2. Мимикрия и легендарная психастения 83 III

Вид материалаРеферат

Содержание


Продовольственные даяния
Сексуальные даяния
Солидарность фратрий
"Инцест" - акт мистического гомосексуализма
Поедание тотема - акт каннибализма
Подобный материал:
1   ...   18   19   20   21   22   23   24   25   ...   30


В самом деле, такая организация представляет собой систему прав и обязанностей, где каждый запрет соответствует некоторой дополнительной обязанности и сам ею объясняется. Членам рода запрещается убивать и есть свое тотемное животное, но члены других родов могут его убивать и есть, тогда как первые убивают и едят их тотемных животных. Жениться на женщинах своего рода строго запрещается потому, что они предназначены мужчинам того рода, на женщинах которого и следует жениться. И так во всем. Это и есть принцип респективности, сформулированный Свентоном на материале племен тлинкит и хайда. Каждая фратрия действует в интересах другой, будь то в области обрядовой, продовольственной, хозяйственной, правовой, матримониальной или какой-то другой.


Как замечал еще Р. Герц, все принадлежащее одной фратрии сакрально и заповедно для ее членов и профанно и свободно для членов другой. Таким образом, сакральное теснейшим образом связано с мировым порядком: оно является его непосредственным выражением и прямым следствием. В различии сакрального и профанного воспроизводится, калькируется различие социальных групп. Каждая из них на взаимной основе предоставляет другой съестные припасы, необходимые для жизни, женщин, необходимых для воспроизводства, человеческие, жертвы, необходимые для жертвоприношений, церемониальные или погребальные услуги, необходимые для правильного функционирования (осуществить их сама для себя эта вторая группа не могла бы, не осквернившись и не оказавшись в опасности).


Так, у ирокезов и индейцев каулья в Южной Калифорнии во время похорон все активные роли распределяются между членами той фратрии, к которой не принадлежал покойный. В Древнем Китае люди, происходящие от одного и того же животного, то есть родившиеся в один год или же в соответствующие годы двенадцатилетнего цикла, покрывающего собой весь ряд эпонимных животных, не могли присутствовать на похоронах друг друга; следовало прибегать к услугам тех, кто родился под знаком других животных.


Эта взаимозависимость фратрий в племенных церемониях, где каждая из них поочередно играет активную роль и берет на себя ответственность в пользу другой, уже неоднократно демонстрировалась. Она включается в организацию, которую г. Мосс назвал системой тотальных даяний, действие которой он проиллюстрировал на примере потлача и которую считает нормальной организацией для родовых обществ: "Ибо экзогамия есть обмен всеми женщинами из родов, связанных родством по женской линии; права и вещи, религиозные обряды - вообще все обменивается между родами и разными поколениями родов, как это очевидно, например, у варрамунга в Центральной Австралии, где все передается от действующей фратрии к фратрии наблюдающей", - пишет он. Действительно, когда люди фратрии улууру празднуют свой праздник, то люди фратрии кингил-ли украшают их, подготавливают место и орудия празднества, сооружают священный курган, вокруг которого разворачивается церемония, играют роль зрителей. А улууру оказывают им те же самые услуги, когда они сами, в свою очередь, отправляют свой обряд.


ПРОДОВОЛЬСТВЕННЫЕ ДАЯНИЯ


Один из важнейших аспектов системы тотальных даяний представляет собой дележ пищи, потенциально рассеянной в природе. Вся масса продовольственных субстанций, находящихся в распоряжении племени, как бы поделена между фратриями и брачными классами. Спенсер и Гиллен, в числе прочих, давно уже отметили, что тотемическая организация у арунта представляет собой сложную экономическую систему. Чтобы обеспечить другим запасы пищи, каждый род устраивает торжественную церемонию intichiuma, эквиваленты которой


встречаются почти на всей территории Австралии. Хотя этот праздник и хорошо известен, здесь все же следует обозначить его схему.


Задача рода - возродить к жизни тот вид животных или растений, с которым мистически связано его существование и который является сакральным для всех его членов. После того как с помощью соответствующих обрядов это возрождение достигнуто, наступает период, в течение которого употребление в пищу тотемного вида строго запрещено для членов данного рода и ограничено для других. Дальше 11ачи11ают охотиться на это животное или собирать рас-Tei 1ие. Все добытое сносят в одно место. Далее вождь группы, а вслед за ним и все присутствующие члены его рода отведывают запретной доселе пищи. Затем все остальное передают, рассчитывая на взаимность, членам других родов, которые начиная с этого момента Moiyr свободно им располагать. В племенах Северной Австралии все еще более наглядно: люди из разных родов преподносят тотем в дар его законному представителю - приносят тех животных или те растения, чей праздник intichiuma только что справлялся. Вождь отказывается отведать их, говоря: "Я сделал это для вас, теперь вы можете это есть свободно".


Таким образом, перед нами совершенно несомненно взаимные продовольственные даяния. Зачастую члены рода воздерживаются употреблять в пищу не только тотемное животное, но и все то продовольствие, которое вместе с ними самими относится к эмбле-матизируемой им,рубрике. В частности, так обстоит дело в племени мон-гамбье, где, например, люди из рода Неядовитой Змеи избегают есть прежде всего само это животное, но также и тюленя, угря и вообще всех животных и все растения, которые по их представлениям обладают с ним общей природой.


Итак, каждая фратрия заинтересована в том, чтобы другая фратрия точно осуществляла церемонии и строго соблюдала запреты, которые способствуют воспроизводству и преумножению обычной пищи. Так, в центральноавстралийском племени каитиш обязанность карать нарушителей пищевых табу возлагается на людей другой фратрии: в самом деле, это ведь они терпят на себе последствия нарушений. Система фратрий, с ее запретом употреблять в пищу тотемное существо и соответственной обязанностью употреблять тотемное существо другой группы, служит основой всего экономического строя.


Как можно констатировать, тот же принцип сходным образом работает и в Китае между союзными и соперничающими общинами, которые, будучи составлены вместе, определяют и увековечивают социальное равновесие. Согласно Гране, зерно и ткани первоначально не были предметом торговли, а "служили для антитетических даяний", "давались в долг с условием возврата". "Семейная или половая группа, которая выращивает зерно или ткет ткани, вместе с трудом вкладывает в них и некую часть своей души, - пишет он, - и, чтобы есть это зерно или носить эти ткани, их нужно сначала десакрализовать с помощью другой, союзной группы". Так же поступают и члены рода или фратрии, когда просят вождя противоположной группы "освободить" их пищу, отведав ее первым.


СЕКСУАЛЬНЫЕ ДАЯНИЯ


Тем же*принципом взаимности регулируется и брак. Необходимость экзогамии - не просто оборотная, позитивная сторона запрета инцеста. Супруга или супругу нужно брать не просто из другой группы, но из заранее определенной. Не столько запрещаются одни браки, сколько предписываются другие. Этот феномен опять-таки точнее всех определяет Марсель Гране, констатируя, что супруги должны быть как можно более близкими, но не субстанциально тождественными. Субстанциальное тождество в данном случае определяется именем, а в других случаях - принадлежностью к фратрии, к мировому началу, которое она воплощает и постоянство которого обеспечивает собственным продолжением. Брак - дело коллективное: две группы в каждом новом поколении обмениваются юношами (при матрилокальной организации) или же девушками (в противоположном случае). По удачному выражению Гране, приходящие извне жены и мужья образуют запас заложников, обеспечивающих вечную солидарность, это как бы делегация группы-соперницы, постоянно обновляемый залог старинного союза с ней.


Брачный союз запрещается между параллельными кузенами-в иных обществах их еще характерно именуют священные братья - и является обязательным между перекрестными кузенами. В результате одним и тем же словом обозначаются и тетка по отцовской линии, и теща; и точно так же - дядя по материнской линии и тесть. Действительно, древнее правило состоит в том, что если субстанциальное единство передается через женщин, то юноша должен жениться на дочери брата своей матери и сестры своего отца, которые уже и сами находятся в родстве в силу того же правила, поскольку мужчина может взять в жены женщину, лишь отдав взамен другую в семью невесты - прежде всего, естественно, в жены ее брату. Брачный союз считается плодовитым лишь при условии, что он состоялся "между членами родов, с древнейших времен поддерживающих между собой постоянные отношения перекрестных браков".


Этим характеризуется и практика экзогамии между фратриями: их браки также носят глобальный и традиционный характер. С получением каждой невесты возникает обязанность отдать взамен другую, произведенный ею на свет ребенок вызывает радость в ее родной группе, так как тем самым эта группа обеспечивает непрерывность своего жизненного тока: женщину всегда лишь "одал-


живают" другой группе. Новорожденный племянник составляет пару со своим живущим вдалеке дядей по материнской линии, с жизненным началом, от которого он получает жизнь и сам обновляет и укрепляет его кровное начало. Достаточно прочесть у г. Ленара описание такого рода отношений у канаков Новой Каледонии, чтобы понять не только их сложность, но и их подлинный смысл.


Во всяком случае, важно подчеркнуть, что это обязательные даяния, обозначаемые обменом своеобразных мистических денег - "священных корзин". Для рода невесты они представляют собой залог за каждую женщину, за каждый источник жизни, который они отдали тем, с кем поддерживают отношения брачных союзов. "Получая такой залог, - пишет г. Ленар, - род рассчитывает, что рожденные женщиной дочери выйдут замуж обратно туда, где выросла она, и займут там место, которое она занимает ныне в девичестве". Переходы невест из одной фратрии в другую и обратно, сопровождаемые противонаправленной циркуляцией замещающих их священных корзин, делают наглядной важнейшую черту экзогамии: солидарность двух групп, оппозиция которых составлена из оппозиции полов и поколений.


В самом деле, отец и сын живут вместе, но принадлежат к противопоставленным группам: жизнь мужчины продолжается не в его сыне, а в детях сестры, которую он отдал замуж на чужбину, в другую группу. Из числа этих ее детей юноши остаются там, где родились, а девушки возвращаются к своему дяде, выходя замуж за его сыновей и рожая ему внуков. Таким образом он получает назад свою кровь и жизненную субстанцию. Что же касается юношей, его племянников и юных носителей его силы, то они остаются жить в противоположной группе и там занимают по отношению к его собственным внукам то же положение хранителей жизненной благодати, какое он сам занимал по отноше! [ию к ним. Тем самым внутри каждой группы ток жизненной силы передается от деда к внуку, в промежутке проходя через другую группу - через единоутробного племянника первого из них, который становится второму дядей по материнской линии. Экзогамия - это и есть такой постоянный и обязательный обмен женщинами, скрепляющий собой одновременно и солидарность и оппозицию двух социалы иях групп, двух полов, двух сменяющихся поколений.


Как и в случае с взаимными даяниями продовольствия, в правильном функционировании этого института прежде всего заинтересована противоположная фратрия. Именно она терпит ущерб от нарушения экзогамии, и именно ей причитается компенсация, если те, кому она предоставила свое жизненное начало, не вернут ей его назад в форме противоположного начала. В самом деле, без этой подпитки извне она не может обеспечить свое продолжение. "Девушек следует выдавать замуж в другой род, потому что правами на них обладают семейства conepi 1ИКов", - подчеркивает Гране, говоря о князе Хуане из царства Ци, которого историки осуждают за отказ выдавать замуж своих сестер и теток он не хотел, чтобы семейства соперников имели заложниц в лице выданных им замуж женщин. По сути, он сделал даже нечто большее - нарушил пакт, которым обеспечивался вековой и плодотворный союз двух противопоставленных начал, необходимых для процветания династии. Инцест - дело княжеское, так как именно через инцест, оставляя своих женщин в семье, князья нарушают равновесие в свою пользу и создают свое превосходство.


Соответственно в некоторых обществах принимаются строжайшие меры, чтобы предотвратить этот разрыв пакта: сыновей вскоре после рождения отправляют в семью их матери, они растут там и возвращаются уже взрослыми, вместе со своими кузинами, на которых они женятся, однако вступить в свою группу они могут, лишь отсылая вместо себя своих сестер. Этот обычай известен под названием fosterage. Если ограничиваться лишь уже упоминавшимися выше обществами, то есть основания предполагать, что он практиковался в Древнем Китае; а в Новой Каледонии от него сохраняется несомненный след в виде обычая, согласно которому жених должен прожить некоторое время у своего дяди по материнской линии, чья дочь механизмом экзогамии наречена ему невестой, и лишь после этого может увести ее в свою деревню.


Сексуальные, продовольственные, ритуальные даяния функционируют согласованно, образуя непрерывное сплетение живых выплат, и так образуется солидарность между двумя группами, которые на уровне человеческого общества образуют племя, а в области незримого их противоположные силы составляют органическую целостность мироздания, то есть одновременно порядок вещей и порядок людей.


2. Святые законы и кощунственные поступки


СОЛИДАРНОСТЬ ФРАТРИЙ


T.J


JL АИКАКОЕ посягательство не должно коснуться этой двойной регуляции: ведь преступление отзовется во всем мире, нарушив в той или иной точке весь его распорядок. И вот этот распорядок оберегают множеством запретов. Членам каждой группы запрещается есть продукты и брать в жены женщин, которые образуют с ними субстанциальное единство и которые должны предназначаться только для противоположной группы.


В принципе каждая фратрия, каждый род могли бы вести замкнуто-автаркическое хозяйство вместо функционирующего в подавляющем большинстве случаев режима взаимных и тотальных дарений. И действительно, иногда, исключительно редко, встречаются общества, где разрешается жениться на женщинах из своей группы, употреблять тотемную пищу. Так, фратрии племени тодас эндогамны, а в племени уакебура вся пища фратрии маллера относится к маллера, а вся пища фратрии вутару - к вутару. Однако в этой системе предполагается столь же четкое деление, как и в противоположной. Употреблять в пищу только продукты, мистически принадлежащие твоей группе, или же употреблять только те, что принадлежат другой, - и то и другое означает организацию. Кстати, она точно так же находит себе продолжение и в других областях: например, погребальный костер разводят члены фратрии, к которой принадлежал покойный. Продовольственной автономии соответствует автономия церемониальная. Как автономия, так и взаимная зависимость одинаково служат основой для деления мира на свободное и заповедное, на профанное и сакральное. Остается понять, почему первая из этих сисгем встречается настолько реже, чем вторая.


Конечно, при соположении независимых групп образуется связь, гораздо менее способная делать ежечасно ощутимым функциональное единство племени, чем при взаимопроникновении солидарных групп. Но более того, не следует забывать, что обычно тотемы фратрий знаменуют собой противоположные чудесные силы, чей союз является источником плодородия и возрождения. Кроме того, следует помнить, что такой силой проникнуты все люди, относящиеся к воплощающей ее социальной категории, и все вещи, которые под эту категорию подводятся. Эти силы находятся в тех же отношениях между собой, что и мужское и женское начала. А раз так, то оказывается согласным с мировым законом и необходимым для преумножения живых существ, чтобы на оппозицию полов накладывалась оппозиция двух "природ".


Брак между индивидами одной "природы", то есть в конечном счете одной социальной группы, предстает таким же посягательством на всемирный порядок, обреченным на такое же жалкое бесплодие, как и брак между индивидами одного пола. Тем самым обретает свой смысл цитируемая у Гране китайская максима, согласно которой основу экзогамии образует разделение полов. Этот афоризм может показаться абсурдным, если понимать его буквально: ведь экзогамия есть не столько правило разделения полов, сколько правило их сближения. Но изложенное выше позволяет в полной мере уловить выражаемую им истину: взаимодополнительность социальных групп, противопоставляемых экзогамией, такая же, как и взаимодополнительность полов; она обладает такой же важностью, влечет за собой столько же последствий. Тем самым она не только знаменует солидарность между двумя взаимосвязанными половинами политического единства, но еще и составляет необходимое и достаточное условие плодовитости брачных союзов.


От сочетания индивидов одной природы могут родиться лишь недоноски или уроды. В Китае дети супругов, не связанных кровным родством, но носящих одно имя, рассматриваются как обреченные на вырождение; дело в том, что сходством имен здесь обозначается тождество природы. Нарушителей закона экзогамии карают таким образом, чтобы пролитая ими кровь не соприкоснулась с землей: она сделала бы ее бесплодной. Вероятно, и нынешнее поверье, что от брака между близкими родственниками могут родиться лишь хилые и дурно сложенные дети, - далекое наследие таких представлений.


"ИНЦЕСТ" - АКТ МИСТИЧЕСКОГО ГОМОСЕКСУАЛИЗМА


Итак, нарушение закона экзогамии представляет собой не только, по определению Торнвальда, "нарушение организации, на которой зиждется совместная жизнь людей"; одновременно это еще и точный эквивалент гомосексуализма в мистическом плане. Это прегрешение сразу и против jus, как ущерб другой фратрии, и против fas, как противоестественный акт. Действительно, именно так его и рассматривают. В высшей степени показательно пояснение в даяк-ском словаре Харделанда, где оно отнесено к действиям djeadjea, противным природе и навлекающим на виновного смерть от удара молнии. Вот типичные акты djeadjea: "давать человеку или животному чужое и неподобающее имя или говорить о нем нечто противное его природе - например, что вошь пляшет, что крыса поет, что муха воюет... что человек - сын или муж кошки"; заживо хоронить животных, приговаривая: "Я хороню человека" (грех заключается не в самом погребении, а в этих словах); заживо сдирать кожу с лягушки, приговаривая: "Вот она и сняла свой плащ". Нарушение закона экзогамии уподобляется зловещим, по сути, кощунственным словам, бросающим вызов мировому распорядку и посягающим на него уже самым своим произнесением.


Эквивалентными его вариантами представляются также и совокупления животных разных видов, а равно (что еще показательнее) попытки совокупления животных одного пола, например когда одна свинья-самка пытается покрыть другую. Подобные нарушения могут лишь подорвать упорядоченность вселенной; и в самом деле, если вовремя не принять мер, последствиями станут землетрясения, слишком сильные дожди или засуха, а главное - бесплодие земли. В подобных делах воображают столь строгое соответствие между причиной и следствием, что в обществах с классификационным родством, где нарушение экзогамии бывает порой нелегко выявить, об "инцесте" заключают по появлению какой-либо аномалии в природном мире - например, если две тыквы или два огурца вырастут на одном черенке.


ПОЕДАНИЕ ТОТЕМА - АКТ КАННИБАЛИЗМА


"Инцест" - это лишь одно частное нарушение ordo rerum. Оно заключается в нечестивом и неизбежно бесплодном сочетании двух начал, обладающих одним знаком. С этой точки зрения ему в точности соответствует и нарушение пищевого запрета. Действительно, так же как в браке, между пищей и едоком должна быть некоторая противоположность, иначе пища не пойдет ему впрок. Организму нужны не те субстанции, из которых он состоит, а те, которых ему недостает. Поэтому человек не трогает свой тотем и поедает чужой. Поедание собственного тотема не было бы для него питательным - напротив, он бы зачах и умер от истощения, а кроме того, это кощунственное поедание, подобно нарушению экзогамии, еще и чудовищно, ведь, пожирая плоть своего тотема, человек фактически пожирает сам себя. На островах Бэнкса такой поступок открыто рассматривается как каннибальский. Поэтому, за исключением случаев ритуального причастия, когда человеку рода нужно укрепить живущий в нем мистический принцип, он решается на такое деяние лишь под давлением необходимости - да и то сразу затем обязательно совершает искупительные обряды.


Поедание тотема и нарушение закона экзогамии - это два параллельных нарушения одного и того же закона, которым для каждой группы разделяются сакральное и профанное. В сознании туземцев они производят одинаковый резонанс, вызывают одинаковый ужас. Нередко они просто отождествляются. Их обозначают одним и тем же словом. На острове Новая Британия старик Гунанту-на объяснял миссионеру, что запрет употреблять в пищу тотем означает "просто-напросто" запрет половых сношений между людьми этого тотема, ибо поеданием пищи символизируется плотская связь. Независимо от этого свидетельства есть и много иных причин считать, что половой акт действительно постоянно уподобляется проявлению прожорливости.


Здесь, однако, следует иметь в виду не столько их скрытую, неосознанную, обобщенную идентификацию, сколько интенсивно переживаемую согласованность, связанную со специфическим представлением о мире. Она наглядно проявляется в следующем случае, на который справедливо указывал Леви-Брюль: обращаться с тотемными продуктами как с пищей и обращаться с тотемной женщиной как с супругой - это два гомологичных греха. В обоих случаях совершается деяние социально преступное (которое лишает другую группу принадлежащего ей по праву), физиологически вредное и бесплодное (прямая противоположность подлинного союза) и вдвойне нечестивое, так как им нарушается порядок вещей и виновный тем самым посягает на свой собственный мистический принцип, все проявления которого он должен почитать.


Это отнюдь не натянутая параллель: конечно, нарушитель пищевого запрета ведет себя скорее как гомофаг, а нарушитель запрета экзогамного - как гомосексуалист, но представления о них близко соответствуют друг другу, вызывают в памяти друг друга. И в том и в другом случае имеет место неправомерное использование чудесной мистической силы, которую должно чтить, и насилие по отношению к тому, в чем воплощается сакральное; поступок содержит в себе сразу обе эти характеристики - это Missbraucht, неправомерное использование, грубое насилие. Это типичный пример кощунства и источник сильнейшей скверны. Быть может, нигде этот комплекс не проступает так значительно, как в стихе из "Просительниц", который по форме напоминает какую-то древнюю пословицу, пережиток давно прошедшего былого, но здесь употреблен Эсхилом чрезвычайно уместно: "Сквернится птица, птичьей крови жаждучи", - говорит Данай. Характерно, что эта максима используется для того, чтобы осудить кощунственный брачный союз, рассматриваемый как оскорбительный для вселенского порядка, для Фемиды, и характеризуемый как вожделение врагов, "на род единокровный посягающих"1.