Проблемы психологической культуры

Вид материала

Документы

Содержание Catherine Schaff-Stump Кэтрин Шафф-Стамп Michael Fuller Майкл Фуллер Френсис Лафлеш Джозеф Мэтьюз Holly L. Norton Холли Нортон Перевод И. Ревич

Подобный материал:

• Проблемы психологической безопасности личности в условиях геополитического информационного, 146.69kb.
• Император Максимилиан Iкак полководец (по «Weisskunig»). // Средневековая Европа: Проблемы, 169.16kb.
• Грачев Г. В. Информационно-психологическая безопасность личности: состояние и возможности, 1886.2kb.
• Проблемы современной культуры, 97.35kb.
• Вопросы к кандидатскому экзамену по специальности 24. 00. 01 «Теория и история культуры», 46.88kb.
• Литература, 212.93kb.
• Учебно-методический комплекс по дисциплине актуальные проблемы социологии физической, 427.78kb.
• VI Международную научно-практическую конференцию «Актуальные проблемы физической культуры,, 66.47kb.
• 1. Объект и предмет психологии, 101.1kb.
• Екатерина Сергеевна Филатова Личность в зеркале соционики, 4174.63kb.

The Fulbright GPA to Russia (May – June 2006), organized by the Midwest Institute for International and Intercultural Education (MIIIE) and led by Theo Sypris, MIIIE Director, lasted four weeks and included five different locations in Russia (Perm, Nizhny Novgorod, Moscow, Novgorod, St.Petersburg ). The five-city itinerary explored four main themes: Russian history and politics; culture and folk art; media and film; and education. The themes were used to organize the tours, lectures and open discussions.

Twenty participants were Humanities instructors of different Midwest community colleges. The primary goal of the trip was to learn about various aspects of life in contemporary Russia, incorporate the acquired knowledge into the teaching curricula, as well as disseminate the information throughout local communities. The second goal was to establish contacts with colleges and Universities overseas.

One of the key events in the Saint-Petersburg Itinerary was participating in the folklore conference organized by the Faculty of Psychology and Pedagogics of the St.Petersburg State University of Culture and Arts. Three Fulbright participants presented at the conference: Professor Michael Fuller, St Louis Community College-Meramac, Missouri; Dr. Holly Norton, University of Northwestern Ohio, Lima,Ohio; Dr. Catherine Schaff-Stump, Kirkwood Community College, Cedar Rapids, Iowa

Catherine Schaff-Stump

Baba Yaga Afield


Baba Yaga Afield is an examination of Baba Yaga in American fantastic literature, particularly her portrayal in the folkloristic database of the American comic book. This text will discuss how Baba Yaga is portrayed by a variety of U.S. artists, and juxtapose that portrayal with the more traditional and dualistic Baba Yaga of Russian folklore. Writers’ biases and presumptions will be discussed, as well as archetypes and their contradictions in the literature examined.


Кэтрин Шафф-Стамп


Баба Яга вдалеке от дома


Данное исследование рассматривает Бабу Ягу в американской фантастической литературе, в частности, её изображение в фольклорной базе данных американского комикса.

Сообщение коснётся показа Бабы Яги разноплановыми американскими художниками и противопоставит этот образ более традиционной и дуалистической Бабе Яге русского фольклора. Будут рассмотрены взгляды и пристрастия писателей, так же, как и архетипы и противоречия в анализируемых источниках.


Michael Fuller

Folklore of the Osage Nation


Today, the Osage Nation Reservation consists of approximately 1,475,000 acres and is otherwise known as Osage County, Oklahoma. The Osage tribe owns all mineral rights located within Osage County and has an income from all oil and gas found in Osage County. The Osage tribal campus, the heart of the Osage Nation, is located in Pawhuska, Oklahoma. The 2000 census data estimates the size of the modern Osage Nation as 15, 897 individuals.


Francis La Fleshe (1857 to 1932), an eminent ethnologist working for the Smithsonian Institution, a member of the Omaha Nation, made a careful study of the oral traditions of the Osage and prepared a dictionary of their language. Important contributions to Osage folklore were made by Joseph Mathews (1894 to 1979), an Osage who was a graduate of the universities of Oklahoma and Oxford, England. Modern anthropologists have examined aspects of the oral traditions as they relate to the archaeological and historical traditions of the Osage Nation. Aspects of the Osage Creation story may provide useful clues to the collapse of the ancient kingdom of Cahokia in the Mississippi Valley.


Майкл Фуллер


Фольклор народности осадж


Сегодня резервация народности осадж занимает примерно 1 475 000 акров и известна как округ Осадж, Оклахома. Племени принадлежат все права на разработку недр в этом округе, а также они получают доходы от всех месторождений нефти и газа.

Племенной кампус находится в Похаска, Оклахома. По переписи 2000 г. племя насчитывало 15 897 чел.

Френсис Лафлеш (1857–1932), выдающийся этнолог, индеец племени омаха,

тщательно изучил устные традиции осадж и создал словарь их языка.

Значительный вклад в изучение фольклора осадж внёс Джозеф Мэтьюз (1894–1932),

представитель осадж, выпускник университетов в Оклахоме и Оксфорде, Англия.

Современные антропологи исследовали соотношение устных традиций в историческом и археологическом плане. Сказание о возникновении осадж может послужить ключом к пониманию причин падения древнего царства Кахокия в долине Миссисипи.


Holly L. Norton


Fairy Tales as Windows into Cultural Values, Attitudes, and Beliefs


Through the cultural archetypes and mythology they present, fairy tales provide a window into the values, attitudes, and beliefs of cultures. In these tales we see the themes of cooperation vs. competition, acquiescence vs. resistance, and spirituality vs. rationality. This becomes especially clear when we examine different versions of the basic tale. “Urashima the Fisherman,” “The Frog Princess,” and “The Swan Maiden,” all based on the story commonly known as “Beauty and the Beast,” provide insight into the ways in which cultural ideals are imparted through fairy tales.

By taking a closer look at the symbols and practices presented in these tales, we can gain insight into the power of fairy tales to influence and even create a culture’s mythology.


Холли Нортон


Сказки как окно в мир культурных ценностей, взглядов и верований


Через культурные архетипы и мифологию сказки выражают взгляд на ценности, отношение и верования в культурах. В этих сказках мы прослеживаем тему сотрудничества в противовес противостоянию, согласия – сопротивлению и духовного – рациональному. Это становится совершенно очевидно, когда мы изучаем различные версии оригинальной сказки. Сказки «Урашима – рыбак», «Царевна – лягушка», «Девушка – лебедь», основанные на общеизвестном сюжете «Красавица и Чудовище», способствуют пониманию методов, которыми сказки передают культурные идеалы.

Если вглядеться пристально в обычаи и символы, представленные в этих сказках, мы можем постичь способность сказок влиять и даже создавать мифологию культуры.


Перевод И. Ревич


Фольклор в педагогической и психологической практике


Г. Н. Алова


Развитие у детей миролюбия на основе русской традиционной культуры


Формирование у подрастающего поколения миролюбия и гуманных отношений к людям в целом и к сверстникам в частности является трудной задачей, так как принцип силы все более утверждается в современном мире и разные формы принуждения становятся привычными даже для детского взаимодействия, ведь нередко уже семилетние дети приходят в школу, нагрузившись опытом «дедовщины». Невозможно проявлять дружелюбие, не получая его в достаточной мере. Об этом свидетельствует далекое от благостности и благополучия общее мироощущение детей. По современным данным только 55% российских школьников оценивают мир как дружелюбный, а 40% как хороший и добрый. Недоверие, неадекватные способы привлечения внимания к себе, снижение дружелюбия и сострадания в детской среде, рост агрессивности детей обостряют проблему поиска средств и приемов развития миролюбия. В этом поиске органичным представляется обращение к русскому фольклору, как вечно зеленеющему древу, не утратившему воспитательной силы.

Традиционная русская культура призвана делать народ разумным и сильным, расчищать «авгиевы конюшни» сознания, закреплять нравственные нормы жизни, объединять в единое взаимочувствующее и взаимопомогающее целое. Сама природа и специфика русского фольклора несут огромный педагогический потенциал с четкими критериями различения добра и зла, со свойственной детству воспитательной миссией полихудожественности и полиязычности, с выраженным хороводным началом и с опорой на идеалы гармонии и лада человеческих отношений.

Становление и развитие идеи миролюбия обусловлено всей историей и моральным опытом русского народа. Труд, праздники и горести в жизни народа способствовали закреплению добрых отношений между людьми, а фольклор являлся способом передачи от поколения к поколению умений уживаться, закрепляя такие социальные качества, как способность к сопереживанию большому диапазону состояний – от сорадования до сострадания, способность конструктивно истолковывать поступки и действия других, быть солидарным.

В русском фольклоре дана четкая оценка видам взаимодействия людей (доминирование, подчинение, равенство позиций) и вариантам их взаимных отношений: принять других, понять других и просто жить рядом. Принять других –– значит быть с ними, как с собой, испытывать чувства симпатии, дружбы, когда особость других не нуждается в оправдании. Понять других ― значит рассудочно объяснить и оправдать их особость, отрефлексировать ценностное поле других. Жить просто рядом ― это умение терпеть других, не оправдывая и не отвергая их присутствие, но и не принимая и не понимая в значительной мере их неповторимость.

Большинство русских народных игр миролюбивы по духу, развивают взаимное терпение, уважение и дружелюбие. Русские народные песни, пословицы, сказки учат тому, как миром решать жизненные проблемы. Неслучайно среди 5953 пословиц, собранных В.И. Далем, 1650 (28%) являются выражением стремления русского народа к миру, согласию, спокойствию. Подобная тенденция типична и для русской народной игрушки. Большинство игрушек напоминает о мирном быте крестьян. Нет игрушек, провоцирующих агрессию и насилие. Русская игрушка не изображает злых духов, отгораживается от них, утверждая магию добрых сил. Поэтому изображения зверей всегда выполнены не в злой и устрашающей, а в добродушной и миролюбивой манере, а лики кукольных героев привлекательны и забавны.

Проведенная работа на базе школы № 14 с учениками 2-х классов показала эффективность русского фольклорного компонента в развитии миролюбия путем организации совместной игровой деятельности детей, обеспечивающей выбор из альтернативных способов поведения такие, которые несут больший заряд дружелюбия, формируют позитивную установку на себя, других и мир в целом.

Констатирующая диагностика с помощью методики интерпретации понятий, методик оценки коммуникативной установки и ситуационно личностной агрессивности ребенка, методики сюжетных картинок, на которых нарисованы хорошие и плохие поступки, фиксировала удручающую картину: 32% второклассников оценивали плохие поступки как положительные, 20% затруднялись с ответами. Большинство детей не умели прощать ошибки одноклассников, скрывать или сглаживать неприятные впечатления при столкновении с некоммуникабельными качествами людей и с трудом приспосабливались к характеру и привычкам других. Распространенными были такие эмоциональные реакции, как крик, оскорбления друг друга, угрозы, едкие замечания и прозвища. Фиксировался узкий диапазон интерпретаций детьми понятий «мир», «друг», «сочувствие» и распространенность ответа «не знаю».

В формирующем эксперименте использовались драматизации побасенок типа «Тит, иди молотить», а также некоторые традиционные игры, описанные Е. А. Покровским, И. А. Сикорским, Г. С. Виноградовым, начиная с простейших хороводов типа игры «просо», где дети учатся коллективным действиям, взаимопомощи, и заканчивая ролевыми играми в «богатырей» и играми-испытаниями. Дети показали рост способности к эмоциональному резонансу в традиционных русских играх. Так, по мере освоения игры «соседи» росли чуткость и принятие своеобразия друг друга. В этой игре дети усаживаются в кружок или парами. Один, избранный по общему согласию, обходит всех с вопросами: «Доволен ли своим соседом?», «Мила ли твоя соседка?». Если водящий получает утвердительный ответ, то говорит: «Покажи же свою дружбу!», после чего соседи говорят друг другу добрые слова. При получении же отрицательного ответа водящий спрашивает: «Кого же тебе хочется?». Названный садится по соседству с избравшим его, и игра продолжается. Для того чтобы играть в подобную игру надо обладать тактом, взаимным уважением, терпением и дружелюбием.

Участие в традиционных играх и драматизациях помогло детям разобраться в своих отношениях и переживаниях, осознать привлекательность миролюбия во взаимодействии со сверстниками. После четырех месяцев воспитательной работы на основе русской традиционной культуры снизились различные проявления агрессии детей (от 8 до 20%). Содержание и общая направленность системы занятий оказали позитивное влияние на дружелюбие детей. Наиболее значимые изменения наблюдались в умении скрывать и сглаживать неприятные впечатления (на 30%), умении прощать ошибки и приспосабливаться к другим (12%). Позитивные изменения фиксировались и в интерпретации понятий. В большинстве случаев в позиции «друг» называли уже одноклассников, а в позиции «мир» преобладали не абстракции, а значения, связанные с детским взаимодействием: «все друг с другом дружат, никто не ругается, никто никого не бьет; когда не обижают друг друга, не ссорятся; когда друг друга любят и сочувствуют и т. д.».

Отмеченный возросший взаимный «дидактизм» детей не противоречил общей тенденции, а выступал в качестве средства отстаивания и закрепления норм миролюбия в детском групповом сознании.

Таким образом, практика показала результативность обращения к русской традиционной культуре для изменения ментальных и эмоциональных установок детей, для компенсации образов насилия современной «экранной социализации» и для утверждения в детской среде пространства мира и дружелюбия.


Г. В. Акопов


Фольклорные способы психологической саморегуляции


Фольклор рассматривается как одна из составляющих народной культуры. В отечественной науке последних десятилетий понятию «народная культура» отводится незаслуженно мало места. Функциональность ряда проявлений культуры может служить ключом для психологического поиска и объяснения «инвариантов культуры».

Функция непрерывной трансляции культуры присутствует во всех сферах жизнедеятельности (труд, быт, развлечения) и охватывает любые проявления активности человека: посредством обычаев, обрядов, ритуалов транслируются деятельность и поведение; посредством этикетных норм ― общение; через мифы, предания ― сфера сознания. Таким образом, если не целостность, то полнота жизни в ее психологической триаде «знание – переживание – действие» неизменно достигается в непрерывном структурировании как внешнего по отношению к человеку мира, так и внутреннего, психологического мира.

Тезис о детерминирующей роли стремления к полноте жизненных актов в форме психологической триады «знание – эмоция – действие» объясняет многие парадоксальные явления повседневной жизни. Отметим также, что конативная (поведенческая) часть триады может существовать как потенциально достижимая, создавая иллюзию полноты.

Рассмотрим идею на примере одного из оберегов (оберег дома). «Когда одна остаешься дома ночевать, надо сказать три раза: Господи, благослови, Христос! Домочек-избушечка. Окладны бревешечки. Наокруг домочка, Наокруг дворочка.. Крыша медна, Тын железный, Ограда каменна. Ангелы в окошко, Богородица во двери. Сам Иисус Христос В большом углу сидит Со ангелами, Со архангелами». Особый ритм, тональность, подбор слов и звуков, по-видимому, индуцируют состояние уверенности, спокойствия, безопасности. Не вызывает сомнения психологическая направленность данной процедуры.

Конечно, не все выработанные в народном опыте формы «культурной защиты» имеют психотерапевтический характер. Необходим специальный функционально-психологический анализ устойчивых (в прошлом или настоящем) форм культурной жизни общества с рассматриваемых позиций. В этнографии и фольклористике эта линия анализа, к сожалению, явно не представлена. Между тем отмеченный выше принцип полноты обнаруживается во многих «произведениях» народной педагогики. Рассмотрим для примера следующий оберег от криков у ребенка. «Если ребенок очень часто кричит, то с ним выходят на улицу три зори и, обращаясь по вечерам на запад, а по утрам на восток, говорят: Заря-зарница, красная девица! Возьми от младенца такого-то крик, а дай ему некрик». Произносят трижды. Синхронная актуализация аффективного и конативного (действенного) компонентов в данном обереге позволяет преодолеть негативное психическое состояние досады, раздражения от безуспешности применения других средств.

Каков спектр выработанных в народном опыте средств психологического, педагогического (психотерапевтического) воздействия (взаимодействия)? Обращаясь к работам историков, памятникам культуры, фольклорному наследию, этнографическим описаниям, можно констатировать, что этот спектр широк, и выявить большое разнообразие соответствующих словесных форм. Это, в частности, колыбельные песни, пестушки, потешки, заклички, приговорки, прибаутки, небылицы, считалки, игры, скороговорки, загадки, сказки, эпическая поэзия, розыгрыши, дразнилки, страшилки, заклинания, гадания, протяжные песни, трудовые песни, драматические сценки и ярмарочные шутки, вежество (правила поведения), заговоры, обереги, запуки, игрушки, орнаментика, карнавал, ярмарка, хороводы, колядки и др.

Можно говорить о целой системе народных средств психологического и психотерапевтического воздействия, поддающихся определенной структурации.

Когнитивная сфера народной педагогики более или менее полно представлена в пословицах и поговорках, сказках, преданиях и т. д. Эмоциональное взаимодействие взрослых и детей «ритуализировано» в заговорах, оберегах, колыбельных песнях и др. Следует отметить взаимный характер влияния рассматриваемых культурных форм на участников. Так, исполнение колыбельной песни, ее особая тональность, звуковая специфика и прочие характеристики позволяют женщине-матери, измученной многочисленными обязанностями и сложностями жизни, погрузиться в особое состояние, позволяющее переносить трудности и радоваться малому, ― состояние терпеливости, светлой печали, надежды. Психосемантический и фоносемантический анализ колыбельных песен и других вербальных форм, несомненно, представляет одну из интереснейших задач.

Удивительное явление народной педагогики представляют исчезающие сегодня пестушки и потешки. То, что современная возрастная и практическая психология конструирует как психоразвивающие средства, издавна существует в разных вариациях фольклорных текстов. Например: «Когда ребенок проснется и потягивается, его гладят по животику, ручкам и ножкам, приговаривая: Потягунюшки, поростунюшки! Роток – говорунюшки. Руки – хватунюшки, Ноги – ходунюшки». Сочетание тактильных и вербальных воздействий, контаминация озвучивания и тактильного означения несомненно представляет форму опережающего обучения.

Целая серия потешек направлена на развитие психомоторной координации в сочетании со смысловой номинацией, обучением дифференциации, сериации, счету и т. д. Приведем для примера две потешки. Перебирают по очереди пальчики ребенка и приговаривают: «Большаку дрова рубить (большой палец), А тебе воды носить (указательный палец), А тебе печь топить (безымянный), А малышке песни петь (мизинец), Песни петь да плясать, Родных братьев потешать, Песни петь да плясать, Родных братьев потешать». Перебирают пальцы и при этом говорят: «Идут четыре брата навстречу старшему. Здравствуй, большак! – говорят. Здорово. Васька-указка, Мишка-середка, Гришка-сиротка, да крошка Тимошка». Анализ многих детских закличек и приговорок показывает их социально-смысловую направленность: «Дождик, дождик, пуще – Дай хлеба гуще!».

Обучение взаимодействию, борьбе, сотрудничеству, партнерству и т.д. в естественной игровой форме осуществляется в целом ряде, к сожалению, забытых или забываемых игр (горелки, гуси-лебеди и волк, селезень и утка и т. д.). Современная игровая психотерапия и психокоррекция как детей, так и взрослых, не использует и десятой доли народного опыта. Общеизвестно значение скороговорок, головоломок, загадок, считалок, дразнилок, страшилок и т. п. для речевого, интеллектуального и личностного развития детей. В сюжетах многих сказок важное место занимают короткие докучные истории. Эта форма весьма искусно использована в историях о Шише Б. Шергина.

Важно также отметить хронологическую определенность жизненных событий человека от рождения до смерти (в системе когнитивной и эмоционально-действенной полноты), выстроенную в культурно-преемственную «линию жизни». В годовом цикле это календарные песни и действа; в возрастном плане – хороводные песни и игры юности и любви; свадебные, семейные обряды и т. д. Свое определенное функциональное место в жизненном ряду культурных форм как способ моделирования будущего (своеобразный социально-психологический механизм акцепции потребного будущего) занимают гадания.

В парадоксальной форме эта акцепция может производиться даже с новорожденным, который, взрослея, узнает о том, как удалось «перехитрить» судьбу, подменив настоящее бедствие мнимым. Такая своеобразная игра в прятки с судьбой, по описанию Дж. Фрэзера, имеет (имела) место на Мадагаскаре. Судьба каждого человека, по местным верованиям, определяется днем и часом его рождения, и если они неудачны, то бед, грозящих этому человеку, можно избежать лишь путем их «извлечения» и «замены». К примеру, человек родился в первый день февраля, и когда он вырастет, у него, по поверью, обязательно сгорит дом. Друзья новорожденного стремятся заранее предотвратить катастрофу; они строят сарай и сжигают его. Мать с новорожденным следует посадить в сарай, поджечь его, а затем вытащить их оттуда, пока сарай не обрушился. Подобная индульгенция от домашних пожаров на всю жизнь – немаловажный фактор оптимизма и уверенности в жизненном благополучии. А если благополучия нет, то предусмотрен другой способ преодоления Внутреннего диссонанса. В частности, можно легко избавиться от «клейма» бедности, купив пару дешевых жемчужин и зарыв их в землю. Ведь только поистине богатые люди могут позволить себе роскошь сорить жемчужинами.

Совокупность выработанных в опыте народной жизни способов психологической регуляции (и саморегуляции) поведения может быть названа системой, если она удовлетворяет требованию полноты. Это условие предполагает учет известных признаков социально-экономической жизни этноса, а также культурную форму реагирования на случайные флуктуации как глобального (природная стихия, войны и т. д.), так и частного, индивидуального порядка (непредвиденные сложности, несчастья и др.). Можно предположить, что для «психологической работы» со случайностями глобального характера были выработаны механизмы мифотворчества и мифологизации сознания (когнитивная и, отчасти, аффективная составляющая). Случайности частного, индивидуального характера преодолевались механизмами последействия. Например, жители Пруссии говорили: «Если вы не можете поймать вора, нет ничего лучшего, как взять одежду, которую тот потерял во время бегства; если вы ее изрядно поколотите, вор заболеет».

Сочетание тех и других средств (мифологемы и ритуалы) в одной культурной форме делает ее более психологически эффективной и устойчивой во времени. Этим, в частности, отличается система религиозного оформления жизни.

В связи с вышеизложенным, в целях предупреждения «экстремизма» в использовании рассматриваемого принципа, важно заметить, что реализация на практике как современных педагогических, так и традиционных средств народной педагогики может быть прямой и косвенной. В первом случае цель, содержание и средства педагогического воздействия строго соответствуют друг другу. Во втором — цель достигается некоторым отвлеченным содержанием или средством. В качестве примера приведем две одноцелевые запуки: «Природу надо не увечь, а надо беречь!», «Кто разорит ласточки гнездо – у того будут веснушки».


О. И. Даниленко


Психопрофилактический потенциал пословиц


Любому человеку в течение своей жизни приходится переживать ситуации, которые требуют от него повышенного напряжения, сопровождаются реакцией стресса. Такие ситуации получили название «трудных». В число трудных ситуаций включаются «критические жизненные события» (смерть близкого человека, потеря здоровья, развод и т. п.), досадные «повседневные неприятности» (конфликты с окружающими, поломки бытовой техники и пр.) и «хронические стрессы» (неблагоприятные жилищные условия, хроническое заболевание и др.). От того, как человек сумеет преодолеть возникшую трудность, зависит его душевное, психическое и физическое здоровье. Исследования показывают, что даже самые драматические обстоятельства, правильно пережитые, способны стимулировать духовный рост человека и сохранить его здоровье. В ином случае последствия стресса могут стать вредными и даже губительными не только для самого человека, но и для его близких.

Позитивному преодолению стресса способствует совладающее поведение (копинг-реакции). В качестве ресурса совладания в специальной литературе перечисляются экономическое благосостояние человека, наличие социальных связей, психологические свойства – интеллект, эмоциональная устойчивость, специфические установки. Однако весьма редко упоминается культура как один из важнейших ресурсов совладания. Между тем культура (понимаемая в самом широком смысле) обладает мощным психопрофилактическим потенциалом. В течение многих тысячелетий люди получали психологическую помощь, обращаясь к культурному наследию, зафиксированному в религиозных традициях, фольклоре, произведениях литературы и искусства. Исследование психологических механизмов целительного влияния культуры – одна из важных задач современной психологии.

Проявление богатой палитры человеческих эмоций и чувств можно увидеть в пословицах. Вот слова В. И. Даля: «Сборник…пословиц ― свод народной мудрости и суемудрия, это стоны и вздохи, плач и рыдания, радость и веселие, горе и утешение в лицах» (Даль В. И. Напутное // Пословицы русского народа. – М.:ГИХЛ, 1957. – С. 18–19). Мы хотим обратить внимание на то, что пословицы способны не только отразить переживания, но и преобразовать их, выступая как ресурс совладания с трудными ситуациями.

Каким образом пословицы выполняли свою роль помощника в преодолении душевных страданий? Ответить на этот вопрос нам поможет анализ совладания как процесса эмоционально-волевой саморегуляции. В поисках психологических механизмов этого процесса обратимся к трудам Л. С. Выготского. Он утверждал, что человек способен овладеть своими психическими процессами (в том числе эмоциональными переживаниями) и поведением с помощью соответствующих стимулов. Одним из могущественных средств воздействия на чужое поведение, по Выготскому, является речь, «и естественно, что в процессе развития человек сам овладевает теми же средствами, при помощи которых другие направляли его поведение» (Л.С. Выготский. История развития высших психических функций // Выготский Л. С. Собрание сочинений в 6-ти т. Т.3. –– М., 1983.–– С. 279).

Как свидетельствуют результаты проведенных нами опросов, многие люди пользуются пословицами именно в трудных ситуациях, вспоминая и повторяя про себя формулы типа «Без труда не вынешь и рыбку из пруда», «Держись, казак, атаманом будешь» и т.п.

Почему именно пословица становится мощным средством саморегуляции? На это есть ряд причин. Пословица запечатлена в памяти человека как народная мудрость, освященная традицией и усвоенная, как правило, с детства. В трудной же ситуации хочется опереться на нечто надежное. Кроме того, она кратка; ритмически организована и иногда имеет рифму, что не только помогает ее вспомнить, но провоцирует повторять. Наконец, многие пословицы содержат в себе метафоры, которые, как известно, обладают мощным потенциалом воздействия на человека.

Каковы психологические механизмы действия пословицы как инструмента совладания? Можно выделить три пути, которыми пословица оказывает влияние на эмоциональное состояние и поведение человека. Первый – непосредственное воздействие звука и ритма. Повторяя пословицу, человек может отреагировать негативные переживания («Плохо, Алеха. –– Хило, Вавила»; «Горе – что море: не переплыть, не вылакать»; или внушить себе позитивный настрой («Жив, жив курилка, еще не умер»; «Черпаком напьюсь, дубиной отобьюсь»).

Второй – влияние метафоры как инструмента воздействия на человека за счет отождествления им своего состояния и желаемых перемен с теми, которые представлены в яркой образной форме в пословице («Все беды, что бесы, в воду – и пузыри вверх»; «Беда – что с гор вода»). Этот механизм можно назвать «магическим», поскольку он лежит в основе приемов гомеопатической (имитативной) магии, описанных Дж. Фрэзером.

Третий – использование пословицы как инструмента волевой регуляции поведения. Рассмотрим его подробнее.

Волевой акт в современной литературе трактуется как разновидность произвольного поведения, в ходе которого человеку приходится преодолевать трудности. Воля нужна в ситуации борьбы мотивов, когда требуется сознательный выбор того или иного действия, а затем совершение усилий для его осуществления. Выготский выделял в волевом акте два относительно самостоятельных последовательно протекающих процесса: «первый соответствует самому моменту решения… Это замыкательная часть волевого процесса». Второй – это «функционирование уже построенной таким образом церебральной связи…выполнение того или другого действия» («исполнительская часть») (Там же. С.282–283).

Пословица может принимать участие в осуществлении обоих частей волевого акта, выполняя две принципиально разные функции. Участвуя в «замыкательной» части, она оказывает помощь в принятии решения; включаясь в «исполнительскую часть», поддерживает осуществление начатой деятельности. Причем один пословичный текст может выполнять одну или обе эти функции. Приведем пример. Случилась беда: заболел член семьи. Для лечения требуется значительная сумма денег. Лечить или не лечить? Одна из пословиц гласит: «При беде за деньгу не стой». В процессе принятия решения эта пословица подсказывает: деньги не следует экономить, и настраивает на соответствующие действия. В дальнейшем, когда потребуется отдавать все новые и новые средства для продолжения лечения, она будет поддерживать нас в осуществлении уже принятого решения.

Каким образом пословица выполняет первую функцию? Проанализировав текст пословицы, можно увидеть, что в ней заложены: а) трактовка ситуации; б) оценка ситуации; в) программа поведения. Таким образом, она в более или менее явном виде содержит в себе установку, которая внушается человеку.

При этом каждая конкретная пословица не привязана к определенной ситуации. Именно поэтому одна и та же пословица может быть применена в самых разных случаях. С другой стороны, к одной ситуации может быть применено несколько пословиц, вплоть до взаимоисключающих по смыслу. Хорошо известен факт наличия в пословичном фонде текстов, содержание которых противоречит друг другу (например «С глаз долой – из сердца вон» и «Разлука любовь бережет»). С. Е. Лец иронизировал: «Пословицы противоречат друг другу. В этом и есть народная мудрость». Это действительно так. Фольклористы (Г. Л. Пермяков, А. А. Крикман и др.) объясняют это тем, что пословицы можно рассматривать как знак определенной ситуации или определенных отношений между вещами. Иными словами, пословица «маркирует» ситуацию. Разнообразие ситуаций, обозначаемых пословицами, обусловливает смысловые различия между ними; Возвращаясь к прежнему примеру, можно вспомнить другие пословицы: «Здоровья не купишь», «Бог дал живот, бог даст и здоровье» или «Подумаешь – горе. А раздумаешь – власть господня». Понятно, что каждая из них, а также приведенная выше пословица «При беде за деньгу не стой» содержат в себе принципиально разные установки по отношению к сложившейся ситуации.

Соотнести ту или иную конкретную ситуацию с пословицей – значит создать у человека установку на ее преодоление. Это может сделать кто-то со стороны: тогда имеет место более или менее скрытое предписание (опять же, с апелляцией к «народной мудрости») Если же решение о том, какая пословица подходит к данной ситуации, принимает сам человек, можно говорить о саморегуляции.

Продуктивное использование пословицы возможно лишь в том случае, если она подбирается адекватно сложившейся ситуации. При этом важна не только и не столько внешняя канва событий, сколько личностный смысл этой ситуации для человека. Реальная опасность возникает, когда человек, не желая самостоятельно проанализировать положение дел, следует пословице, которую подсказывает ему голос со стороны или интериоризированные родительские предписания.

Значит ли это, что лучше вообще отказаться от готовых формул, которые предоставляет нам культура в корпусе пословичных текстов? Безусловно, нет. Они выполняют функцию эвристических правил, которые позволяют сузить область перебора возможных вариантов действий и тем увеличивают вероятность правильного решения (В. М. Кроль). Всю совокупность пословиц, хранящихся в памяти человека, можно сравнить с ненумерованным списком ответов на задачи, содержащиеся в учебнике. Мы можем узнать, какие в принципе ответы возможны, но не можем знать, какой именно ответ подходит к данной задаче. Это может решить только тот, кто ищет решения самой задачи. В то же время такой список предоставляет нам возможность увидеть, насколько широк возможный спектр решений.

Заметим, что спектр решений, предлагаемых традиционной народной культурой, как нам удалось выяснить, несравненно шире, чем тот, который предлагают современные устойчивые разговорные выражения, выполняющие аналогичные функции эмоционально-волевой саморегуляции.

Вторая функция пословиц, как уже говорилось, состоит в том, что они помогают человеку осуществлять сам процесс принятого решения. На этом этапе волевого акта человеку приходится преодолевать трудности другого рода: усталость, растущую неуверенность в правильности принятого решения, если желаемый результат отодвигается. С помощью ясной и четкой формулы пословицы человек возвращает себя к итогу первоначального этапа борьбы мотивов, актуализирует принятую установку. На этом этапе, как представляется, особенную ценность приобретает способность пословицы повышать активность и создавать позитивный настрой на преодоление трудностей за счет своих формально-содержательных характеристик – фонетической семантики, рифмы, ритма, а также «магического» влияния метафор.