Мы помним
| Вид материала | Информационный бюллетень |
- Мы живём, чтобы помнить…, 167.11kb.
- Литературно музыкальная композиция «мы помним суровые годы войны и эхо победных салютов», 42.7kb.
- «Мы победили! Мы помним!», 13.26kb.
- «Мы победили! Мы помним!», 13.59kb.
- 09. 02. 1783–1852, 371.2kb.
- Список победителей окружного конкурса «Горизонты открытий» 2011, 946.63kb.
- Тема урока: Почему мы помним Тараса Бульбу?, 45.42kb.
- План основных мероприятий, посвященных 66-ой годовщине Победы советского народа в Великой, 508.36kb.
- Муниципальное бюджетное учреждение культуры города Новосибирска, 49.01kb.
- Мы помним, мы храним, мы движемся вперёд, 37.11kb.
| Хроника Московской Хельсинкской группы ежемесячный информационный бюллетень | |
| № 12 (156) | декабрь 2007 |
Мы помним
Памяти сложной системы
От редакции. 18 лет назад, 14 декабря 1989 года умер великий гражданин России Андрей Дмитриевич Сахаров. Вспоминая эту печальную дату, мы публикуем статью известного журналиста и поэта Дмитрия Быкова «Памяти сложной системы», напечатанную в газете «Известия» 17 декабря 2007 года. При этом считаем нужным сделать одно довольно серьезное уточнение. По словам заведующей Архивом А.Д. Сахарова Бэллы Коваль, упоминаемый в публикации реактор во французском городе Кадараше является не российско-французским, а международным проектом, в реализации которого принимает участие и Россия.
14 декабря 1989 года умер академик Андрей Сахаров – единственный человек, которому было под силу спасти Советский Союз и мир в целом, но роковые особенности советской власти привели к тому, что Сахаров отправился в горьковскую ссылку, а СССР – в небытие.
В восемнадцатую годовщину его смерти пора бы, наконец, взглянуть на сахаровскую ситуацию без флера привычных представлений, вне банальных идеологических рамок.
Положения, высказанные Сахаровым в основополагающих работах, – в частности, в «Размышлениях о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе», поражают умеренностью. Лояльнейший ученый, долгое время жертвовавший советской системе талантом, личной жизнью и даже принципами (будучи убежденным пацифистом, большую часть жизни проработал над созданием оружия массового поражения), не был и не предполагал быть диссидентом. Он был вытолкнут в эту нишу. Если бы в свое время (оно было безвозвратно упущено в 1969-1975 годах) к его предложениям прислушались, мировая история могла пойти по другому пути.
Никто из шестидесятников, за ничтожными исключениями, не желал краха советской системы. В «Размышлениях» много и проникновенно говорится о нравственной притягательности социализма – она для Сахарова важнее экономической эффективности. Более того, его исходный тезис – доказанная жизнеспособность социалистического строя. Дальше он размышляет как физик, и именно к физикам следовало бы прислушиваться чаще, не отделываясь разговорами об их «политической наивности». Политика и история – сфера действия тех же объективных физических законов, и если Сахаров пишет о законах управления сложными системами – слушаться надо Сахарова, а не Суслова и других марксистских догматиков. Если Сахаров из высших патриотических побуждений открытым текстом предупреждает советских руководителей, что в условиях интеллектуальной несвободы энтропия возрастает, а экспансия становится невозможной, надо быстро делать выводы, а не заказывать пасквиль о том, как советского академика развращает еврейка-жена.
Советский Союз – как и все инкарнации Российской империи – погиб оттого, что его интеллектуальная и культурная сложность вошла в противоречие с примитивностью его политической пирамиды, с ограниченностью и эгоизмом власти, отобранной в результате долгой отрицательной селекции, с тупостью цензуры и карьеризмом циников. Интеллектуалы не желали разрушения империи, отлично понимая, что ее функционирование во многом является залогом их собственного существования. Ни в какой другой теплице такие экзотические цветы, как русская культура и наука конца XIX и XX вв., не выросли бы.
Разговоры о нереформируемости системы ведут обычно люди, не умеющие ничего, кроме разрушения и воровства. Сахаров предложил плавный, идеологически безопасный вариант реформирования СССР сверху – поскольку в начале 70-х конвергенция мировых систем стала очевидна. Вариант Сахарова даже перспективней китайского. В китайском с интеллектуальной свободой – проблемы, что и наводит отдельных обозревателей вроде Дениса Драгунского на мысль о недолговечности китайского экономического чуда (наверняка в Академии наук, возглавляемой Лу Юнсяном, есть свой Сахаров, предупреждающий о кризисе). В 60-е вследствие бурной НТР в СССР сформировалась мощная, интеллектуально независимая, политически влиятельная технократическая элита. Очкастые шурики, чудаки в ковбойках, были не так наивны, как хотелось думать их партийным заказчикам. Они любили свою страну, обеспечивали ее защиту и интенсивное, а не сырьевое развитие. Именно Сахаров в соавторстве с Таммом больше других работал над управляемым термоядом, но реактор по их схеме строится во французском Кадараше, а не в России.
Что предлагал Сахаров? Расширить интеллектуальную свободу, сняв ханжеские, бессмысленные ограничения на дискуссии; преодолеть разобщенность между сверхдержавами и общими усилиями ответить на вызовы «третьего мира»; прекратить любые преследования за инакомыслие, освободить советских политзаключенных, смягчить пенитенциарный режим. Все! Это не только не погубило бы СССР, но гарантировало бы сохранение всей тогдашней мировой конфигурации – без катастрофического срыва в энтропию, который мы наблюдаем сейчас. В работе Сахарова между строк отчетливо читается понимание простого факта: победа ни одной из политических систем невозможна – возможно их максимальное сближение на почве общей сложности, противостоящей страшной мировой простоте. С этой-то грозной простотой в лице радикального ислама как раз и столкнулись США сразу после того, как впал в ничтожество Советский Союз. Не борьба, а конкуренция и максимальное взаимное сбережение – вот чем стоило заниматься обеим сторонам, будь Сахаров услышан. И проект его не утопичен – просто сохранять сложную систему труднее; для этого и надо прислушиваться к Сахарову, Эйнштейну, Раушенбаху – а не к Андропову, Бжезинскому или Якеменко.
Именно в те времена Высоцкий в «Песне о вещем Олеге» недвусмысленно предупредил власти о последствиях глухоты: «А вещий Олег свою линию гнул, да так, что никто и не пикнул... Он только однажды волхвов помянул – и сам саркастически хмыкнул. И каждый волхвов обижать норовит, а их бы послушаться надо! Олег бы послушал – еще б один щит прибил ко вратам Цареграда».
СССР много чего полезного мог бы сделать, не доведи его вожди до той крайней ситуации, когда разрушение империи стало казаться большинству жителей предпочтительней самосохранения. Британия уцелела, хоть империя развалилась, а СССР кончился в одночасье. Кончилась и наука, которой Сахаров служил всю жизнь; выродилась и интеллектуальная элита, ввергнутая в унижение и нищету; погибло и инакомыслие – потому что развитое инакомыслие есть примета сложной системы, а у нас сейчас ужасно простая. Силы простоты, энтропии, распада восторжествовали повсюду, затронули и Штаты, чему мы все свидетели: впору вместе с Майклом Муром голосить на весь мир: «Где моя страна, чувак?!». Впрочем, и Майкл Мур – ужасно примитивное явление, по сравнению даже с Дином Ридом.
Но в том-то и беда России, что она никогда не умела прислушиваться к умным, предпочитая не «самоизучение и бесстрашное обсуждение» (предложение Сахарова), а лояльность и беззастенчивое лизательство. В результате Сахаров был ошельмован, сослан, а возвращен уже совсем не в ту среду, откуда уехал. Та – трещала по швам, и съезд народных депутатов, на котором его захлопывали, был не мечтавшимся ему «самообсуждением» интеллектуальной элиты, а триумфом охлоса, буйством самовлюбленности и деструкции.
При получении сахаровской статьи и солженицынского «Письма вождям Советского Союза» (Солженицын тоже с самого начала вовсе не был настроен на эмиграцию или подполье) властям следовало серьезнейшим образом задуматься над этими документами, которые только выглядят взаимоисключающими, а на деле предупреждают об одном и том же. Чем вечно углублять пропасть между Востоком и Западом, радикалами и консерваторами, почвенниками и либералами, стоило поучаствовать в формировании главной и единственно правильной оппозиции – между дураками и умными, взяв сторону умных и сложных. И тогда СССР и посейчас существовал бы в приемлемом виде благодаря описанному Сахаровым гигантскому сырьевому и интеллектуальному ресурсу. Но, увы, катастрофическая неспособность прислушаться к волхвам и крайнее доверие к змеям давно уже лишает российских Олегов всякого намека на вещесть.
В этом – важнейший урок судьбы Сахарова. Урок, который пора наконец усвоить. Ибо в сегодняшней России не так много интеллектуалов, чтобы всех их вытеснять сначала в оппозицию, а потом в Горький.
Дмитрий Быков
«Известия», № 231, 17.12.2007
Выступления и заявления