Все эксперты и все опросы могут сказать, какие книги покупаются лучше, какие хуже. Или какие жанры

Вид материалаКнига
Подобный материал:
1   ...   22   23   24   25   26   27   28   29   ...   36

Люди зажиточные такое перенесли без потрясений, они это могли себе позволить и раньше, а вот беднота сломалась. Почти все бросились покупать, покупать, покупать, ездить, бывать, а Коля купил квартиру на весь этаж и обставил ее так, что позавидовал бы и персидский шах. И вот сейчас он, резко сменив надоевших баб на виртуальные сражения, глотает виртуальные пыль и грязь, получает раны, бьется за вашу и нашу свободу, за равенство и демократию или за короля и монархию… а может и за теократию, все-таки в пользу правления папы римского тоже можно сказать немало добрых слов, ведь суровый, но мудрый вождь лучше прогнившей демократии…

На полках плотно томики книг, кончики пальцев зачесались от желания взять в руки, но удержался немалым усилием своей прям таки железной воли. Ну не коллекционер я, не коллекционер, а беречь и лелеять книги – туповатое занятие. Ценность книги не в переплете, корешке, клее и бумаге, а в буковках, которые умные люди расположили в нужном порядке. А для умного читателя абсолютно неважно, на чем те буквы: на каменной стелле, пергаменте, бумаге или экране дисплея. На дисплее, понятно, читать намного удобнее.

За спиной хлопнула дверь. Коля ввалился в комнату, хватаясь за косяк, хрипя и задыхаясь. Лицо стало багровым и синюшным разом, глаза закатывались под лоб, он хрипел что-то неразборчивое.

Я хотел броситься поддержать, но он уже повалился в ближайшее кресло, подъехал столик с приготовленными тониками. Я смотрел, как дрожащие руки, что только что держали пулемет и швыряли гранаты, хватают стаканы с жидкостью неприятно зеленого цвета, подносят к губам, кадык часто дергается, прогоняя содержимое стаканов по пищеводу…

- Бабы и война, - сказал я, - извечное мужское занятие…

Он чуть оживился, прохрипел:

- Мудро… Кто сказал?

- Не знаю, - ответил я честно. – Я думал, что я.

- Для тебя слишком… - сказал Коля все еще хрипло. – Ты весь… как стальной клинок. Нет в тебе вычурности…

- Это плохо?

- Мне, - сказал он, - хорошо. Даже очень…

- С кем воюете? – спросил я.

- Со всеми, – сказал он угрюмо, - кто мешает нам расширяться.

- Нам, это кому?

- Великой Скифии, конечно, - ответил он с некоторым удивлением.

- Извини, - сказал я искренне, - я не знал, что ты скиф.

- Да Я недавно, - ответил он. – Познакомился на их сайте, побазарили о том, о сем, а когда я посмотрел их Устав и Программу, то и мне восхотелось стать скифом. А там с этим просто: если чувствуешь в себе скифа – будь им!.. Ну, я вошел к ним, потом не раз собирались в реале. Те, кто близко, понятно. Ведь множество скифов разбросаны по всему миру… Диаспора, будь она проклята, великое рассеяние. С тех пор, как подлый яяяя убил нашего мудрого и справедливого царя, величайшая из всей империй мира, скифская, начала приходить в упадок, на нее набросились все соседи, что как шакалы, норовят оторвать кусок мяса еще от живого льва,

Он рассказывал с придыханием, надрывом, глаза блестят, я вдруг ощутил, что он в самом деле скиф, в самом деле верит в величие скифской державы… да оно в самом деле было, не спорю, но он верит в то, что скифское государство существует, воюет, борется за признание, расширяет свои пределы, возвращая когда-то потерянные территории.

- Круто, - сказал я искренне. – Реваншисты, значит. Слушай, в твоем-то возрасте…

- Нам чужого не надо, - ответил он с достоинством. – А свое вернуть надо.

Я попытался вспомнить границы древнего скифского государства, но получалось что-то с неясными очертаниями. Разве что весь Средний и Ближний Восток, Палестина, Средняя Азия и Восточная Европа… хотя что-то могу и путать, не мои это увлечения, а энциклопедии запрашивать по этому поводу не стану.

- А кто противится?

Он отмахнулся.

- Да всякие отморозки. Альбигойцы, паписты, атланты, фашисты, коммунисты, легионеры Марка Красса, Парфянское царство, Галактический Союз и даже Темная Звезда… ну, а про всякие мелкие королевства, герцогства, Союзы миров, Алькаеду и Крестоносцев космоса можно не считать, рылом и выучкой не вышли.

- У вас крутые бойцы?

Он сказал с гордостью:

- Скифы мы!.. С жадными очами… и еще чем-то, не помню. Словом, круче нас только яйца. Есть будешь?

- Если только без прессинга, - предостерег я.

Он покачал головой.

- Какой прессинг, если ты прям железный! Ни на выпивку тебя, ни к бабам, ни нажраться так, чтобы дышать тяжело…

Подкатил столик с довольно старомодно выглядящими приборами, Коля взял в руки и, шевеля губами, начал тыкать пальцем в клавиши. Подумать только, у простых все еще в ходу клавиши.

Выглядел он изможденным, глаза все еще лихорадочно блестят. Отвечал мне иногда невпопад, я же видел, что мыслями и чувствовал еще там, в дыму виртуальных боев. Хорошо, сказал я себе, хорошо для общества, что мы сумели нереализованную жажду насилия и преступности вытеснить в виртуальные миры.

Зеленые, они не переводятся даже в обществе высоких технологий, ну не совсем зеленые, а некий слабый аналог, предостерегали, что, дескать, в виртуальных мирах только раззадорятся, а потом выйдут в реальный мир убивать, насиловать и грабить. На это мы им отвечали с цифрами в руках, что в эру компьютеров увлечение стрелялками вовсе не привело в всплеску преступности, как боялись алармисты, не приведет и теперь. То были простые стрелялки, возражали зеленые, а это…

Заткнитесь, ответили мы кратко. Кто не выпустит пар в виртуальном и попробует повторить такое же в реале, такого загребут еще на выходе из квартиры. И больше не выпустят из весьма охраняемых мест. Хватит, нацацкались.

Закончив заказ, Коля сказал все еще хриплым голосом:

- А я малость выпью… Теперь и я почти не пью. В сердце как будто раскаленный штык образца четырнадцатого загнали! Были тогда трехгранные, знаешь?.. А под лопаткой, наоборот, льдину подложили.

- Сколько было инфарктов? – спросил я.

- Два, - ответил он, не моргнув глазом.

- Пять, - сказал я безжалостно.

- То не инфаркты даже, - возразил он. – Так, фигня одна… Инфаркты, когда мне в реанимации уже бирочку на большой палец ноги привязали. Мол, этого в морг. А то ерунда, можно сказать, микроинфарктики.

- Пять инфарктов, - повторил я. – Коля, кончай ты с этим. Даже скифы не всегда воевали. Займись чем-нибудь более мирным. Были скифы-пахари, о них еще Геродот писал…

- Так это мы, - сказал он победно. – Мы и есть те самые скифы-пахари! Что значит, самые продвинутые среди скифов. Остальные только кочевники. Потому у нас самая крутая армия, что мы коней зерном кормим, в Элладу зерно продаем, а там хорошие доспехи покупаем…

Я помалкивал, сказать нечего, Колю не переделать. Незаметно для него мысленно послал сигнал Михаилу, он в последнее время наблюдает и за Колей, поддерживает его здоровье как может, передал все, что выяснил, поднялся.

- Извини, не могу пока что вступить в доблестную армию скифов.

- Почему? – спросил Коля с детской обидой.

- У меня свои войны, - объяснил я.

- За кого воюешь? – оживился Коля. – Нет, не говори, давай угадаю!.. За жидаев?.. или за эльфов?.. Нет, ты же технарь… наверное, за племя терминаторов?

- Угадал, - согласился я. – И собираюсь уничтожить этот мир.


Через два месяца Михаил сообщил, что когда пытались вытащить Колю из очередного инфаркта, у него вообще отказало все, что только могло отказать: почки, печень, легкие, иммунная и ферментная системы, спинной мозг. Врачи сражались за его жизнь, как могли, но, увы, медицина могуча, как никогда, но все еще не всемогуща.

Колю кремировали на следующий день. Печально, что на похороны смогли явиться только Светлана и Михаил (яяяя остальные померли? Как?) Коля прожил в свое удовольствие всю жизнь, то есть так, что не оставил даже потомства. И лишь двое стариков приняли урну с его прахом и развеяли ее на берегу реки.


2063-й год.

Скоро стукнет девяносто, и хотя я все еще держусь, ежедневно являюсь на работу и провожу несколько часов за расчетами и просмотром новостей в области высоких технологий, но к концу дня наваливается такая жуткая усталость, что темнеет в глазах, в ушах звон, пальцы начинают вздрагивать. Начало всерьез побаливать сердце, печень сдает, одна из почек практически сдохла, а другая работает в треть мощностей.

Увы, обещанного «лекарства от смерти» так и не создано, а средства частичного омоложения очень громоздки и баснословно дороги. Пока что их могут позволить себе только кинозвезды и олигархи, из-за чего в обществе начались разговоры, что не все в порядке в мироустройстве, если самыми ценными оказываются шоумены, а не ученые, благодаря трудам которых шоумены и сколотили такие состояния.

Разговоры нарастали, в сенаты и конгрессы выдвигались даже законопроекты, но все как-то угасало в процессе обсуждений на уровне комиссий: слишком все похоже на «отнять и поделить», никто не любит, когда государство начинает вмешиваться в жизнь общества. Я следил внимательно, я себя причисляю хоть и к технарям, но все-таки к тем, кто продвигает новые технологии, а не рассказывает с эстрады анекдоты.

Позвонил Холдеманн, глаза концерна, поздравил с успешным внедрением нанотехнологий в строительство мостов и перекрытий больших пространств. Я ответил скромно, что это наша работа, с которой, к счастью, справляемся.

- Жду вас сегодня к семи, - сказал он дружеским тоном. – Надеюсь, отыщете в своем насыщенном календаре дырочку для визита.

- Да, господин Холдеманн, - ответил я почтительно. – Буду ровно в семь.

- Вот и прекрасно, - сказал он. – Есть пара слов, которых я хотел бы сказать лично.

Связь оборвалась, но перед моими глазами все еще стояло его суровое беспощадное лицо. Нашу империю основал Ккяяяя, потом во владение вступил его старший сын, он возглавлял семнадцать лет, затем разрастающуюся кампанию перекупил холдинг Холдеманнов, во главе сменилось уже четверо, и вот пятый, прекрасный финансист и вообще финансовый гений, сумевший стоимость кампании с восьми триллионов поднять до девятнадцати.

Немногие могли похвастать, что видели его в реале. Тем более, общались. Я выехал заблаговременно, по дороге вспоминал все, что знаю о главе трансконтинентальной корпорации. Холдеманн, хоть уже пятый из семьи на верховном посту, но и он так безумно стар, что помнит Майкла Джексона еще негром, а Мохаммеда Али называет Кассиусом Клеем.

Из наших активно работающих долгожителей могу назвать разве что Полунина, в его времена «Плейбой» считался крутым порнушным журналом, АББА – лучшим ансамблем Европы, а BoneyM – Америки. Для него лучший футболист по-прежнему Олег Блохин, он до сих пор удивляется круглосуточному телевидению и двенадцати каналам, спрашивает Фанту, Тархун и Байкал, а на Пепси смотрит с подозрением, ведь ее разрешил только Хрущев, Кока-кола так и вовсе пришла только с контрреволюцией, а пультом для телевизора в его время служили плоскогубцы…

В восемнадцать пятьдесят пять я подъехал к главному офису. Рецептионистка мило улыбнулась, у нее по последней моде вытянутый совершенно безволосый череп, удивленно вскинутые и умело загнутые дизайнером надбровные дуги - самих бровей, конечно же, нет - утонченное кукольное лицо.

- Индекс, - произнесла она тепло, как будто разговаривала с самым близким другом.

Я невольно улыбнулся в ответ, показал свою карточку. Она еще выше вскинула брови… нет, это все-таки надбровные дуги, я даже не знал, что их отделили и заставили двигаться, выражая какие-то эмоции, в синих глазах с лиловыми зрачками проступило великое уважение и даже почтение.

- Проходите, - сказала она, я уловил ее сигнал, что мне стоит только назвать ее имя, когда буду свободен, и она тут же окажется в моей постели.

Я из вежливости взглянул на жетон с ее именем и фамилией, улыбнулся и ступил на эскалатор. Еще четыре минуты на подъем к сто семидесятому этажу и одна – на путь к двери кабинета всемогущего главы межконтинентальной корпорации. Холдеманн, едва ли не ровесник мне, легко поднялся навстречу, протянул руку.

- Рад приветствовать вас, господин Ккяяяя. И вообще рад лично увидеть… Вы настоящая легенда нашего огромного холдинга! Прощу садитесь, я не задержу вас надолго.

Рукопожатие его было сильным и дружеским. Я сел в предложенное кресло, он с живейшим интересом всматривался в мое лицо. Я в смущении развел руками.

- Я просто работал… Просто совпало, господин Холдеманн, что сфера высоких технологий еще и моя мечта, мои привязанности, мое хобби. Потому, когда другие после работы бегут отдыхать, а в отпуска уезжают к дальним курортам, мне куда интереснее возиться с новыми разработками.

Он улыбнулся.

- Тогда мы оба на месте. Я тоже обожаю направлять финансовые потоки в те русла, на берегах которых сразу все зацветет.

- Сразу?

Он понял, покачал головой.

- Не обязательно. Но чтоб возникла жизнь, зачирикали птички… Мы перекупили ваша компанию, когда вы, господин Ккяяяя, были уже главной и самой яркой звездой. И вы продолжали приносить кампании, уже нашей, огромную прибыль. Но сейчас, увы…

Сердце мое екнуло.

- Отправляете на пенсию?

- Совсем нет, - ответил он быстро. – Совсем нет.

- А что же?

Он широко улыбнулся.

- Вы прекрасно работаете, но вы не двужильный. Я хочу, чтобы вы прошли программу омоложения. Полного, я имею в виду.

Я снова развел руками.

- Увы, полное мне пока не по карману. Да и не могу оставить свою фирму даже на сутки. А полное вырвет из моей жизни целую неделю.

- Уже укладываются в четыре дня, - заверил он. – Проверено на себе.

- Пока что это слишком дорого, - ответил я.

- Уже нет, - возразил он.

- У меня недостаточно накоплений, - напомнил я. – В вашей службе должны быть все данные.

Он коротко взглянул на небольшой экран перед ним, губы раздвинула короткая улыбка.

- Есть. К примеру, на вчерашнем закрытом совещании держателей акция вам выделено… в качестве премии… так-а-ак… ага, вот, четыре процента акций. Этого более, чем достаточно, чтобы пройти полное обновление организма хоть дважды.

Я замер, боясь поверить. До сих пор я считал себя простым служащим, хоть на высоком посту и с немалым окладом, все-таки у меня своя кампания с большим штатом сотрудников, но сейчас же вошел в число держателей акций. Причем, привилегированных.

Холдеманн поднялся, протянул мне руку.

- Поздравляю вас. Добро пожаловать в наш круг. А с обновлением… не медлите. Четыре дня как-нибудь без вас обойдутся.


Но навалилась срочная работа, потом еще и еще, я все откладывал, теперь омоложение у меня в кармане, можно не беспокоиться… и через три месяца, внезапный инфаркт сразил меня, как быка ударом молота по черепу. Вообще-то прединфарктное состояние наблюдалось уже с неделю, но это в последние годы бывало так часто, и всякий раз снимал блокираторами, что и на этот раз понадеялся, однако что-то не сработало. Или организм настолько привык к лекарствам, что перестал реагировать.

Меня доставили в клинику, а затем, пользуясь моим бессознательным состоянием и руководствуясь прямым указанием Холдеманна, перевезли в Центр Омоложения. Вся процедура вместо четырех дней заняла две недели, наконец я вышел из клиники, снизив биологический возраст до тридцати пяти лет, то есть, сбросив больше половины своих реальных лет.

Молодое сердце могучими толчками гнало горячую кровь по обновленному телу, я озирал мир молодыми очами. В черепе тесно от новых мыслей, проектов, задумок, что рождаются вот прямо сейчас. Все-таки хорошо быть молодым… это только подростки полагают, что старость уже с тридцати лет, на самом деле в сорок-пятьдесят человек только начинает жить в полную мощь, если он, конечно, не спортсмен, у тех жизнь коротка, но, увы, с возрастом растет мудрость, однако силы убывают, убывают…


2064-й год.

Снова заменил зубы, ибо мои старые стали выглядеть чем-то реликтовым, вроде чешуи на теле. За два часа заменили всю нижнюю челюсть с уже предустановленными зубами, оставалась только подгонка под мои вкусы, но я согласился на базовые, они и так такие, что любой голливудский актер старой эпохи удавился бы от зависти.

И вообще, как я заметил, была отдана дань моде: больше коренных, без клыков, клыки – грубо, пережиток дикости. Нижняя челюсть чуть массивнее, с расширенными костями для вживления и горячей замены: если вдруг восхочется вскоре поставить более совершенные или просто модные. Там же стоматолог, взглянув на мою грудную клетку и переводя взгляд на мой индекс, посоветовал в соседнем кабинете подправить чуть ребра, в этом сезоне не модно, чтобы они вот так выделялись нижними дугами. В старину великосветские дамы вообще удаляли их, чтобы сделать талию более узкой…

Я заглянул из чистого любопытства, а вышел через три часа вообще с новыми ребрами и модифицированными сухожилиями, вдесятеро увеличивающими силу. Предупредили, чтобы не пользовался во всю мощь, не выдержат суставы. Да и кости у меня не стальные.

Ругаясь, я пообещал себе, что раз уж дал уступку любопытству, то теперь придется поневоле менять еще и суставы, а потом и кости. Иначе стану инвалидом.


2065-й год.

Он находился от меня в двух-трех километрах, но я сразу выделил фигуру Кондрашова, укрупнил, чтобы видеть лицо. Он улыбнулся мне, помахал рукой и что-то прокричал, но со всех сторон рев взлетающих самолетов, стартовые хлопки, я сосредоточился на регуляторах уровня шума, отсекая звуки, что не относятся к человеческому тембру, услышал:

-… и не забудь, что сегодня мы встречаемся в Малом зале!

Рядом с ним слышались еще голоса, раздраженные и сварливые, как в объективе промелькнуло чье-то разъяренное лицо, я сузил диапазон, отсекая и чужие голоса, пока Кондрашов не остался в абсолютном тишине, словно на сцене Большого театра, сказал негромко:

- Разве сегодня пятница?

- А при чем пятница, - спросил он немедленно, - мы собираемся там каждую третью субботу месяца!.. ты что шепчешь, говори громче! Я тебя еле слышу.

- Поставь современные регуляторы, - посоветовал я злорадно. – И калибровщики. Я показываю то язык, то фигу, а ты не реагируешь.

Он скривился.

- Я и морду твою едва вижу. А что, появились новые? Сколько стоят?

- От трехсот до семисот универсальных часов.

Он почесал в затылке.

- Дороговато…

- Там еще можно ставить аннотации, - сообщил я, - разную дополнительную инфу, коррекцию местности, на которую смотришь…

- А могу видеть тебя старым и лысым чертом?

- Можешь, - заверил я. – если, конечно, внесешь дополнительные параметры. Вручную. А Светлану сможешь видеть совсем голой. Или какой хочешь.

Он вздохнул.

- Придется раскошелиться.


2066-й год.

Город в ночи выглядит пугающе чужим, мрачным и опасным. Все здания – небоскребы, только одни на сто этажей, а другие на двести и даже двести пятьдесят, Две трети – вытянутые к небу цилиндры, словно люди поселились в исполинских заводских трудах, прорезали ровные ряды окон и обосновались там внутри.

Еще не глубокая ночь, в окнах свет, из-за чего эти гигантские трубы испещрены сверху донизу идеально ровными рядами светящихся точек. Над небоскребами холодное застывшее небо, звезды из-за небольшого смога мигают все, но я сделал небольшое усилие, включил добавочное зрение и залюбовался каскадами неистового огня, что захлестывает могучими волнами небо от востока и до запада. Сияние магнитных бурь, которое «простые» наблюдают только в северных широтах, мы можем видеть везде, как и преобразившиеся звезды, просто меняя светофильтры или переключаясь с гамма-зрения на рентгеновское. Бесподобную и захватывающую дыхание красоту неба в рентгеновском могут оценить только те, кто смотрел именно на небо, а не на тусклый экран, где как болотный гриб в тумане виднеются серые размытые половинки легких.

Я осторожно открыл дверь особнячка, загорелся свет, указывая дорогу. Извилистая дорожка повела мимо домашних фонтанов, роскошных цветов, дальше толстые ковры, а в последней комнате на непомерно большой кровати, я увидел укрытую одеялом до подбородка сухонькую старушку со сморщенным, как печеное яблоко, лицом.

Врач поднялся при моем появлении. Я кивнул, он оглянулся и сказал шепотом:

- Осталось не больше суток. Аппаратура работает идеально, но завтра кровь будет прокачиваться уже через мертвый мозг. Мы сделали все, что могли, но…

Он умолк, развел руками. Лицо смущенное, в глазах виноватость, как у добросовестного человека, что не мог сохранить жизнь человеку, убедив в необходимости операции. Светлана прожила долгую жизнь, но никакие ресурсы организма не в состоянии бесконечно долго поддерживать жизнь даже с помощью современной медицины.

Сверху нависают следящие за ее состоянием экраны, из рук к приборам тянутся тонкие трубки. Сквозь прозрачные стенки видно, как правильными ровными толчками подается отфильтрованная кровь, имитируя работу сердца. Там, под одеялом, прячутся трубки потолще, что так же принудительно прокачивают через желудок, почки, печень все остальное необходимое. И так же аккуратно забирают экскременты и мочу.

Веки ее чуть дрогнули, когда я присел рядом, даже губы чуть раздвинулись в улыбке, узнала, но, похоже, нет сил даже открыть глаза. Я осторожно взял ее за руку, больше похожую на высохшую птичью лапку.

- Света, - сказал я негромко, - Света… это я. Света, ты умная и все понимаешь, но сейчас ты ошибаешься. Ты полагаешь, что умираешь, но на самом деле ты засыпаешь. Очень скоро я сам тебя разбужу.

На губах ее оставалась улыбка, я поглядывал на монитор, показывающий активность мозга, почувствовал, что она слышит и понимает затухающим сознанием.