Geum.ru

В. И. Шабалин доктор экономических наук, главный научный сотрудник идв ран, Чрезвычайный и Полномочный Посол ( в отставке) материал к интервью

Вид материалаИнтервью
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6
общественных началах в состав редколлегий, ученых советов и т.д. К примеру, я был членом Ученого совета ИДВ АН СССР, редколлегии журнала «Проблемы Дальнего Востока», редколлегии ежегодника «Китайская Народная Республика», членом правления и президиума Всесоюзной ассоциации китаеведов, входил в Бюро совета АН СССР по проблемам зарубежного Дальнего Востока, в состав проблемной комиссии АН СССР «Обобщение опыта строительства социализма в странах содружества».

Хотел бы особенно подчеркнуть следующие моменты.

Что касается публикаций в период жаркой полемики, то следует иметь в виду, что в работах этого периода, отражавших ситуацию раскола между СССР и КНР, нет «антикитайщины», унижения Китая и его великого народа, отрицания возможностей нормализации связей СССР и КНР. Могу сказать, что в наиболее острые моменты именно отдел ЦК КПСС выступил против попыток ретивых журналистов отлучить КНР от социализма – речь идет не о научном содержании этой категории в применении к Китаю (здесь могут быть дискуссии), а о политической стратегии. Если бы мы заклеймили КНР как страну несоциалистическую, это создало бы еще один завал на пути нормализации отношений. Я не идеализирую отмеченные публикации, но в них осуждались волюнтаризм, субъективизм, великодержавные устремления, репрессии и т.п. – на 90% эта критика совпала с официальными оценками событий китайским руководством, пришедшим к власти после «культурной революции», и общественным мнением КНР. И еще один момент, о котором ранее было мало сказано: критика маоизма в его одиозных формах по существу совпадала также с критикой порочных черт сталинизма, являлась бумерангом, который, возвращаясь, ударял по волюнтаризму в СССР.

Следует не забывать, что заметно возросло число публикаций – особенно книг – по весьма широкому кругу проблем. В два раза увеличилась численность научных работников. Критический настрой и аналитический подход позволили заглянуть в такие глубины китайской действительности и поднять такие пласты общественной жизни КНР, которые были недоступны и неведомы ранее. По предложению отдела ЦК были приняты, по моим подсчетам, более 15 решений ЦК КПСС, направленных на укрепление материально-технической базы китаеведения, расширение и углубление научных исследований, подготовку кадров.

В 1966 г. был создан Институт Дальнего Востока Академии наук СССР, призванный систематически вести исследования по важнейшим проблемам современного Китая, разрабатывать рекомендации по актуальным вопросам советско-китайских отношений. Началось издание журнала «Проблемы Дальнего Востока», который с 1972 г. выходил ежеквартально тиражом в 20,5 тыс. экземпляров. В большинстве научно-исследовательских институтов, занимавшихся международной тематикой, создавались группы по изучению отдельных аспектов китайской проблемы. На базе Института восточных языков был создан Институт стран Азии и Африки при МГУ (ИСАА). Расширен прием в аспирантуру высших учебных заведений и научных учреждений АН СССР по проблемам Китая до 50 человек в год, организована стажировка китаеведов за рубежом. Воссозданы китайские отделения в Иркутском, Казанском, Казахском, Киевском, Якутском госуниверситетах. Возобновил работу центр по изучению Китая на Дальнем Востоке, налажена подготовка кадров китаистов в Приморье. Организовано издание серии научных бюллетеней, в том числе по вопросам науки и техники КНР. Приступил к работе вновь образованный Научный совет Академии наук СССР по проблемам зарубежного Дальнего Востока.

Впервые крупные мероприятия были осуществлены по сотрудничеству с зарубежным китаеведением. В 1976 г. была создана и регулярно функционировала Международная научная комиссия по актуальным проблемам Дальнего Востока и современным проблемам Китая с участием китаеведческих центров СССР, НРБ, ВНР, ГДР, МНР, ПНР, ЧССР и Кубы. Она проводила совместные исследования, конференции и симпозиумы. С 1967 г. в системе «Интеркит» (Интернациональное китаеведение) наладилось сотрудничество с партийными работниками, занимающимися проблемами КНР, и учеными-китаеведами указанных стран. Советские китаеведческие центры и работающие в них китаеведы стали принимать активное участие в научных конференциях в странах Запада. Институт Дальнего Востока в 1976 г. вступил в качестве коллективного члена в Европейскую ассоциацию китаеведов. Советские ученые вошли в руководящие и рабочие органы ассоциации.

Таким образом, удалось поднять китаеведение на государственный уровень, преодолеть критическую ситуацию с изучением Китая, которая сложилась к концу 1950-х годов, когда в СССР был закрыт академический Институт китаеведения, ослаблена подготовка китаеведческих кадров, сокращено издание литературы по Китаю. Если бы не меры по укреплению китаеведения, осуществленные в 1960-1970-х годах, оно вряд ли выдержало удары «демократических» волн 1990-х годов.

В развитии китаеведения оставалось немало нерешенных проблем, оно отставало от организационного и материального уровня китаеведения Запада. Отставало наше китаеведение и от уровня изучения Советского Союза в КНР, где в середине 1980-х годов насчитывалось свыше 40 специальных советологических центров, не считая групп в других организациях, 50 вузов, где изучался русский язык и СССР, и более 10 всекитайских обществ по изучению Советского Союза. Многое еще предстояло сделать. Новый удар по российскому китаеведению был нанесен в 1990-х годах.

* * *

В конце 1971 г. я был назначен консультантом отдела ЦК КПСС по экономическим вопросам. Группа консультантов занималась по преимуществу анализом и обобщением основных тенденций экономического сотрудничества СССР с социалистическими странами. В 1970-х годах одной из наиболее актуальных международных проблем стала проблема так называемого «Нового международного экономического порядка» (НМЭП). Это был комплекс идей и крупных мер, выдвинутых развивающимися странами – свыше 2/3 государств планеты - и направленных на существенное преобразование мировой внешнеэкономической сферы в интересах прежде всего именно данной группы государств. Предложения развивающихся стран касались коренной перестройки торговли сырьевыми товарами (80% экспорта развивающихся стран), отмены преград на пути экспорта готовых изделий, обеспечения притока валюты и финансовой помощи, списания долгов, передачи технологий и т.п.

Ни одно крупное международное совещание с участием развивающихся стран не обходилось без политических баталий вокруг НМЭП. Мне поручили заниматься вопросами экономических взаимоотношений социалистических государств с развивающимися странами. Казалось, китайская тематика будет уходить для меня на задний план. Однако КНР, которая причисляла себя к развивающимся странам, «третьему миру», активно вторгалась в проблемы НМЭП, а мне приходилось «идти на двух ногах»: заниматься отношениями стран – членов СЭВ с развивающимися государствами и, соответственно, проблемами отношений с КНР в этой связи.

Проблемы НМЭП привлекли пристальное внимание западных политических, научных и общественных кругов. Изучением этих проблем занимались, в частности, «Римский клуб», «Фонд Хаммаршельда», Мировой банк и другие международные организации. В орбиту действий по установлению НМЭП были втянуты государства СЭВ, и я работал над документами, главным образом, с точки зрения определения общего подхода этих государств. В Москве, Варшаве, Берлине, Праге на совещаниях заместителей министров внешней торговли, международных форумах ученых участвовал в поисках взаимоприемлемых позиций по вопросам НМЭП, в разработке совместных действий государств СЭВ во внешнеэкономической сфере. Ученые социалистических стран подготовили обширный доклад «Позиция стран – членов СЭВ по проблеме перестройки международных экономических отношений» (проект «Звезда»). Я работал в составе советских экспертов в Варшаве вместе с будущими академиками Богомоловым О.Т. и Шмелевым Н.П. Мы стремились «вписать» СССР, вместе с ним СЭВ и входящие в него страны, в мировое хозяйство.

Надо сказать, что сотрудники международных отделов ЦК КПСС нередко входили в состав экономических, общественных, научных и других делегаций, выезжающих за рубеж, получали паспорт ученого, общественного деятеля, экономиста и т.п. Я участвовал в десятках таких делегаций, большинство которых так или иначе занимались проблемами КНР и советско-китайских отношений. Так, уже в 1969 г. в составе советской делегации был в Берлине на Всемирной ассамблее мира. Движение сторонников мира существовало во многих странах, оказывало влияние на международную жизнь. В столице ГДР собрались 1100 делегатов от 101 страны, 56 международных и 320 национальных организаций. Массовое движение за сохранение мира и разоружение объединяло тогда разнородные и нередко аморфные политические силы пацифистов на внеклассовой основе, однако действовало под патронажем коммунистических и рабочих партий, прежде всего КПСС, и имело в целом антиимпериалистический характер, в частности, осуждало США за интервенции в Корее, Вьетнаме, на Кубе. Китайская делегация от участия в ассамблее отказалась. Проблема Китая затрагивалась основательно в выступлении известного в то время священника из Канады, доктора теологии Дж. Эндикотта. Он был членом Всемирного совета мира, лауреатом Международной сталинской премии «За укрепление мира между народами». Эндикотт говорил о величии Китая, о «недалеком уме» тех, кто пытается его изолировать, намекая на Советский Союз и США. Я с ним встретился. Эндикотт более 20 лет был миссионером в Китае, хорошо знал эту страну, язык, культуру. Мы беседовали о советско-китайских отношениях, затем разговор перекинулся на глобальные проблемы китайской цивилизации. Эндикотт высоко оценивал устойчивость, жизнеспособность, «агрессивность китайской цивилизации» и делал вывод: спасение мира от растворения в китайской цивилизации состоит во внедрении в китайскую элиту идеологии Запада, которую принесут не миссионеры, не марксисты, а только западные техника и технологии.

Всего же я был участником нескольких десятков международных конференций, симпозиумов, семинаров и различных международных совещаний. В составе научных и партийных делегаций посетил Болгарию, Венгрию, ГДР, Польшу, Монголию, Кубу, Вьетнам, Чехословакию…

В качестве члена советской делегации участвовал в работе четырех конференций Европейской ассоциации китаеведов в Италии, Швейцарии, Англии, Германии.

Пожалуй, самой крупной международной конференцией, в которой я участвовал как член делегации СССР, была IV сессия Конференции ООН по торговле и развитию – ЮНКТАД, состоявшаяся в 1976 г. в столице Кении Найроби. В этой конференции участвовали делегации 139 государств, 28 межправительственных, 14 неправительственных организаций, а также других учреждений ООН – всего около 3 тыс. участников. На пленарных заседаниях выступили 157 делегатов; одновременно работа шла в пяти официальных переговорных группах, в делегациях, согласительных комиссиях. Это был гигантский переговорный комбинат. В течение мая неумолчный многоязычный гомон сотрясал Найроби. Жаркие дискуссии велись месяц, а в последние дни круглосуточно. Политические споры велись в треугольнике: развивающиеся страны – развитые страны Запада – социалистические государства. Китай не входил ни в одно объединение. Китайская делегация поддерживала основные требования развивающихся государств, но не брала на себя никаких обязательств, активно критиковала «две сверхдержавы».

Я выступал на сессии в качестве руководителя группы социалистических стран, которая должна была подготовить документ об общих позициях этих стран. В итоге делегации СССР, БССР, УССР, НРБ, ВНР, ГДР, Республики Куба, МНР, ПНР и ЧССР в «Совместном заявлении социалистических стран на сессии ЮНКТАД» впервые изложили в официальном документе ЮНКТАД (ТД 211) свои общие принципиальные позиции по важнейшим проблемам международных торгово-экономических отношений.

Работа ЮНКТАД-IV показала, что международные экономические проблемы все в большей мере становились предметом обостряющейся борьбы различных групп государств. Советский Союз и Китай не смогли в полной мере встретить этот вызов. Общеполитический курс обеих стран в отношении развивающихся стран был в основном подчинен задачам «холодной войны», слабо учитывал их специфику, выгодные Западу повороты в политике; в наших концепциях присутствовал перебор «революционности» и идеологии в ущерб экономической целесообразности. Не уделялось необходимого внимания укреплению экономических позиций государств на мировом рынке. Относительная слабость экономик СССР и КНР, помноженная на мизерные доли их участия в мировом экономическом обороте, подрывала авторитет политических деклараций, ограничивала возможности реального воздействия на расстановку сил в мире.

* * *

Работая в группе консультантов по вопросам внешнеэкономических связей социалистических стран, я не прекращал научных исследований по Китаю. В 1971 г. вышла в свет моя монография «Вопросы преобразования национального капитала в КНР» (435 стр.), в 1974 г. – вторая монография «Государственный капитализм в КНР» - псевдоним В.Ванин. На эту книгу были опубликованы 5 рецензий. Были напечатаны мои книги «Доходы капиталистов и выкуп средств производства национальной буржуазии в КНР» и др.

Одновременно я занимался подготовкой докторской диссертации. Руководство отдела относилось к таким затеям неодобрительно, никаких поблажек не предоставлялось. Тянуть две телеги одной лошади было тяжело.

В 1975 г. диссертация «Преобразование национального капитала в КНР (Вопросы теории и практики)» была подготовлена. Как правило, сотрудники отделов ЦК КПСС защищали свои работы в Высшей партийной школе или в Академии общественных наук при ЦК КПСС. Я решил, что будет основательнее, если я получу «университетскую степень» и обратился в Alma mater – в МГУ. Я знал, что многие ученые Московского университета со снисходительной настороженностью относятся к научным увлечениям партноменклатуры. Вместе с тем, на факультетах общественных наук толпилось немало догматиков. Надо было проплыть между Сциллой и Харибдой. К этому времени общий объем публикаций моих книг, брошюр и статей составил более 70 п.л. (более 1100 стр.), что считалось и ныне считается вполне достаточным для доктора наук. Некоторые мои работы были изданы за рубежом, переведены и опубликованы на английском, французском, немецком, испанском, арабском, польском, чешском, болгарском, монгольском языках.

В диссертации были использованы уникальные китайские материалы (80 таблиц), рассматривались общие и специфические проблемы обобществления производства в условиях социально-экономических преобразований и вытекающие отсюда методологические и теоретические принципы перехода к новому обществу. В работе проанализированы позиции по этим вопросам советских, китайских исследователей, ученых других стран; показаны социально-экономические типы и формы переходных отношений на различных фазах воспроизводства; выделяются качественные и количественные оценки «выкупа» собственности буржуазии, впервые определен его общий объем и т.д.

Наряду с исследованием конкретных экономических процессов на материалах Китая и некоторых других стран в диссертации обосновываются идеи, имеющие в известной мере общезначимый научный характер.

― Это тезис об объективной обусловленности сосуществования многообразных форм собственности и моделей хозяйствования и движения экономического строя различных стран в направлении формирования смешанной экономики.

― Положение о необходимости многостороннего государственного регулирования указанных процессов – регулирования, без которого рыночное хозяйство не может развиваться, не нанося ущерба социальным и национальным интересам страны. При этом подчеркивается сбалансированный, взвешенный подход к роли государства в сфере экономики.

― Указывая на важную роль изучения общих закономерностей естественно-исторического процесса движения человеческого общества в периоды длительных эпох, диссертант отмечает исключительное значение исследования и учета специфики, своеобразия исторических традиций, социально-экономических, природных и иных условий на различных ступенях развития той или иной страны, особенно в периоды коренных преобразований.

― В диссертации обосновываются возможность сочетания элементов социалистического и капиталистического хозяйствования; характер государственного капитализма в КНР как союзника социализма; обусловленность пацифистского отношения к национальной буржуазии и своеобразного союза с ней, а также – по существу – идея конвергенции, хотя в те времена эта идея официально осуждалась. В 1982 г. я опубликовал очерк «Национальная буржуазия» - псевдоним В.Ванин - в книге «Классы и классовая структура в КНР» (стр. 200-271).

Ныне, когда роль национальной буржуазии стала в многоукладной экономике КНР весьма существенной, а предпринимательство превратилось в одно из важнейших явлений современной экономической истории страны, многие положения диссертации и опубликованных мною книг как бы начинают свою новую жизнь.

Весной 1975 г. на кафедре экономики зарубежных стран экономического факультета МГУ состоялась процедура защиты диссертации. Это была, пожалуй, наиболее современная кафедра, сотрудники которой лучше знали, что мир многообразен и более сложен, чем постулаты учебников. Заведовал кафедрой авторитетный профессор М.Драгилев. В качестве официальных оппонентов выступали М.Сладковский – уже член-корреспондент АН СССР, Ю.Беляев – профессор Института народного хозяйства им. Плеханова, специалист по социалистическим странам и доктор наук Е.Юферева – автор книг по госкапитализму в России, заведующая кафедрой политэкономии. После традиционных дискуссий сначала малый, а затем и большой (самый «страшный» - более 30 профессоров и докторов наук) ученые советы факультета присудили мне степень доктора экономических наук.


* * *

В 1978 г. я вернулся на китайскую стезю – возглавил сектор Китая отдела ЦК КПСС. В предшествующие годы я отошел от оперативных дел по Китаю, поэтому попросил направить меня в Пекин, чтобы своими глазами увидеть страну и почувствовать характер происходивших там событий. Это была первая поездка сотрудника отдела ЦК КПСС за время и после «культурной революции». Межпартийные контакты прекратились, и я поехал как старший советник МИД в качестве гостя советского Посла. Поездка была ознакомительной. Я увидел мало изменившийся Китай, но оказался в необыкновенной политической атмосфере.

В КНР к этому моменту завершилась целая историческая полоса. В 1971 г. загадочным образом погиб первый заместитель председателя КПК, министр обороны, один из вершителей «культурной революции» Линь Бяо. Он тайно вылетел из Пекина с семьей на самолете, который разбился на территории Монголии. После гибели Лянь Бяо полнота государственной и партийной власти сосредоточилась в руках так называемой «четверки»: Ван Хунвэнь, заместитель председателя ЦК КПК; Чжан Чунцяо, заместитель премьера Госсовета КНР; Цзян Цин - жена Мао; Яо Вэньюань, все – члены Политбюро ЦК КПК.

В 1973 г. состоялся Х съезд КПК - последний при жизни Мао Цзэдуна, сосредоточившийся на критике Линь Бяо и призвавший к стабильности в стране. Съезд подтвердил внешнеполитический курс Пекина. В 1975 г. принимается Конституция КНР, цель которой состояла в правовом закреплении результатов «культурной революции». В конце 1975 г. скончался член Политбюро ЦК КПК Кан Шэн; в начале 1976 г. умер крупнейший политический деятель КНР, премьер Госсовета КНР Чжоу Эньлай. На его место был назначен «наследник Мао Цзэдуна» Хуа Гофэн.

Весной 1976 г. в окрестностях Пекина разразилось крупнейшее землетрясение. По китайским поверьям такие землетрясения являются предвестниками смены династий. 9 сентября 1976 г. умер Мао Цзэдун. Наступило время смены династии. В руководстве страной обострилась борьба за власть. «Черную банду четырех» арестовали, исключили из КПК, сняли со всех постов и поместили в тюрьму. На XI съезде КПК (август 1977 г.) председатель ЦК КПК, премьер Госсовета КНР Хуа Гофэн заявил, что «культурная революция», продолжавшаяся 10 лет, закончилась разгромом «группы четырех» во главе с Цзян Цин.

Я увидел взбудораженную страну, мятущийся народ, замешательство элиты, стремящейся найти свое место в идейно-политической неразберихе. «Трений, противоречий и вопросов сейчас больше, чем в любой другой период истории», - писала «Жэньминь жибао». Китайская печать бросалась из крайности в крайность, но преобладал критический настрой.

Наиболее четко проявлялись три течения: 1. стремление переоценить идейно-политическое наследие Мао Цзэдуна, осуществить качественную перестройку общественной структуры страны с точки зрения национальных целей, определить новый, собственный, более эффективный путь создания мощного Китая; 2. попытки отбросить «левые» ошибки Мао, вернуться к опыту благополучных периодов «урегулирования»; 3. усилия сохранить все базисные положений «идей Мао Цзэдуна» и, используя политическую силу государства, классовую борьбу, ускорить темпы строительства великого Китая. Для этих течений характерен крен в сторону национально-особенных черт Китая и задач строительства могучего государства.

Что касается критики режима, установленного в период «культурной революции», с откровенно буржуазных позиций, отвергающих социализм, с позиций буржуазного демократизма, призывов следовать примеру Запада и смыкаться с ним, а также критики с позиций научного коммунизма, призывов идти по советскому пути и дружить с СССР, то эти две крайние точки зрения оказались на периферии идейно-политической борьбы. В 1978 г. утверждается новая исправленная Конституция КНР, которая восстановила прежнюю систему государственной власти.

Основное впечатление от поездки состояло в том, что китайское общество после смерти Мао Цзэдуна оказалось в глубоком социальном, идейно-политическом кризисе, из которого неоднородное по составу руководство страны активно искало выход путем широкого маневрирования во всех сферах жизни. Об этом я написал в брошюре «Что говорят о трагедии страны сами китайцы» (1980 г.). Сложность ситуации не могла быть определена однозначно, одним лозунгом. Китай – то толчками, то тормозя – пока еще двигался в основном по прежней орбите, но уже появились признаки, что КНР может сойти с нее, переместиться в другое измерение.

В декабре 1978 г. состоялся 3-й пленум ЦК КПК 11-го созыва. Он, как известно, обозначил начало крутого перелома в жизни страны. Принципы и методы преобразований, наиболее отчетливо прорисованные в выступлениях Дэн Сяопина, создавали контуры картины нового строя: восстановление многоукладности, активизация мелкособственнической и частно-предпринимательской инициативы, сужение сферы государственного планирования, внедрение рыночных регуляторов, привлечение иностранного капитала. Возникал образ другого, не советского социализма, «социализма с китайской спецификой», точнее говоря, это был, по моей оценке, образ смешанной экономики, на базе которой неизбежно должны были формироваться и новые общественные структуры.

Дэн Сяопин выдвинул коронный тезис, ставший стержнем нового политического курса Китая: а) реформа, б) модернизация, которая является основой основ, в) ее условием служит стабильность в стране. На этой базе намечалось преодолеть кризис и разброд в партии и государстве, открыть возможности для обновленного курса внутри страны и определять внешнеполитическую линию.

Заметным шагом на этом пути явился 6-й пленум ЦК КПК 11-го созыва (июнь 1981 г.). В материалах пленума по ряду проблем давались в основном те же оценки, о которых в свое время говорила КПСС, критиковались почти в тех же словах отрицательные явления в жизни Китая («большой скачок», народные коммуны, «культурная революция», массовые репрессии и т.п.). Получалось, что наши позиции и оценки пленума по некоторым вопросам как бы совпадают. Впервые за последние годы в документах КПК давалась позитивная оценка роли Советского Союза по отдельным вопросам.

Официальная Москва – непосредственно по следам событий – оценила решения пленумов ЦК КПК, неоднозначные процессы, происходившие в КНР, упрощенно – как реанимацию маоизма. Однако, как показала и моя поездка, это была не столько реанимация, сколько сложная операция, сопровождавшаяся ампутацией омертвевших и вживлением новых органов. От идей Мао Цзэдуна отсекали «левизну», изымали установки о решающей роли классовой борьбы, расчищали дорогу экономическому развитию, по существу обновляли теорию «новодемократического строя», внедряли новую концепцию особого китайского социализма.

Однако советское руководство оказалось не готовым принять китайские реформы, выбор Китаем своего собственного пути, своей модели социализма. Все свидетельствовало о явном отходе Пекина от социализма советского образца, «повороте вправо» и рождало опасения, что влияние реформ в КНР может подорвать основы «реального социализма» в СССР.


* * *

В июне 1982 г. я вновь посетил Китай в качестве гостя посла СССР. Советско-китайские отношения все еще не наладились.

Страна предстала в движении, порою неупорядоченном, не всегда ясном. Почти на каждом шагу пробивались свежие ростки. Экономика восстанавливалась; на рынках оживление; тяжелое материальное положение населения постепенно улучшалось; в городах возобновили деятельность частные магазины и мастерские; выросли пока еще редкие западного типа высотные гостиницы; исчезли политические лозунги, не вино цитат Мао Цзэдуна.

Я обратился в китайский Интурист с просьбой организовать встречу со старыми китайскими друзьями, с которыми учился в Москве или Пекине. Я не был уверен, что это возможно, но через два дня такая встреча состоялась в Народном университете. Все собеседники прошли через мясорубку «культурной революции», затем были полностью реабилитированы. Лю Юцинь стал заместителем заведующего кафедрой. Су Хун – училась на экономическом факультете МГУ (говорили, что она была близка к семье Лю Шаоци) - превратилась в редактора театрального журнала. Сю Тюиньсей (мы учились в МГУ на одном курсе), занимавшаяся пропагандой на радио Пекина, перешла в Бюро переводов классиков марксизма-ленинизма. Ее муж Кан Юяо, который был переводчиком в Народном университете, стал редактором-консультантом переводов русской художественной литературы.

Как будто и не было пролетевших 20 лет, вспоминали прошлое, говорили по существу. Лю Юцинь уже не занимался экономикой СССР, а изучал США. «СССР потерял китайский рынок и не сможет конкурировать с Западом. Китай, - подчеркнул Лю, - никогда не пойдет на союз с Вашингтоном, нам нужны технология, капиталы, рынок сбыта. Москва экспортирует только слова. После того, как Хрущев отозвал советских специалистов, Советскому Союзу трудно верить. В России есть понятие «тройка лошадей». У нас коренная лошадь – государственная экономика, к ней мы пристегиваем двух коней. Слева – частная инициатива, национальные капиталисты, справа – иностранный капитал. Наша тройка ускорит движение к социализму с китайской спецификой».

Су Хун сетовала на то, что Москва не разобралась с «культурной революцией», не сумела поддержать Лю Шаоци и Дэн Сяопина. «Сейчас вы утверждаете, что в Китае восстанавливается маоизм, но жизнь людей, - заметила Су, - становится другой, мы дышим свободнее. Китайцы понимали, почему «культурную революцию» называют маоизмом, но не понимают, почему новую жизнь называют маоизмом. Советская пропаганда перестает восприниматься». Сю Тиньсей сообщила, что выпуск работ Мао Цзэдуна почти прекратился, а Кан Юяо показал список готовящихся к публикации книг русских и советских авторов – около 20 названий. В Китае создали 20 научно-исследовательских центров по Советскому Союзу. Русские переводчики нарасхват.

Вернувшись в Москву, я докладывал о своих впечатлениях Комиссии Политбюро ЦК КПСС по китайскому вопросу. Такие комиссии создавались по важным проблемам жизни государства и обычно состояли из членов Политбюро и секретарей ЦК КПСС, имевших отношение к данной проблеме.

На этот раз в совещании принимали участие члены Политбюро Ю.Андропов (секретарь ЦК КПСС), А.Громыко (министр иностранных дел), Д.Устинов (министр обороны), А.Кириленко (секретарь ЦК КПСС); секретари ЦК КПСС М.Зимянин и К.Русаков, председатель КГБ СССР В.Федорчук, а также директор Института Дальнего Востока АН СССР М.Сладковский, заведующий Дальневосточным отделением МИД СССР М.Капица. Перед «портретами» я выступал впервые (передо мной сидели в основном люди, портреты которых носили на демонстрациях). Главная линия моего доклада была ясна. Еще на XXIII съезде КПСС (1981 г.) Л.Брежнев сказал: «Во внутренней политике Китая происходят сейчас изменения. Истинный смысл их еще покажет время…». Изменения происходят, с этим спорить не будут. Каков их характер? Куда они ведут? По этому вопросу мнения расходились. Я построил выступление по принципу: живая картинка и несколько слов оценки.

… В течение 25 лет в КНР была запрещена свободная торговля зерновыми. А ныне сидит на рынке прокаленный солнцем крестьянин, продает мешок зерна… Зашел в дом бывшей помещицы, она впервые получила гражданские права, арендует 1 га фруктового сада… Раньше на каждом велосипеде висела красная планка с цитатой из Мао Цзэдуна; теперь на огромных бетонных стендах реклама западной техники… В КНР издано полное собрание сочинений В.И.Ленина. Сказал о росте экономики, о «трех конях», оживлении культурной жизни. Напрашивались выводы: Пекин начинает строить свой Китай, не советский, не американский, не маоистский. Главное – экономика. Внутренние изменения не ведут к обострению советско-китайских отношений, напротив, могут вызвать корректировку внешней политики. Появились крупицы позитива. Все новое следует учитывать.

В этот период я регулярно выступал в качестве ответственного редактора и автора предисловий (псевдоним В.Ванин) ряда книг по экономике КНР, изданных в Москве, в том числе: «Китай: социалистическое экономическое развитие» (1982 г., 458 стр.); двухтомник «Экономика КНР (1983 г., ч. I, 200 стр. и ч. II, 178 стр.); «Экономика КНР. Статистические данные (1984 г., 176 стр.); «Структура экономики Китая» (1984 г., 472 стр.).

В октябре 1984 г. пленум ЦК КПК рассмотрел и принял постановление «О реформе хозяйственной системы». Речь шла о переходе к активному преобразованию экономики городов, промышленности. По существу, постановление открывало новый этап реформ, закрепляло долговременную стратегию социально-экономического развития КНР, переход к собственной модели строительства «социализма с китайской спецификой», подтверждалась стратегическая линия на превращение Китая в великую мощную державу в рамках начальной стадии «социализма с китайской спецификой», на основе обеспечения стабильности, с помощью рычагов реформы и открытости внешнему миру.

В целях всесторонней оценки решений пленума отдел ЦК КПСС поручил основным научно-исследовательским институтам проанализировать ситуацию в Китае, сделать предложения о нашей реакции, возможных шагах Советского Союза, в том числе в сфере советско-китайских отношений. Были привлечены НИИ Академии наук: экономики, экономики мировой социалистической системы, мировой экономики и международных отношений, Дальнего Востока, международного рабочего движения, философии, научной информации по общественным наукам, а также Институт марксизма-ленинизма, Академия общественных наук при ЦК КПСС и др. Содержание двух десятков докладов в основном было одинаково. Ученые писали о том, что реформы в КНР противостоят опыту СССР и, хотя преобразования в целом соответствуют условиям Китая, пока нецелесообразно давать процессам окончательные оценки.

Я подробно говорил о некоторых внутренних процессах 1984-85 гг. не только потому, что они имеют отношение к китаеведению, – о них, по сути дела, как кажется мне, еще никто не писал. Я подробнее изложил эту тему в книге «Жизнь прожить» (М., 2008 г.).

Необходимо было использовать все возможные пути доведения до руководства страны особого значения происходивших в КНР процессов и намеченных Пекином крупных преобразований для советско-китайских отношений, для оценки опыта КНР с точки зрения его применения в СССР, для того, чтобы бросить взгляд на нашу экономику через призму китайской реформы. Я предложил направить в Китай и подобрал группу ученых-экономистов: В.Костаков – заместитель директора Научно-исследовательского экономического института при Госплане СССР, с которым мы работали еще в комсомоле в МГУ, позднее он стал директором научно-исследовательского института; Ю.Яременко – будущий академик, доктор экономических наук, заместитель директора Центрального экономико-математического института АН СССР, я писал о нашей совместной учебу в Киеве; В.Ремыга – научный сотрудник ИДВ АН СССР; В.Королев – он выступал как сотрудник Научно-исследовательского конъюнктурного института МВТ СССР, с ним мы работали в посольстве в Пекине. В конце ноября – начале декабря 1984 г. делегация посетила 5 провинций, 6 крупных городов, 50 государственных ведомств, предприятий, НИИ КНР, в беседах приняли участие 300 китайских практиков и ученых. Я в это же время также совершал уже третью поездку в Китай: Пекин - Шанхай - Ханчжоу – Сямэнь.

По итогам поездки делегация сделала обстоятельный доклад, положительно оценив китайские реформы. Было уже ясно, что «три коня», о которых я говорил на Комиссии Политбюро ЦК КПСС в 1982 г., вытащили повозку китайской экономики из ямы. Ю.В.Яременко подчеркивал, что нельзя упрощенно относить сдвиги в экономике Китая только за счет «рыночных реформ». Существенную роль сыграла политика инвестиций с учетом задач структурной перестройки, повышение закупочных цен на основные виды аграрной продукции, дотации сельскому хозяйству, освобождение от налогов беднейших бригад, рост фонда зарплаты и т.п. Для нас это также важная сторона опыта КНР. Понять и принять реформы нам мешают застарелая неприязнь к теории и практике плюралистической смешанной экономики, моделям «рыночного социализма», «конвергенции социализма и капитализма». Между тем именно усиление этих тенденций в хозяйственных механизмах многих государств разных политических и экономических систем являлось характерной чертой мировых экономических процессов. Главный вывод из китайского опыта реформ вовсе не «рыночный социализм», а вызов застою – нельзя стоять на застывшей платформе, нельзя бояться преобразований. У нас мог бы быть свой путь реформ: структурная перестройка экономики за счет прежде всего инвестиционных, а также административных и рыночных факторов, переключение военно-промышленного комплекса на изготовление высокотехнологичной гражданской продукции, реорганизация финансирования, прежде всего с целью стимулирования развития колхозов. Наше положение было выгоднее китайского, сравнительные преимущества Советского Союза предпочтительнее: ВПК, научный потенциал, сырье.

К сожалению, эти и другие выводы, в том числе принципиальный вывод об отношении к реформам в СССР и в КНР руководство СССР все еще не сделало.

Тогда по инициативе и с согласия руководства ряда отделов ЦК КПСС был предпринят еще один шаг – создается огромная и, казалось, авторитетная комиссия для подготовки специального доклада Центральному Комитету партии о китайских реформах. В работе комиссии участвовали заместитель министра внешней торговли СССР Гришин И.Т., директор Института экономики мировой социалистической системы Академии наук СССР академик Богомолов О.Т., директор Международного института экономических проблем Совета экономической взаимопомощи член-корреспондент АН СССР Ширяев Ю.С., член-корреспондент АН СССР Бунич П.Г. В составе комиссии работали 7 консультантов нескольких отделов ЦК КПСС, более 10 докторов наук, заведующий отделом Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС, заведующий кафедрой Академии общественных наук при ЦК КПСС, заместители директора Института Дальнего Востока АН СССР.

Такие команды создавались обычно для подготовки материалов к пленумам ЦК КПСС. Были использованы более 40 докладов и справок ведомств и научно-исследовательских институтов, в том числе Института марксизма-ленинизма и Академии общественных наук при ЦК КПСС, Государственного планового комитета СССР, Государственного комитета по науке и технике и Министерства внешней торговли СССР, Государственного комитета по ценообразованию, академических институтов: Института Дальнего Востока, Института экономики мировой социалистической системы, Института экономики, а также посольства СССР в Пекине, отчеты советских делегаций, посетивших КНР. В начале 1985 г. доклад «Об основных направлениях и возможных последствиях реформы хозяйственной системы в КНР» был подготовлен.

В нем было все. И осуждение «отхода от проверенных опытом СССР закономерностей строительства социализма», и утверждение, что реформы в КНР соответствуют условиям страны, «плюсы перевешивают минусы», и критика буржуазных теорий, и прогнозы насчет того, что реформы, с одной стороны, могут ухудшить советско-китайские отношения, а с другой – могут улучшить… Содержался вывод: реформы не стоит клеймить. Это был шаг вперед. Не было главного. Во-первых, четкого признания, что реформы для Китая – благо; во-вторых, что Советскому Союзу пора активно реформировать свою экономику.

Наиболее «мудрые» и влиятельные члены комиссии понимали, что руководство партии и государства не готово открыть фронт реформ в СССР, поэтому не готово принять опыт КНР. Советское руководство в тот момент оказалось неспособным понять необходимость перехода от экстенсивного к интенсивному типу развития, перешагнуть этот порог, что потребовало бы колоссальных изменений в стране, в способе производства, системе управления, в политических и идеологических доктринах.

К тому же обстановка в руководстве КПСС становилась все нестабильнее. Косыгина уже не было, Тихонов готовился уходить на пенсию. В январе 1982 г. умер Суслов, осенью – Брежнев, в 1983 г. – Пельше, в 1984 г. – Устинов и Андропов, вскоре скончался Черненко. Геронтократия рушилась, увлекая страну в пропасть.

Никто не брал на себя ответственность за принципиальные кардинальные решения, в том числе по китайскому вопросу. Доклад на Политбюро не обсуждался. Мне кажется, что если бы (если бы!) на рубеже 1984-85 гг. были приняты решения, которые буквально стучались в Политбюро ЦК КПСС со всех сторон, нормализация советско-китайских отношений завершилась гораздо скорее, реформы в Советском Союзе начались упорядоченнее и не понадобилась бы «шоковая терапия».

В марте 1985 г. к власти пришел М.С.Горбачев. Пожалуй, с его приходом курс на нормализацию отношений с Китаем стал определеннее, последовательнее. Горбачев, как и китайское руководство, протянул руку Западу, отверг классовую линию внешней политики, встал на позиции ее «деидеологизации». Прораставшие в ходе «перестройки» установки в области внутренней политики во многом совпадали с китайскими. Это сближало.

Правда, китайские лидеры укрепляли свои позиции, руководящую роль КПК, единство государства, обеспечивали стабильность общества, поднимали знамя социализма во имя могущества страны, а наши «перестройщики» шли по пути отказа от социализма, развала государства, подрыва единства общества, разгрома КПСС и прежних завоеваний страны.

* * *

В 1986-1990 гг. я занимался делами, непосредственно не связанными с повседневными контактами с Китаем: был послом СССР на Филиппинах, послом СССР, а затем РФ в Союзе Мьянма (Бирма), заведовал отделом межпарламентских связей Верховного Совета Российской Федерации, работал главным экономистом банка «Мир». И везде Китай «помогал» мне, профессия китаеведа содействовала выполнению служебных задач, казалось бы, на далеких от КНР рубежах.

Так было на Филиппинах. Считается, что Филиппины мечом и крестом открыл Ф.Магеллан в 1521 г. Однако значительно раньше на островах появились китайские, а также индийские, арабские торговцы и путешественники. Китайцы оказали сильное цивилизационное воздействие на местное население. И в настоящее время влияние китайской общины и китайского бизнеса в стране значительно. Благодаря знакомству с местными китайцами – бизнесменами, которые согласились быть спонсорами, в Маниле состоялся уникальный международный турнир по футболу на кубок Президента Филиппин К.Акино. Наша команда выиграла кубок, на стадионе был поднят флаг Советского Союза. Кстати, не очень далекие предки К.Акино – китайцы. Когда на семейное торжество по случаю ее президентства в Манилу прибыли 580 ее родственников из Китая, Тайваня, Сингапура, Таиланда и США, оказалось, что большинство их китайцы или метисы с китайской кровью. Большое значение для налаживания советско-филиппинских отношений имело мое сотрудничество с главой католической церкви Филиппин кардиналом Хайме Сином. Филиппины – единственная католическая страна в Азии, 85% населения католики, церковь обладает мощными рычагами воздействия на общество и политическую жизнь. Х.Син – китаец, 14-й ребенок в семье, обитавшей когда-то под Шанхаем. Нашелся у нас общий язык. Впервые в истории наших стран глава католической церкви посетил посольство СССР, впервые советский посол побывал в резиденции главы католической церкви. Для меня влиятельный кардинал был каналом доведения точки зрения Москвы до руководства Филиппин, возможного влияния на политику Манилы. Кардинал был личным духовником президента К.Акино. В 1987 г. он посетил Советский Союз.

Очерк о работе на Филиппинах я опубликовал в 18-м томе Сборника воспоминаний ветеранов дипломатической службы (М., 2007 г.).

Во время работы в Союзе Мьянма (1990-1992 гг.) я плодотворно сотрудничал с послом КНР Чэн Жуйшеном, он отлично знал бирманский язык, переводил беседы на высшем уровне. Происходила нормализация отношений между Москвой и Пекином, и мы в духе времени организовали совместный вечер коллективов наших посольств. Чэн – как представитель страны – главного партнера бирманского режима – нередко получал от властей доверительную информацию, у Китая были очень тесные отношения с Бирмой. Геополитическое положение Бирмы вызывало пристальный интерес ее великих соседей – Индии и Китая. Особую роль отводили Бирме США, разрабатывая стратегию охвата КНР «клещами» (на севере – Корея, на юге – Бирма).

Когда лидеру и «борцу за демократию, права и свободы человека в Бирме» Су Чжи, находящейся под домашним арестом, присудили Нобелевскую премию мира, посол КНР Лян Фэн, сменивший Чэна, сказал мне, что присуждение Нобелевской премии Су Чжи и борьба США за права человека в Бирме и Китае – это «удар мечом, чтобы, пронзая Мьянму, достичь Китая. Под лозунгом демократизации Вашингтон стремится сломать одно крыло пекинской утки (другое крыло – Северная Корея) и зажарить ее на костре из прав человека». Очерк о работе в Союзе Мьянма я опубликовал в 19-м томе Сборника воспоминаний ветеранов дипломатической службы (М., 2009 г.).

После возвращения из Бирмы я некоторое время работал в ИДВ РАН. Это было время подведения некоторых итогов проводимых в Китае реформ. Я выступал ответственным редактором двух книг: «Об опыте экономических преобразований в КНР» (1993 г., 88 стр.) и «Сопоставление уровней экономического развития Китая и России» (1993 г., 178 стр.).

Банк «Мир», где я работал в 1994-2000 гг., являлся участником реализации межправительственных соглашений между РФ и КНР, касающихся сотрудничества в области ракетно-космической технологии. Россия помогала Пекину готовить полеты китайских космонавтов. Были заключены Соглашение между правительством РФ и правительством КНР о сотрудничестве в области пилотируемой космонавтики и Генеральное соглашение между Российским космическим агентством и Комитетом по оборонной науке, технике и оборонной промышленности КНР о сотрудничестве в области пилотируемой космонавтики. В этой сфере имелись некоторые нерешенные проблемы, касающиеся финансовых вопросов, в частности, организации схемы прохождения взаимных платежей. Китайская сторона предпочитала осуществлять расчеты с отдельными предприятиями, создавая конкурентную среду. Учитывая ситуацию в сотрудничестве России и Китая в области космонавтики, в особенности пилотируемой космонавтики, я предложил открыть в Банке Китая корреспондентский счет банка «Мир». Для этого были формальные условия. Банк «Мир» имел специальный счет Российского космического агентства, обладал некоторым опытом: через банк осуществлялось финансирование проекта международной космической станции «Альфа» и по программам «Мир-Шаттл». Состоялся ряд совещаний по этому вопросу сначала в МИДе РФ, а затем у посла КНР Ли Фэнлиня. Посол когда-то учился на филологическом факультете МГУ, отлично знал русский язык. Опытный дипломат. Мы встретились вновь в 2003 г. на китайско-российской конференции в Пекине и дискутировали по поводу эффективности экономических связей между РФ и КНР. Китайская сторона проявила повышенную осторожность. Пекин не верил в стабильность банковской системы РФ, даже нашим самым крупным банкам не разрешал открыть филиалы в КНР. Переговоры затянулись. Прозорливость Пекина оправдалась, кризис 1998 г. утопил многие российские банки.

* * *

В 2000 г. я вернулся в Институт Дальнего Востока РАН в качестве главного научного сотрудника и руководителя научно-издательского отдела; был избран членом Ученого совета ИДВ РАН, а также Ученого совета по защите диссертаций. Я и раньше тесно сотрудничал с Институтом, был заместителем директора в период создания ИДВ АН СССР, главным научным сотрудником.

Институт Дальнего Востока РАН благодаря титаническим усилиям дирекции, спонсорским влияниям, международным проектам и сдаче в аренду части площадей построенного при Советской власти здания сумел удержаться на плаву в штормах «перестройки». Хотя за годы реформ число сотрудников сократилось почти в два раза и средний возраст ученых перевалил за 60 лет, коллектив активно работает. Институт сохранил реноме