Geum.ru

Китайский Эрос под ред. А. И

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   ...   43
главах романа "Цзинь, Пин, Мэй". Из текста явствует, что мужчине, помимо

его общей натренированности и умения, помогают опорожнить женщину, т.е.

испить всю ее энергию, различные приспособления-снасти: колокола, шари-

ки, подпруги, кольца, а плюс к ним еще разнообразные снадобья, разжигаю-

щие страсть, "пилюли сладострастия" и т.д. и т.п. Кроме того, судя по

акварели XVIII в., с целью приучения пениса к длительной эрекции головку

его могли слегка раздражать легким касанием перышка.

Среди всех китайских сексуальных приспособлений наиболее известны

кольца. Они изготовлялись из серебра, нефрита или слоновой кости, бывали

часто с выступом или крючком. Помещенное у основания пениса, такое

кольцо как раз препятствовало эякуляции и одновременно поддерживало

эрекцию. Благодаря крюку происходило параллельное возбуждение клитора

или ануса.

Кольца нередко искусно обрабатывались, покрывались изящным узором,

т.е. были вполне полноценными произведениями декоративно-прикладного ис-

кусства, и поэтому многие художественные музеи мира, включая Эрмитаж, их

с удовольствием хранят и выставляют.

Приводимый нами образец был изготовлен из слоновой кости. Представ-

ленный на нем наитрадиционнейший сюжет драконов, играющих с жемчужиной,

имеет помимо эстетической еще и функциональную нагрузку. Панцири драко-

нов, соприкасаясь с "пионом", раскрывают его (вернее, ее), жемчужина же

является тем самым выступом, который возбуждает клитор (титул).

Хвосты двух драконов переплетены, и это, естественно, заставляет

вспомнить популярный с ханьских времен (III в. до н.э. - III в. н.э.)

канон изображения двух великих первопредков - Фу-си и Нюй-вы, которые

были полузмеи, полулюди. Согласно легенде, Нюйва изготовляла из глины

людей и вдыхала в них жизнь, а Фу-си создал знаменитые восемь триграмм

("ба гуа") - основу китайской мудрости, начало, фундамент "Канона пере-

мен". Оба они были для китайцев древнейшим примером неделимого единства

инь и ян.

В центре переплетения драконьих хвостов на кольце находится небольшая

дырочка. В нее вдевалась крепкая нитка, которая, проходя назад и наверх,

завязывалась на поясе. Делалось это с целью более четкого фиксирования

кольца и предотвращения возможных неприятных неожиданностей.

Так традиционные сюжеты, эстетизм и практицизм сочетались в китайских

сексуальных вещицах.

В даосизме считалось, что помимо приспособлений и тренировок помочь

человеку сохранить свою сущность нерастраченной может также практика

сношений с большим количеством женщин при одной непрерывно длящейся

эрекции. Даосы любили называть число 10 (иногда 8).

Однако среди китайских эротических картин часто встречаются такие,

где мужчина одновременно общается не с 8 или 10 женщинами, но с двумя

или тремя. Следовательно, ставшее уже привычным объяснение всех особен-

ностей китайского эротического искусства исключительно идеями даосизма

вряд ли достаточно. Не стоит, например, забывать и о причинах сугубо со-

циального характера. Мужчина был главой дома, имел несколько жен и на-

ложниц. Хотя жены обитали в отдельных покоях, но это не мешало их порой

совмещать. Такое совмещение представлено, например, на эрмитажном свитке

"Две жены оспаривают друг у друга мужа" (илл. 37).

Кроме гаремных сестер, каждая жена непременно имела при себе персо-

нальную служанку, которая, судя по роману "Цзинь, Пин, Мэй", тоже неред-

ко становилась наперсницей своей госпожи в любовных утехах. Действи-

тельно, на китайских "чунь гун ту" одна дама относительно другой нередко

находится в менее "привилегированном" положении - используется в качест-

ве "подушки", как, например, на альбомной картинке "Любезная служанка"

(начало XIX в.), или в качестве "подставки", как на свитке из Эрмитажа

(вероятно, поздний

XIX в.), или же она придерживает ветку, чтобы качели, на которых си-

дит госпожа, были бы точно на уровне пениса стоящего рядом господина

(илл. 77, 23, 123).

Помимо социальных причин, весьма существенно метафизическое объясне-

ние союза одного мужчины с двумя женщинами. Мужчина есть проявление ян,

т.е. в числовом отношении нечет. Женщина-инь, т.е. чет. Две женщины есть

истинное целостное инь (четное). На картинках "Послушная служанка ласка-

ет маленькую ножку своей госпожи" (живопись на шелке из альбома пер.

Канси) или "Гармоничное трио" (XIX в.) обе дамы переплетены настолько,

что действительно образуют неделимое Одно. А их сочетание с юношей дает

истинную гармонию. (Упомянутые картинки действительно весьма гармонич-

ны.) Чет и нечет, подобно инь и ян, образуют Великое Единое в его наибо-

лее совершенном законченном варианте - в варианте одновременно единства

и триединства. Идея о том, что "тай и" (Великое Единое) есть отчасти и

"сань и" (Триединое), достаточно древняя. В текстах Сыма Цяня (II1 вв.

до н.э.) она встречается как нечто давно очевидное и само собой разумею-

щееся. Кстати, что может быть древнее триединства триграмм "ба гуа".

О триграммах стоит поговорить особо. Трудно быть полностью уверенным

в правомерности подобных рассуждений, однако если рассматривать каждого

персонажа "Послушной служанки..." или "Трио" в качестве монограммы, где

женщина - (инь), а мужчина - (ян), то целое можно будет описать триграм-

мой "кань", т.е. "погружение". Сексуальный процесс, собственно, и есть

процесс погружения. Кроме того, триграмма "кань" считается наиболее пол-

ноценным иньским знаком, ибо настоящее инь всегда содержит малое ян.

Применение кань в качестве остова для эротической картины совсем не уди-

вительно, ибо эрос всегда понимается китайцами как приобщение к стихии

иньпогружение в "нефритовую пещеру", или в "недвижные воды". Кстати, во-

да описывается той же триграммой, что и женщина. Обе они - кань.

На китайских "чунь гун ту" нередко можно встретить любовные сцены,

происходящие на воде. Например, на листе из маньчжурского (цинского)

альбома XIX в. Альбом этот называем маньчжурским, ибо у изображенной на

нем дамы крупные ступни, т.е. она не китаянка, а маньчжурка. Однако не-

китайскость данного листа на этом и заканчивается. "Варварская" династия

Цин старательно и достаточно успешно перенимала если не способ мышления,

то во всяком случае способ жизни и основные идеи управляемого ими наро-

да. Другой аналогичный альбомный лист

XIX в. носит название "Посреди камышей". Любовь на воде также предс-

тавлена и на одной из створок стеклянного складня (усл. XIX в.) из Эрми-

тажа (илл. 8).

Понимание китайских "чунь гун ту" станет однобоким, если забыть о

том, что их созерцательная философичность почти никогда не мешает актив-

но живущей в них жизнелюбивой иронии. Например, "наводный секс" может

порой совершаться не на озере или реке, а на наполненном тазу, поверх

которого лежит доска, видимо, исполняющая роль плота. Примером тому сви-

ток XVII в. или гравюра "Пань Цзиньлянь в ароматной ванне принимает по-

луденный бой" серии "Цзинь, Пин, МЭИ" (илл. 121).

Водяные игры, как известно, таят смертельную опасность. Опасно погру-

жаться в стихию инь, не ведая правил игры, не умея беречь свое "главное"

("цзин"). Об опасности говорит сам смысл иероглифа "кань""опасность".

Лишь просвещенный способен извлечь из них пользу, сиречь гармонию, си-

речь бессмертие.

Среди "чунь гун ту" нередко встречаются также картинки, где один муж-

чина одновременно общается с тремя женщинами. Но часто при этом истинным

лоном, или "иньским промежутком", является лишь одна из них. Две же дру-

гие выполняют вспомогательную роль, т.е. "обрамляют" промежуток - мотив

сольной иньской черты: --.

На изображениях "обрамляющие" женщины, как правило, одеты.

На одном из свитков XVIII в. две служанки стоят с двух сторон от гос-

пожи, которая совершает омовение, готовясь принять своего господина. Он,

естественно, тут же рядом за просвечивающей циновкой, изображение обна-

женной женщины в отсутствии мужчины противоречило бы законам жанра "чунь

гун ту".

Небезынтересным представляется построение гравюры с тремя дамами

"Бамбук у алтаря", принадлежащей серии иллюстраций к "Су Во пянь". На

изображении спиной друг к другу стоят две одетые и абсолютно нейтральные

служанки. Между ними на одной линии и четко посередине стоит та, что иг-

рает роль "промежутка", "иньской пещеры". Однако на рисунке она, скорее,

подразумевается, нежели действительно присутствует, ибо почти полностью

перекрыта мужчиной. То есть вместо центральной дамы есть лишь нечто не-

определенное, почти идеальное иньское Ничто, действительно промежуток.

Он же, мужчина, есть тот, кто заполнил сей промежуток, восстановив тем

самым непрерывность Небесного начала: -.

Гравюра "Бамбук у алтаря" серии "Су Во пянь" очень любопытна матема-

тической выверенностью представленной на ней позы, в которой ясно прос-

леживаются четыре стороны и центр. Что это, как не китайская модель ми-

ра? Причем центр здесь есть цель и суть (Единое). К тому же схематично

изображенное можно представить в виде китайского иероглифа "Чжун"

("Центр" илл. 59).

Прежде чем продолжить подобные размышления, хочу оговорить, что все

они далеко не абсолютны. В них нет ни одного утверждения, и все "i" без

точек. Живопись, к счастью, далеко не всегда можно "поверить" арифмети-

кой - это все-таки нередко высшая математика (безграмотность и эпи-

гонство не в счет).

Фланкирующее положение "вспомогательных" женщин не было единственно

возможным и непреложным. Другая гравюра серии "Су Во пянь" предлагает,

например, весьма своеобразный способ. Две дамы (они, как и в предыдущих

примерах, одеты) присели и держат на поднятых руках третью (ту, что слу-

жит "лоном"). Мужчина же стоит рядом на небольшой тумбе. В результате

создается эффект, близкий к качелям, которые так любили китайцы.

Отнюдь не всегда в сценах с тремя женщинами две оставались вспомога-

тельными. Каноны в "чунь гун ту", как и во всех остальных жанрах китайс-

кого искусства, безусловно, существовали, но их было не два и не три -

все же несколько больше, они к тому же способны варьироваться и т.д.

Например, на гравюре XIX в. "Мужчина, желанный для трех сестер" три жен-

щины, совсем как лебедь, рак да щука, растягивают одного юношу, каждая в

свою сторону. Несмотря на сюжетную курьезность, по характеру рисунка это

произведение, увы, лишено гротескной игры и живой иронии - явный признак

вырождения художественной культуры, однако с сохранением философских

идей. Вообще представленная сцена производит впечатление не столько эро-

тичной, сколько символической, знаковой (илл. 79).

Во-первых, хотя всего женщин три, однако центральная на изображении

(та, что и юношу тянет за центральную часть туловища) перекрыта им так,

что ее половой орган не виден, т.е. момент женственной четности, двоич-

ности отчасти сохранен. К тому же на первом плане в рисунке дается чет-

кая, ритмически выстроенная все та же триграмма кань: две вульвы и фал-

лос посередине.

Во-вторых, хотя женщин три, а мужчина один, в целом рисунок вряд ли

корректно было бы по аналогии с предыдущими шифровать как 3-1, но, ско-

рее, как 33три инь или, точнее, тройное инь, тем более что изображенные

женщины, судя по надписи, являются сестрами (в китайской традиции

братья-сестры всегда почитались за одно целое, части одного тела, ветви

одного дерева) и тройное ян. Ян согласно китайскому пониманию триедино

(гораздо более, чем инь, ибо ян - это нечет).

Тройка, благодаря анатомии мужского полового органа, использовалась в

качестве его непосредственного символа. Фаллической же символикой обла-

дали и разделенные на три части треногие или тригорлые сосуды (элемент

одновременной трансформации и совмещения символов, т. к. вообще со-

суд-аллегория женщины).

Знаковая философичность рисунка с тремя сестрами не заканчивается

только на коде. Немаловажен также еще и тот факт, что сестры растягивают

юношу на трех уровнях: одна - за руку, другая - за торс на уровне груди

и третья - за пенис. Эта схема полностью совпадает с традиционным даосс-

ким разделением человека на три секции: верхняя - голова и руки, средняя

- грудь и нижняя - живот и ноги. Священным центром каждой секции являет-

ся так называемое "киноварное поле". В "киноварных полях" человеческого

тела обитают высшие боги даосского пантеона. Там же обитают и вредонос-

ные черви (они же трупы) - сань чун (они же сань ши). Чтобы питать богов

и изгонять червяков, нужно не есть ни мяса, ни злаков, но гонять по всем

трем "киноварным полям" ци и концентрировать в них цзин - сущностное ве-

щество обоих полов.

В данном случае на этой "весенней картинке" мужчина (не исключено,

что это бессмертный) как истинный центр в состоянии "у вэй" ("недеяние")

всеми тремя "киноварными полями" "общается" с тремя возбужденными дама-

ми.

Хотя в целом китайская живопись, безусловно, тяготеет к схемам: триг-

раммам, гексограммам, к иероглифу как универсальному знаку, содержащему

в себе изобразительное начало, в ней порой легко обнаружить и числовые

пристрастия: всякие тройки, пятерки, восьмерки, девятки, но все-таки не

стоит этим чрезмерно увлекаться, дабы избежать возможной тенденциознос-

ти. Например, в одной из сцен с качелями всего присутствуют четыре жен-

щины и один мужчина: одна женщина качается, одна ее раскачивает и две -

по бокам - наблюдают. Теоретически можно было бы порассуждать на тему

соотношения 4-1: четыре стороны и один центр - привычная китайская мо-

дель мира, однако вряд ли это следует делать, ибо сам характер изображе-

ния не убеждает в необходимости подобных умозаключений.

Не стоит, может быть, искать скрытых подсмыслов и в акварели XIX в.

из Вашингтонского собрания. Метафизика здесь может как быть, так и не

быть, во всяком случае, она не ясна. Возможно, это просто живые эроти-

ческие игры пятерых.

И наконец еще один пример. На одном из свитков изображены один мужчи-

на и десять женщин: одна - в процессе коитуса, три стоят рядом и шестеро

любуются луной. Обслужить подряд десяток женщин-таков, как известно, да-

осский идеал. Однако трудно быть уверенным, что в данном случае изобра-

жение как-то с ним связано, хотя, с другой стороны, исключить этого тоже

нельзя.

Все эти групповые, с нашей точки зрения, непристойности, которые час-

то можно видеть на "чунь гун ту", в равной степени связаны и со знаковы-

ми системами "Канона перемен", и с даосскими, свободными от ханжеских

условностей, идеями и практиками, и с конкретными социальными условиями

жизни, т.е. связаны с патриархальным, пуританским, как принято его ха-

рактеризовать, конфуцианством, с его семейными обычаями и моралью.

Китайские "чунь гун ту" по своему материалу, по сюжетике - это совсем

не то же самое, что японские сцены "Зеленых кварталов". Без сомнения,

веселые дома с певичками были в Срединном государстве, однако происходя-

щее внутри полигамных семей могло быть, и подчас бывало, развратнее

(опять-таки с нашей точки зрения) любого веселого дома. То есть привыч-

ного для европейцев, людей христианской культуры, разделения на любовь

благонравную, чистую, и, естественно, пресную, у семейного очага, и лю-

бовь, вернее, даже и не любовь, а просто секс, безнравственный, пороч-

ный, но зато увлекательный, полный жгучих и томящих ощущений, - такого

разделения китайская традиция не знала.

Более того, эротические способности, богатое умение, т.е. развращен-

ность, с точки зрения христианского благочестия, считались одним из са-

мых ценных качеств благонравной жены-китаянки. Такова функция женщины:

холить и лелеять своего господина, и чем лучше у нее это получается, тем

больше ей почета, - вполне разумно. Жена должна не только ублажать мужа

всеми возможными и даже в нашем понимании уж совсем невозможными спосо-

бами, ни от чего не отказываясь, но еще и, если он хочет, подготавливать

для него других женщин, причем не только в периоды собственных недомога-

ний, мирволить к любовницам, наложницам, к приглянувшимся служанкам и

т.д.

Однако, с точки зрения эгоистических позиций женщины, такое эротичес-

кое самоуничижение способно в результате обернуться колоссальным выигры-

шем. В этом вопросе опять сливаются воедино религиознодаосское и соци-

альное. Вся эротическая "борьба" есть борьба за сперму. Это важно с точ-

ки зрения реальной жизни, т. к. женщина, которая имеет сына, значительно

выше всех других жен и наложниц. Это важно и с духовной точки зрения, т.

к. получающая сперму овладевает мужчиной, овладевает его энергией, его

сутью, получает возможность смешивать внутри себя сущности инь и ян,

восстанавливая Великое Одно. Даосы, хотя и рекомендовали сохранять в се-

бе свою цзин, все же позволяли своим адептам время от времени эякулиро-

вать. Поэтому, если женщина, отдаваясь до беспредельности, постигла спо-

соб овладевать, если она столь искусна, что умеет испить все желания

мужчины до конца, вместе с его живительными соками, то, подсовывая дру-

гих, менее "качественных" и менее искушенных, она только выигрывает. Об-

щаясь с этими другими, мужчина, естественно, перевозбуждается, и потреб-

ность выпустить сперму растет. Кроме того, доводя этих других до оргазма

с фонтанными истечениями плоти, но сам удерживаясь от эякуляции, он пе-

реполняется небесной энергией, которую умелая женщина затем может час-

тично воспринять в себя, совершив последний акт небесного единения.

Еще одной принципиально важной особенностью "весенних игр" является

то, что они нередко происходят на чьих-то глазах. Сторонний соглядатай -

частый персонаж на картинках "чунь гун". В серии иллюстраций к роману

"Цзинь, Пин, Мэй" изображений с откровенным подглядыванием всего двенад-

цать. Причем подглядывать может кто угодно, за кем угодно и с какой

угодно целью: приятель за приятелем с целью собственного развлечения -

"Ин Боцзюэ в гроте насмехается над весенним баловством"; слуга за хозяи-

ном - "Циньтун, прячась, слушает сладостный щебет иволги"; безбрачные

монахи, охотники до сладкого, за грешными брачующимися мирянами - "Тот,

что должен предать огню вместилище души покойного, пока слушает разврат-

ные звуки"; слуга мужа за изменой хозяйки - "Чжан Шэн тайком слушает

Чэнь Цзинцзи". Кстати, на данном листе тема подглядывания воплощается

весьма остроумно. Кроме любящей пары, никого реального в изображении

нет. Только за ширмой висит свиток, на котором красуется пышно цветущая

ветка, а под ней - жанрово-характерный мужичонка. Только мужичонка этот

уж очень живой, и внимание его уж очень явно направлено в сторону любов-

ников.

Подглядывают действительно все. И все же наиболее частыми соглядатая-

ми бывают женщины. Сводня благосклонно взирает на развлечения своей кли-

ентки - "Да Аньэр тайком вступает в брачные отношения с Ван". Жена, пол-

на гнева, видит результаты разыгравшейся похоти своего престарелого мужа

- "Утолив жажду ядом насильственных радостей, оказался под угрозой гибе-

ли" (илл. 129).

Женское подглядывание в китайских эротических сюжетах способно обора-

чиваться истинной слежкой одних жен за другими, в чем им нередко помога-

ют и служанки. Например, в 85-й главе "Цзинь, Пин, Мэй" служанка зовет

старшую жену взглянуть, как пятая жена позорит честь умершего супруга с

его зятем. Иллюстрацией к этой главе является лист "У Юэнян оповещена о

прелюбодеянии" (илл. 120).

Однако далеко не всегда служанки подсматривают с целью выдачи. Напри-

мер, служанка Инчунь из романа "Цзинь, Пин, Мэй", будучи еще юной безб-

рачной девицей, охотно помогает своей госпоже принимать любовника, бере-

жет их от глаз мужа, но не от собственных - "Инчунь тайком подглядывает

в первобытную щель". Наблюдая за разнообразием любовных игр, разумная

девушка занимается самообразованием, узнает немало нового, интересного и

полезного.

На другой картинке - "С Ли Пиньэр вдвоем, как два зимородка, парящих

в воздухе" - та же служанка уже не подсматривает столь откровенно, но

все равно присутствует. Как знак этого присутствия - очертания ее голо-

вы, повернутой в затылок, виднеющиеся в дальнем окне.

Наиболее везучей из всех служанок "Цзинь, Пин, Мэй" оказалась барышня

Чуньмэй, ибо ее соглядатайство в итоге кончалось соучастием. На иллюст-

рации к десятой главе она "Спрятавшись, вожделенно подсматривает за гос-

пожой Пань /своей хозяйкой/, затерявшейся в весне". Глава же эта конча-

ется тем, что сама Чуньмэй перестает быть девственницей ко взаимному,

вернее, к тройственному удовольствию.

На гравюре же к 82-й главе изображен момент подглядывания, предшест-

вующий ее новому грехопадению, вослед своей госпоже - уже не с хозяином,

а с его зятем - "Чэнь Цзинцзи забавляется с одной, но в итоге получается

с двумя" (илл. 130).

На третьей гравюре с подглядывающей Чуньмэй - "Пань Цзиньлянь в аро-

матной ванне принимает полуденный бой" очень тонко и очень по-китайски,

через аллегорию, переданы изящество и юная расцветшая, естественно от

"употребления", красота этой девушки. Чуньмэй, что в переводе значит ве-

сенний цветок сливы мэйхуа, остановилась у косяка, тонко и упруго изог-

нувшись, подобно ветке, той самой, по-весеннему пышно цветущей ветке

мэйхуа, что изображена рядом с нею на круглом панно на стене (илл. 131).

Подсматривающие женщины присутствуют не только на листах серии

"Цзинь, Пин, Мэй", но также, например, на двух свитках из Эрмитажа и на

некоторых других изображениях (илл. 16, 23).

То, что дамы чаще, нежели юноши, выступают в роли так называемых

"третьих лиц", которые, кстати, согласно китайскому пониманию, не были

такими уж лишними, объясняется множеством причин, но, в первую очередь,

конечно, социальным устройством общества.

Узкий мир гарема, разумеется, был полон интриг, мелких или крупных

(ежели сам гарем крупный, т.е. принадлежит императору или высшему санов-

нику). Но это как бы лишь одна темная сторона в целом положительного, во

всяком случае небесполезного, явления.

В чем его польза? Во-первых, подглядывая друг за другом, конкурирую-

щие дамы совершенствовались в искусстве любви, что не мог не приветство-

вать супруг.

Во-вторых, созерцая, женщина возбуждалась без всяких дополнительных

усилий со стороны мужчины, который в итоге мог использовать это возбуж-

дение во благо себе и ей. То есть подглядывание могло быть хорошей пре-

людией к совокуплению.

В-третьих, оно могло стать его заменой, что тоже не так уж плохо и

для мужчины, и для женщины. К сожалению, гаремные дамы, в силу условий

их жизни, в силу строжайшего запрета иметь какиелибо отношения с кем-ли-

бо, кроме мужа, вынуждены были страдать острой или чаще хронической кои-

тусной недостаточностью, поэтому поиск замены, компенсации был крайне

насущным вопросом. Вполне удовлетворена и даже довольна, счастлива нес-

частная девушка с альбомной картинки XVII в., которая нашла для себя та-

кую замену. Она с восторгом, косясь на сношающуюся пару, занимается она-

низмом.

В-четвертых, замена действия созерцанием и даже духовное превос-

ходство бездеятельного созерцания над реальными деяниями - такова основа

основ вообще китайского мировоззрения. Созерцание может быть двух родов:

замкнутое медитативное самоуглубление - "нэй гуань", или "нэй ши"

("внутреннее видение"), и отстраненное, внешне безучастное восприятие

окружающих пространств. Причем, что интересно, физический пассив и эмо-

циональная отрешенность, в которых пребывает созерцатель, которые явля-

ются исходной точкой медитативного процесса, отнюдь не мешают, и даже

наоборот, способствуют в дальнейшем достижению высшего экстатического

состояния. Неподвижное, нереализующееся во вне переживание этого экста-

за, согласно даосским представлениям, питает и вскармливает божественные

сущности, живущие в человеческом организме, вскармливает, обессмерчивает

дух, в то время как практические экстатические действия - секс - вскарм-

ливают, обессмерчивают тело.

Практика и созерцание - это два взаимодополняющих компонента одного и

того же процесса. Высшей целью созерцания было чувственное постижение

бессмертия еще в период здешней жизни. Кроме того, адептом руководило

стремление узреть высшие существа, встретить богов, дабы прибегнуть к их

помощи в восприятии тонкостей учения. Боги живут везде - и внутри чело-

веческого тела, и в небесных гротах, где облака (инь) сливаются с горами

(ян). Нужно только уметь их видеть, знать, где, когда, в какой момент

они выйдут наружу.

Но одно известно точно. Весь сонм небожителей, полный девятиярусный

даосский пантеон, присутствует в момент воссуществовления Великого Еди-

ного, в той точке, где инь и ян, сливаясь, образуют самое дао. Точка же

такая, как известно, всегда возникает в момент проникновения пениса в

вульву.

Таким образом, для ищущего бессмертия зрелище коитуса - истинный

клад. Оно может принести ему невиданную удачу, осуществить его сак-

ральную мечту о встрече с богами. Но, конечно, лишь в том случае, если

подглядывающий сам уже достиг определенной духовной высоты.

Воистину парадоксальны идеи, заключенные в китайском эротизме. Но это

только с нашей, европейской точки зрения. Если же размышлять с позиции

даосов, то нет ничего парадоксального в том, что эротическое согляда-

тайство может применяться с целью внутреннего самосовершенствования и

продления жизни вплоть до достижения высшего бессмертия.

И наконец еще один момент. Присутствие соглядатая, особенно если он

(она) не тайный, но явный, полезно не только для того (той), что смот-

рит, но и для тех, на кого смотрят. Изощренные и многоопытные герои ро-

мана "Цзинь, Пин, Мэй" использовали порой этот способ приглашения

третьего лица, чье присутствие приводило их в дополнительное возбужде-

ние, предоставляло лишние возможности для утонченной любовной игры и де-

монстрации своих умений. Оно не позволяло "лениться" и "работать" впол-

силы, надо было быть, что называется, на высоте. Каждый из двоих желал

побороть другого на глазах у третьего. Женщина демонстрировала свои не-

отразимые "мягкие" возможности, а мужчина - свою всепобеждающую "твер-

дую" силу.

Помимо прямых подглядываний за сношающимися, китайские "чунь гун ту"

предлагают также иные варианты созерцательно-сексуальных практик, как

то: подглядывание за животными или разглядывание картинок.

Возможен также еще более рафинированный уровень соглядатайства: подг-

лядывание за подглядыванием. Так, на одной из картинок XIX века дама

умиленно следит за любящими друг друга кошками, а за нею с неменьшим

умилением тайком в окошко наблюдает юноша (илл. 31).

Или другой лист того же времени: "пара, рассматривающая эротическую

картинку". Дама развернула свиток, а ее реакции ловит стоящий за нею

мужчина. На этом листе происходит уже не двойная, но тройная игра после-

довательных подглядываний: картинка в картинке - картинку смотрит дама,

даму видит юноша, и он же видит опять картинку, и, наконец, зритель ви-

дит и "внутреннюю" картинку, и даму, и юношу, и всю эту сцену, т.е. поэ-

тапно воспринимает весь этот альбомный лист целиком.

Интересно напластование взаимосозерцательных и взаимовозбуждающих игр

на картине, выполненной в технике слоновая кость на шелку из серии, да-

тированной 1850-1880 гг. Дама рукой возбуждает мужчину. Мужчина, играя

ее ножкой смотрит в глубь другой дамы, лежащей перед ним с раздвинутыми

ногами, т.е. говоря возвышенно и образно - углубился взором в разверстые

недра "нефритовой пещеры", которая, кстати, очень мощно, рельефом выде-

лена на изображении. В свою очередь лежащая "разверстая" дама полностью

поглощена созерцанием эротической книжки, которую она держит в руках. То

есть одна дама видит живой пенис юноши и живую вульву своей компаньонки

вне коитусного процесса, а другая дама видит те же предметы в процессе

коитуса, но в нарисованном виде. Причем первая дама, общающаяся с живыми

реалиями, и юношу возбуждает тоже реально, действенно, вторая же, более

"созерцательная", и юношу возбуждает тоже созерцанием (илл. 76).

И, наконец, еще один вариант постепенно развивающегося тройного сог-

лядатайства представлен на альбомном листе XIX в. Прекрасная дама, воз-

можно, она находится в помещении для омовений, ибо перед нею стоит таз с

ароматной (?) водой и дощечкой сверху, предавалась созерцанию эротичес-

кого свитка, который в настоящий момент лежит на столе. Посмотрев, воз-

будившись до нужной степени, она затем привязала к своей пяточке ис-

кусственный пенис и занялась самоудовлетворением, за ее действиями не

без интереса наблюдает склонившийся над нею юноша, получая тем самым

свою порцию тонких удовольствий, ибо, как известно, зрелище мастурбирую-

щей женщины способно доставить представителю противоположного пола мно-

жество волнующих ощущений, и, как правило, все они приятны, в отличие от

тех, что возникают у самих женщин при виде мастурбирующего мужчины (илл.

30).

Вообще женское самоудовлетворение через подглядывания, мастурбацию

или посредством лесбийской любви было крайне распространенным явлением в

традиционном Китае. Гаремы, обитательницы которых могли на долгие годы

оставаться без внимания, были для этого идеальной социальной средой.

Кстати, женщины, имеющие возможность заниматься хотя бы мастурбацией,

должны были быть уже счастливы, ибо для некоторых и такое было недоступ-

но, особенно это касается "осчастливленных" из царского гарема, ибо они

могли до конца своих дней остаться девственницами. Регулярно специальные

чиновники, как правило из евнухов (или псевдоевнухов-хитрецов, каковых

было немало при дворе), объезжали страну с целью набрать новых "непорче-

ных" красавиц для императора, но в дальнейшем этих отобранных красавиц

император мог даже почти и не видеть. Не каждая, увы, удостаивалась чес-

ти разделить с ним ложе. Потерять же невинность иным способом, например

при помощи псевдоевнуха, многие опасались, во всяком случае до тех пор,

пока в душе еще надеялись на высшее благоволение, ибо если уже совершив-

шая грехопадение потом все-таки попадала в опочивальню императора, то

кончалось это великим позором для нее, для ее родни, избежать ужасных

последствий которого можно было лишь повесившись.

Чтобы скрасить одиночество забытых мужем женщин, а также чтобы на

всякий случай поддерживать их чувственность, китайцы придумали различные

самовозбуждающие приспособления - искусственные пенисы. Торговцы на рын-

ках бойко торговали подобными предметами, как это можно видеть на

альбомной картинке.

Эти весьма насущные вещицы иногда изготовляли из различных материа-

лов, иногда же применяли уже готовые природные формы, подвергнув их

предварительной обработке.

Среди природных мастурбаторов наиболее известен сухой черный гриб с

тугой прилегающей шляпкой, своей формой сильно напоминающий мужской по-

ловой член. Попадая во влажную среду влагалища, гриб приобретает живую

упругость и теплоту. В случае одинокой мастурбации его прикрепляли к

пятке, в случае же лесбийского общения привязывали к пояснице, дабы

иметь возможность полноценно ублажать свою "ароматную наперсницу".

"Любовь к ароматной наперснице" - именно такой лирический термин при-

менялся в Китае для обозначения лесбиянства. Интересно, что, несмотря на

безусловную распространенность этого явления в китайской гаремной среде,

и даже несмотря на в целом положительное к нему отношение, среди "чунь

гун ту" лесбийские сцены не встречаются, во всяком случае, мне таковые

неизвестны. Поэтому и картину использования черного гриба с целью "изле-

чения" подруги от коитусной недостаточности мы можем представить себе

лишь в японской интерпретации, например, глядя на гравюру знаменитого

мастера конца XVIII века Утамаро.

В китайских же изображениях можно встретить лишь весьма целомудренные

намеки на взаимную женскую нежность. Таков, например, свиток Цю Ина

"Придворная дама, идущая в постель" (начало XVI в.). Но никаких физиоло-

гических откровенностей.

Видимо, действительно, законы традиционной китайской эротической жи-

вописи не позволяли изображать обнаженных дам при отсутствии мужчины.

Даже на листе с мастурбирующей оказалось обязательным его присутствие.

Видимо, в противном случае изображение вышло бы за границы жанра "чунь

гун ту" и перешло бы в разряд европеизирующего "сэ цин хуа", которое до

сих пор в Китае практически не развито, что не есть плохо. Плохо дру-

гое-то, что в настоящее время Китай переживает период вообще законода-

тельного запрета на эротические сюжеты. Традиция "чунь гун ту", увы,

умерла или, может, теплится где-то едваедва, но это нам, глядящим извне,

неведомо по причине внутреннего запрета. Конечно, запретить свое внут-

реннее возможно, но невозможно полностью оградить от внешнего наплыва.

Полуподпольно эротика, безусловно, проникает в Китай, но уже не в виде

собственного традиционного искусства, а в виде низкопробной порнушки,

дешевых японских, американских и европейских журналов с картинками "сэ

цин".

Интересно, что законы, согласно которым китайцы былых веков избегали

изображать однополые сцены, были сами по себе весьма однобоки, ибо обою-

домужская любовь на "чунь гун ту" встречается, а обоюдоженская - нет.

Единственным вариантом изображения откровенного лесбиянства были так

называемые "трехсторонние сцены", т.е. две женщины и один мужчина. Я уже

писала о философском осмыслении такого триединения иньской двойки с янс-

кой единицей. Условием полной его гармоничности, естественно, являются

полнейшая слитость, неделимость двойки. Путем же практического воссу-

ществления этой слитности, безусловно, является лесбиянство (илл. 80).

Однако, помимо высшей метафизики, такая трехсторонняя практика очень

выгодна для мужчины. Ему не нужно тратить себя на возбуждение женщин,

они сами возбуждаются друг от друга. Он же без чрезмерных усилий и, что

важно, без самозатрат снимает причитающиеся ему "иньские сливки".

Тема любовного трио прослеживается не только в живописи, но и в клас-

сической литературе Китая. Этой теме посвящен один из романов Ли Юя. Его

сюжетной канвой является история любви замужней женщины к поэтессе. Ис-

тория, которая после множества перипетий закончилась ко всеобщему удово-

льствию той самой Небесной гармонией, символом которой является цифра

три.

Итак, лесбиянство, хотя оно и не изображалось в чистом виде на "чунь

гун ту", тем не менее весьма органично вписывалось в целостный мир тра-

диционной культуры, начиная от условий семейного быта и кончая философс-

кими универсалиями.

Совсем иначе обстояло дело с мужским гомосексуализмом. Для чистой Не-

бесной гармонии мужская любовь была явлением чужеродным, тем не менее

она была распространена достаточно широко. Согласно свидетельствам, го-

мосексуализм был развит в Китае еще во времена великой Ханьской империи

(II в. до н.э. - II в. н.э.).

По наблюдениям доктора В. Корсакова, жившего в Китае на рубеже XIX-XX

вв., в основном это явление было обусловлено не физическими причинами, а

социальными - низменным положением женщин, их намеренной необразован-

ностью (образованы были лишь певички из публичных домов), духовной не-

развитостью, т.е. неинтересностью для длительного общения, общепринятым

неуважительным отношением к женщине, пресыщенностью хозяев гаремов и

т.п.

Основываясь на записках Корсакова, можно выделить пять подвидов ки-

тайской педерастии.

Первый - это приятельская, которая сопровождала китайца всю его

жизнь, начиная с самых первых пробуждений полового чувства.

В качестве второго подвида мужского гомосексуализма следует выделить

подростково-профессиональный, который был в Китае своеобразным элитарным

дорогостоящим удовольствием. Родителибедняки продавали своих 4-5-летних

мальчиков многочисленным "коммивояжерам" публичных домов (а нередко де-

тей просто крали). Затем через одного или нескольких посредников мальчи-

ки попадали наконец в свои специализированные публичные дома, где они

сначала воспитывались и обучались, а затем работали.

Согласно уже более зыбким сведениям, полученным от современных посе-

тителей Китая, даже, скорее, слухам, нежели действительно сведениям, по-

добные "коммивояжеры", скупающие мальчиков и девочек и перепродающие их

в так называемые "кабинеты массажа", располагающиеся в основном в зоне

юго-восточного побережья, существуют и в настоящее время, только в более

завуалированном виде. Хотя, еще раз повторяю, опираться на эти данные,

как на нечто исключительно достоверное, не следует.

Третьим подвидом педерастии была дешевая уличная самопродажа, четвер-

тым - самопродажа актерская.

В актерской среде гомосексуализм процветал хотя бы уже потому, что в

ней не было женщин - ни зрительниц, ни актрис. Дамам посещать театр счи-

талось неприличным, а на сцене все женские роли тоже исполняли мужчины.

Эти исполнители настолько перевоплощались, что и в жизни нередко брали

на себя женские функции.

Среди "чунь гун ту" встречаются изображения актерской педерастии. В

собрании библиотеки университета штата Индиана хранятся несколько таких

картинок. Одна из них "Два актера, или Облако, перевернутое вверх дном"

(XVIII в.), другая - "Актеры в коридоре" (начало XVIII в.). Особенно лю-

бопытна вторая, ибо в ней трое мужчин "разыгрывают" сцену любви с подг-

лядыванием. Причем подглядывающий, согласно его сценической половой при-

надлежности, является женщиной (илл. 92, 66).

Пятый подвид, в отличие от предыдущих проявлений китайских гомосексу-

альных привычек, не был связан с выездной жизнью. Это были домашние

развлечения со слугами. Им предавался и главный герой романа "Цзинь,

Пин, Мэй" Симэнь Цин, ища разнообразия от своих жен и певичек. Возлюб-

ленный Симэнь Цином слуга со служанками вел себя как мужчина, а с госпо-

дином - как женщина. Порой, в дни пиршеств, он одевался в женское

платье, прекрасно музицировал и пел, развлекая гостей и будоража в них

"весенние" желания. Нередко он использовал расположение хозяина в своих

меркантильных целях. На иллюстрации "Оплаченное любовью с "заднего дво-

рика" осуществляется посредничество" - любовь двух мужчин представляется

весьма гармоничной и страстной. Во всяком случае она взаимна, в отличие

от двух других случаев гомосексуализма, описанных в романе (илл. 32).

Эти два случая следует выделить в дополнительный, неизвестный доктору

Корсакову, шестой подвид китайской педерастии - педерастия монашеская. В