Б. А. Рыбаков язычестводрев h ейруси москва 1987 Книга

Вид материалаКнига
Подобный материал:
1   ...   69   70   71   72   73   74   75   76   ...   83

что сами язычники продолжали размышлять над

космогоническо-теологическими вопросами (см. рис. 123, нижний ряд).

Новгородские русальские жезлы в сочетании с тоягами

болгарских русальцев позволяют решить загадку жезлов Александра

Македонского на диадеме из Сахновки. Русского мастера не смутило то,

что он далеко отошел от легенды, согласно которой взлет царя был

возможен только при помощи пищи для огромных птиц, пищи,

поддразнивающей их и заставляющей взлетать для достижения лошадиной

печени, насаженной на копья. Птиц в византийское время заменили

грифоны, конскую печень нередко замещали мелкие животные, но

основной смысл оставался прежним -- птицы или грифоны летят за

добычей. В киевском изделии все это отброшено в сторону, и юный

царь, окруженный цветами и ростками, держит в руках не копья, а

короткие жезлы, по форме похожие на жезл архангела Михаила, но

украшенные в верхней части огромным пятилистным символом

вегетативной силы, обращенным вниз, к земле. Точно такие же символы

помещены у плечей (где сходятся крылья и передние лапы) грифонов,

поднимающих Александра, так сказать, безвозмездно, без лошадиной

печени. Во всей композиции с Александром оказывается, таким образом,

четыре огромных ростка (два остриями к земле, два -- к небу), явно

выражающие идею роста, расцвета, процветания жизни, т. е. идею того

комплекса заклинательных обрядов, который известен под именем

русалий. И македонский царь по своему убранству и жезлам с

растительностью в комлевом конце значительно более походит на

русальского "ватафина", вождя русальцев, чем на героя легенд об

Александре. Следует добавить, что это не простой русалец,

исполняющий русальский танец на земле, среди зелени, а небесное

существо, властитель грифонов, обращающий свои волшебные символы

расцвета с небесной высоты на землю.

Как уже говорилось, на диадеме под невинным обликом

легендарного царя скрывается, по-видимому, языческий Дажьбог.

Новгородские русальские жезлы, содержащие точно такие же

символы растительности, как и на жезле "Александра", позволяют

считать, что русалии проводились в честь небесного божества, каким

мог быть Сварог-Род, верховный творец мира или же его сын --

Солнце-Царь Дажьбог.

Грифоны, слуги небесного бога, широко, как мы видели,

представлены в составе южнорусских кладов XII -- XIII вв. Есть они

и в Новгороде и, по всей вероятности, связаны здесь с летними

русалиями.

Выше уже говорилось о находимых в Новгороде своеобразных,

кратковременного использования подвесных украшениях середины XII в.

-- второй половины XIII в., которые, очевидно, прицеплялись к

головным уборам (? венкам?). Это -- символы растительности, листья

папоротника и грубо вырезанные фигурки грифонов 71. Тематика этих

временных женских подвесок вполне отвечает весенне-летним русалиям

с их аграрной символикой и гармонично дополняет волшебные жезлы

мужчин-русальцев. Доживают эти подвески до конца XIII в. (Рис. 124).

----------------------------------

71 Седова М. В. Восточные славяне в VI -- XIII вв. М., 1982,

рис. 27 и 28, с. 81.


В XIV в. новгородское духовенство, возможно, под воздействием

установлений Владимирского церковного собора 1274 г., повело войну

против бюргерского свободомыслия и всего того, что подрывало

авторитет сильно обмирщенной церкви. Под ударом находились,

разумеется, и языческие обряды, возродившиеся и окрепшие во второй

половине XII в. и на протяжении всего XIII в., что подтверждается

датировкой русальских палиц и подвесок с грифонами.

В середине XIV в. при новгородском архиепископе Моисее,

построившем за счет софийской казны 13 церквей в Новгороде и дважды

в пору народного брожения вынужденном оставлять кафедру, церковь

вела наступление на все виды отклонений от православия, как в

сторону прадедовского язычества, так и в сторону только что

возникшей гуманистической ереси стригольников. Недаром стригольники

как бы отпраздновали вторичный уход владыки Моисея в 1359 г.

установкой на одной из городских площадей знаменитого людогощинского

креста с изложением! основных тезисов своего учения.

В 1358 г. новгородское духовенство добилось того, что

"новогородци утвердишася межи собою крестным целованием, что им

играния бесовскаго не любити и бочек не бити" 72.

----------------------------------

72 ПСРЛ, т. X, с. 230. Обычай битья бочек не выяснен.


"Играния бесовские" очень хорошо описаны в "Слове святого

Нифонта о русалиях", написанном (на основе греческого жития) в

Ростове в 1220 г. при князе Василии, сыне Константина Мудрого. На

городской площади около церкви Нифонт встретил 12 русальцев,

возглавляемых "унылым и дряхлым" старцем; затем он увидел

музыканта-флейтиста, "скачя с сопельми и с ним идяше множество

народа, послушающе его; инии же плясаху и пояху... влекомы в след

сопелника". Горожане давали деньги музыкантам 73. Святой Нифонт "бе

одержим великою печалью о таковей погибели... и моляшеся остати всем

игр бесовъскых, -- наипаче же свое имение дают бесу лукавому, иже

суть русалия иние же скоморохом".

----------------------------------

73 Гальковский Н. М. Борьба христианства..., т. II, с.

264-205.


В "Слове" христианское начало противопоставляется языческому:

молитва собирает ангелов божьих, "а сопели и гусли, песни

неприязньскы, плясания, плескания -- собирают около себе студныя

бесы" Князь бесов встретил однажды праздничную процессию:

"и се человек срете я скачя с сопелми и с ним идяше множество

народа, послушающе его; инии же плясаху и пояху..."

Нифонт упрекает тех, кто дает деньги на устройство языческих

празднеств, "иже суть русалия" и "учаше многи игры оставляти и на

позоры не ходити" 74.

----------------------------------

74 Гальковский П. М. Борьба христианства..., т. II, с. 267.


Известны поздние литые образки св. Нифонта (XVIII в.) со

свитком в руках, на котором написано проклятие участникам русалий:

"Проклятъ всякъ, иже кто оставить церковь божию и последуетъ

русалиямъ". (Рис. 125).

Тем интереснее надпись-граффито княжеской церкви Спаса на

Берестове в Киеве, современная поучению против русалий; начало

надписи не читается и, судя по размеру букв, не относится к

интересующей нас записи, хотя и написано в одну строку. Во второй

строке неясно значение крупно начерченной буквы М. Важная для нас

надпись такова:

Дьякон святого спаса приде на позор русалиеми 75.

----------------------------------

75 Высоцкий С. А. Киевские граффити XI -- XVII вв. Киев,

1985, табл. XXXVI, рис. 358. С. А. Высоцкий читает надпись, опуская

её вторую половину: "До судного... а... о дьяконов святаго Спаса".

Автор считает, что дьяконы просят о помощи в день судный в связи с

их участием в русалиях (с. 75 и 76). Мне кажется, что дело обстоит

проще -- здесь слились воедино две надписи


В церковных поучениях рекомендовалось избегать этих

всенародных празднеств на улицах и площадях города:

"Се же суть злая и скверная дела: плясанье, бубны, сопели,

гусли, пискове, игранья неподобныя, русалья" (Златая Цепь XIV в.).

"Егда играютъ русалия, ли скомороси... или како сборище идольскых

игр -- ты же в т[от] час пребуди дома!" 76

----------------------------------

76 Срезневский И. И. Материалы..., т. III, стлб. 197.


Участников и организаторов празднеств запрещалось приглашать

на дом:

"Смеха бегай лихого; скомороха и слаточьхара (?) и гудца и

свирца не уведи у дом свой глума ради" 77.

----------------------------------

77 Срезневский И. И. Материалы..., стлб. 414.


Вот против этих всенародных городских языческих карнавалов с

музыкой, пением и обязательной пляской и ополчалось духовенство.

Наибольший размах, судя по археологическим данным, русалии в

Новгороде приняли со второй половины XII в. (что совпадает с

воскрешением в это время языческих элементов в искусстве других

русских земель) до конца XIII в. В XIV в. игрища не исчезли

полностью, так как иначе не нужно было бы повторять поучения против

них, но их явный языческий колорит несколько потускнел, и из

реквизита на протяжении XIV в. исчезли языческие тояги и привески с

грифонами. "Играния бесовские" с 1358 г. приняли иной, более

приемлемый для духовенства характер.


*


На наше счастье, кроме отрывочных и разрозненных сведений

письменных источников (летописи, поучения), в распоряжении науки

существует неоценимый материал о русских русалиях XII -- XIII вв.

Это -- вещи, предназначенные для русалий и несущие на себе как

изображения тонко разработанной русальской символики, так и самих

русалий, с их плясками, музыкой и даже жертвоприношениями языческим

божествам 78.

----------------------------------

78 Рыбаков Б. А. Русалии..., с. 91-116.


Речь идет о широких серебряных двустворчатых

браслетах-наручах, многократно находимых в богатых кладах XII --

XIII вв. Они сосуществуют в кладах с золотыми вещами, одновременны

им, но резко отличаются тем, что им нет золотых соответствий и тем,

что в отличие от всей золотой "утвари", постепенно переходящей от

языческих сюжетов к христианским, на двустворчатых браслетах никогда

не изображалось ничего христианского, хотя они дожили до той же

крайней даты, определяющей хронологический рубеж кладов -- до

1237-1241 гг. Даже сиринов с нимбами вокруг головок, райских птиц,

являвшихся легальной заменой вил-русалок, нет на широких наручах.

Примером такого браслета с вилами-русалками в виде сиринов (но без

нимбов) может служить наруч из Киева (клад 1889 г. на ус.

Раковского) 79. Створки наруча разделены на два яруса; верхний

оформлен шестью арочками. На одной створке в средней арке условный

знак растительности и две вилы в боковых. На другой створке тоже две

вилы рядом, а знак растительности уже превратился в знак

плодовитости с отягощенными ветвями. Этим показана динамика

вегетативной силы. В нижнем ярусе первой створки два клейма тоже с

показом динамики: на левом -- узлы корней, а на правом, кроме

корней, даны и ростки. На другой створке -- знак воды и неясный по

своему смыслу знак из двух крестов. На календаре IV в. такой знак

означал июнь месяц, разгар солнца. (Рис. 126).

----------------------------------

79 Рыбаков Б. А. Русалии..., с. 106, рис. 8.


Данный наруч является редким образцом потаенного изображения

русалий: русалки есть, аграрная, карпогоническая символика есть, но

ничего непристойного с позиций духовенства нет. Корням придано

отдаленное сходство с семарглами. Но ведь отдаленное...

Выше уже отмечалось наличие почти во всех кладах двух разных

наборов украшений: золотой гарнитур предназначался для торжественных

официальных выходов, которые прежде всего предусматривали появление

княгини или боярыни на пиру или в соборе, на обозримых снизу

церковных хорах. Языческие заклинательные элементы декора были

расчетливо замаскированы: русалки-сирины, ростки-крины, русалочьи

рога -- непонятный на первый взгляд декоративный элемент, древо

жизни, птицы, ветки хмеля, похожие на виноградную лозу, -- все это

не должно было возбуждать подозрений у народа, которому княгиня

показывалась в блеске золота и в многоцветье обрамленной жемчугом

сверкающей финифти.

Серебряный убор в меньшей степени был рассчитан на

всенародное рассмотрение, и поэтому здесь господствовали

грифоны-дивы, семарглы, ящеры (на поясах и браслетах) и целый мир

откровенно языческих сцен на двустворчатых наручах, безусловно, не

предназначенных для показа их в церковной обстановке 80.

----------------------------------

80 Исключением являются лишь так называемые "бармы",

составлявшие часть парадного убора. На крупных серебряных медальонах

есть процветший крест, есть изображения святых Бориса и Глеба, а

языческая нечисть отсутствует.


Разгадка отсутствия христианских изображений на серебряных

двустворчатых браслетах и вызывающего обилия языческих сюжетов на

них заключается в их функциональном назначении: широкие

двустворчатые, на шарнирах, наручи предназначались для застегивания

на запястьях обшлагов длинных рукавов ритуальной одежды. (Рис. 127).

Ритуальная пляска со спущенными рукавами документирована

миниатюрой Радзивиловской летописи, иллюстрирующей рассказ об

"игрищах межю селы" у древних славян. На рисунке мы видим

расположенные на пригорках две группы молодых людей, рукоплещущих

танцующим. Посередине нарисована девушка в длинной одежде с

рукавами, свисающими ниже кистей рук примерно на длину локтя. Она

пляшет, размахивая рукавами как крыльями. Перед ней выплясывает с

поднятыми руками юноша. Художник сделал фигуру девушки в полтора

раза крупнее, чем юноши, подчеркивая этим главенство девушки в этом

танце-обряде. Двое музыкантов сидят у подножья пригорков и играют на

свирелях-флейтах; один музыкант с барабаном стоит рядом с девушкой

и, возможно, тоже участвует в танце (рис. 127). Барабан в древней

Руси назывался бубном (звуками "бубна" поднимали полки в поход);

бубны упоминались в связи с бесовскими плясками: Феодосий Печерский

видел бесов "в бубъны биющих и инем же в сопели сопущих". В одном из

поучений говорится, что "горе... чающим вечера с гусльми и сопельми

и бубны и с плясаньем". Описывая языческие обычаи во Псковской

земле, летописец говорит: "В селех возбесятся в бубны и в сопели"

81. Миниатюра очень точно отобразила устойчивый состав музыкального

сопровождения -- "бубны и сопели".

----------------------------------

81 Срезневский И. И. Материалы..., т. I, стлб. 188.


Пляска со спущенными очень длинными рукавами дожила до начала

XX в. Искусствовед Н. А. Демина любезно предоставила мне фотографию

пензенского крестьянского девичьего наряда, предназначенного для

праздничной пляски; рукава свисают почти до щиколоток. (Рис. 128).

Языческий, ритуальный характер подобной пляски очень хорошо

определен известной сказкой о Царевне-Лягушке, где действуют

Иван-Царевич и подаренная ему судьбой его жена -- колдунья,

оборачивающаяся то лягушкой, то змеей, то белой лебедью, то

кукушкой, то красавицей Василисой Премудрой 82.

----------------------------------

82 В сказках к ней применяется слово "хитра", но не как

прилагательное, а как существительное: "... она не лягушка, а

кака-нибудь хитра". Афанасьев А. Н. Русские народные сказки. М.,

1914, т. 4, № 150, с. 33. Другие варианты см. с. 34-46.


Когда царевич нечаянно нарушает колдовские чары, Василиса

(иногда Елена Прекрасная) оказывается в лесном краю за тридевять

земель под покровительством Бабы-Яги; ей грозит опасность стать

женой Кощея Бессмертного (с. 39).

Первая половина сказочного повествования является как бы

описанием подготовки и проведения обряда заклинания природы. Эпизод

первый. Царь приказывает своим снохам изготовить или новую одежду

или узорчатую ткань. Как мы знаем, для каждого этапа весенне-летних

обрядов изготавливались полотенца с особой, приуроченной к

определенному празднеству вышивкой. "Коврик", изготовленный

Василисой, "изукрашен златом-серебром, хитрыми узорами" 83. Эпизод

второй. Для обряда необходим ритуальный "коровай", "богач". Снохи

пекут хлебы; у Василисы-лягушки хлеб такой, "что ни вздумать, ни

взгадать, только в сказке сказать: изукрашен хлеб разными

хитростями, по бокам видны города царские и с заставами". Вспомним

болгарский новогодний "богач" с его радом и волами, домом, хлевом,

овечьей кошарой, а подчас и с пасекой 84. Эпизод третий, главный.

Праздничный пир у царя. Василиса прячет в свои рукава косточки

съеденных лебедей и выливает в рукава часть налитого ей вина.

----------------------------------

83 Афанасьев А. Н. Русские народные сказки, с. 38.

84 Рыбаков Б. А. Язычество древних славян, с. 37.


"Дошла очередь танцовать; царь посылат больших снох (жен

старших царевичей), а оне ссылаются на Лягушку. Та тотчас подхватила

Ивана-Царевича и пошла. Уж она плясала-плясала, вертелась-вертелась

-- всем на диво! Махнула правой рукой -- стали леса и воды; махнула

левой -- стали летать разны птицы" (с. 34) 85.

----------------------------------

85 Среди широких наручей встречаются парные, происходящие из

одного клада, изготовленные одним мастером, но отличающиеся один от

другого сюжетами изображений в соответствии со сказочным описанием

пляски Царевны-Лягушки. В териховском кладе 1876 г. два браслета: на

одном -- стилизованные деревья и идеограмма воды. Он соответствует

правой руке плясуньи ("...стали леса и воды"). На другом -- шесть

птиц и два семаргла; он соответствует левой руке ("... стали летать

разны птицы..."). То же самое наблюдаем и на наручах клада 1903 г.

из Михайловского монастыря в Киеве: символы воды и деревьев на одном

(правом) и птицы на другом (левом).


Размахивание рукавами, разбрасывание положенных туда

лебединых косточек и разбрызгивание вина было обрядовым действом, а

необычная пляска чаровницы-потворницы, названная в древнем источнике

"многовертимым плясанием" -- танцем в честь бога растительности

Переплута и орошающих эту растительность вил-русалок. (Рис. 129).

Можно полагать, что в сказке о Царевне-Лягушке отражены не

зимние, а именно весенние русалии: гости съезжаются в каретах, а не

в санях, к столу подают лебедей, которые зимой отлетают, а самое

главное -- результатом заклинательного танца явился расцвет природы,

появились (оттаяли) озера и реки, оживилась растительность,

прилетели птицы.

В этом смысле в сказке о Царевне-Лягушке есть точки

соприкосновения с архаичным славянским вариантом мифа об Аиде и

Персефоне, о Кощее Бессмертном и Анастасии Прекрасной. Появление

имени Елены в сказке может быть связано с весенним днем Елены -- 21

мая?

Не лишена интереса и социальная среда, организующая весенние

русалии: ритуальный танец происходит во дворце царя и

исполнительницей его является одна из первых дам государства -- жена

младшего царевича; по сказочным законам именно младший сын наследует

(или добывает) "Золотое царство". Эта деталь пригодится нам при

рассмотрении вещей из русских кладов XII -- XIII вв., тоже

относящихся к высшему придворному кругу тогдашней Руси.


*


Серебряные браслеты-обручи с литым и гравированным узором,

подчеркнутым черневым фоном, на котором предельно четко выделяются

все изображения, известны очень широко, по всей полосе походов Батыя

от Рязани до Твери и от Владимира на Клязьме до прикарпатской

Галицкой земли, т. е. везде там, где были зарыты клады в 1237-1241

гг. 86

----------------------------------

86 Сводный перечень старых находок и библиографию я дал в

"Ремесле древней Руси" (М., 1948, с. 265-270). Из более новых

находок следует отметить интереснейший браслет из села Городище

Деражнянского района Хмельницкой области (Галицкая земля. См.:

"Археологiя" 1975, № 16) и пышно украшенные браслеты XIII в. из

Старой Рязани (Монгайт А. Л. Художественные сокровища Старой Рязани.

М., 1967, рис. 19 -- 21; Даркевич В. П., Монгайт А. Л Клад из Старой