Два года до описываемых событий

Вид материала

Подобный материал:

1 ... 9 10 11 12 13 14 15 16 ... 22

ГЛАВА 5

“Состояние патриарха остается стабильным”. Сухие заявления врачей начинают вызывать определенную тревогу. Стабильно тяжелым?Стабильно нормальным?В чем стабильность??Тем временем, лидеры РПЦ не дают никаких комментариев. Вообще никаких. Мы понимаем, что болезнь Его Святейшества не самый подходящий момент для заявлений, но, с другой стороны, обществу было бы интересно знать об отношении официальной церкви к так называемому Союзу ортодоксов. Напомним, что за последние дни это объединение православных граждан громко заявило о себе и получило широкую поддержку…”(“КоммерсантЪ”)

“Давненько мы не были свидетелями столь трогательного единодушия. Пресс-службы ВСЕХ Великих Домов одновременно выступили с успокоительными и оптимистичными заявлениями, призывающими жителей Тайного Города не рассматривать в качестве серьезной угрозы действия пресловутой Курии. Хорошая мина при плохой игре? Или наши лидеры действительно контролируют ситуацию…”(“Тиградком”)

* * *

Районное управление полиции.

Москва, Динамовская улица,

20 сентября, суббота, 06:19.

– Володя, – задушевно поинтересовался Рубахин, – зачем ты это сделал?

– Что именно?

– Не надо играть, – поморщился полицейский. – Тебя задержали вскоре после убийства. Есть свидетели, которые видели, как ты шел к драгдилеру и принимал участие в драке. На твоей одежде кровь. Понимаешь, – голос Рубахина вновь смягчился. – Если ты скажешь, кто с тобой был, вполне возможно, мы спишем все на хулиганство и убийство по неосторожности. Драка, что поделаешь. Учитывая то, на кого вы напали, судья проявит снисхождение и выпишет условный срок.

– За что? – Вопрос прозвучал не то чтобы дерзко, но с таким недоумением, что первоначально майор даже решил, будто задержанный издевается.

– Володя, ты убил человека.

– Не понимаю, о чем вы говорите.

Все было так, как рассчитывал Рубахин. Подозреваемый расслабился, сумел задремать, был грубовато разбужен и препровожден на допрос. Майор видел, что задержанный нервничает, ходит по грани, он умело надавил… однако, к удивлению полицейского, Володя сумел взять себя в руки и вернуться к прежней линии поведения. Теперь Рубахин пробовал мягкий вариант.

– Ведь статью можно поменять. Допустим, в ходе расследования выяснится, что тебя неоднократно видели на дискотеке и ты частенько навещал покойного. Тогда вашу драку можно расценить… как ссору клиента с продавцом, ну, например, он отказался продать тебе кокс в долг. Согласись, в таком случае судья будет смотреть на тебя совсем другими глазами. Или приятели покойного скажут, что ты сильно задолжал… А это уже повод для предумышленного убийства.

– Я не употребляю наркотики.

– Будем проверять. – Майор невозмутимо посмотрел на задержанного. – Будем выяснять, кто из твоего окружения употребляет. За кого ты мог вступиться. За жену? За соседа? За малолетнюю любовницу? Поверь, Володя, для тебя гораздо лучше добровольно рассказать обо всем. В противном случае неприятностей будет больше.

– И вы сумеете доказать, что я один избил трех здоровенных мужиков?

– Убийства охранников Анвара я выделю в отдельное дело и буду долго искать преступников. А ты ответишь только за дилера. Доказать, что ты мог воткнуть в него нож, я сумею.

– Не сомневаюсь. – Задержанный демонстративно отвернулся. Но полицейский понял, что сумел “зацепить” его. Вот и хорошо, пусть помолчит, подумает.

Рубахин снова просмотрел собранные сведения. Копылов Владимир Петрович, тридцать шесть лет, коренной москвич. Родился, учился, вырос, не привлекался. Образование высшее, МАДИ, после института работал на “Москвиче” инженером-технологом, сумел сохранить свое место и после продажи завода компании “Рено”. Значит, головастый. Прошел стажировку во Франции. Женат, двое детей, семи и одиннадцати лет, мальчики. Майор бросил быстрый взгляд на задержанного. Обычный мужик, вот только немного нескладный какой-то, а так ничего особенного – маленькая палочка в статистике населения страны. Квартира, машина, аккуратно уплаченные налоги. Мечтает оплатить обучение детей и построить баню на даче. Или бассейн. В “Рено” зарабатывают неплохо. Какого, спрашивается, черта он потянулся за ножом?

– Надумал чего?

– Я никого не убивал.

“Опять двадцать пять!” Рубахин заставил себя не жалеть Копылова. Все, игры закончились, теперь, мил человек, на снисхождение не рассчитывай!

– О чем ты говорил с дилером?

– Я просил его уйти.

– Так просто?

– А что мне ему, курс сопромата читать? Сказал, чтобы убирался, и все!

– Ты просто попросил его уйти?

– Но ведь вы ничего не можете с ними сделать. Полицейский осекся.

– Почему ты так думаешь?

– А разве это не так?

– Это не так.

Московское управление по борьбе с наркотиками считалось лучшим в стране, и его громкие успехи неоднократно становились темой телевизионных репортажей.

– Майор, я ходил в “сквер” с детства, я там вырос, м… твою, и знаю, что мои дети тоже туда пойдут. И их дети. Я там поцеловался первый раз в жизни. И девчонку на танец пригласил. И с женой я там познакомился, понял? – Глаза Копылова яростно сверкнули. – Последние несколько месяцев этот дилер сшивался там постоянно. Я знаю двух ребят, которых он посадил на иглу. И … вы сделали, чтобы этого не случилось?! Ну, майор, ответь? Перед тем, как меня посадить, ответь: … вы сделали, чтобы мои сыновья не попали в это дерьмо?!

– И сегодня ты не вытерпел? “Сейчас он скажет!”

Но вспышка у задержанного неожиданно прекратилась. Он помолчал, затем без спроса взял со стола пачку сигарет Рубахина, прикурил и, выпустив вверх облако дыма, спокойно ответил:

– Кто-то должен был сказать этому гаду, чтобы он убирался.

– Но ты его не убивал.

– Нет.

– На твоей одежде обнаружена кровь. Откуда?

– Они меня избили, – пожал плечами Копылов. – Это все видели.

– Да, я знаю…

“Глухарь”. Рубахин уже понял, что Володя не расколется. Во всяком случае, не сейчас. Надо копать, искать, проводить очные ставки и под микроскопом изучать каждую капельку крови на его одежде. Собирать доказательства и трясти свидетелей. Майор посмотрел на спокойного Копылова.

– Можно вопрос без протокола?

– Честно без протокола?

– Честно, – кивнул полицейский.

Секунду задержанный колебался, затем кивнул:

– Давай.

– У тебя двое детей, семья и отличная работа. У тебя жизнь, Володя, неплохая жизнь. Зачем ты это сделал? Сообщил бы в полицию, создал бы инициативную группу, надавили бы на депутатов, на префектуру… Черт возьми, неужели ты думаешь, что нам трудно было бы поставить в “сквере” пару патрульных?

– И у каждой школы?

Рубахин замолчал.

– И в каждой подворотне?

– Почему ты это сделал?

– Я понял, что это мое дело. Что меня это касается, – медленно ответил Копылов и просто добавил: – А самое главное, я перестал их бояться.

– Свидетели говорят, что несколько дней назад в “сквере” появилось граффити: крест, переплетенный виноградной лозой. Как раз в том самом месте, где обычно стоял драгдилер. И вчера, во время разговора, ты несколько раз указывал на этот рисунок. Это так?

– Да, – кивнул Володя.

– Что он означает?

– Это знак Курии. Там, где он есть, наркотики не продают.

– Ты верующий?

– Да.

– Ты член Союза ортодоксов?

– Да.

– Это они приказали тебе убить драгдилера?

– Не упрощай ситуацию, майор, – скривился Копылов. – Не надо.

– Почему не надо? – удивился Рубахин. – Ты верующий человек, а где в Библии сказано, что можно убивать?

– Тогда напомни мне, где в Библии сказано, что можно продавать наркотики подросткам?

– Это разные вещи!

– Неужели?

Телефонный звонок не позволил Копылову выдать еще одну эмоциональную вспышку. Майор видел, что задержанного задели его слова насчет религии, и надеялся, что вот сейчас… Проклятый звонок! Он снял трубку.

– Да? – Пауза. – Кто? – Пауза. – Черт! – Пару мгновений Рубахин буравил взглядом Копылова, затем приказал: – Пусть проходит… и пришлите кого-нибудь доставить задержанного в камеру. – Полицейский положил трубку. – Прибыл ваш адвокат.

Рубахин знал, что нарушает все возможные правила, но поступить иначе не мог: он понял, что просто обязан переговорить с адвокатом прежде, чем тот встретится с задержанным. Обязан. Потому что появление в участке самого Будды, президента Мозамбика или неуловимого пока бандита Чемберлена майор встретил бы с куда меньшим удивлением.

Николай Степанов! Звезда уголовного права и самый высокооплачиваемый адвокат страны, мастер защиты и злой гений прокурорского корпуса. Степанов “вытягивал” самые безнадежные дела, и максимум, что могло угрожать его подзащитным, – условный срок. Рубахин знал о Степанове только понаслышке – в его послужном списке отсутствовали громкие дела, – а потому был потрясен появлением легендарного адвоката, примчавшегося на помощь мелкому инженеру автомобильного завода.

– Вы будете защищать Копылова?

– Вас что-то не устраивает, офицер? – Развалившийся на неудобном стуле Николай зевнул. – Извините, не выспался.

Массивный, тяжеловесный, страдающий отдышкой, он не производил впечатления легкого на подъем человека. Какая же сила выдернула гения из теплой (дорогостоящей) кровати, в теплом (дорогостоящем) доме?

– Копылов не похож на человека, способного оплатить даже те десять минут, что вы тут находитесь, – буркнул майор, – Вы что, друзья детства? Или он ваш племянник?!

– С какой стати вас волнуют меркантильные вопросы? – Голос Степанова похолодел. – Владимир Петрович официально является моим клиентом. Меня наняла его супруга, и я буду представлять интересы господина Копылова в суде. В чем он обвиняется?

Пару мгновений Рубахин в полной прострации таращился на адвоката, после чего покрутил головой:

– А вы не знаете?

– Давайте не будем выяснять, что я знаю, а что нет. Я хочу услышать ваши объяснения: почему господин Копылов провел эту ночь в кутузке, а не в собственной квартире? Почему он не поцеловал на ночь своих детей, а его жена плакала до утра? Я хочу знать, в чем причина грубого полицейского произвола, направленного против честного, но беззащитного человека?

“Ну, насчет беззащитности Степанов, пожалуй, перегнул, – тоскливо подумал полицейский, – Имея за спиной такую акулу, Копылов мог расстрелять драгдилера из пулемета перед толпой журналистов с видеокамерами. И отделаться общественным порицанием…”

– Друг мой, – недовольно бросил Степанов, – если вы собираетесь играть в молчанку, придется вызвать сюда вашего непосредственного начальника. Как вы правильно заметили, мое время необычайно дорого, поэтому я не собираюсь находиться здесь больше, чем это необходимо. Выписывайте пропуск, приносите господину Копылову официальные извинения, и мы уедем.

– Он обвиняется в убийстве, – выдавил из себя полицейский.

– Как интересно! У вас, разумеется, есть неопровержимые доказательства?

– Господин Копылов был задержан неподалеку от места убийства.

– Еще пара слов, и вы подпишете себе полное служебное несоответствие, – рассмеялся Степанов. – Таганка достаточно заселенный район, и неподалеку от места происшествия вы могли задержать сотни людей. С какой стати ваши подручные вцепились в честного гражданина и отца семейства? Вы хватали всех подряд?

Теперь Рубахин понял, почему московские прокуроры предпочитали встречаться со Степановым в суде в редчайших случаях: толстяк атаковал размашисто, по всему фронту, давил, но, как догадался полицейский, пока еще с ленцой. Что же будет, когда адвокат проявит все свое умение? У майора вспотела спина.

– Свидетели видели, что Копылов затеял драку с драгдилером.

– Вы нашли отпечатки на ноже? Ваши свидетели подтвердят, что именно Владимир Петрович нанес роковой удар? Что он вообще принимал участие в драке, а не сбежал сразу после ее начала? Я, например, уверен, что господин Копылов, увидев, что неподалеку от дискотеки началась драка, немедленно отправился вызывать полицию.

– На его одежде кровь.

– Вызвав полицию, господин Копылов вернулся в “сквер”, чтобы оградить подростков от конфликта. И пытался оказать первую помощь пострадавшему. Владимир Петрович поступил как законопослушный гражданин, а ваши патрульные, вместо того чтобы ловить настоящих преступников – наверняка это бандиты из конкурирующей группировки, – арестовали ни в чем не повинного человека.

– Следствие покажет.

– Друг мой, какое следствие? Пораскиньте мозгами, КТО будет критиковать ваши усилия. Чтобы не выглядеть в суде идиотом, вы должны будете нарыть железобетонные доказательства. Железобетонные! Да и это вряд ли вас спасет. Я развалю любые обвинения против Копылова. Лю-бы-е. А заодно подпорчу вам карьеру.

Рубахин угрюмо вздохнул. В свое время, спровоцировав шумный скандал, Степанов отправил в отставку двух начальников полицейских управлений и не оставил камня на камне от обвинений в адрес своего подзащитного. Разумеется, толстый пройдоха выигрывал дела не только таким способом, но связи среди журналистов у него были обширные.

“За что мне это?”

Степанов взглянул на часы.

– Вот моя визитка, майор. Переговорите с начальством, с прокурором, если надо, пусть они звонят мне. – Адвокат помолчал. – Мы согласны на обвинение в мелком хулиганстве и небольшой штраф. Разумеется, никакой уголовщины – красивое и незамысловатое административное нарушение, мой клиент не намерен портить себе биографию.

Мелкое хулиганство все равно пройдет через суд, Копылов заплатит штраф, и, согласно закону, привлечь его к ответственности по этому делу станет невозможным. Придется искать несуществующих бандитов из конкурентной группировки. Красиво и незамысловато. Степанов действительно не собирался тратить много времени.

– А если я решу продолжить следствие? – Вопрос Рубахин задал для проформы. Ответ он знал, но ему захотелось посмотреть, КАК Степанов его произнесет.

Адвокат пожал плечами.

– Тогда я выставлю вас таким кретином, что вы до пенсии будете железнодорожные тупики патрулировать, а не убийства раскрывать. Все понятно? Понятно было все. Майор кивнул.

– Отлично. – Степанов заглянул в органайзер и сделал пометку золотой перьевой ручкой. – Назначьте слушание на одиннадцать часов, у меня как раз будет свободное время. Если возникнут проблемы с судьей – позвоните, я все улажу. Копылова отпустите, на суд он явится, я обещаю. – “А кто бы не явился, черт возьми?!” – Договорились?

– Я переговорю с начальником управления и прокурором. – Полицейский повертел в руке визитку. – Но, думаю, они согласятся на ваше предложение.

Два несчастливых начальника отправились в отставку меньше года назад, и Рубахин отлично понимал, что его шеф не горит желанием последовать их примеру. Тем более из-за незаметного убийства мелкого бандита. Адвокат прав: железобетонных доказательств не будет, отпечатков на ноже нет, а над кровью на одежде Степанов в суде только посмеется.

Адвокат закрыл органайзер.

– В таком случае, увидимся в суде.

– Можно один вопрос?

– Разумеется, – рассеянно отозвался Степанов.Чувствовалось, что его голова уже занята другимипроблемами. – Я слушаю.

– Почему?

Степанов улыбнулся.

– Вам действительно интересно?

– Копылов не может вам заплатить, шумихи вокруг дела не будет…

– Небольшая будет, – признался адвокат. – Но без моего участия.

– Ни денег. Ни славы. Почему вы примчались его защищать?

– Ни денег, ни славы, – задумчиво повторил адвокат. – Ни денег, ни славы. Почему вас это волнует, майор?

– Я думал, что хорошо знаю людей, похожих на вас.

– Вы знаете нас отлично, друг мой, – улыбнулся Степанов. – Вы просто пытаетесь выяснить, кто стоит за хрупкими плечами мелкого инженера? Вам интересно, кто мог попросить меня бросить все дела и примчаться в эту… – Адвокат выдержал деликатную паузу. – В этот кабинет, хотя обычно клиенты сами обивают мой порог. Так?

– Пожалуй, я снимаю свой вопрос.

– Зачем же? – Степанов закрыл кейс и поерзал на стуле, пытаясь устроиться поудобнее. – Скажите, майор, вы были маленьким?

– Что?

– Вы были ребенком? Когда-нибудь?

– Вы издеваетесь?

– Помните восхитительное желание изменить мир?

Брови полицейского удивленно поползли вверх.

– Но при чем здесь это?

– Юности свойственен максимализм, это естественно. Хочется что-то менять, куда-то идти, что-то делать. А потом начинается взрослая жизнь: работа, жена, дети, долги за квартиру, нужна новая машина, где взять деньги, куда пристроить детей на лето? Днем завод, вечером бар или телевизор. Дети бурчат “все нормально”, и этого вполне достаточно. И никто не замечает шустрых ребят, которые вертятся вокруг школ и дискотек. А если и замечают, то “это не мое дело”, “они крутые, а мы слабые”, “пусть этим занимаются те, кому платят”. Гораздо проще посмотреть триста десятый эпизод любимого сериала ни о чем и выпить бутылочку пива. Равнодушие, майор, юношеский максимализм уступает место взрослому равнодушию. Я понимаю, что семья это святое, самое главное, но забывать о том, что наши маленькие “я” должны быть частичкой общества, нельзя. И каждому “я” не должно быть безразлично то, что творится вокруг. Но разбудить эти “я” необычайно сложно. Нужна объединяющая идея, сила, если хотите.

– И это дает Союз ортодоксов? Адвокат улыбнулся.

– Вам платит Курия?

– Хотите вы этого или нет, майор, но Союз пробуждает людей. Отвлекает их от телевизора и заставляет задумываться не только о том, что будет в следующей части сериала. Или вы против того, чтобы в души людей проникала истинная вера?

Впервые в жизни Рубахин постеснялся сказать, что он атеист.

– Убит человек.

– Торговец наркотиками.

– Человек. Кем бы он ни был, разбираться с этим должна полиция.

– Если полиция не справляется, приходят честные граждане.

– В уголовном праве это называется самосудом.

– Вы ничего не смогли сделать с ублюдком, который болтался вокруг дискотеки и продавал героин четырнадцатилетним девчонкам, – пожал плечами Степанов. – И теперь не сможете ничего сделать. Я не позволю упечь Копылова за решетку. Даже если мне придется сломать вашу карьеру, карьеру прокурора и начальника московской полиции, даже если мне придется поставить на уши все газеты и телеканалы страны и потратить на это миллионы. – Адвокат быстро склонился к полицейскому и заглянул в его глаза. – Курия заплатит любые деньги, предпримет любые шаги, но Копылова на свободу вытащит. Потому что это – принципиально. – Степанов поднялся со стула. – А вы работайте, майор, боритесь с преступностью как следует. Тогда у всех нас будет меньше проблем. До встречи в одиннадцать.

* * *

Москва, улица Донская,

20 сентября, суббота, 08:08.

Бывая по делам в первопрестольной, митрополит Даниил всегда останавливался в Донском монастыре. Не в Даниловском, не на загородной даче, которую всякий раз предлагали хваткие “специалисты по встречам”, вьющиеся среди высших иерархов церкви, а в небольшом островке благодати, притаившейся за красными стенами неподалеку от центра города. Здесь, в окружении друзей, Даниил чувствовал себя уютно и ни за что не променял бы свою скромную келью на пышные хоромы, “положенные ему по сану”. Митрополит ценил покой монастыря, любил его величавый храм и старые стены, но встречу, ради которой он приехал в Москву, назначил за его пределами. В небольшом сквере, куда выходили ворота монастыря.

– Христос прогнал из храма менял и указал путь всем нам, – негромко произнес Глеб, задумчиво перебирая четки. – Христос видел слабость человека и готов был прощать грехи, но вера и корыстолюбие несовместимы.

– Блага земные слишком привлекательны, чтобы отказываться от них.

– Они манят, – согласился Сухоруков. – Они обещают рай сейчас. Сейчас, не потом. Рай, осязаемый, доступный любому, кто может заплатить. А того, кто может заплатить, не спрашивают о его грехах.

– И это разрушает веру.

– Я не собираюсь строить теократическую диктатуру, но чувствую себя обязанным напомнить людям об истинных ценностях. Скажу честно: меня пугает путь, по которому движется общество.

Глеб не был похож на человека, которого можно напугать, но слова его звучали твердо, обдуманно, и митрополит поймал себя на мысли, что верит им.

– Невозможно остановить корабль, который несет буря.

– Но в наших силах зажечь маяк.

– Это обязанность церкви.

– Мы говорим об одном и том же.

Даниил тяжело вздохнул и отвернулся, задумчиво разглядывая желтые листья. Мокрые осенние кораблики, послушные игрушки неутомимого ветра. Глеб не обманывал: они понимали друг друга с полуслова. Они думали одинаково и мечтали об одном и том же. И это больше всего пугало митрополита. Пугало по-настоящему. Ему вовсе не хотелось быть единомышленником этого железного человека, но “неисповедимы пути Господа”. Глеб обхаживал митрополита давно: четыре года назад они случайно или, как понимал теперь Даниил, “случайно” познакомились во время очередного визита митрополита в Лавру. Спокойный, умный, великолепный собеседник, Сухоруков понравился митрополиту, и Даниил с удовольствием принимал его в своей епархии, ведя длинные, вдумчивые беседы. Сначала на общие темы, затем постепенно возникали все более и более острые дискуссии о роли Церкви в обществе, о ее связи с государством. Глеб умел спорить, умел аргументировать свои слова, ни одна его фраза не была брошена ради красного словца: только обдуманные реплики. Глубоко обдуманные. Беседы доставляли митрополиту удовольствие, некоторые идеи он принимал, разделял, предлагал другим иерархам, спорил с ними, аргументировал… и иногда ловил себя на мысли, что пользуется доказательствами Глеба. Его активность не пропала втуне: четкая позиция и принципиальность позволили Даниилу набрать существенный вес в церкви, считаться одним из явных претендентов на пост патриарха, и, задумавшись однажды, митрополит понял, что именно Глеб сделал его таким. Идеи Сухорукова насквозь пропитали Даниила, митрополит проводил их в жизнь, и, самое страшное, Даниил разделял их. А задумался о Глебе он год назад, когда Сухоруков с мягкой осторожностью поведал митрополиту, кто стоит за поднимающим голову Союзом ортодоксов. И для чего именно предназначена Курия. После этого они не встречались пять месяцев. Даниилу надо было подумать, и Глеб тактично не напоминал о себе. Следующая беседа не касалась Курии, но тень Союза витала над собеседниками. И то, что эта встреча состоялась, показывало – ювелирная работа Сухорукова не пропала зря: Даниил был готов продолжать сотрудничество. В следующие месяцы статус-кво сохранялся: Глеб не подпускал митрополита к ортодоксам и ничего не просил для них, но Даниил чувствовал приближение чего-то значимого и не ошибся: болезнь патриарха, мощный всплеск активности Курии и короткая просьба Сухорукова приехать в Москву. Митрополит понял, что сегодняшний разговор станет одним из самых главных в его жизни.

Blog

Два года до описываемых событий