Проблемы психологической культуры

Вид материала

Документы

Содержание Типологии сказок: психологический аспект Волшебные сказки Бытовые сказки Психокоррекционные сказки Ю. Петрова Не куст, а с рассказывает. (3) Семя не всходит, Семя плоско, А плоды приносит. 1. Сказки, представляющие модели межличностного поведения 5. Деньги и богатство в сказках И. В. Горина

Подобный материал:

• Проблемы психологической безопасности личности в условиях геополитического информационного, 146.69kb.
• Император Максимилиан Iкак полководец (по «Weisskunig»). // Средневековая Европа: Проблемы, 169.16kb.
• Грачев Г. В. Информационно-психологическая безопасность личности: состояние и возможности, 1886.2kb.
• Проблемы современной культуры, 97.35kb.
• Вопросы к кандидатскому экзамену по специальности 24. 00. 01 «Теория и история культуры», 46.88kb.
• Литература, 212.93kb.
• Учебно-методический комплекс по дисциплине актуальные проблемы социологии физической, 427.78kb.
• VI Международную научно-практическую конференцию «Актуальные проблемы физической культуры,, 66.47kb.
• 1. Объект и предмет психологии, 101.1kb.
• Екатерина Сергеевна Филатова Личность в зеркале соционики, 4174.63kb.

О. В. Защиринская


Типологии сказок: психологический аспект


На протяжении многих десятков лет филологи, фольклористы изучают текст русской народной сказки. Он записывался со слов сказителей и представлял собой эпическое художественное произведение, в котором «подчеркнутая, сознательная установка на вымысел» становилась отличительной чертой сказки как особого жанра народного творчества. (Э. В. Померанцева, 1963). Предложено множество синонимов для обозначения этого «нереального мира выдумки» (выражение В. Я. Проппа – примечание О. З.): байка, побасенка, небылица, досужая выдумка, складка. Все они указывают на фантастичность происходящего, но различаются составом главных персонажей, местом происходящих событий и способами решения главными героями своих жизненных проблем. Данные особенности позволяют выделять отдельные виды сказок. При этом одной из сложных исследовательских задач по-прежнему является их дифференциация. При этом любая классификация будет считаться достаточно условной.

В классификациях встречается деление сказок по их содержанию на три вида: волшебные (фантастические), новеллистические (авантюрные), бытовые (Ю. М. Соколов, Б. М. Соколов, 1915; В. Я. Пропп, 1969, 1976; Н. В. Новиков, 1974; В. П. Аникин, 1977). Их принципиальное отличие вполне определимо (табл. 1).


Таблица 1


Отличия основных видов русских народных сказок

№ п/п	Вид сказки	Отличительные характеристики содержания сказки
1	Волшебные	Герои сказки: 1) обладают способностью совершать волшебство; 2) наделены волшебными предметами и знают условия их применения. В основном благодаря этому становится возможным успешное достижение поставленной цели.
2	Новеллистические	Рассказывают: 1) о похождениях главного героя; 2) сложных жизненных ситуациях, которые приходится преодолевать с помощью личных усилий и поддержки других персонажей.
3	Бытовые	В их тексте содержатся примеры из повседневной жизни людей. Главными действующими персонажами могут быть и животные. Благодаря стечению обстоятельств с ними происходят разные события, они приобретают новый опыт. Совершая поступки, они демонстрируют свои личностные установки и ценностные ориентации.

Среди всех остальных текстов стараются выделять сказки о животных. Они появились во многом благодаря переводам средневековых сказаний и поверий, которые впоследствии были определены как отдельный вид народного творчества (В. П. Аникин, 1977). В них частично содержатся сведения о культовых представлениях, тотемизме и суеверии русского народа в отношении зверей и птиц. Создавая образ медведя, лисицы, петуха, собаки, кота, коня и прочих персонажей, их стремились наделить психологическими качествами человека.

В этом смысле наибольший интерес представляют истории, в которых люди взаимодействуют с представителями животного царства. В результате совестных действий социальное поведение «четвероногих и пернатых» начинает приобретать реалистические черты, приближая их к описанию индивидуальных особенностей человека и одновременно типизируя примеры многих социальных проявлений. Только в сказках, в отличие от других жанров народного творчества, позволительно иронизировать по отношению к медведю, изображая его неповоротливым и неумным. Вместо почитания, лиса подвергается насмешкам по поводу ее промахов и жадности. Волк же из хищного животного превращается в преданного и верного слугу. Такие метаморфозы создают особый психологизм народного творчества, позволяют читателям разного возраста учиться на примерах взаимоотношений героев сказочного мира.

При классификации следует учитывать, что многие сказки о животных могут по праву считаться бытовыми. «Речь зверей и птиц, внутренние мотивы их поступков, действия, самая житейская обстановка – все свидетельствует об обыденном и привычном» (В. П. Аникин, 1977, с. 73). Указанные характеристики способствуют лучшему пониманию содержания прочитанных текстов, позволяют устанавливать соотношение между вымыслом и реальной жизнью людей.

Волшебные сказки следует отличать от остальных ее видов на основании целого ряда признаков. В них встречаются мифические существа и сверхъестественные герои. Не часто в чудесном повествовании можно обнаружить представителей из разряда нечистой силы: лешие, русалки, водяные, домовые. Мифологические персонажи в русском фольклоре заменяются на более привычные для представления читателя персонажи птиц и животных, в которых люди могут оборачиваться (превращаться), оказавшись в трудных жизненных обстоятельствах. Данный сказочный прием чрезвычайно распространен в народных и авторских сказках

Особое место в русском фольклорном творчестве занимают персонажи Бабы Яги и Кощея Бессмертного. Их таинственные силы по-разному проявляются в многочисленных сюжетах. Наиболее сложным здесь является образ Бабы Яги, которая одновременно способна совершать злые и добрые поступки.

Второй отличительной особенностью волшебных сказок является использование героями сверхъестественных способностей, в том числе, колдовских чар, заклинаний, разных волшебных действий. Они присущи людям и вещам. Например, свой облик меняет Царевна-лягушка, Иван-царевич и другие персонажи сказочных произведений. Топор способен рубить самостоятельно, а взмахом платка можно создать озеро. Колдовскими чарами обладают все четыре стихии. Вода возвращает жизнь, молодость, здоровье, зрение и прибавляет сил. Из огня выходят настоящие герои. Земля имеет целебные свойства, охраняет от злой напасти. Воздух развивает интуицию.

Магическими характеристиками обладает волшебное слово. Оно дает возможность подчинять себе и менять окружающий мир. Известно и существование фраз, при произнесении которых нельзя допускать ошибок. Они выполняют роль паролей, проклятий, заклинаний, могут накликать беду.

В сказках описаны волшебные действия различного характера: врачующие и умерщвляющие, восстанавливающие силы и ослабляющие здоровье. Сверхъестественные силы могут быть направлены на удовлетворение любовных или хозяйственных помыслов.

В определенных случая по ходу развития сказочного сюжета один из персонажей благодарит главного героя за оказанную им помощь, наделяя его особым даром: понимать язык птиц и животных, быстро перемещаться, перевоплощаться. Приобретенные свойства позволяют быстрее и успешнее добиваться поставленной цели. Подобное значение имеют и предметы, обладающие необычными качествами: зеркала, палочки, дудочки, горшочки, гребни, посохи, иголки. Важно только учитывать правила их применения в момент совершения волшебства.

Чудеса встречаются почти во всех сказках, но наиболее типичными являются те из них, в которых счастливый конец невозможен без вмешательства таинственных сил («Иван – коровий сын», «Царевна-лягушка», «Сивка-бурка» и многие другие). Они выражают веру в человеческие возможности, декларируют несомненную победу добра над злом, труда над ленью. Волшебство приходит на помощь тем, кто борется за справедливость и исповедует истинные человеческие ценности.

Бытовые сказки очень напоминают такой литературный жанр, как новелла – короткий и занимательный рассказ, в котором главными героями могут являться обыкновенные люди. Они оказываются в самых банальных ситуациях и ведут себя обычным образом. Масштаб бытового вымысла влияет на возникновение сходства данного вида сказок с волшебными. Например, Ивану-дураку помогают чудесные животные, говорят с ним человеческим голосом, несут «верную службу» до счастливого окончания всех событий.

При поверхностном прочтении эти сказки покажутся слишком простыми, незатейливыми. Однако в них можно обнаружить большее всего психологии отношений между людьми: конфликты, внутрисемейные проблемы, сиблинговое соперничество, личностный и духовный рост, понимание юмора. В них показаны все стороны социальной жизни в самом прозаическом выражении: тяжелый труд, супружеская измена, воспитание детей. Бытовые проблемы часто превращаются в поиск смысла жизни героев, попытки отстоять свои сокровенные представления о высших чувствах друг к другу: уважение и любовь, дружба, взаимопонимание. Несмотря на фантастические атрибуты в повествовании последовательно реализуется воспитательная функция текста сказки за счет информации о терпении героев, их мужестве, честности, трудолюбии и добре.

Встречаются современные классификации сказок. Они возникают в процессе развития психотехнологий работы психологов и арт-терапевтов. Так появились дидактические, психокоррекционные, психотерапевтические и медитативные сказки (Т. Д. Зинкевич-Евстигнеева, 1998, 2000).

Дидактические задачи выполняет текст, передающий хорошо усвоенный и положительно зарекомендовавший себя опыт многих людей. Он направлен на приобретение социальной компетентности. Поступки героев можно рассматривать как своеобразные копинг-стратегии, которые полезно осваивать и подражать им по типу: «Делай, как я, и все получится». Дидактические сказки учат культуре поведения и взаимоотношений, предлагая читателю самые позитивные для усвоения образцы.

Психокоррекционные сказки помогают понять, какие недостатки присущи главным героям. Не травмируя человека, с их помощью можно работать над исправлением самых различных ошибок. Тексты такого содержания нужны детям и взрослым. При определенной заинтересованности людей можно добиваться позитивных и довольно быстрых изменений в их внутреннем мире и поведении.

Психотерапевтическими считаются сказки, в которых нет четкого обозначения способов скорейшего преодоления социальных проблем человека. Они, наоборот, призывают не спешить с выводами, не ждать моментального обновления. Сказка – простая смена сюжетов, а жизнь – долгий процесс, с неторопливым поиском своего пути и верных решений.

Своим содержанием медитативные сказки способствуют закреплению и увеличению опыта по созданию образов и ассоциаций, снятия психоэмоционального напряжения, создания лучших моделей взаимоотношений с окружающими людьми, развития личностного потенциала.

Медитация представляет собой полное погружение в какой-либо процесс. Во время увлеченных занятий (рисования, сочинения, игры или просто при представлении себя в разных условиях и ситуациях), мы постепенно освобождаемся от излишнего напряжения, отрицательных переживаний и мыслей.

Спокойные по содержанию сказки, рассказанные под музыкальное сопровождение, развивают воображение и произвольное внимание. При систематических занятиях они учат человека лучше понимать самого себя.

Таким образом, в публикациях специалистов встречаются разные типологии русских народных сказок. Их изучение представляет научный и практических интерес для психологов, занимающихся сказкотерапией.


Ю. Петрова


Использование сюжетов традиционной народной волшебной сказки в краткосрочной психокоррекционной работе

с последствиями детской травмы у взрослых


Согласно представлениям, принятым в психоаналитической традиции психотерапии после Фрейда, считается, что опыт психологических травм, перенесенных в раннем детстве, существенно влияет на формирование устойчивых черт характера у взрослого человека. С точки зрения анализа внутренних механизмов функционирования психики, эти изменения основаны на реструктуризации защитных механизмов и формированию устойчивых инфантильных комплексов, которые препятствуют взрослому человеку в спонтанном развитии эмоциональной сферы. Сточки зрения внешнего наблюдателя, человек, который в детстве перенес психологическую травму, имеет узнаваемые особенности личности, среди которых на первом месте находятся алекситимия, склонность к депрессиям и предпосылки к психологическому выгоранию.

В практике психотерапии с детьми и взрослыми известно (Д Калшед, 2001), что душевные следы психологической травмы запечатлеваются в своеобразных символических формах, которые близки к ранним детским сновидениям и легко распознаются в архетипическом контексте. Психика взрослого как будто бы сохраняет в активном виде психические механизмы, которые имели место в возрасте психической травмы. На основе этих идей психотерапевты могут работать с последствиями психической травмы, основываясь на символике детских символических представлений, в том числе на материале символики волшебной сказки.

Композиция волшебной сказки наиболее подходит для коррекционной работы такого типа. Волшебные народные сказки в символической форме отображает последовательность наиболее типичных эпизодов эмоционального опыта человека, переживающего кризис при психической травме и следующие за началом кризиса этапы восстановительных процессов, процессы реабилитации (процессы выхода из кризиса). ( Мари вон Франц, 1996) Для коррекционной работы важно, что форма этих символических композиций максимально удобна для человеческой психики и буквально отражает алгоритмы позитивного проживания кризисов разного типа. Правда, символический план текста сказки и ее метафоричность надежно закрывает от обыденного сознания саму «композиционную механику» сказки. Чаще всего субъект не может распознать композиционный ключ сюжета, увлекается эмоциональными деталями и красочностью образов, увлекается отдельными ассоциативными параллелями. Психотерапевт создает условия для анализа самой композиции сюжета и параллелей эмоциональной жизни человека с метафорами сюжета сказки.

Тем не менее трудности работы в психотерапии с метафорами оправданны благодаря эффективности метода. Из практики работы известно, что субъект часто избегает контакта с детским травматическим опытом из бессознательного опасения разрушения психики. И он не так уж не прав. В опыте есть много случаев, когда случайное, без поддержки терапевта, обращение человека в ходе психологических экспериментов (например на телесных тренингах) возвращение контакта субъекта с вытесненной, забытой энергий чувств, связанных с травмой, приводило к эпизодам психозов. Д. Калшед отмечает, что защитные механизмы для младенцев могут иметь форму регрессии, а в возрасте 2–3 лет эта регрессия возвращает субъекта к периоду, когда эмоциональный механизм еще не сформирован, зато действуют стихийные аффекты. То есть, как ни парадоксально, защитные механизмы могут иметь форму детских, неприятных для взрослого человека проявлений аффектов. Если такой защитный механизм сохраняется в структуре переживания взрослого, то человек столкнется с серьезными ограничениями в области развития своей эмоциональной жизни.

Можно предположить, что если в рамках терапевтической сессии мы найдем полноценный и эффективный способ спроецировать эти чувства в законченную, хорошо «удерживающую» их форму, то это даст серьезное облегчение субъекту и позволит ближе подойти к травматическому опыту, без риска дезорганизации или саморазрушения психики.


Стратегически ценным нам представляются следующие положения:

Во-первых, сказка может символически заключать в себе композицию, которая «связывает», включает наиболее полный «комплект» стихийных, «опасных» для целостности психики субъекта переживаний в оптимальной для психики человека по композиции форме.

Во-вторых, традиционная народная сказка много раз подвергалась пересказу и в итоге в своей композиции содержит готовые алгоритмы для того, чтобы субъект мог оптимально, естественно с точки зрения своих психических механизмов вступить в контакт с этими проекциями и переработать их. Особенности композиции сказки благоприятны для психологических проекций даже в сложных ситуациях.


Каковы же особенности композиции сказки, важные для психотерапевта? Это всегда «благополучный» исход в конце сюжета для главного героя, путешествие героя в особый мир, где его ждут встречи в разными проявлениями силы и энергии, возвращение в ЭТОТ мир после завершения задачи, парность ресурсов (на каждое проявление силы есть соответствующий ему способ совладания с силой) и прочее. То есть сказка – это не только контейнер для деструктивных или стихийных (нуменозных, по Юнгу) энергий, но и алгоритм для перехода в более структурированное, гармоничное состояние. Это серьезная подсказка пути выхода из деструктивных состояний для человека.

Другая важная особенность сказки: сказка принципиально повторяема, причем без изменений. Герой должен пройти по заранее заданному пути, и читатель или слушатель ожидает именно стабильности – повторяемости. В некотором смысле эта повторяемость есть понятная инфантильному уму гарантия стабильности и цельности, гарантия прогнозируемости результата.

Для психокоррекции важно обратить внимание на давно отмеченную исследователями специфичность сказки. Еще Пропп (В. Я. Пропп, 1996) отмечал, что в том месте, где у героя должна была бы проявиться эмоция, в сюжете сказки водится эпизод волшебства. Этот механизм подобен по структуре механизму сновидений. Традиционная сказка «не понимает» эмоций. То есть рассказчик приписывает герою только поведение, не давая сведения о мотивах или переживаниях. Исключением являются ремарки типа «испугался, да надо делать». Или – «призадумался и пошел». Введение психологических обоснований мотивов поведения или отношения разрушает сюжет. Этот странный для взрослого сознания композиционный ход понятен детскому мышлению, для возраста 3–5 лет, так как в этот возрастной период эмоциональный механизм еще не до конца сформирован и ребенок ориентирован на действие. Поэтому при проработке ситуации детской травмы при обращении к сказке мы будем последовательно соблюдать чистоту стиля и не поощрять проецирования, приписывания героям слишком разнообразных чувств и мотивов. То есть вместо привычного для психолога-консультанта вопроса «что он сейчас чувствует?» или «каковы его мотивы?» будет последовательно задаваться вопрос: «Что и как он сейчас делает?».


В заключение необходимо отметить сложные вопросы в использовании сказки. Кроме общей компетентности в вопросах архетипической психологии и понимания метафор сказки, терапевту придется столкнуться с определенным социальным противодействием. Для практики терапевтической работы важно зарегистрировать разницу субъективного отношения субъекта к своему индивидуальному личному эмоциональному опыту и отношение к символическому опыту сказки. При наличии последствий детской травмы субъект часто реагирует неадекватно сильными и страстными чувствами на важные кульминационные эпизоды народной волшебной сказки, буквально противоборствует с сюжетом, и это будет отражением внутреннего «невротического» конфликта. Такие переживания могут стать поводом к недоверию по отношению к сюжету сказки, обесцениванию сюжета.

Например, часто «жертвой» такого типа фантазий становится сюжет сказки «Красная Шапочка». Сюжет сказки аналитики связывают с обрядами инициации, с архетипами материнского начала, с символикой родов, с символикой контакта с материнской фигурой. В любом случае, сам факт события поглощения важен для сюжета. Для доказательства можно привести и примеры из практики игры с детьми. Дети дошкольного возраста с удовольствием и азартом играют в сценках поглощения, исполняя и роль волка, и роль девочки. Тем самым «перерабатывая» родовую травму, как иногда считают психологи. Тем не менее, в практике педагогов-дошкольников часто можно видеть опасения перед сюжетом, иногда они предлагают переделать сюжет, сделав волка добрым, или защитить девочку от него.

Если терапевт диагностирует наличие «невротического конфликта», то осознанное противоборство традиционного и индивидуального может стать началом развития личности. Если непреодолимое напряжение диагностируется как результат эмоциональных последствий травмы, это может стать началом реконструктивной работы и освобождения.

Кажется, что трудно совместить два таких разных мира психологической реальности. В одном из этих миров специалист побуждает человека проявить активность и индивидуальность в конфронтации с внешним миром, проявить свою уникальность и волю. В другом предлагает подчиниться круговороту метафор и круговороту воспроизводимых ситуаций.

Для иллюстрации представим себе в метафоре, что субъект имеет одно гражданство в области уникальной, предлагающей кризисы, эмоциональной, рискованной, ограниченной по ресурсам, требующей творческого приспособления к окружающей среде, находящейся в постоянном конфликте спонтанной жизни (область индивидуальности). Второе гражданство предлагает совсем другую среду обитания. Это зона традиционности, консерватизма, воспроизводимости и прогнозируемости ситуаций, зона, в которой конфликты всегда имеют ресурсы для разрешения, зона благоприятной, бесконечно стабильной и ресурсной системы отношений (область сказки). Очевидно, эта вторая область описывает нечто и скучноватое, и в то же время до боли желанное. Что-то в роде одной из идеальных проекций, позитивных фантазий ребенка, о которых он «мечтает» в отношениях с «достаточно хорошей мамой» (Винникот, 1999). Такая примитивность может быть понята как упрощение сложных внутренних процессов душевной жизни человека. Однако благодаря упрощению создается база для чувства внутреннего покоя и стабильности, которая позднее станет платформой для уверенности и свободы действий взрослого человека. А эмоциональные переживания, вызванные следами перенесенной психологической травмы, более переносимыми, что создаст условия для работы с ними в проективной форме без опасности саморазрушения психики

Итак, в наиболее общем случае мы можем утверждать, что использование сюжетов народных волшебных сказок в качестве источника метафор и аналогий для психокоррекционной работы с последствиями детской травмы у взрослого человека имеет хорошие перспективы. В то же время мир символов волшебной сказки имеет ограниченную зону эффективности в плане коррекционной работы. Он менее продуктивен или мало перспективен для психокоррекционной работы, имеющей задачу развития индивидуальности и личностного роста.


Литература:

Доналд Калшед. Внутренний мир травмы. – М.: Академпроект, 2001.

Мари вон Франц. Психология сказки. – СПб.: БСК, 1996.

Д. Винникотт. Разговор с родителями. – М.: Класс, 1998.

В. Пропп. Морфология сказки. – СПб.: Академия, 1996.


В. А. Бородина


Читательская социализация в фольклоре


Фольклор – литературный жанр, в котором отражаются традиции, обычаи, культура бытия человека, его мудрость. Фольклор – своеобразный исторический документ, в котором представлен мир человечества с разных сторон: культурологической, психологической, педагогической. Освоение читательского опыта, заключенного в пословицах, поговорках, загадках, частушках, колыбельных, сказках и других видах фольклора, может стать самостоятельным научным и практическим направлением в профессионализации тех, кто связан с системой психолого-педагогической и библиотечно-информационной деятельности.

Читательская социализация многоаспектно представлена в фольклоре. Используя фольклор, одновременно можно решать несколько задач: изучать фольклор как литературный жанр; осваивать теорию чтения и многообразие мира чтения в разных аспектах; развивать культуру речи, поэтическое чутье; приобретать психологический и педагогический опыт.

Тематика чтения в фольклоре обширна и разнообразна: ценность книги и чтения, их образовательный и познавательный потенциал; трудности постижения грамотности с помощью чтения; книга – утешитель в горе и печали, чтение как общение и т. д., и т д. Читательский опыт, заключенный в малые литературные формы, весьма ёмок по смыслу; лаконичен и содержателен, поэтичен и ироничен. Эти формы, вмещая небольшой текст, содержат глубокий подтекст по принципу: «словам тесно, а мыслям и чувствам просторно». Фольклор – разум и чувства, значение и смысл, одна из ценностей жизни, ключ к пониманию сложных явлений.

Обилие пословиц и поговорок, в которых отражено богатство читательского опыта, можно систематизировать по-разному. Алфавитный порядок, по мнению В. П. Аникина, позволяет решить несколько задач:

• исключить дублирование и узость тематического толкования;
  
• выявить группы пословиц, возникающих как бы сами собой, одного и того же или близкого композиционно-синтаксического, то есть общего смыслового типа;
  
• обеспечить наглядность тематического разнообразия на основе сближения грамматической и образно-поэтической логики;
  
• позволяет увидеть другие, которые начинаются с этого же слова, но в иной грамматической форме;
  
• очертить круг ассоциаций, сближающих разные по темам пословицы, но со сходным общим содержанием;
  
• облегчить выявление круга логических ассоциативных связей, обобщенного и переносного смысла пословиц, что позволяет ускорить поиск нужных пословиц;
  
• установить характер ассоциативных связей, существующих между ними;
  
• четко фиксировать и ставить на соответствующие места варианты близких пословиц.
  

Собранные нами из разных источников пословицы и поговорки, посвященные книге и чтению и представленные в алфавитном порядке, позволяют проводить любую систематизацию, используя один признак или несколько. Приведем некоторые варианты группировки по тематическим признакам. Это: книга и чтение как ценность; чтение как коммуникативный процесс; чтение и грамотность; книга, чтение и знание; чтение как процесс учения и получения знаний; воспитательный характер чтения; психологический аспект процесса чтения; как читать, виды чтения; искусство чтения; обучение чтению – игровые формы; о трудностях, связанных с овладением грамотой; книга и чтение: польза и вред; о преимуществах грамотного человека перед неграмотным.

Функциональное отражение содержания пословиц о чтении: ценность; познание; общение; библиотерапия; тренинг интеллекта; тренинг чувств, воспитание разума.

Опираясь на предложенные варианты, можно дополнять и расширять тематическое пространство читательской социализации, ее функциональное назначение; формулировать собственные варианты тем и функций, подбирая соответствующие им пословицы.

Освоение фольклора, в котором отражена читательская социализация, возможно в форме специально организованного психолого-педагогического практикума.

Практикум расширит культурологическое и информационное пространство знаний о чтении; позволит улучшить многие составляющие психики личности: восприятие, внимание, память, мышление, воображение, чувства; даст возможность активизировать эмоционально-волевую сферу личности, ее лексический и литературный опыт.

Задания в практикуме разнообразны и направлены на решение многих задач по читательской социализации. В фольклоре отражается определенная сторона значения книги и чтения. Многие из них говорят об одном и том же, но разными словами. Есть и противоречивые мнения.

Один из способов углубления знаний о чтении как социально-психологическом и психолого-педагогическом явлении – это аналитико-синтетический способ на основе смысловой группировки, с использованием различных приемов (антитезы, синонимии). Действенный приём: выбрать пословицы на основе иерархического принципа, в соответствии с психологической структурой личности. Это: направленность, опыт, познавательно-эмоциональные процессы, биопсихические особенности, характер и способности. Другой подход: от мотивации к рефлексии. В таком варианте можно выстроить структуру чтения с учетом следующих сторон: аксиологической (ценностной), креативной (творческой), когнитивной (познавательной), аффективной (эмоционально-чувственной), эстетической и рефлексивной.

Другой способ освоения фольклора о чтении и одновременно развитие мышления, а также приобретение литературного опыта заключен в морфологическом подходе. Нами пословицы группировались на основе разных принципов. Использовались приёмы: антитеза, причинно-следственная связь; часть и целое, сравнения, утверждения, советы. Смысл пословиц облекается и в разные эвфонические формы. Эвфония – (от греч. благозвучие) – учение о благозвучии, раздел поэтики, изучающий в стихе качественную сторону речевых звуков, накладывающих известную эмоциональную окраску на произведение. К области эвфонии относится большое количество стилистических приемов: ритм стиха, рифма, анафора, эпифора, аллитерация, ассонанс, диссонанс, все виды звуковых повторов. Примеры группировки: Причина и следствие (По грамоте осекся, цифирь не далась). Сравнение (Без книги, как без солнца, и днем темны оконца). Антитеза (Иная книга ума прибавит, иная и последний отшибёт). Советы (Говори не о том, что прочел, а о том, что понял). Советы на основе антитезы (Не много читай, да побольше разумей). Суждения (Не всякий, кто читает, в чтении силу знает). Аллитерация (С учением и чтением живем с увлечением).

В загадках, как и в пословицах и поговорках, отражены многие стороны книги и чтения. Чаще всего они написаны в стихотворной форме, что придает им особую прелесть. В интеллектуальных заданиях на загадках используется рифма, ритмика, музыкальность. После отгадки полезно провести анализ значения загадок, а также уточнить их смысл. Примеры заданий:

• Вставить пропущенные слова в загадки, обращая внимание на рифму.
  

Черные чернизины, как они __________,

Засмотрелся Фома – набрался _______.

• Найти окончания и отгадать загадку.
  

1 . Не куст, а с рассказывает. (3)

2. Не рубашка, а листочками. (1)

3. Не человек, а сшита, (2)

• Восстановить разрушенную загадку и отгадать её.
  

Семя не всходит, Семя плоско, А плоды приносит.

Кто умеет, Тот и сеет, Поле гладко,

• Отгадать загадку и прокомментировать, какие психические процессы отражены в ней.
  

Глазами жнут,

Головой едят,

Памятью переваривают.

• Найти синонимичные и антонимичные загадки.
  

1. Без языка, без голоса, а всё расскажет.

2. Языка нет, а рассказывает.

3. Языка не имеет, а у кого побывает, тот очень много узнает.

4. Сама мала, да ума придала.

5. Еду по грядкам, рву без счёту, а все цело.

6. Сколько ни хлебай, на любую артель хватит.

7. Кто говорит молча?

8. Кто молча учит?

9. Поле бело, семя черно, кто его сеет, тот разумеет.

• Восстановить разрушенную загадку, расставив знаки препинания.
  

В застекленные дворцы 1

Открывают тайны мне 4

Поселились мудрецы 2

В тишине наедине 3


Использованы иные задания и другие виды фольклора (сказки, колыбельные, частушки).

Осмысление читательской социализации в фольклоре в форме психолого-педагогического практикума дает не только знание, но и совершенствует восприятие, внимание, память, мышление, в том числе ассоциативное; активизирует лексический опыт и формирует эмоционально-эстетическое чувствование благозвучия слова и речи.

Опыт автора в изучении фольклора отражен в специальной книге (Мир чтения в фольклоре и не только...). Представленный в ней материал дает возможность увидеть разные приемы психологического развития читателя, познакомиться с жанрами фольклора в поэтической и прозаической формах. Пласт знаний по читательской социализации, накопленный в фольклоре, может быть задействован в психолого-педагогических целях. Собранный фольклор о читательской социализации существенно дополняет знание, отраженное в других видах информационных ресурсов, а также готов к практическому применению. Можно устраивать читательские игры, викторины в кругу семьи и друзей. Библиотекари смогут использовать материал в разных мероприятиях по читательскому просвещению, а учителя – на уроках и во внеклассной работе, психологи – в тренингах в разных целях.


Е. В. Волкова


Сказка как инструмент формирования ценностных ориентаций

в традиционныхобществах

на примере народов манден (Западная Африка)

В африканских обществах сказки, являясь одним из инструментов социализации, до сих пор сохраняют свою дидактическую функцию. В фольклоре в целом и в сказках в частности заключены наиболее важные для данного общества ценности. Ценности, передаваемые посредством фольклора, регулируют поведение членов общества, хотя зачастую и не осознаются ими.

Это позволяет нам использовать сказки в качестве источника знаний о ценностных ориентациях, которые предлагаются носителям культуры.

Сказки повествуют обо всех сферах жизни человека, и, следовательно, разные модели поведения содержат ценностные ориентации, важные для каждой из этих сфер. В них отражены ценности, связанные с отношением человека к самому себе, к своей семье, к окружающим людям, с которыми он находится в различных отношениях, к трудовой деятельности.

С целью получения материала для дальнейшего анализа было рассмотрено 55 сказок на языках бамана и французском.


1. Сказки, представляющие модели межличностного поведения

Межличностные отношения формируются и проявляются в процессе общения, которое выполняет функцию социальной регуляции поведения.

В этих сказках главное – победа любой ценой. Качества, необходимые для достижения цели, приемы, которые использует герой, могут зачастую противоречить коммуникативным ценностям. В таких сказках, особенно в сказках о чужом мире, терминальные ценности могут и вовсе игнорироваться. Сказки этого типа представляют следующие ценности: хитрость; мудрость; независимость; достижение реальных и конкретных результатов, реализация своих возможностей.


2. Сказки, представляющие семейные ценности

Особенность их состоит в том, что они представляют примеры правильного и неправильного полоролевого поведения, особенности поведения представителей разных поколений в семье. Важность семьи, брака может подчеркнуть тот факт, что в большом количестве сказок (даже сказок о животных) вопрос брака так или иначе упоминается: герой/герои отправляются на поиски жены, проводятся различные состязания между женихами, отец решает выдать свою единственную дочь замуж за нескольких мужчин и т. п. Сказки этого типа представляют следующие ценности: стремление иметь семью; стремление к определенной структуре взаимоотношений в семье, чтобы каждый член семьи занимал определенную позицию и выполнял определенные функции; следование традиции.

3. Сказки, представляющие общественно значимые ценности

С самого раннего возраста человек оказывается интегрированным в социальную систему, где от него ожидают определенного поведения, соответствующего нормам. Усвоение человеком определенных социальных ролей требует, чтобы его мотивационная структура была связана с нормативной системой данного общества.

Эти сказки в большей степени подвержены влиянию религиозных норм. Это связано прежде всего с тем, что они обучают нормам морали. Поведение героев оценивается в первую очередь с этих позиций.

В подобных сказках очевидно влияние религиозной морали.

Сказки такого типа представляют следующие ценности: жизненная мудрость; общественное признание; гармония, свобода от противоречий; стабильность; стремление к консервативности и семейные ценности.


4. Сказки, представляющие функционально-ролевые ценности

Мы можем рассмотреть отдельно группу сказок, в которых особо упоминается функциональная принадлежность героя. Можно предположить, что эти уточнения не случайны, и такие сказки выражают ценностные ориентации, характерные для представителей тех или иных традиционных занятий. Эти сказки различны по модели поведения. Что касается мира, о котором ведется повествование, то это сказки либо о своем мире, либо о взаимоотношениях между мирами.


В качестве героя могут выступать представители следующих групп:

• Земледельцы;
  
• Охотники;
  
• Марабуты.
  

Стоит обратить внимание на то, что практически все традиционные профессиональные группы, на принадлежность к которым дается указание в сказках, вынуждены чаще взаимодействовать с чужим миром.

Сказки такого типа представляют следующие ценности: социальная стабильность, реализация своих способностей, стремление к коллективизации деятельности; ответственность, эффективность в делах.


5. Деньги и богатство в сказках

В рассмотренных нами сказках вопросы, связанные с деньгами и богатством, зачастую находятся на заднем плане повествования, но, тем не менее, играют важную роль в развитии сюжета. Поэтому стоит рассмотреть эти вопросы в контексте ценностных ориентаций.

Стремление к чрезмерному богатству, скупость воспринимаются негативно и наказываются. Если герой целенаправленно стремится к получению материального богатства, то чаще всего это происходит нечестным путем: с помощью обмана, мошенничества, с привлечением чужого мира и т. д. Однако богатство часто выступает в качестве награды за «правильное» поведение. В качестве материальной награды может выступать золото, украшения, зерно, скот…

При характеристике героя богатство упоминается нечасто.

Таким образом, богатство занимает определенное место в системе ценностных ориентаций, но, по всей видимости, не самое главное.

Приведенные выше выводы основаны на анализе текстов сказок. Они могут быть использованы при выявлении структуры ценностных ориентаций представителей народов манден. Однако для получения целостной картины необходимы дальнейшие исследования с использованием психологических методик. Это позволит выявить иерархию ценностных ориентаций, а также результаты и механизмы усвоения различных видов ценностей. Представляются весьма интересными возможные исследования степени усвоения традиционных ценностей различными частями современного общества (в зависимости от пола, возраста, образования, проживания в городе или сельской местности), а также различий в структуре традиционных и современных, формирующихся под влиянием большого числа факторов (изменение условий жизни, влияние европейской культуры и т. д.), ценностных ориентаций.

Кроме того, результаты этих исследований могут использоваться в формировании системы национального образования стран, в которых будут проводиться исследования.


Фольклор: исследование и практическое освоение


А. Б. Афанасьева


Метод моделирования в теоретическом

и практическом освоении этнокультуры

Развитие этнокультурного сознания и освоение традиционных форм народного творчества является своего рода духовной экологией этноса, необходимой в современную эпоху нашествия западной массовой культуры. Внимание к проблемам этнической самоидентификации отражает тенденцию, противоположную глобализации планетарной культуры. Эти две стороны медали должны находиться в равновесии для гармоничного развития общества. Разрушительным процессам должно противостоять воздействие ценностей высокой культуры, в том числе корневой, традиционной этнокультуры.

Во все времена этнокультурное воспитание ребенка начинается на первых этапах в семье, а затем корректируется социальными обстоятельствами жизни. В современных условиях возрастает роль системы образования, в которой воспитание может осуществляться целенаправленно и последовательно.

Этнокультурный компонент в российском образовании проявляется, во-первых, в изучении родного языка в школах в каждой республике наряду с русским как языком межнационального общения. Во-вторых, он реализуется при изучении этнокультурных материалов, входящих в образовательное пространство предметов гуманитарного и художественного циклов (историю, географию, иностранный язык, литературу, изобразительное искусство, музыку, художественный труд). Однако, в советскую эпоху этнокультурные материалы зачастую входили фрагментарно в содержание предметов. В современном же образовании этнокультурный компонент расширяется, приобретает более глубокий и системный характер.

С конца ХХ века в учебный план университетского педагогического образования были введены этнопедагогика и этнопсихология. Как и большинство наук, рассматривающих культуру этносов, эти науки неэтноцентричны. Так, этнология в своем «профессиональном кодексе» исходит из равноценности всех этнических групп, культур, языков, народов и исследует их в сопоставлении. Этнопсихология изучает психологию различных этнических групп. Этнопедагогика изучает народные воспитательные традиции и приемы обучения подрастающего поколения в разных этнокультурах.

При изучении этих дисциплин методологической трудностью для студентов представляется вопрос о составе этнокультуры. Анализ этнологической и культурологической литературы позволил автору создать модель этнокультуры, выявляющую в зримой форме ее структуру. Создание моделей и схем, систематизирующих материал в наглядной, хорошо запоминающейся форме, является эффективной педагогической технологией.





1.Структурная модель этнокультуры


Предлагаемая модель этнокультуры представляется кольцом, внутри которого сцеплены между собой ее составные элементы, как пересекающиеся множества, подобные звеньям кольчуги. В нижней части кольца – глубинные составляющие, среди них – этнопсихология как одна из важнейших базовых частей. В верхней части кольца – более подвижные, постепенно изменяющиеся, разрастающиеся в разнообразных формах составляющие этнокультуры (системообразующий элемент – язык и народная художественная культура, в которую входят различные виды фольклора и народного искусства).

В русской традиционной культуре с каждой из областей личность связана через коллектив, так как здесь индивидуальное начало растворено в групповом (семье, крестьянской общине, трудовой артели, сообществе приходской церкви). Коллективность сознания многими учеными характеризуется как «соборность» (А. Хомяков, В. Соловьев. Н. Бердяев). Она проявляется в массовых семейно-бытовых и календарных обрядах, в преобладании коллективных форм народного творчества, во всеобщем единении в хоровом пении во время церковной службы, в ансамблевом пении, свойственном большинству песенных жанров, исполняющихся в будни и в дни народных праздников, в стремлении найти защиту в коллективе в трудную минуту.

В областях пересечения звеньев возникают полиэлементные формы, сочетающие средства выражения соседних составляющих. Помимо сочетаний с соседними звеньями характерны веерные связи, соединяющие одну область со многими другими, расположенными рядом или напротив. Например, совмещение словесного и музыкального вида становится источником музыкально-поэтических фольклорных форм; сочетание слова, музыки и хореографии – песен, связанных с движением; а введение в них игрового действия (разыгрывания сюжета) – игровых хороводов. Обряд же включает в себя практически все составляющие и разворачивается на фоне объектов народного зодчества. Возможны надэлементные связи. Так, законы морали проникают во все области, а активно реализуются через религию, этноэтикет, этнопедагогику, этнопсихологию.

Сложность структуры синкретичной по своей природе этнокультуры обуславливает характерные для современности междисциплинарный подход к ее изучению и интегративный подход к ее презентации в концертных, музейных и педагогических формах. Данная модель гибко включается в различные предметы и учебные темы, связанные с этнокультурой.

Целесообразно, на наш взгляд, вводить в учебный процесс и модель этнокультурного образования, разработанную автором с целью выявить и продемонстрировать студентам актуальность этнокультурных ценностей.



2. Модель этнокультурного образования


В схематическом плане путь развития культуры представляется в системе координат пространственно-географической горизонтали и историко-временной вертикали. Этнокультурный компонент живет в сердцевине системы и прорастает в различных слоях вплоть до современности. Введение в центр системы координат личности обучающегося позволяет представить структурную модель этнокультурного образования.

Этнокультуры множественны. Более близки между собой культуры соседних народов, а также отчасти культуры, имеющие общий хозяйственно-экономический тип. Каждая этнокультура развивается, одни из них – более динамичны (свойственно Западу), другие – более устойчивы (свойственно Востоку). Все области этнокультуры взаимосвязаны между собой, они открыты к взаимодействию и развитию. В потоке времени из различных областей древней культуры произросли различные формы прогрессирующей в социодинамике культуры человечества. Этнокультурные ценности входят в жизнь разных слоев населения, в профессиональное искусство. В плоскости горизонтали этнокультура родного народа соприкасается с соседними этнокультурами, взаимодействует и с другими. В историко-временной вертикали из этнокультуры своего народа развивается многоаспектная отечественная культура (культура этноса), она же связана с мировой культурой, интегрирующей в себе культуры разных этносов. Пространство целостного кольца схематически является культурным полем, которое осваивает человек в процессе образования и самообразования, в процессе всей своей жизни.

Данные модели помогают студентам прояснить понимание сущности столь многомерных и сложных явлений, облегчить запоминание определений, разобраться в их интерпретациях при теоретическом освоении этнокультуры.

При практическом же освоении различных форм этнокультуры целесообразно применять метод моделирования аутентичной этнокультурной ситуации. В полной мере погружение в подлинную этнокультуру возможно осуществить в условиях фольклорно-этнографической экспедиции. В учебных условиях практических занятий можно целенаправленно моделировать ситуацию из народной жизни. Это может быть рядовая или праздничная вечерка, фрагменты обрядового действа календарного или свадебного циклов, пир или поход дружинников, поющих былины, действия трудовой артели (например при строительстве моста с пением «Дубинушки»). При реализации метода в художественное пространство учебной аудитории, в костюм педагога включаются этнографические элементы, фольклорный материал осваивается в синкретизме средств выразительности (слова, напева, движения, мимики, жеста) и исполняется с подобием реальной историко-бытовой ситуации. Участники вовлекаются в процесс моделирования, под направляющим руководством преподавателя или с его педагогическим сопровождением выстраивается эстетическая среда и композиционная драматургия ситуации, она «проживается» в действии всеми участниками.

Применение метода моделирования аутентичной ситуации на занятиях со школьниками или студентами позволяет усилить их восприятие содержания этнокультуры, вообразить себя ее соучастником, пережить, своего рода духовно «прожить» стадиальный корневой этап развития человечества. Впоследствии же «память сердца», память пережитого дает возможность соотнести личный художественный опыт с процессами развития других эпох, регионов, культур.


И. В. Горина


Архаический культ лисы в фольклоре средневекового Китая


У всякого народа, в особенности на заре его культурной жизни, есть смутное чувство, говорящее ему, что те животные, которые его окружают, не так уж далеки от человека, как это кажется, судя по отсутствию у них членораздельной речи, этой типичной принадлежности человеческой породы.

Наоборот, именно эта жуткая странность, при которой, будучи в данный момент довольными и весёлыми, животные не смеются; желая что-то сказать, не говорят, пугает, как неразгаданная тайна, и двуногий царь природы начинает сомневаться в своём непререкаемом властительстве: наоборот, ему кажется, что его окружают существа, от которых он зависит, которые могут диктовать ему свою волю, благоволя ему или вредя.⁷

В. Алексеев. 1922 год


В наши дни, когда биологи, социологи, психологи, а подчас философы и культурологи, активно занимаются сличением поведенческих установок человека и животного, отмечая увеличение проявленных инстинктов самок и самцов в психофизиологической деятельности homo sapiens, особый интерес для философа культуры представляет образ лисы в китайском фольклоре. Дело в том, что в противовес современным изысканиям этологов, выбирающим вектор исследовательского интереса от животного к человеку, при котором на homo sapiens примеривается то маска примата, то хищника, то агрессивного самца или пассивной самки, архетип лисы в китайской традиции всегда имеет лицо человека и направлен к душе животного, через понимание которой происходит познание мира.

Кто из нас не вспомнит традицию народной сказки и мифов о животных, существующих у всех этносов и являющихся подчас единственным достоянием их устного творчества (как у бушменов, племён Полинезии, австралийских аборигенов). Первичная ступень мышления, восприятия мира через миф, всегда вела и возвращала человека в природу, мудро напоминая ему о неразрывной связи с ней. Но миф никогда не преследовал своей целью показать человеку, что он животное, наоборот, неслияние с окружающим миром природы, понимание своей обособленности от её царства заставляло человека искать путь творческого диалога с ней. Для этого каждая культура создавала свой метафорический язык, в котором иносказание строилось по типу олицетворения объекта природы, то есть обретения им человеческого лица и имени (как в русском фольклоре: Михаил Потапович – медведь, Лисавета Патрикеевна – лиса, кот Василий, волк – Левон).

Фольклорный язык всегда даёт имя, названный по имени объект природы выделяется из общего потока бытия – индивидуализируется и очеловечивается. Также, имя даёт возможность обращения к неведомой, сокровенной сути мира, вызов которой позволяет учиться психологическому общению с невидимыми и таинственными силами. В итоге подобной смысловой игры – «угадай моё имя», «назови меня по имени», которая и по сей день бытует среди современных детей, происходил очередной виток возвращения человека в природу, к своей забытой родине, но уже в обратной перспективе сознания, через миф, сказку. При этом, пульсации воображения, являющегося соединительной тканью чувства и разума, объясняли и знакомили homo sapiens c cокрытой, теневой стороной мира в архетипах животных.

Яркие метафорические образы проявляли и делали узнаваемыми психологические черты самого человека, через их сличение с индивидуальными особенностями зверей, но не с их поведением. «Сильный, как медведь», «трусливый заяц», «злой, как волк», «хитрый, как лиса» – идентификация с образом животного позволяла человеку познать свой внутренний мир и приобрести посредника в общении с миром природы.

Пожалуй, одним из самых популярных посредников в фольклоре народов мира была и  остаётся лисица. Хитрая, коварная, умная, красивая – она всегда порождала в человеке большой интерес к своей частной жизни, вызывая в его сознании странную смесь противоречивых чувств: восхищения, страха, неприятия и жгучего любопытства. Для лисицы характерны маски обманщицы, плутовки, оборотня, но редко в фольклоре встретишь отношение к лисе как духу-хранителю, помогающему человеку достичь заветной цели в жизни и исполнить желание. Однако, традиционная культура Китая, в своём фольклоре, бережно сохранила пережитки архаического культа лисы, смысловое значение которого раскрывает ментальные особенности дальневосточного этноса.

Академик Алексеев, путешествовавший по Китаю в 1920-е годы, вспоминал: «...вы проходите по китайским полям и вдруг видите, что перед каким-то курганом стоит огромный стол, на котором покоится ряд древнего вида сосудов, знамёна, значки и все вещи, свойственные храму. Вы осведомляетесь у прохожего мужичка, что это такое, и слышите в ответ: “Это фея-лиса”. Она, видите ли, живёт где-то тут в норе, и её упрашивают не вредить бедному народу, – и не только не вредить, а, наоборот, благодетельствовать ему, как благодетельствуют прочие духи. И вы действительно читаете на знамёнах и особых лакированных досках крупные надписи: "Есть у меня просьба – непременно ответишь!”, “Смилуешься над нами – стадом живых”. Словом, лиса становится анонимным божеством, равноправным всем другим, которым имя в Китае легион».¹

Божественная сила лисицы заключалась, по мнению китайцев, в том, что она владела волшебной пилюлей бессмертия и держала её в своей пасти, благодаря чему могла жить до тысячи лет, молодея с каждой новой сотней. Её тысячелетняя жизнь находилась в бесконечном потоке перемен, и она являлась проводником между миром духов и миром живых.²

Вечный круговорот инь-ян, в бесконечных комбинациях и вариациях которого участвовали и смертные, и драконы, и боги, и животные, и демоны, являл собой не только мантическую, но и фольклорную «Книгу Перемен», на страницах которой встреча с существом иного миропорядка была вполне возможна и обыденна. Причём, в контексте данной фольклорной картины мира, воображение китайцев рисовало самые причудливые ситуации столкновения людей и духов. Человек всегда должен быть готов к подобным встречам и диалогам – в период полнолуния, на тёмных улицах и безлюдных дорогах.

Регламентированное конфуцианской моралью сознание китайцев, прагматичное, основанное на соблюдении социального этикета, хранило в своей бессознательной области немало страхов и тайн перед неведомым и таинственным. Именно, стараниями ученой интеллигенции средневекового Китая были собраны истории о духах, оборотнях, волшебниках, которые составили в большом корпусе его литературы большой раздел «рассказов о чудесном (необычайном)». Источником их образно-метафорического языка, стали пережитки народных суеверий, приметы, шаманизм и традиционный фольклор.³

Такие рассказы были чрезвычайно популярны среди китайского простонародья. На страницах подобных историй лиса становится одним из главных действующих лиц. Её образ многообразен и представляет собой широкую панораму превращений: от маленького тотема – местного божества, коварного демона-оборотня до прекрасной чарующей женщины – обольстительной красавицы или учёного собеседника-друга, позволяющих своему избраннику заглянуть в мир таинства и чуда, что находится за пределами тусклой, скучной, не интересной обыденной жизни. Все игры лисы, её уловки китайцы называли «лисьи чары», и на рубеже XVII–XVIII веков фольклорные байки о проделках лукавого духа были собраны ученым чиновником Ляо Чжаем (псевдоним Пу Сун лин) и изданы. В 1922 году сборник рассказов Пу Сун лина был переведён на русский язык академиком Алексеевым.¹

Чем интересен фольклорный образ лисы в данном произведении? Блестящий литературный язык и яркие метафоры, позволяют культурологу взглянуть на феномен «лисьих чар» как практику и этику отношений с инобытием – миром неведомого и диковинного. В этом отношении следует помнить старинное китайское предание о том, то лисица может проникать в тайны мироздания, покоящиеся на чередовании мужского и женского начал. Будучи, проводником между миром живых людей и духов, лисица является своего рода проверкой человека на этическое отношение к сокрытой сути, потусторонней области бытия. В процессе игры перемен происходит смещение в параллелях мира людей и духов, точка пересечения потустороннего и посюстороннего фиксируется в появлении «из ниоткуда», из пустоты, волшебного существа в образе человека, ломающего привычное, стереотипное, размеренное течение жизни. Сверхъестественное вмешательство лисы в дела человека – знак неравнодушия к нему мира духов. Отношение к лисе, её неожиданному приходу – это мера внутреннего благородства и достоинства человека. Лиса, в пограничье фольклорной традиции и авторского текста Пу Сун лина, – всегда знак судьбы, предостерегающий людей жадных, грубых и алчных от обладания незаслуженным богатством и счастьем. И хотя её появление в жизни людей предполагает искушение живых возможностями быстрого обогащения, славы, успеха, всё же, человек, вероломно использующий силы лисьего волшебства, будет наказан миром духов. И его счастье, богатство, слава, успех растворятся в потоке перемен под леденящий душу смех лисы.

В рассказах Пу Сун лина лиса чаще всего приходит к человеку в образе обольстительной красавицы, которую не надо звать, которая сама влюбляет в себя человека и одновременно любит его. Она становится для простого смертного верной подругой, восхитительной любовницей, добрым гением, охраняющим другом. Но в облике такой женщины чувствуется непохожесть на простых смертных. Она животна и слишком органична в природном изяществе своих жестов, движений. Она любит живые цветы, независима в суждениях, но при этом верна в привязанностях. Её появление открывает человеку новые духовные горизонты развития, взрывает обыденность будней, ломает психологические стереотипы поведения, несёт внутреннее обновление.

Лиса может быть и мужчиной – товарищем, другом, беседа с которым окрыляет дух. Лису трудно отличить от обычного человека, её может узнать и принять лишь тот, чей ум свободен от предрассудков, нелепых страхов и суеверий, именно ему она дарит счастье, перед тем как раствориться и вновь исчезнуть в потоке перемен, в котором лишь на время пересекаются линии жизни людей и духов. Для остальных, непосвящённых, лиса остаётся невидимкой. Мир живых притягателен для неё, она и ответ и вызов для тех, кто стремится к недостижимому.

Кроме того, лиса увеличивает число комбинаций игры перемен, сообразно своей воле. Лиса в рассказах Пу Сун лина – вечное напоминание о чуде, которое всегда рядом. Её образ – яркая метафора всей области причудливого, сверхъестественного, странного, которая соседствовала с регламентированной жизнью конфуцианского Китая. Она – напоминание о том, что прагматизм не исключает химерических превращений и права на волшебство. Лиса, как активный игрок и катализатор перемен, расставляет свои акценты в предметной реальности, замыкая на себе время и пространство бытия. Её онтологическая задача заключается в том, чтобы вывести человека в ноль-пространство, к зеркалу пустоты, в котором герой её романа либо созерцает истинный смысл своего бытия, либо теряет его.