Проблемы психологической культуры

Вид материала

Документы

Содержание Н. П. Андреева О памяти культуры Л. И. Эрхитуева Классификация фразеологизмов обследуемых 1-й группы – Классификация фразеологизмов обследуемых 4-й группы – представителей бурятского этноса, говорящих только на бурятском языке.

Подобный материал:

• Проблемы психологической безопасности личности в условиях геополитического информационного, 146.69kb.
• Император Максимилиан Iкак полководец (по «Weisskunig»). // Средневековая Европа: Проблемы, 169.16kb.
• Грачев Г. В. Информационно-психологическая безопасность личности: состояние и возможности, 1886.2kb.
• Проблемы современной культуры, 97.35kb.
• Вопросы к кандидатскому экзамену по специальности 24. 00. 01 «Теория и история культуры», 46.88kb.
• Литература, 212.93kb.
• Учебно-методический комплекс по дисциплине актуальные проблемы социологии физической, 427.78kb.
• VI Международную научно-практическую конференцию «Актуальные проблемы физической культуры,, 66.47kb.
• 1. Объект и предмет психологии, 101.1kb.
• Екатерина Сергеевна Филатова Личность в зеркале соционики, 4174.63kb.

Н. П. Андреева

О памяти культуры

Интерес к использованию воспитательного потенциала народной художественной культуры в творческом развитии личности не нов и носит объективный характер. Данные различных исследований позволяют сопоставлять результаты в области народно-певческого исполнительства и делать некоторые обобщения, выходящие за пределы прикладного характера в более широкий культурологический контекст. Что порой затрудняет современнику путь к пониманию написанного за многие столетия до него? Удивительным образом старинные песенные традиции оказались включенными в поэтическое наследие Серебряного века.

В поэме «У самого моря», датированной 1914 годом, Анна Андреевна Ахматова так описывает историю первой любви своей героини.


Бухты изрезали низкий берег,

Дымное солнце упало в море.

Вышла цыганка из пещеры,

Пальцем меня к себе поманила:

«Что ты, красавица, ходишь боса?

Скоро веселой, богатой станешь.

Знатного гостя жди до Пасхи,

Знатному гостю кланяться будешь;

Ни красотой твоей, ни любовью –

Песней одною гостя приманишь.⁸


Так началась эта история. Девушка, которая до встречи с цыганкой только и делала, что уплывала далеко в море, собирала французские пули, слушала рассказы рыбаков, вдруг понимает, что наступает время ее главных чувств, что близится встреча с ее царевичем, и, чтобы узнать его, необходима собственная взрослая песня. Где возможно услышать такую и запомнить, как ее спеть? – вот важные вопросы, на которые придется ответить, забыв свою старую мечту:


Когда я стану царицей,

Выстрою шесть броненосцев

И шесть канонерских лодок,

Чтобы бухты мои охраняли

До самого Фиолента.⁹


Но после встречи с цыганкой только песня про своего знатного гостя будет занимать все думы нашей героини.

Вчитываясь в строки великого поэта, невольно обращаешь внимание на тот факт, что в этнопедагогике некоторых национальных школ в буквальном смысле бытует данный обычай.

К примеру: «Она не стала еще девушкой, у ней нет своей песни» – говорили старые чуваши».¹⁰ В такую песню молодые люди вкладывают все свои ожидания взрослой жизни, чаяния и сокровенные мечты:


Я отдала цыганке цепочку

И золотой крестильный крестик.

Думала радостно: «Вот он, милый,

Первую весть о себе мне подал».¹¹


Стоит предположить, что пока не написана песня, пока она не родилась в сердце, не нашла собственных поэтических образов, своей неповторимой мелодики, молодой человек не готов еще к взрослой жизни, к серьезным чувствам, таким, как любовь и верность.

Вот как представлено это в ахматовской поэме:


Как журавли курлыкают в небе,

Как беспокойно трещат цикады,

Как о печали поет солдатка,

Все я запомнила чутким слухом,

Да только песни такой не знала,

Чтобы царевич со мной остался.¹²

Понимание прекрасного в слове и мелодии, по народному представлению, предполагает творческое отношение к нему: в процессе исполнения песни допускалось улучшение текста и мелодии. В песне опоэтизированы традиции и обычаи, приводятся пословицы и благопожелания. Их роль в воспитании огромна, пожалуй, ни с чем не сравнима: пусть даже возникнут проблемы с материнским языком, главные песни своего народа никогда не покидают нашей души, – так оценивал надолго оставшиеся в своей памяти слова чувашских песен космонавт Андриян Николаев.

Народные песни уникальны музыкально-поэтическим оформлением идеи – этической, эстетической, педагогической. Красота и добро в песне выступают в единстве. Тревога по ненаписанной песне беспокоит сознание, рождая печальные, но прекрасные поэтические образы:


Девушка стала мне часто сниться

В узких браслетах, в коротком платье,

С дудочкой белой в руках прохладных.

Сядет, спокойная, долго смотрит,

И о печали моей не спросит,

И о печали своей не скажет,

Только плечо мое нежно гладит.

Как же царевич меня узнает,

Разве он помнит мои приметы?

Кто ему дом наш старый укажет?

Дом наш совсем вдали от дороги.¹³


Песни поют и слушают все. Ни об одном другом жанре, кроме песни, нельзя этого сказать: пословицы, сказки, загадки становятся понятными, начиная с определенного возраста, теми или иными из них пользуются преимущественно в определенный период жизни. Во взрослой жизни теряется интерес к одним фольклорным формам и возбуждается интерес к другим. И только песня сопровождает человека от колыбельной до отпевания. Конечно, песни определенного смыслового содержания имеют свой «любимый возраст»: девушки пятнадцати – двадцати лет поют столько песен, сколько они не спели до этого возраста и не споют до конца своей жизни.

Народные песни впитали в себя высшие национальные ценности, ориентированные только на добро, на счастье человека:


Боже, мы мудро царствовать будем,

Строить над морем большие церкви

И маяки высокие строить.

Будем беречь мы воду и землю,

Мы никого обижать не станем.¹⁴


Человек, подросток, ребенок должен быть счастлив сегодня, а не завтра. Когда человек поет, он счастлив. Когда влюблен человек, он поет. Мы говорим: душа поет!

В песнях определенно присутствует педагогическая идея, она обусловливает образовательно-воспитательную функцию песен. Главное назначение песен – привить любовь к прекрасному, выработать эстетические взгляды и вкусы. Сочиняя песню или перепевая старую, каждый поющий выражает собственные мысли и чувства, облекает в поэтическо-музыкальную форму свою мечту о любви, о верном спутнике, называя его самыми красивыми именами и присваивая ему самые лучшие и благородные качества.

Песенное творчество молодежи всемерно стимулировалось и поощрялось пожилыми, недаром еще не спетая девочкой лирическая взрослая песня не позволяла ей ходить на вечерки вместе с взрослыми подругами. Там, где плетутся кружева и вышиваются полотенца, там целыми вечерами звучат протяжные лирические и шуточные звонкие песни.

Песне присуща высокая поэтизация всех сторон народной жизни, включая и воспитание подрастающего поколения. Педагогическая ценность песни в том, что красивому пению учили, а оно, в свою очередь, учило прекрасному и добру. Песней сопровождались все события народной жизни – труд, праздники, игры, похороны и т. п. Вся жизнь людей проходила в песне, которая наилучшим образом выражала этическую и эстетическую сущность личности. Полный песенный цикл – это жизнь человека от рождения до смерти. Песню поют младенцу в колыбели, не научившемуся еще понимать, старцу в гробу, переставшему уже чувствовать и понимать. Ученые доказали благотворную роль нежной песни в психическом развитии ребенка в утробе матери. Доказано также, что в младенческом лепете ребенка содержится ритмически организованная составляющая, то есть детский лепет – это уже то, что мы называем стихами. Вспомним, что колыбельные песни не только усыпляют младенца, но и ласкают его, успокаивают, доставляют радость. У итальянцев есть пробудительные песни – чтобы младенец проснулся в хорошем настроении и встретил наступающий день в радости. У народов Азии на ночь детям в стихах и с напевом перечисляются все родственники до седьмого колена. В христианских семьях читается «Молитва на сон грядущий», которая несет в себе определенную мелодику.

Немало песен, прочно вошедших в детский репертуар, которые прямо ставят морально-педагогические проблемы. Такой, например, является старинная песня «Запрягай лошадь, выбирая». Она советует детям запрягать лошадь серую в яблоках, с закинутой назад головой: если выехать на такой лошади, то встречные люди уступят дорогу. Далее речь идет о дороге жизни, которая может быть доверена только тому молодому человеку, который дорожит добрым именем родителей и верен заветам предков. Прочтем у Ахматовой такие строки:


И приносил к нам соленый ветер

Из Херсонеса звон пасхальный.

Каждый удар отдавался в сердце,

С кровью по жилам растекался.

«Леночка, – я сестре сказала, -

Я ухожу сейчас на берег.

Если царевич за мной приедет,

Ты объясни ему дорогу.

Пусть он меня в степи нагонит:

Хочется на море мне сегодня».

«Где же ты песенку услыхала,

Ту, что царевича приманит? –

Глаза приоткрыв, сестра спросила. –

В городе ты совсем не бываешь,

А здесь поют не такие песни».

К самому уху ее склонившись,

Я прошептала: «Знаешь, Лена,

Ведь я сама придумала песню,

Лучше которой нет на свете».

И не поверила мне и долго,

Долго с упреком она молчала.¹⁵


Недаром считается, что самый богатый песенный репертуар у юношества. Девушки всех народов поют лучшие песни своего народа и сами являются их создателями. В лирических песнях девушек – их автобиография, раздумья, мечты, их благодарность матери, отцу, односельчанам. Ни одна песнь в мире не содержит столько любви к родному дому, сколько плач невесты. Это изумительные творения поэтического гения: в них и порывы души, и чаяния, и надежды. Их слышат дети, впитывая большую любовь старших к родному дому, к очагу, к малой родине.


Тихо пошла я вдоль бухты к мысу,

К черным, разломанным, острым скалам,

Пеной покрытым в часы прибоя,

И повторяла новую песню.

Знала я: с кем бы царевич ни был,

Слышит он голос мой, смутившись, –

И оттого мне каждое слово,

Как божий подарок, было мило.¹⁶


Обрядовые и ритуальные песни, такие, как свадебные, например плачи невесты, или величественные песни-гимны, призывающие молодежь к верности заветам предков, прямо не ставят проблем воспитания. Они воспитывают мелодией, ритмом, высказываемой мыслью, чувствами героев, их воспеваемым примером, пафосом рассказываемых событий из народной жизни, поучительными историями. При исполнении гимна старейшины часто сидят, а молодые поют стоя. Важен момент, соединяющий молодых и пожилых в процессе исполнения единого текста, момент сопереживания друг другу, возвышая педагогическую ценность подобных ритуалов.

Научно-практическая значимость исследования песенно-музыкального потенциала этнопедагогики заключается в том, что оно раскрывает роль народных песенных традиций, художественного творчества в эстетическом развитии личности, ее социализации; определяет наиболее эффективные пути и средства освоения личностью музыкальной культуры во всем многообразии ее компонентов. Народные песни – это целый поэтический и философский мир. В них – душа народа. Без песни не жил ни один человек, он рождался и умирал, окруженный родными напевами:


Слышала я – над царевичем пели:

«Христос воскресе из мертвых», –

И несказанным светом сияла

Круглая церковь.¹⁷


Литература

1. Ахматова А.А. Стихи и проза / А.А. Ахматова. – Л.: Лениздат, 1976. – 616 с.

2. Бурьяк М.К. Певческие традиции как фактор оптимизации художественного развития личности: Дис. … канд. пед наук / М.К. Бурьяк;– СПб.: СПбГУ, 1999. – 23 с.

3. Волков Г.Н. Этнопедагогика / Г.Н. Волков. – М.: ACADEMA, 1999. – 168 с.


Ю. С. Полозов


Импорт этнических танцев: новые рамки и эффекты глобализации


В современных мегаполисах можно встретить проявления различных фольклорных традиций, причём подобный транскультурный перенос часто осуществляется независимо от миграции изначальных представителей этих культур. Так, на небольшой географической территории может наблюдаться большое количество различных танцев, первоначально идущих из удаленных друг от друга культур и субкультур. Процессы глобализации в полной мере затрагивают и эту область. Поэтому была поставлена задача сравнительного анализа структуры различных танцевальных направлений по степени их ассоциации с этносом и по транслируемым социокультурным установкам, а также анализа влияния новых танцевальных направлений на культуральную лабильность. Были выбраны танцевальные направления, имеющие активных последователей.

Представленная часть исследования посвящена танцам Санкт-Петербурга – как тем, которые имеют ярко выраженную национальную окраску, так и импортированным из более широкого культурного контекста. Понятие танца в данном исследовании понимается максимально широко, что необходимо для анализа недавно возникших танцевальных форм. Рассмотрены как традиционные бальные разновидности (вальс, пасадобль и т. д.), так и те наборы движений, которые современные люди исполняют, танцуют под определенную музыку (например под рэп, рейв), и такие крайние национальные ответвления от традиционных танцев, как бразильская капоэйра и североамериканская контактная импровизация. Итого в анализ включены более 20 танцев разных направлений по происхождению: европейские, североамериканские, латиноамериканские, восточные. Наблюдения проводились на соответствующих мероприятиях: показательных выступлениях, балах, милонгах, джемах, дискотеках, рейвах, родах, концертах; интервьюировались исполнители; анализировалась доступная видеоинформация; проводился литературный анализ.

Структура изученных танцев оказалась весьма различна. По внешней структуре среди них присутствуют хороводы, групповые, парные и одиночные танцы. Часть танцев более свойственна только одному полу.

Эмоциональный фон танцев варьировал в широких пределах, что видно на примере нежности и агрессивности. Так, агрессивность, свойственная пасадоблю, рэпу, капоэйре, должна отсутствовать при исполнении венского вальса, бачаты. В то же время эротическая нежность мамбо, «грязного танца» танцев, должна отсутствовать во многих кельтских танцах, ставившихся в более строгой религиозной обстановке.

Интересно, что разные танцы развивают разные группы мышц, что частично связано с эмоциональной идеей танца, а в общем – с используемыми и блокируемыми видами движения, с задействованными в танце частями тела. И если одни танцы позволяют танцору быть довольно расслабленным, то другие требуют определенного тонуса или даже включения акробатических навыков.

Некоторые появляющиеся новые направления в танце отражают идеи деконструкции традиционных структур и возрастанию ценности проявления индивидуальных импульсов танцора. Тут можно отметить такие направления, как японский танец буто и американскую контактную импровизацию. Эти направления черпают свои принципы из театральной среды, из шаманских, а позже – психотанцевальных опытов. Однако повышенный интерес к индивидуальности не лишает танцоров в этих направлениях сходства между собой.

Интересно, что привнесение иностранного танца сопровождается параллельным привнесением других культурных элементов – музыкальных, языковых элементов, определенного стиля одежды. В некоторых случаях это происходит спонтанно, в других – жестко обусловлено условиями обучения. Так, танцор капоэйры должен участвовать и в исполнении танцевальных напевов, задавать ритм; часто для танцующих вводятся дресс-коды. Даже если это не является обязательным условием, происходит подражание музыкантам, танцорам и преподавателям, возникает интерес к той культуре и желание глубже понять дух танца. Происходит формирование круга людей, которых объединяет уже не просто хобби, а субкультура, имеющая отношение к культуре страны-донора данной традиции.

Обсуждая результаты изложенных наблюдений, можно говорить о том, что разнообразие танцев приводит к расслоению на субкультурные группы. Встает вопрос о фрактальном повторении в рамках одного города мирового культурного разнообразия – при этом копирование достижений другой культуры происходит несколько упрощенно и неполно, но позволяет добавить вариабельности и устойчивости изначальной культурной системе.

Вариабельность же, способность к импровизации в ходе транскультурального переноса на уровне отдельных индивидуумов вырастает слабо, по-видимому, из-за больших временных и психических затрат, необходимых для основательного усвоения структуры принимаемого танца иной культуры.


Л. И. Эрхитуева


Исследование категориальной структуры фразеологизмов

у бурят и русских


В современном мире как никогда актуальной является проблема оптимизации межэтнических отношений, стоящая перед исследователями, в частности социальными психологами. Наибольшее внимание заслуживает изучение этнопсихологических особенностей той или иной нации, поскольку этнопсихологические знания помогают взаимопониманию людей из разных социальных и культурных систем и, следовательно, способствуют решению проблемы межличностного конфликта, проблемы толерантности. Условием взаимопонимания людей из разных культур является адекватность трансляции информации, которая осуществляется путем речевой коммуникации в устной форме, как в рамках одного этнофора, так и нескольких.

Таким образом, проблема раскрытия механизмов речевой коммуникации является весьма актуальной, в частности, в этнической психологии.

Темой данной работы явилось исследование этнопсихологических особенностей речевой коммуникации этнической группы бурят в сравнении с представителями русской группы.

Объектом исследования явились 210 человек – студенты Бурятского государственного университета: 1) двуязычные буряты (60); 2) русскоязычные буряты (60); 3) буряты, знающие только бурятский язык (30 человек)) 4. русские (60).

Экспериментальным материалом послужили фразеологизмы, относящиеся к аспекту речевой коммуникации. С целью вычленения данных единиц был проведен анализ фразеологических словарей русского и бурятского языков, в результате которого была выделена группа из 41 идентичного по смыслу фразеологизма.

Являясь разновидностью фольклора, эти фразеологизмы несут в себе совокупный общественный опыт, отражают структуры обыденного, житейского сознания, национально-культурную специфику языка.

Одной из особенностей фразеологизма является целостное, неаддитивное строение образующих его элементов, задающих в совокупности целостное значение. Другой особенностью, фразеологизма является его метафорический, образный характер, закрепленный в понятии фразеологической идиоматичности, часто выделяемой в качестве основного признака фразеологизма. Передавая абстрактное через конкретное, отвлеченное через наглядное, осязаемое, фразеологизмы являются формой рефлексии внеязыковой действительности. Они порождены потребностью в выразительных средствах коммуникации – вербального выражения чувств, эмоциональных оценок, способов эмоционального воздействия, ярких и метких характеристик человека, предметов, явлений.

Кроме того, во фразеологизмах наиболее ярко проявляются национально-культурная специфика языка, его связь с материальной и духовной жизнью народа, его историей, обычаями. Эти «обычные выражения», являющиеся, своеобразными микромифами, содержат в себе «и нравственный закон, и здравый смысл, выраженные в кратком изречении, которые завещали предки в руководство потомкам».

Для проверки правильности выделенных фразеологизмов были привлечены эксперты – преподаватели бурятского языка, филологи Бурятского государственного университета и Национального гуманитарного института. Количество экспертов составило четыре человека: один профессор, два доцента и один старший преподаватель.

Анализ фразеологизмов проводился в рамках психосемантического подхода, т. к. эти методы анализа ориентированы на моделирование реальной речевой деятельности субъекта-испытуемого и на исследование значений. Использовался метод классификации, который основан на допущении, что формы классификации материала соответствуют внутренним семантическим связям этого материала и структура последних может быть выражена в процедуре классификации.

Испытуемым было предложено классифицировать материал, представленный набором карточек с фразеологизмами, в произвольное количество групп. В качестве статистической процедуры был использован кластерный анализ. Поскольку были обнаружены значимые корреляционные связи между выборками представителей групп русские и русскоязычные буряты и групп двуязычные буряты и буряты, говорящие на бурятском языке, то можно утверждать, что выборки групп русские и русскоязычные буряты отличаются от выборок групп двуязычные буряты и буряты, говорящие на бурятском языке, то результаты позволяют говорить о том, что существуют значимые различия между группами бурят и русских (p<0,1000).

Таким образом, в обследовании осуществлялся анализ двух групп: русские и буряты, говорящие на бурятском языке, т.к. они обнаружили значимые отличия и представлены непосредственными носителями языка.


Классификация фразеологизмов обследуемых 1-й группы –

представителей русского этноса.




Классификация фразеологизмов обследуемых 4-й группы – представителей бурятского этноса, говорящих только на бурятском языке.



Рисунок 1

При сравнении объединения фразеологизмов на уровне больших кластеров была обнаружена разница в специфике объединения, в данном случае в эмоциональной окрашенности: если кластеры группы русские можно как-то различить по эмоциональной окраске, то кластеры группы буряты не имеют такой градации, не наблюдается явных границ между кластерами, так, в каждом кластере имеются фразеологизмы разной эмоциональной окраски – и положительной, и отрицательной.

При сравнении кластеров среднего уровня у русских обнаружено, что в подкластеры в основном объединены фразеологизмы, синонимичные друг другу: «замолвить словечко», «закинуть словечко», «ронять слово»; «заговаривать зубы», «петь сладенькие песни», «петь дифирамбы». Подкластеры бурят содержат в основном фразеологизмы, антонимичные друг другу: «тише воды, ниже травы», «подвернуться на язык», «петь сладенькие песни», «не лезть за словом в карман»; «развязывать язык», «затыкать глотку», «обменяться словом».

Еще большее отличие наблюдается при объединении фразеологизмов в мелкие группы. У русских классификация осуществляется на основе присутствия объединяющего слова в паре фразеологизмов, например, «замолвить словечко» и «закинуть словечко» объединяющим словом является «словечко», в паре «разжевывая каждое слово» и «предоставлять слово» является «слово», «разевать рот» и «открыть рот» соответственно – «рот». Для объединения фразеологизмов бурят подобная тенденция в основном не характерна. В основном присутствует сочетание слов, которые обозначают средства, с помощью которых происходит непосредственно процесс общения, такие, как, «язык», «рот», «слова», «зубы», например, «заговаривать зубы», «плести языком», «проглотить слова», «привязать язык», «изменить своему слову», «смотреть в рот» и т д. При сравнении результатов кластерного анализа двух этнических групп в первую очередь обращает на себя внимание тенденция отсутствия у группы испытуемых бурят способа объединения фразеологизмов в большие кластеры и достаточно нечеткое объединение фразеологизмов в средние и мелкие группы. Способ объединения как бы завуалирован. Мы полагаем, что причина такой тенденции заключается в особенностях речевой коммуникации, речевого этикета бурятского этноса. И в настоящее время у бурят считается, что слово может быть более действенным, чем само действие. Подобное представление о слове лежит в основе таких принципов социального поведения, как «экономия» слов в повседневной жизни и стремление не называть вещи их истинными именами.

Сравнение особенностей объединения фразеологизмов в кластеры представителями двух этнических групп продемонстрировало явные, значительные отличия. Далее мы рассмотрели полученные результаты в соответствии с особенностями сторон общения, предложенными Г. М. Андреевой. Она выделяет три взаимосвязанные стороны: коммуникативную, интерактивную, перцептивную. В свою очередь, коммуникативная сторона общения состоит в обмене информацией между общающимися индивидами; интерактивная сторона заключается в организации взаимодействия между общающимися индивидами, т. е. в обмене не только знаниями, идеями, но и действиями; перцептивная сторона означает процесс восприятия и познания друг друга партнерами по общению и установления на этой основе взаимопонимания.

Особенность объединения фразеологизмов разных этнических групп в кластеры позволяют сделать вывод о том, что обследуемые русские более ориентированы на коммуникативно-интерактивную сторону процесса общения. Г. М. Андреева отмечает, что практически люди вступают в бесконечное количество различных взаимодействий. Наиболее распространенным является дихотомическое деление всех возможных видов взаимодействия на два противоположных вида: кооперация и конкуренция.

Возвращаясь к результатам кластерного анализа, можно отметить, что в специфике объединения фразеологизмов в кластеры русских испытуемых прослеживается тенденция демонстрации видов взаимодействия процесса общения, предложенных Г. М. Андреевой. Так, например, такой вид взаимодействия, как кооперация, наблюдается в особенностях объединения фразеологизмов 1–го и 2–го больших уровней кластеров. Противоположный вид взаимодействия – конкуренция прослеживается в специфике объединения фразеологизмов 3-го кластера.

Группа бурят более всего ориентирована на социально-перцептивную сторону общения. При анализе способа объединения фразеологизмов представителями группы бурят наблюдается тенденция попытки понять своего собеседника и на основании этого изменить свое поведение. Этот факт наглядно виден в объединении фразеологизмов, антонимичных друг другу по значению, например, «держать язык за зубами» и «ругать на чем свет стоит». Так же и в объединенных кластерах: мы обнаруживаем эмоционально окрашенное разнообразие фразеологизмов, как и в процессе восприятия собеседником партнера по общению, возникает смена эмоциональной оценки.

Итак, применение методики классификации наглядно показало, что существуют различия особенностей речевой коммуникации бурят и русских, которая выявилась в специфике объединения фразеологизмов двух групп. Можно сказать, что в особенностях иерархической организации материала, выделенной методом классификации, проявляется направленность этнических групп в процессе речевой коммуникации. Так, представители русского этноса более ориентированы на общение, коммуникацию, в то время как представители бурятского этноса более ориентированы на партнера, на его восприятие.