномочный Посол Российской Федерации, к и. н., профессор Кафедры диплом, 76.3kb.
• С. В. Бородин заслуженный юрист рф, главный научный сотрудник Института государства, 579.88kb.
• К новой семье © информационный материал 2003, 142.66kb.

В.И.Шабалин

доктор экономических наук,

главный научный сотрудник ИДВ РАН,

Чрезвычайный и Полномочный Посол

( в отставке)


МАТЕРИАЛ К ИНТЕРВЬЮ


Глубинные корни моей семьи скрываются в крестьянстве, в российской деревне. Это, видимо, типично для значительной части населения страны. Крестьянская Россия, превращаясь в индустриальную державу, питалась соками селян, выталкивала людей из деревни в города, превращая их в рабочую массу, в разночинцев, мелких чиновников, в малообразованную интеллигенцию. Из этих слоев рекрутировалась какая-то часть элиты общества.

Отец и мама вышли из глухих деревень Вятской губернии (ныне Кировская область РФ). При советской власти родители получили среднее образование, мама всю трудовую жизнь работала учительницей в начальных классах школы, отец – служащим в районных учреждениях.

Я родился в небольшом селе Арбаж, затерянном в лесном краю Кировской области. Ранее Киров назывался Вяткой, а в древние времена носил имя Хлынов. Как знак признательности своей малой родине и родителям я опубликовал некоторые свои книги и ряд статей под псевдонимами В.Вятский, В.Хлынов, В.Ванин (в честь отца – Ивана). Видимо, в Китае мало кто знает, что под этими псевдонимами скрывается В.И.Шабалин.

Мое детство совпало с годами Великой Отечественной войны. Отец и его брат ушли добровольцами на фронт. Я, будучи еще мальчишкой, работал летом в колхозе и в леспромхозе. Хотя наша область находилась в глубоком тылу, но война обжигали далеким пламенем боев, горем потерь, ранила убогостью быта. Вместе с тем, она прививала недетские гражданские чувства патриотизма, ответственности за судьбу государства и ненависти к его врагам. Классовое сознание воспитывалось обстановкой. Мы созревали быстрее в особых условиях войны.

Об этом времени я написал несколько статей, в том числе в книге «Как это было» (М., 2008 г.) и в ряде газет Кировской области.

После войны семья переехала в г. Ригу – столицу Латвии, которую военные части, где служил отец, освобождали от фашистских захватчиков. Рига – крупный приморский столичный город русских и латышей, осененный духом Запада и проникнутый атмосферой политических проблем – оказала на меня сильное влияние, превратила из провинциала в человека европейской культуры, сохранившего качества русского патриота. Здесь я впервые столкнулся с проблемами взаимосвязей национальных культур и цивилизаций, межнациональных и в известной мере международных отношений.

Впоследствии я опубликовал очерк по этим вопросам «Две Латвии». В Риге учился в русской школе № 20. Правители современной Латвии эту школу закрыли.

Советская система образования давала школьнику обширную совокупность сведений и предъявляла высокие требования. В 7-м классе, например, мы сдавали 12 выпускных экзаменов. Для лентяев это был потогонный лагерь. Кто хотел и умел учиться, получал хороший запас знаний. Нас учили преимущественно по принципу – знать факты: что, где, когда и т.п. Другой принцип образования – учить мыслить, анализировать, рассуждать – дополнялся жизнью, спорами и «философствованиями» с друзьями. С благодарностью вспоминаю советскую школу, заложившую базу знаний, позволившую чувствовать себя достаточно прочно во многих сферах деятельности, которые подбрасывала мне судьба.

После окончания средней школы я отправился в Москву продолжать учебу на просторах самостоятельной жизни. Чтобы жить самостоятельно, необходимо было поступить в тот вуз, где больше стипендия, и я посетил институты: торфа, энергетический – факультет котлостроения, институт стали – факультет черной металлургии, геологический институт, который в то время находился рядом с МГУ. И увидел объявление о том, что экономический факультет университета впервые набирает студентов на Восточное отделение в группу по Китаю. Решил поступать сюда. Это была закономерная «случайность». Еще в школе я писал конкурсные сочинения по истории и географии Китая, ходил на лекции о Китае в Дом офицеров. 1949 год был годом Китая. Бурные события в этой стране привлекали внимание.

Это была большая удача – стать студентом ведущего вуза Советского Союза, имевшего высочайший научный потенциал, 200-летние университетские традиции. Не случайно из 18 лауреатов Нобелевской премии – наших соотечественников 11 являлись в то время выпускниками и профессорами МГУ, треть академиков АН СССР – тоже выпускники МГУ.

Факультет закладывал довольно прочный фундамент знаний. Кроме политической экономии, марксизма-ленинизма и философии, мы овладевали основами планирования, изучали экономику промышленности и сельского хозяйства, теоретическую и экономическую статистику, а также экономическую географию, право, историю экономической мысли и народного хозяйства, иностранные языки, педагогическую и производственную практику проходили на заводах и в колхозах.

Конечно, экономическое образование было приспособлено к обоснованию авторитета государственной собственности, подчинено интересам командно-административной системы и экономики, в которой – во многом объективно – преобладало затратное, ресурсорасточительное хозяйствование. Мы получали слабое представление о принципах функционирования различных типов и моделей экономического развития, о механизмах рынка, о комплексе проблем микро- и макроэкономики.

В целом же факультет отличался тем, что прививал думающему студенту методологические навыки теоретического анализа, взгляд на общественную систему как целостный организм, умение ориентироваться в комплексе взаимозависимостей и факторов, стремление проникать в сущность явлений, искать их внутреннюю логику.

Несомненно, нынешний студент получает больше современных инструментальных знаний и прикладных навыков практической работы. Но формируется ли у него более высокая способность охватить общественную систему в целом?

* * *

Хочу сразу подчеркнуть в этой связи особое значение для науки, в том числе китаеведения, ясной методологической основы исследований. В области изучения экономики это тем более важно. Может показаться, что я говорю об этом преждевременно, но на самом деле вопрос о методологии имеет принципиальное значение, так как одна из слабых сторон ряда работ российских китаеведов всегда состояла в том, что политизированность затеняла научную методологию. Не секрет, что некоторым работам советских и российских экономистов-китаеведов и ныне не хватает методологической четкости, они профессионально описывают процессы на основе собственного «наития», прибегают к многофакторному анализу. На отдельных страницах книг звучит неокейнсианство, на других – мейнстрим, на третьих – неолиберализм. Обобщенное и систематизированное толкование законов движения общества в России и в Китае, как правило, отсутствует. Ныне положение усложнилось. Лозунги свободы, гласности развязали руки авторов для изложения своих точек зрения. В принципе это положительное явление. Однако порой оно сопровождается тенденцией отказа от какой-либо методологии, от системы мышления, исторической логики, социальных критериев. Авторы встают в позу: «Что хочу, то и ворочу», встают на позицию бесполого релятивизма: все спорящие оппоненты правы, нет одной правды, все точки зрения равноправны и т.п. При этом исчезает объективная оценка, обескровливается поиск истины, на его место нередко приходят эксцентричные, «рекламные» публикации.

В этом смысле мне повезло, что стержнем учебной программы на факультете и в аспирантуре МГУ и во время моей учебы в Китае было изучение теоретической науки – политической экономии.

Чиновники от науки в России не только отбросили К.Маркса, но и исключили политическую экономию из Государственного образовательного стандарта. Остракизм в отношении политической экономии понятен: она подводит к оценке, по крайней мере, двух острых, коренных проблем современной жизни России и Китая: собственности и социальной дифференциации. Место политической экономии занял экономикс. Буквари по марксизму-ленинизму сменились импортными букварями по микро- и макроэкономике.

Следует пояснить. Развитие экономической деятельности общества и ее теоретического исследования свидетельствуют о формировании определенной «двойственности» экономической теории. Не одно столетие экономическая мысль изучала сущность хозяйственных явлений, этим занималась политическая экономия. Вместе с тем, особенно в ХХ веке, утверждается направление, которое сосредотачивается на функциональном анализе. Этим занимается экономикс. Обе эти ветви должны бы составить содержание экономической теории. Но дело в России поставлено так, что сейчас учебные программы построены на основе экономикс, а большая часть учебников – с ориентацией на американский стандарт.

В условиях освоения западной экономической мысли, формирования рыночного мышления, изучения основ микро- и макроэкономики (все это важно и нужно знать), в обстановке надежд на то, что «рынок все поставит на свои места», увлечение экономикс было объяснимо. Однако монополизация экономиксом всего поля экономической теории отрицательно сказывается на развитии науки и практики хозяйствования, сковывает разработку альтернативных подходов к решению ряда проблем экономической теории. Методология экономикс не ориентирует на специальное изучение экономических законов на уровне сущности явлений, ограничиваясь по преимуществу уровнем внешних экономических форм и их функциональных зависимостей. В ней нет научного анализа таких фундаментальных проблем, как система категорий и законов экономической теории, сущность денег, цены, капитала, прибыли, общественного производства, земельной ренты, государственно-монополистического производства, финансового капитала. По существу сужена теоретическая база анализа процессов пореформенной России и Китая, прежде всего в области собственности и социальной сферы. М.Алле (Нобелевский лауреат) заметил, что экономикс развивается «в сторону совершенно искусственных и оторванных от жизни математических моделей с преобладанием математического формализма, что представляет собой, по сути дела, большой шаг назад».

Хочу подчеркнуть, что мои несколько пространные рассуждения имеют принципиальное значение, так как методология – основа науки, в том числе и китаеведения.

Понятно, что политическая экономия не может стоять на месте. Речь вовсе не идет о примитивном восстановлении прежних постулатов этой теории только на базе Д. Рикардо, Дж. Кейнса и К. Маркса. Необходимо сделать новый шаг в развитии политической экономии на основе классического наследия политической экономии и того, что наработано современным посткейнсианством, институционализмом, неорикардианством и неомарксизмом. По крайней мере, три фундаментальных явления – глобализация экономических процессов, переход подавляющего большинства стран (включая бывшие социалистические) к смешанной экономике и формирование постиндустриального общества, – кардинально изменяя облик современного мира, вызывают необходимость новых сущностных обобщений, поиска в науке, требуют новых способов выражения и анализа. Эти фундаментальные изменения не может в полной мере проанализировать и обобщить экономикс. Об этих проблемах я писал в сборниках экономических статей, изданных в 2005 и 2008 гг.

* * * В особых условиях в МГУ оказалась первая группа «восточников», студенты, изучающие Китай. Еще не было разработанных программ: первый учебник «Экономика зарубежных стран» вышел в 1962 г.; мы изучали все предметы общего потока, о которых я говорил выше, и, вместе с тем, историю Востока, историю народного хозяйства и экономику Китая, китайский и английский языки, страновые спецкурсы. Не было еще и кафедры экономики зарубежных стран. Она появилась лишь в 1953 г.

Историю Востока и Китая преподавали М.Ф.Юрьев и В.Н.Никифоров, оба выпускники исторического факультета МГУ, фронтовики, оба вернулись с войны, одновременно защищали свои кандидатские и докторские диссертации, и оба в один год ушли из жизни. Во время нашей учебы они были молодыми талантливыми учеными, влюбленными в науку, заряжали нас стремлением познать Китай. Китайский язык на первом курсе преподавали корифеи: Л.Д.Позднеева – заведующая кафедрой китайской филологии МГУ, эрудит, из семьи потомственных китаистов, ее уроки превращались в увлекательный рассказ о китайской специфике и иероглифах как произведениях искусства; А.П.Рогачев – кандидат филологических наук, мастер переводов со старокитайского языка, он убеждал нас, что без знания языка древности трудно понять Китай. На старших курсах систематического изучения китайского языка не было.

Экономику КНР преподавал доктор экономических наук, профессор В.А.Масленников; член партии большевиков с 1915 г., участвовал в борьбе за Советскую власть в Приморье, обладал большим опытом политической и научной работы, преподавал в вузах Москвы. В 1957-58 гг. мы оказались вместе в командировке в Пекине, установились добрые отношения.

Научным руководителем моей дипломной работы был Г.А.Ганшин. Молодой энергичный декан Восточного факультета МГИМО привлекал широтой знаний. Он опубликован десятки научных работ, по его учебникам учились будущие китаеведы. Георгий Александрович выступал оппонентом при защите мною кандидатской диссертации, мы вместе работали в Посольстве в Пекине, в отделах ЦК КПСС, в Институте Дальнего Востока РАН.

Большое внимание уделялось написанию курсовых студенческих научных работ. Они приучали к изучению первоисточников, к самостоятельному анализу, были школой творческого мышления. На первом курсе я писал работу «Кустарное производство в старом Китае»; на втором – «Экономика Китая накануне образования КНР»; на третьем – «Экономическая экспансия США в Китае в 1945-1949 гг.», за этот труд получил почетную грамоту и первую премию конкурса на лучшую студенческую научную работу; на четвертом и пятом курсах готовил диплом на тему «Роль государственного сектора в развитии промышленности КНР». Так как студенческие экзамены в МГУ я сдавал на «отлично», то на четвертом и пятом курсах получал «стипендию имени И.В.Сталина» - в то время это была самая высокая награда для студента.

Еще до образования КНР синологическая наука в нашей стране вполне сложилась как комплексная научная дисциплина, как фундаментальная часть востоковедения, имевшая глубокие и прочные исторические корни и достойно занимавшая передовые позиции в мировом китаеведении. В первые годы существования КНР советское китаеведение проявляло глубокую и уважительную заинтересованность в профессиональном изучении соседней дружественной великой страны. Однако в целом в китаеведении СССР в этот период в исследованиях современного Китая сквозила тенденция идти в основном по следам китайских оценок и подходов, пересказывать концепции КПК, общественные доктрины Пекина. Своеобразная политизированность («все ради дружбы с Китаем») и идеологическая зашоренность («всюду одинаковый социализм») были свойственны этому периоду.


* * *

После завершения учебы на экономическом факультете МГУ я поступил в аспирантуру этого же факультета на кафедру экономики зарубежных стран по специальности «Экономика КНР». Начался новый этап в моей судьбе, который фактически продолжался всю жизнь, начался период, о котором китайцы говорят: «Идти на двух ногах». Отныне я параллельно занимался, с одной стороны, практической деятельностью, а с другой – научной работой по Китаю. Едва я получил удостоверение аспиранта, как был избран вторым секретарем комитета ВЛКСМ МГУ (20 тыс. комсомольцев). Это была кадровая должность функционера. Началась трудовая жизнь и появилась первая запись в трудовой книжке. Стремительно пролетели полвека и теперь в ней более 50 записей. Еще в школе я был секретарем комсомольской организации, в МГУ – секретарем бюро ВЛКСМ факультета, был руководителем большого (1 тыс. человек) первого в истории комсомола студенческого отряда на целине.

Комсомольская работа на одном из наиболее политизированных факультетов МГУ, а затем в комитете ВЛКСМ университета в условиях высокого интеллектуального уровня студентов и организационной культуры, цементируемой коммунистами-фронтовиками, формировала навыки профессионального политического работника. Этому содействовала и бурная общественно-политическая обстановка в стране. Смерть И.В.Сталина всколыхнула Советский Союз, ХХ съезд КПСС породил неоднозначные и противоречивые тенденции, «новации» Н.С.Хрущева, пробивая дорогу новому, нередко вносили элементы авантюризма, идеологической путаницы и порою углубляли существующие проблемы.

Под влиянием этих обстоятельств характерной чертой трудовой жизни стало сочетание политической деятельности, научных исследований и общественной работы – «три кита», на которых стояла моя «земля».

Так получилось, что реальная линия моей жизни – вся в изломанных, порою резко, отрезках, отклоняющихся от прямой линии китаеведения, но всегда стремящихся к ней. Я был комсомольским функционером, преподавателем политической экономии в МГУ, дипломатом в Пекине, послом СССР и РФ на Филиппинах и в Союзе Мьянма (Бирма), ответственным работником в отделах ЦК КПСС, руководителем департамента международных связей Верховного Совета РФ, главным экономистом банка, научным сотрудником Института Дальнего Востока РАН.

Вероятно, можно позавидовать ученым, которые, устроившись в башне из слоновой кости, тихо создают научные фолианты, позавидовать спокойным профессорам, из года в год мирно шелестящим в аудиториях пожелтевшими страницами. Можно позавидовать и самодовольным практикам, не истощающим себя размышлениями о существе и закономерностях явлений. Мне же нравились люди, которые «идут на двух ногах», находят себя и в науке, и в практической деятельности. Такими крупными фигурами были, например, государственный деятель, создатель целого направления в мировой экономической науке англичанин Дж. Кейнс; министр экономики, федеральный канцлер и один из авторов концепции социальной рыночной экономики немец Л. Эрхард. Такими деятелями были реформатор и ученый Ван Аньши, «отец нации» Сунь Ятсен, ряд политических лидеров старого и нового Китая. Таким был и В.И.Ленин. Можно вспомнить Н.Вознесенского – академика, председателя Госплана СССР, Е.Примакова – академика, министра, премьера правительства. Не случайно многие товарищи по совместной работе или коллеги-китаеведы были из этой же категории: академик М.Титаренко, члены-корреспонденты М.Капица и М.Сладковский, академики РАЕН А.Яковлев, Б.Кулик и др.

В аспирантские годы в МГУ (1954-1956 гг.) я занимался в основном общественной работой, но все же успел сдать шесть экзаменов по проблемам экономической теории и народного хозяйства КНР (ныне аспиранты сдают только три экзамена) и прочитал цикл лекций по экономике Китая для студентов экономического факультета МГУ. Разбираться в материалах на китайском языке мне помогали учившиеся в нашей аспирантуре китайцы: Чжу Пэйсинь (сын министра почт и телеграфа КНР) и замечательный товарищ Мяо Цзунцюань – он стал потом преподавателем политэкономии в одном из вузов Дунбэя.

Трудно предположить, как сложилась бы моя судьба китаеведа, если бы не поездка в Китай. ЦК КПСС принял решение – учить китаеведов в вузах КНР. Это было своевременное решение, позволявшее преодолеть три основных недостатка в подготовке специалистов по Китаю: 1. отрыв от реальной действительности Китая, отсюда и переоценка общих закономерностей и недоучет специфики страны; 2. недостаточное знание менталитета китайцев; 3. слабое знание китайского языка. В феврале 1957 г. большая группа молодых людей поездом «Москва-Пекин» отправилась в Китай на учебу.


* * *

Встречали нас доброжелательно, принимали организованно и четко. Всех разместили в общежитиях Пекинского университета. Вместе пели «Сталин и Мао слушают нас». Министр образования КНР устроил для нас грандиозный прием.

Учиться мы начали в Пекинском университете на специальном факультете китайского языка для иностранцев. Полдюжины аспирантов, в том числе и я, которые когда-то бегло соприкасались с китайским языком и для которых главным была подготовка диссертаций, образовали отдельную группу. Ее участники прошли годовой курс за 5 месяцев.

Мы приехали в период расцвета дружбы между СССР и КНР. Обе страны активно сотрудничали в сфере двусторонних отношений и на международной арене. В ноябре 1957 г. Мао Цзэдун провозгласил: «У нас единая судьба и единое дыхание с Советским Союзом». СССР взял на себя большие обязательства по оказанию помощи КНР, в частности, в строительстве и реконструкции сотен предприятий и других объектов, которые закладывали основы новых отраслей промышленности страны. В Китае работали 10 тыс. советских специалистов. Укреплялась обороноспособность КНР. Китайские руководители отмечали, что «конечной целью преобразований является советская модель».

Однако ручейки, размывающие фундамент добрых отношений между Советским Союзом и Китаем, уже потекли. Шлюзы для них открывались с обеих сторон. Смерть И.Сталина, ХХ съезд КПСС, политико-теоретические новации Н.Хрущева вызывали озабоченность китайского руководства. Ряд лидеров КПК решили, что наступает их час занять место СССР в социалистическом лагере и осуществить планы ускоренного наращивания мощи Китая своими китайскими способами и средствами. Генеральная линия КПК, разработанная в 1952 г., говорила о том, что социалистические преобразования в обществе должны осуществляться постепенно. Но эта линия была смята. Форсированные преобразования в 1954-1956 гг. (подобные во многом тому, что проделал в 1930-е годы в Советском Союзе И.Сталин) привели к формальному обобществлению производства, фактически к огосударствлению основных сфер экономики, подрезали стимулы к труду, создали основы командно-административной системы управления народным хозяйством.

Я ехал в Китай с целью собрать материалы для диссертации и написать ее вчерне. Тема была определена в Москве – социалистическое преобразование хозяйства национальной буржуазии в КНР. Еще в МГУ меня сверлила мысль: почему социализм должен строиться только по-советски? Посмотрите на деревья, на людей – разве есть два абсолютно одинаковых лепестка или человека? Конечно, проблема общественного устройства неизмеримо сложнее. Необходимость ликвидации капиталистической собственности не подлежала тогда ни малейшему сомнению, но разве не могут быть разные приемы?

В статье в 10-м томе «Малой советской энциклопедии» я написал, что ликвидация капиталистического хозяйства может происходить разными способами - путем 1. безвозмездной экспроприации (советский путь); 2. экспроприации с оплатой части стоимости имущества капиталиста; 3. преобразования через формы госкапитализма с применением выкупа (китайский путь); 4. посредством конкуренции между государственными и капиталистическими предприятиями. Большого открытия в этом не было, идея близка ленинскому пониманию НЭПа, но при обсуждении в МГУ меня критиковали за пункты 2 и 4. Опыт Китая в области преобразований был наиболее богатым, вовлечение преобразуемого капитала национальной буржуазии в новый общественный строй явилось весьма существенной особенностью социально-экономических процессов в стране. Это было интересно.

Учеба в Пекинском университете совпала с развернувшейся на политической арене страны бурной кампанией. Система разного рода «движений», массовых политических, идеологических кампаний являлась в то время характерной чертой общественной жизни КНР, одним из основных методов КПК по руководству государством. Американский синолог С.Гринблатт насчитал 63 политико-идеологических кампаний в период 1949-1965 гг.

В 1956 г. китайское руководство объявило о курсе «пусть расцветают все цветы, пусть соперничают все ученые». Это старокитайское изречение должно было бы содействовать свободе творчества, мнений, конкуренции идей во имя более успешного строительства социализма. Весной 1957 г., как раз в момент нашего приезда в Пекин, Мао Цзэдун провозгласил «свободу слова всем», призвал к дискуссиям, «подобным нежному ветерку и теплому дождику». Было принято также решение о проведении в КПК «движения за исправление стиля» -