Непрерывность бытия

Вид материалаПамятка

Содержание


Изучив прошлое - ты властвуешь над настоящим
Подобный материал:
1   2   3
быть собой - значит быть миром, вглядываться в себя - значит вглядываться в мир, познать себя - значит познать мир.

Быть может, с самого сотворения Истинного мира его населяли полулюди-полуживотные, и в каждом из нас течёт частичка их крови, разбавленная смешанными браками и связями тысячелетий. Быть может, нам следует об этом помнить, улавливая в себе и других черты кота, лисицы, волка, а, может быть, серьёзнее отнестись к китайскому гороскопу? Кто знает…

Магия началась с секса, ненасытного и дремучего. В усадьбе нашлась комната, некий медвежий угол……. Подозреваю, что это было древнейшее место, на котором когда-то находилось капище друидов или проходили пляски сатиров. Я стремился туда и встречался с женщинами, несмотря на общую занятость, часто и ненасытно. Встречи длились вне времени и пространства. Это было не просто здорово. Это было монументально, как произведения Микелианджело и желание обладать….. Это было бурно и честно. Мне было необходимо дышать возле них, губы трескались от жара поцелуев и мои руки начинали болеть, если долго не касались тела…. любимой.

  • Здравствуй любимая! Я просто тебе никогда не говорил, что голубки летают очень высоко, им для этого не надо подпрыгивать, а просто стоит расправить крылья. Ты моя жизнь, ты не просто моя половинка, ты целиком моя жизнь.


Помню, как ты поселилась в замке и пришла однажды, закутанная только в серые волчьи шкуры. Я лежал на кровати, вымотанный за день делами и заботами. Мне совсем не хотелось заниматься любовью. Совсем. Но ты знала, чего добиваешься. Старая кровать под балдахином, которую всё собирался заменить на более современное ложе, скрипела, и занавеси с кисточками по краям колебались, будто от порывов ветра.

Наконец почувствовал, как усталость отступает и на её место приходит желание. Ты целовала и ласкала меня, прикасаясь губами к самым интимным местам. Мне нравилось твоё упругое тело и то, как ты выполняешь условия соглашения, воспользовавшись предоставленным досугом. Я сорвал с тебя шкуры и отбросил их в дальний угол, неистово целуя. Ты перевернулась на спину, запутавшись ногами в покрывале, и нетерпеливо задёргала ими, пытаясь выпростать их из материи.


* * *


Будто в полусне женщина отодвигает книгу и удивлённо смотрит на обстановку кабинета. Письменный стол, свет настольной лампы под зелёным абажуром, любимое бежевое кресло, столь мягкое и податливое. «Господи! – проносится мысль, - Что такое со мной?»

Она встаёт и задёргивает шторы на окне. Теперь никто её увидеть не может, но запах яблонь проникает в комнату и будоражит кровь. Женщина вновь садится в кресло и прижимает ладони к горящим щекам. Они такие же бархатистые, как плюш обивки, и она внезапным движением подтягивает юбку, трогая пальцами нижнее бельё, и чувствует, что пальцы стали влажными. Она подносит их к свету, не веря своим глазам. Да как же это?

Словно приняв решение, она упрямо встряхивает головой, закрывает глаза и, прикусив губу, запускает руку под блузку, начиная гладить теми же влажными пальцами напрягшийся сосок. Она сгорает от стыда и томления. Она напрягает всю свою волю, чтобы перенестись туда, в замок. И ей это удаётся.

Она выпутывается из атласного покрывала, раздвигает ноги и поднимает колени, готовая принять его. Но он почему-то откатывается в сторону, затем, перевернув её, тащит на себя сверху, прижимая её плечи к своим и впивается долгим поцелуем. Она хочет ощутить его у себя внутри, но ей кажется, что он поднимает её бёдра, не давая ей обрушиться сверху. Женщина перестаёт понимать, чего же он хочет.

Внезапно она видит, что его ладони сжимают и ласкают её груди... Проносится ужасная мысль, что кто-то тащит её назад, схватив за бёдра. Чьи-то чужие руки давят мягкую ткань ягодиц. Она ощущает сзади грубое вторжение, становящееся неистовым, ей трудно дышать от гнева и обиды. Но, наткнувшись взглядом на лежащего внизу, она видит, что он сильно возбуждён и жаждет войти в неё, пребывая в таком же недоумении, как и она сама пару минут назад.

Она пытается вилять задом, чтобы получить свободу манёвра и слиться с тем, кто ей нужен, понимая, что он просто не видит происходящего за её спиной. Но ей остаётся только раскачиваться на локтях вперёд – назад. Потом её хватают за волосы и придавливают лицом в пах так, что она начинает давиться, а лежащий на кровати издает стон удовольствия и прикрывает глаза.

Да открой же глаза, идиот! Она чувствует, что тот, кто сзади, ненасытен и ходит внутри неё, как поршень в цилиндре мотора. Наконец, тот заканчивает, и она, воспользовавшись моментом, выскальзывает, вышвырнув поршень из себя, и опускается на лежащего, принимая его в себя и совершая ритмичные движения, больше похожие на судороги.

Её душат рыдания и счастье обладания одновременно. Не понимая, что с ней такое, она целиком отдаётся потоку, захватившему её, и в момент оргазма начинает отчаянно колотить кулаками по его груди, видя, как стены тают, исчезает кровать с балдахином и им на смену приходит обстановка кабинета.

Когда она выныривает на поверхность и оказывается в своём кресле, то краем сознания улавливает мельтешащиеся возле книжки на столе маленькие фигурки.

Так…. В душ! Срочно в душ и спать. На сегодня хватит. В голове полная неразбериха – смесь унижения и удовольствия одновременно. В душе стыд меняется местами со счастьем. Возникает мысль: «Не залететь бы?», но тут же она уступает место смеху и, вскочив с кресла, она бегом несётся по коридору в ванную комнату.


* * *


Утром я спустился к завтраку поздно, предупредив об этом элементалов. И всё равно не выспался. Пододвинул стул к столешнице, покрытой белоснежной скатертью, и улыбнулся любимой, сидящей напротив. Ещё не до конца проснувшись, я с трудом увернулся от запущенной твоей рукой салфетки, свёрнутой в комок.

- Сволочь!

- В чём дело? – привстав, я обеспокоенно взглянул тебе в лицо, только сейчас заметив круги под глазами и слёзы в голосе.

- Ты бы хоть дверь запирал. Эта брюнетка тоже откликнулась на твоё объявление в сети?

- Извини, не понимаю о чём ты.

- Не о чём, а о ком! О той, что ты трахал вчера вечером.

- Но… но мы занимались любовью с тобой. – мне стало не по себе.

- Не со мной. Ты забыл, как я выгляжу? – она тряхнула гривой каштановых волос.

- Дорогая, прошу тебя, опомнись. И потом, где ты была, по-твоему, в этот момент?

- Где я была? – она пристально и жёстко уставилась мне в глаза, - Где я была? Да я же насиловала твою подругу фалоиммитатором при тебе! Ты, что же, и этого не помнишь? Скажи ещё, что не заметил.

- Этого не было. Послушай, может быть, тебе надо отдохнуть за пределами замка? В городе есть отличный специалист-психоаналитик, живёт недалеко от центра.

- Не сметь! – она в ярости ударила кулаком по столу, да так, что подпрыгнули приборы и солонка упала набок, просыпав горсточку белых крупинок, - И не думай даже! Я никуда отсюда не уйду, по крайней мере, пока она здесь.

- Но здесь нет никого, кроме нас с тобой!

- А запертая комната? Как с этим?

- Я же тебе много раз говорил, что это библиотека, где хранятся книги Судеб. Кстати, где же ты взяла ту игрушку, о которой говоришь?

- С собой привезла. Я же понимала, что переезжаю к извращенцу!

- Может лучше к специалисту?

- Да, катись ты…


Так началась пора терзаний, разлучившая нас. Я пытался мягко уговорить тебя показаться доктору, но ты, мучимая неожиданными вспышками гнева, отказывалась и ревностно проверяла по утрам, после моего отъезда из замка, не запутался ли где-нибудь чёрный волос, не оставлен ли он на подушке.

В библиотеку тебя не пустили. Может быть, это послужило причиной твоего внезапного охлаждения? Но неподготовленный человек не может туда войти, а если и войдёт, то книги Судеб не дадутся ему в руки.

Всё это было много веков тому назад. Не знаю, когда ты ушла, куда. Ведь ты была свободна, подписав со мной соглашение, и прекрасно отдавала себе отчёт в этом. До сих пор время не вылечило рану. Но кто её нанёс? У меня так и нет ответов.


Я закрыл книгу, которую держал в руках, осторожно поставил на полку и спустился этажом ниже в гостиную, хлопнул в ладоши и попросил накрыть стол здесь, сам же подошел к стрельчатому окну и посмотрел вдаль, на подернутое дымкой замерзшее озеро, которое пересекала стая волков, вытянувшаяся в цепочку. Вот вожак стаи остановился, повернул голову налево, в сторону усадьбы, будто почувствовав промерзшей шкурой мой взгляд, потом наклонил голову и вновь двинулся вперед, какой- то иноходью, больше напоминающей лошадь, чем обитателя леса.

Как всегда безупречно белая скатерть и графин вина темного пурпурного цвета. Пригубив бокал, я вспомнил, что именно здесь…. Здесь тоже было хорошо, но у этой комнаты была своя магия, наложившая отпечаток на меня, заставившая понять, что

Изучив прошлое - ты властвуешь над настоящим.

Не выдержав воспоминаний, я вскочил из-за стола и начал нервно мерить гостиную шагами. Потом вновь поднялся наверх в библиотеку. Вот здесь она сидела в тот вечер, вот здесь она стояла, когда говорила, что лишние полчаса роли не играют, вот здесь она повторяла, что любит меня, и после этого мы не виделись годы, вот здесь, вот здесь…


Я подошел к секретеру. Сильно хотелось курить. Достал трубку вишневого дерева, набил голландским табаком, превратившимся от времени в пыль, и вдохнул в себя пряный аромат ушедших веков. Да, я не вечен, но помню то время, его атмосферу, краски на лицах людей и разрушающийся интеллектуальный уровень, дающий слабину перед напором нового, которое ничего не понимало в уже созданном и несло разруху в своих детских беспощадных улыбках.


* * *

Она выходит из ванной на цыпочках, чтобы не оставлять широких мокрых следов, уже в коридоре заворачивается в пушистое банное полотенце и сворачивает на голове тюрбан из другого – поменьше. Идя по коридору, она видит полуоткрытую дверь в кабинет и нежный свет, льющийся из него вместе с ароматом яблонь.

Неожиданно, светлую полосу на полу, пересекает чья-то тень. Она вздрагивает. Нет. Просто показалось. Ох, уж эти ночные чтения книжек! Стало зябко и она с удовольствием представляет белые накрахмаленные простыни, махровое одеяло без пододеяльника, в котором можно так удобно угнездиться, завернувшись с головой.

Уже шагая мимо кабинета, она заходит внутрь, чтобы выключить свет. Книжка сиротливо лежит на краю широкого, пустого стола, рядом с подносом и чашечкой недопитого кофе, потерявшего свой аромат. Пепельница с одиноким окурком и открытая пачка сигарет.

Она решает выкурить ещё одну перед сном и, забравшись в кресло, подносит огонек к кончику сигареты. Синеватый дым поднимается к потолку, а там, подхваченный неведомым потоком, устремляется в сторону окна. Можно прочесть ещё пару страниц. Женщина берёт со стола книжку и открывает её наугад.


* * *


В то время человечество открыло для себя тайну анабиоза. Можно было погрузиться в сон по заранее написанному сценарию и проснуться через столетия или тысячелетия в новом мире. Стали уходить знакомые, близкие, друзья и, наконец, родные. Моя жена, оставив меня с детьми, провела последнюю беседу перед тем, как погрузиться в сон, объяснив мне, что мы не чужие друг другу люди, что советует мне тоже разработать в соавторстве с профессиональным драматургом сценарий для сна, и мы вполне можем встать из соседних капсул через тысячу лет. Она дошла до того, что арендовала для меня соседнюю капсулу, куда я тоже мог бы лечь под звуки органа.

Я представлял, как она лежит в глубокой криогенной заморозке и видит себя уважаемой всеми женщиной, у которой дети отличники и умницы, муж боготворит и любит, подает по утрам кофе в постель, она уже закончила писать докторскую диссертацию и во главе научного коллектива готовится получить Нобелевскую премию. Я же с грустью смотрел на все происходящее и через несколько десятков лет заметил четкое расслоение человечества. Города превратились в ульи, где вместо сот стояли капсулы, и вместо меда их заполняли спящие люди. Часть же людей ушла в леса, пустыни, степи, заново научившись использовать лук и копье. И я остался с ними.

Новая хищная природа человека была мне ближе. Ее даже нельзя было назвать новой, скорее - древней. Человек начал драться в кровь, вновь вернулся к таинственным обрядам, будто обретя прошлое заново. Ушли фармакологические заводы, и выживаемость человечества вновь стала зависеть от собирателей трав и знахарей, открывших для себя четыре основных потока человеческого организма: кровь, флегма, желчь и черная желчь, то бишь, меланхолия. Подтвердилось мое ощущение, что всякая теория хороша для своего периода. Врачи вновь начали лечить своих пациентов белой селитрой, вытягивающей черную желчь, и все эти средства заработали, и заработали не хуже антибиотиков.

Однажды, ближе к концу времён, когда тебя уже не было в замке, я собрался встретиться с виртуальными друзьями из Иного мира, здесь, в Истинном. Наверное, это была ошибка. Сбой в невидимости, эдакая механическая неисправность. Секрет невидимости прост: надо побольше копаться в своём прошлом, это заставляет уходить внутрь, и, возвращаясь, ты зачастую становишься тоньше и прозрачнее. Если часто уходить, то можно совсем исчезнуть, что неоднократно происходило с родными мне по крови и происхождению. Если не оставлять прошлое позади, то ты перестаёшь восприниматься другими в настоящем.

Обычно я поддерживал баланс, но в этот раз решил объявиться в Истинном мире надолго, чтобы увидеть тех, кто мне интересен и с кем общаюсь в виртуальном пространстве. О самой встрече можно писать долго и нудно, раскладывая наблюдения по полочкам, но суть её была не в хорошем настроении и радости от общения со знакомыми и малознакомыми людьми, а от столкновения с «трискеллионом» и девушкой с двумя сущностями.

Древний символ трискеллиона я не видел уже лет четыреста. Его не так просто увидеть, но…по порядку. К столику подошёл высокий юноша в чёрном кожаном плаще, с наружностью эльфа, подчёркнуто высоким лбом, чёрными, как смоль, длинными, вьющимися волосами, правильными чертами лица и незамутнённым взглядом.

- Привет!

- Здорово! – он пожал всем руку, расцеловал девушек, с интересом воззрился на меня, потом спросил у кого-то:

- Это Гора? – ему подтвердили и он сел напротив.

Я обратил внимание на пряжку ремня. Вначале мне показалось, что это обычный кельтский орнамент, столь модный в апокалиптические дни. Но потом, уловив движение рисунка, опознал спрятавшийся трискеллион. Этот символ всегда прячется среди других, поскольку не является орнаментом, а относится к базовым рунам. Если бы орнамент каждой ветви на его пряжке соединить по-другому, то мы могли бы, сидя за столиком в тесноте, окутанной сигаретным дымом, узнать свою судьбу.


Итак – трискеллион.

Эта руна представляет собой три искривлённых ветви кельтского орнамента, выходящих из маленького круга, и, если соединить края орнамента, то получится равносторонний треугольник. Создатель рун Кернуннос за основу взял листок клевера, приносящего счастье. Если трилистник клевера высушить и дать рассыпаться в труху его плоти, останутся прожилки, как у папоротника. Изобразив полученное в стилистике друидов, вы и получите вечно прячущийся трискеллион.

Удивительно было встретить его вырезанным на металлической пряжке ремня, потому что в давние времена его резали на костяном круге из лопатки оленя. Этот круг, используемый по определённым правилам, был магическим талисманом, способным определить судьбу или выбрать тотем.

Делается это так:

«Роза ветров», оформленная в виде кельтского креста, например, на бумаге (а лучше на папирусе или пергаменте) ориентируется по компасу, чтобы север совпадал с севером, юг – с югом и так далее. Костяной круг с вырезанным на обеих сторонах символом закручивается по центру «розы», как юла. Когда он остановится и упадёт в одном из квадрантов, надо запомнить в каком, потом его накрывает ладонь гадающего и сдвигает снова к центру, чтобы он не повернулся при перемещении.

Теперь ветви руны указывают на квадранты «розы». Только на три из них. У каждого квадранта своё предназначение, впрочем, как и у каждой стороны света.


Олицетворение квадрантов и сторон света:

Север – Основа или Прошлое.

Восток – Перемена или Настоящее

Юг – Приближающееся или Будущее

Запад – Судьба или отдалённое Будущее


Квадранты:

Северо-Восток – Зверь, животное

Юго–Восток – Охотник, преследователь

Юго–Запад – Бард, поэт

Северо-Запад – Человек, личность


Не буду рассказывать дальнейшее, поскольку есть толкователи лучше меня. Важно знать две вещи. Тот квадрант, куда не указывает ветвь – не ваш путь. И второе, если ветвь попала на Северо-Восток ближе к северу, вам необходимо выбрать тотем. В ваших жилах много древней крови полулюдей и вам необходим покровитель-животное. Если всё сделать правильно, то вы исполните танец своего покровителя и получите оберег на всю оставшуюся жизнь.

Странно, но молодой человек, у которого на пряжке скрывался трискеллион, уже выбрал тотем. А может быть, тотем выбрал его? Известный среди друзей, как Кот, он не прошёл ещё его танец, и было неизвестно - кот ли он, или ворон, а может быть, олень или росомаха?

Пока я пил виски и исподволь разглядывал его, ощущая ментальное присутствие девушки с двумя сущностями, вспомнил, что тысячу лет назад уже наблюдал танец Кота, совершенно случайно наткнувшись на капище друидов Зелёного острова. Тогда человек, выбравший этого сложного и неуступчивого покровителя, прошёл испытание с честью.


Яма на поляне была кратером от камня, ринувшегося в Истинный мир, почти сгоревшего в его атмосфере, но всё же успевшего оставить оспину, никогда не зараставшую травой. Люди достали камень, сделали из него алтарь, а яму углубили до такой степени, что выбраться из неё без помощи верёвки или лестницы было невозможно.

Танец начался рано утром, когда Богиня Луна ещё не покинула небосвод, но уже рассвело. Человек–Кот появился на поляне под звуки свирели, раскачиваясь на задних лапах и вращая хвостом, сплетённым из молодых побегов омелы. Друиды молча расступились и дали ему возможность посмотреть в яму. Он и смотрел. Смотрел таким взглядом, будто ему этого давно хочется.

На носилках внесли деревянную клетку с огромным пятнистым барсом серебристого оттенка и вывалили его в яму. Как и положено кошкам, барс приземлился мягко, на все четыре лапы, и стал кружить возле стенок, рыча и фыркая. Его глаза ярко горели, когда он задирал голову вверх и топорщил в оскале усы. Кот отвязал свой хвост, размял руки, оглядел собравшихся на поляне и прыгнул вниз с огромной высоты, приземлившись сразу в боевую стойку.

Я смотрю на танец с ветки дерева:

Барс шарахается к стенке, рычит, приподнимается и машет лапами в воздухе, пугая противника, плюясь и фыркая. В ответ, Кот осторожно передвигается на середину ямы, сохраняя стойку. Барс прыгает раз-другой, но Кот вовремя отступает в сторону и барс промахивается. Как ни вертится он, как ни машет хвостом и лапами, как ни старается подобраться по дну, не достать ему Кота своими когтями. Кот, постоянно пританцовывая, уворачивается.

Барс не выдерживает танца, он раздражён и, припав к земле, вдруг, стремительно прыгает. Кажется, что конец... Пушистая искра мелькает в сторону человека, но тут Кот ловко падает на спину, и когда барс пролетал над ним, лупит обеими ногами, пятками прямо в бок. Барс врезается в стену, коротко рявкает, срыгивает и сползает с переломанными рёбрами на дно. Обломки рёбер выпирают из под кожи, как спицы сломанного зонтика. Барс обезумел и, поднявшись на задние лапы, достаёт Кота, царапает его по груди. Тот отскакивает, с недоумением глядя на выступившую кровь. Его глаза тоже загораются жёлтым огнём, как у животного.

Тут барс понимает, что ему конец. Он в последнем усилии с хрипом бросается вверх, цепляясь когтями за податливую землю края ямы, но Кот хватает его за хвост и швыряет о стену, будто ковёр, выбивает. Барс падает на дно и дрожит в предсмертной агонии, клыки оскалены, из пасти сочится кровь.

Кот наклоняется к нему и, намочив в крови пальцы, мешает её с той, что выступила на груди. Взгляд его гаснет и, издав то ли рыдание, то ли мяуканье, он поднимает голову вверх. С небес смотрит пристальным, оценивающим взглядом огромная морда Кота-покровителя. Вниз скидывают верёвку, и человек вылезает из ямы, слегка пошатываясь. Танец закончен и тотем выбран.


* * *

Она подносит ладошку ко рту, с трудом подавив зевоту. Муть какая-то началась - сплошная мистика и ни слова про любовь. Она не любит мистику. Это что-то далёкое от жизни и совершенно неконструктивное. И потом - в жизни нет таких контрастов, сочетаний нежности с жестокостью. Женщина вспоминает, как ещё недавно бежала под душ, вскочив с плюшевого кресла, и зевает. А может быть, и есть?

Надо убрать всё и вытряхнуть пепельницу. Но не хочется. От запаха яблонь начинает болеть голова. С такой головой не заснёшь. Она открывает ящик стола, достаёт таблетку пенталгина, кладёт её на язык и запивает остатками холодного кофе прямо из джезвы. Посидеть еще немного, дождаться, когда пройдёт тупая боль в висках, и можно в постель. А пока еще немного посидеть.

Где-то в углу заскрежетал сверчок. Это к счастью. Женщина закрывает глаза и устало думает, что жизнь прожита почти до середины, много сделано и ещё много предстоит сделать. По сравнению с однокурсницами она просто счастливица. То, что развелась - так все развелись. То, что нет детей - так многие не торопятся рожать. Зато карьера и перспективы - всё это при ней. Всё по плану.

Сквозь маленькую щёлочку между веками, в расплывшейся перспективе сомкнутых ресниц, она видит, как маленькие человечки что-то там делают со страницами книги. Женщина улыбается и думает, что к ней приходит сон. Так и хочется дотронуться до их прозрачных крылышек, взять в ладонь и рассмотреть поближе.

Стоп! Она широко распахивает глаза. Никого нет. Книга лежит на своём месте. Головная боль почти прошла. Так что там про женщину с двумя сущностями?


* * *

Девушка с двумя сущностями сидела рядом. Прекрасный ментальный барьер и красиво вылепленное лицо. Пожалуй, она одна не испугалась, если бы я прямо за столиком начал превращение и вылетел из подвального помещения филином. Но мне не хотелось пугать окружающих. Кроме того, я знал, что за этим последует.

Вначале - испуг, когда они поймут и поверят сердцем. Потом взгляд ожесточения, дескать: «Кого это мы допустили в наши ряды?» А потом понимание, что он превратился в того, кем сам себя считал. Понимание, не приносящее облегчения. Надо прожить хотя бы четверть жизни, обладая двумя сущностями, чтобы спокойно отнестись к моему превращению.

Люди с двумя сущностями не являются древним народом. Они - порождение порождений бардов - творцов. Поэтому, хотя они и живут вместе с нами в Ином мире бесконечно долго, мы частенько сторонимся их, встречая в Истинном. Они появились в эпоху Дзен, когда человек научился творить настолько прекрасно, что герои созданных им произведений, картин и скульптур стали живыми за счёт частички души, которую в них вложил создатель. Они также, как и обычные люди вступали в браки, рожали детей в Истинном мире, а потом уходили в Иной, для очередного преображения и воплощения. Этим они отличались от нас вечноживущих в своём первоначальном облике.

Их потомство навсегда оставалось с двумя сущностями, что порой приводило к сумасшествию у менее сильных личностей. Некоторые из них не смогли воплотиться полностью и бродили в облике лже-привидений, фантомов или других необъяснимых и плохо различаемых сил.

Лучше всего эту породу людей знали эллины, которых потом норманнские завоеватели назвали греками. Потомки Эллина, сына Девкалиона, который вместе со своим народом побывал в самом сердце Сада Муз, принадлежащего Аполлону. Они побывали там случайно, высадившись с ковчега на горе Парнас. И единственные из народов усвоили, что обитатели сада вольны по своему усмотрению уходить из Иного мира в Истинный, если есть творец от искусства, способный вызвать их и вселить в своего сотворённого героя, чей облик они тут же принимали.

Один раз мне повезло, и я получил в любовницы девушку с двумя сущностями. Сетевая случайность, обусловленная скукой и кучей свободного времени. Любопытно было наблюдать, как она приспособилась к такому существованию. Девушка считала себя колдуньей, из-за того, что иногда власть над душой и разумом захватывал кто-то старший, более сильный, совершая от её имени поступки, которых она не помнила, но которые сильно меняли её жизнь и жизнь окружающих. Она была очень хороша. И великолепное сочетание детской влюблённости с необузданным желанием второй сущности поглотить меня и высосать досуха, помогало мне раскрыть себя полностью и не прятаться.

До сих пор вспоминаю её с нежностью, несмотря на то, что расстались мы не очень хорошо, когда её вторая сущность поняла, что ловить больше нечего. Иногда даже скучаю, но считаю, что не стоит склеивать то, что, в сущности, и не было разбито.

Однажды, мы сидели с ней в три часа ночи в суши-баре на Неве-реке и вели одну из многочисленных бесед о кирпичиках, которые каждый получает от любимого, чтобы заложить в себе основы новой личности. Зеленоглазая красавица много и эгоистично рассуждала на эту тему, не понимая, что всеми её мыслями и поступками уже давно руководит другая сущность. Я любовался ею. Она была необыкновенно хороша и при других обстоятельствах, мог бы позволить ей руководить этой связью. Мне, прожившему тысячи лет, видевшему миллионы шедевров, удалось понять, что второй сущностью является одалистка с полотна Анри Матисса, только в светловолосом исполнении.

Мы пили тёплое сакэ, оживлённое болтали. Я скользил взглядом по залу, выискивая глазами тех, кто мог оказаться врагом или другом в этот поздний час красных фонариков с золотистыми иероглифами. Тут она прервалась, попыталась обхватить колено руками, как на картине и, думая, что я не замечу брошенного взгляда, которым вторая сущность жадно уставилась на мои губы. Потом перевела взгляд вверх и осознала свою ошибку. Мои глаза уже ждали её.

Сколько всего было в этих удивительно прекрасных зелёных озёрах! Вековечный цинизм стервы - глубинный, как Марианская впадина. Колючее удовольствие от того, что всё идёт, как надо. И тайна, великая тайна несправедливости бытия, женская тайна непостижимая для мужчин в силу изначальной мудрости. Как мне передать блеск радужной оболочки, вспыхнувшей на мгновение животным пламенем? Именно тогда я понял, что из кирпичиков моей души, она может сложить, разве что, дачный сортир и - не более. Что, оставаясь с ней, я могу потерять себя, как личность в Истинном мире.

Глаза в глаза. Я начал превращение. По мере того, как глубинная сущность всплывала Моби Диком на поверхность океана реальности, её зрачки стали меркнуть. Я не успел вовремя тормознуть изменения не только в теле, но и в душе. Очень плохо. Потому, что её вторая сущность улепетнула со всех ног, а та, что смотрела на меня, была просто влюблённой девчонкой. Она дёрнулась и прижала ладошку к груди. Навернулись слёзы.

- Не делай так, пожалуйста…

- Чего не делать? – с трудом выдавил я из себя, принимая обычный облик.

- Никогда не смотри так на меня!

- Я всего лишь ответил на твой вызов.

- Какой ещё вызов?

- Женщины, думающей, что она колдунья и прожила уже не одну жизнь.


* * *

Она удивляется слезам, навернувшимся на глаза. За окном ударяет молния, и через мгновение громыхает. Летний ночной ливень спугивает аромат яблонь, заставляет трепетать занавески. Женщина роняет книжку на стол, подбирает ноги на кресло и подтягивает колени к подбородку.

Неужто, этот урод не понимает, что каждой женщине хочется быть колдуньей, хоть немножко, хоть не насовсем? Хотя бы только для того, чтобы очаровать, а может быть, просто поиметь того, кого любишь? Когда читаешь рассказ, кажется, что он принадлежит только одной и всем сразу. Но не может быть так! Это несправедливо…

Она тычется лицом в уже высохшее банное полотенце, натянутое на коленях и думает: «А я? Сколько во мне живёт сущностей? И из каких произведений они явились?»

Женщина отрывает лицо от белой махровой поверхности. Где-то на полке должна быть пачка бумажных носовых платков. Она поднимается, туже затягивая полотенце под грудью, подходит к открытому стеллажу, берёт платок из начатой пачки и сморкается в него. Она поворачивает голову и смотрит на своё отражение в зеркале – покрасневшие глаза, припухшие веки, мокрый нос и горящие щёки под копной чёрных волос. На миг ей кажется, что чёлка - каштанового оттенка, и кто-то ласковыми движениями перебирает её волосы. Нет – только, кажется.

«Портрет топ-менеджера в обнимку со своим отчаянием», - думает она про себя и отворачивается от зеркала.


* * *


Тем временем, я понял, что с любимыми совершаю одну и туже ошибку. Я их балую. Идеалом моей голубки был не человек с тотемом филина, а жесткого сокола, способного налету поймать и разорвать в клочки. Ей было необходимо состояние постоянной опаски, только так она могла себе представить мужчину, который мог ее удержать, и, видимо, возбудить. Она воспринимала любовь, угнездившуюся в наших сердцах, как физическую мягкость, как некую трещинку в физиологии, сродни рахиту в костях или расширению сосудов. Понимание, что человек должен быть жестоким в одних ситуациях и неимоверно нежным и мудрым в других – отсутствовало. Я прощал и воспринимал, как есть: