Эпиграф. Мечта могущественнее реальности. Иможет ли быть иначе, если сама она высшая реальность. Она душа сущего
| Вид материала | Документы |
- Произведения, находящая на поверхности, рассказ, 45.21kb.
- Психология как наука о душе ведет свое начало с глубокой древности. Что есть душа?, 176.12kb.
- Даже если она стоит всего два гроша, 595.28kb.
- ru, 1746.38kb.
- Предисловие: Аромат свободы, 1745.08kb.
- Материал из Википедии свободной энциклопедии, 93.22kb.
- Проблема онтологии в истории философии и системомыследеятельностной методологии, 143.45kb.
- Игра славы Четыре ключа Снова стань ребенком Будь готов учиться Найди нирвану в обычном, 1671.78kb.
- «Моя классная самая классная», 27.25kb.
- Произведения, находящая на поверхности, рассказ автора о нем самом и его собаке. Субтема, 34.73kb.
- А что осень-то? С пузом под венец? И в свадебное путешествие не поедешь... -- огорчилась Алла Аркадьевна. – Нельзя же так рисковать! Я в магазине Наденьку встретила, так она меня поздравляла и про твоего жениха выспрашивала. Верно ли, что дело уже решенное, и что он такой состоятельный. Я твои данные подтвердила. Ведь ты ей сама это сказала?
- Мам, я же тебя просила! -- значительно смотрела на нее дочь и Алла умолкла. Правда, не надолго, находя все новые аргументы в пользу незамедлительного бракосочетания.
Когда благодетелей удалось выпроводить в Москву, Кристина почувствовала себя победительницей: впервые устояла она перед искушением. А ведь Геннадий далеко не Эдик, да и стать хозяйкой его дома, спутницей в его престижных маршрутах -- большая честь.
Но нет! Не продается Кристина Ларина, и не одна теперь -- с малышом, крохотным кусочком плоти, пробивающимся сейчас изо всех сил к жизни. Там, внутри, в теплой материнской утробе, он одобряет ее, завися целиком от ее силы и стойкости. -- "Ничего, милый, ничего! Мы будем очень счастливы..." -- обещала Кристина, гладя ладонями живот и щурясь на теплое солнышко.
Все вокруг бурно рвалось навстречу лету -- зеленело, набухало, готовилось к цветению и плодородию. Кристина чувствовала себя частью общего торжества, вдохновляясь верой в победу. Ставила в вазочки нежные сциллы, жевала подсохшие пирожки, кормила крошками ворон и старалась все видеть так, словно водила за ручку любопытного карапуза и распахивала перед ним двери в удивительный мир.
А через день сменилась погода: пошли с севера гряды серых тяжелых туч, застучал, зашумел по крыше дождь, разгулялся ветер, зло мотая голые, такие беззащитные сейчас ветки яблонь. И засосала грусть-тоска. В доме сыро, натоплено, душно. Тянет запахом старого рванья, тлеющим на чердаке и деревенской печной гарью. Тускло отражают свет абажура щербатые чашки в шкафчике, знакомые с детства, а вместо чая заварена огородная мята. По телевизору визги и всхлипы каких-то новых программ по поводу "од кутюр", автосалонов, мебельных магазинов и обалденных туристических круизов. Улыбаются с борта белоснежного теплохода, жуют лангуст в ресторанчиках Касабланки, валяются на широких кроватях фирмы Карло Фортини все те же длинноногие куколки с хищным блеском в стеклянно-безумных глазах. И то-то похожее на зависть неудачника начинает нашептывать противные мысли погрустневшей Кристине.
Кажется, что жизнь, несшаяся на всех парах, замедлила ход, застряла, как старенький "запорожец", не одолевший горки. Почти полгода еще до начала занятий в институте. Надо на работу куда-нибудь пристроиться, чтобы справку для вечернего отделения получить. А там, -- в декрет. К октябрю -- малыш на руки, забот полон рот. До ночи, как белка в колесе вертеться, а ночью над учебниками корпеть. Ведь учиться теперь надо всерьез, что бы уметь деньги зарабатывать. Увы, главная проблема упирается в деньги. Словно сговорились все: рост цен, инфляция, экономический кризис… Становится яснее ясного, что без бизнеса или какого-то левого дела не выжить, а только в метро побираться. И еще того хуже -- нищету плодить. "Вспомни, как мы деньги на каждую покупку копили. Я лишние уроки брала, картошку на маргарине жарила, что бы тебе китайские кроссовки купить." - Талдычила ей маман, как опытная одиночка, и показательно всхлипывала.
Да что тут агитировать -- Кристина сама в магазин бегала -- хлеба, молока, сахара возьмет, а на сыр и масло только посмотрит. Вначале, конечно, шиковала: меняла потихоньку свою валюту, украшая бабкин стол невиданной снедью -- то колбасы и паштеты в нарядной упаковке, то конфеты или печенье необыкновенные принесет. Но больше всего Анастасия Сергеевна "запала" на йогурты, хотя название произнести не могла, и от этого злилась.
Очень быстро поняла Кристина, что ни "спецпайка", поступающего периодически от матери, ни ее сэкономленных в Риме денег не только на приобретение вещей, но и на приличное питание надолго не хватит. Это ей бабушка популярно растолковала, показав запасы круп, пакетики с залежавшимися карамельками, мукой. "Вот этим жить будем. Пошиковали -- и хватит. А то разлетятся твои денежки -- за хвост не поймаешь. И так наш мудрый Филимон жалуется -- маловато твоей заначки для отдельной жилплощади. Обещает, конечно, добавить. Но ведь, мне кажется, он и сам больше пыль в глаза пускает, пофорсить любит, а не так уж крепко в седле держится. Сегодня барин, а завтра -- каторжник. Упаси Боже, конечно... А ведь, случись что, -- куда младенца понесешь? Нам ведь с тобой в этой развалюхе не прост будет его поднять... Подумай, внучка, крепко подумай, прежде чем жениха московского отставлять... Может, он и не бандит, а человек культурный, государственный. А если и бандит, то, может, благородный, вот как Дубровский, к примеру, или Хулио Ферерос, что в "Искушении любви".
Все как сговорились, призывая Кристину взяться за ум. Она и сама понимала, что именно с практицизмом и расчетливостью, так необходимыми ныне для выживания, дела у нее обстоят плохо. Наверно, из чувства противоречия поднялся в душе вернувшейся на родину неудачницы пафос излишней самоуверенности. Только, видно, прав был Санта -- цинизмом и злостью Кристине не похвастаться, как ни пыхти. Не такие это качества, чтобы сразу прилипнуть. Тут не один год над собой работать надо. "А время не ждет -- пора, пора, Тинка, действовать", -- подбадривала она себя, разжигая упрямство и гордость. Но пламя деятельности не разгоралось, одолевали- апатия, сонливость и обида, тупые, серые, как ненастный дождливый день…
20.
День Космонавтики подходил к концу. Кому следовало, уже отметили праздник и теперь ждали положенного салюта. Остальные, а их с годами, промчавшимися после триумфального полета Гагарина, становилось все больше, готовились к Пасхе или вовсе сосредоточились на иных событиях. У кого-то из соседей гремела по телевизору незабвенная песня "Землян" – "И сниться нам не рокот космодрома, ни эта ледяная синева. А сниться нам трава, трава у дома…"
Сумерки быстро сгущались, заливая остатки хмурого вечера лиловой мглой. На открытой веранде в конце огорода, где готовили и ели в летние дни, холодно и сыро. Странно далеко просматриваются сквозь обнаженные сады соседские, тоже неуютные дворы: почерневшие доски, набитые вкривь и вкось, покосившиеся домики с тонконогими крестами антенн на шиферных крышах. И подслеповатые окошки со ставнями – что за тоскливый, жалобный у них взгляд… Даже собаки рыщут на мусорке хмурые, с поджатыми хвостами, а Фомка Козловский подвывает кисло все одно и то же, как заезженная пластинка: "Вышел Сталин на крыльцо, оторвал себе яйцо..." А потом -- Брежнев, Ельцин и почему-то Мейсон из сериала "Санта-Барбара". Тоска...
Кристина согревала руки о стакан с кипятком, зябко куталась в старую лыжную куртку, но домой не торопилась, наблюдая издали, как уютно светится оранжевым абажуром бабушкино окно, как тяжко падают с веток яблонь тяжелые капли и постепенно забеливается небо жидким неоном фонарей. Ей почему-то казалось, что вот-вот явится и окрепнет какое-то важное решение, определится, как говорили раньше, "генеральная линия".
"… А сниться нам трава, трава у дома, зеленая, зеленая трава…" Залаял и зазвенел цепью соседский Брынцал, на застекленной террасе вспыхнул свет, и вот уже засеменила к ней от дома Анастасия Сергеевна в наспех одетых поверх шерстяных носков резиновых сапогах. Лицо встревоженное, уже издали то-то сообщить пытается, руками машет:
- Иди, иди, Тина, я калитку отпирать не стала. Сама разбирайся. Тебя спрашивает там один, еле языком ворочает...
- Да кто, ба? Геннадий?
- Ох, не думаю. Лицо кавказской национальности! Чистый ворюга. Иди, девочка, мирно поговори, может, обойдется. Только за калитку не выходи, слышишь? Сейчас они тут такое творят, знаешь, не маленькая. Если что, Фомку кликнем, он с утра в воинственном настроении.
На улице, действительно, кто-то стоял, зябко втянув темноволосую голову в плечи. Воротник черной кожаной куртки поднят, руки в брюки, то есть в обвисшие потертые джинсы. Нетерпеливо переступает кроссовками в шамкающей, жирно блестящей под фонарем грязи и вульгарно шмыгает носом.
- Вам кого? -- недоумевая, присмотрелась Кристина.
- Бонджорно, бамбина! -- радостно встрепенувшись, Санта схватился руками за металлические прутья калитки, обратив к ней заросшее темной щетиной лицо.
От этой каторжной бородки, от замерзших рук, вцепившихся в калитку, весь облик гостя сквозил чем-то тюремным, горестным.
- Привет... – Кристина медленно мотала головой и пятилась к крыльцу.
- Да я это, я! – Итальянский язык прозвучал совершенно неуместно, но подействовал как нашатырный спирт. В голове Кристины прояснилось.
- Откуда ты такой... страшный?
- В гости звать не будешь?
- Извини, сейчас отопру, -- зазвенев связкой ключей, Кристина впустила в сад неожиданного визитера и, отворив дверь в дом, посторонилась. -- Заходи.
Он поднялся на крыльцо, протиснулся на террасу, но озираться, осматриваться не стал. Его глаза, прикованные к лицу девушки, смотрели тревожно и жадно, словно он задал важный вопрос и теперь ждал на него ответа. Они стояли молча, медленно и неотрывно сближаемые силой особого притяжения. И вдруг обнялись, крепко, жарко, как возлюбленные после долгой разлуки.
- Ну, мне надо к Кузьминичне зайти, -- сказала, пробираясь бочком мимо застывшей пары, Анастасия Сергеевна. -- Ты тут своего итальянчика покорми, там в шкафу макароны есть... А я уж заночую у соседки, значит... -- оглянувшись от дверей бабушка увидела все ту же картину и бросив не известно кому "До свиданьица", тихо прикрыла за собой дверь.
Все произошло очень быстро, как на прокрученной в ускоренном режиме киноленте: он успел лишь отшвырнуть куртку, ботинки и кое-как сдернуть джинсы, Кристина выскользнула из брюк, стягивая по ходу дела шерстяные колготки. Ни единого слова, и ни одной мысли, будто проглотила залпом стакан обжигающего снадобья -- приворотного зелья -- и полетела в звенящую, накаленную страстью темноту...
Взмокший и притихший, Санта продолжал сжимать ее в объятиях, жадно целуя и шепча: "Я такой голодный!" Действительно, он был похож на истомленного воздержанием путника, прильнувшего, наконец, к пиршественному столу. Жадность, жадность – не утоляемая жадность! Горящие глаза, вздрагивающие от нетерпения быстрые руки, раскаленное тело, -- первобытная страсть, чуждая всяким гурманским изыскам.
- Ты за этим сюда приехал? -- насмешливо спросила Кристина, когда острый приступ голода был утолен и комок нежности, застрявший в горле, опустился вниз, залег под сердцем ноющей болью. Откуда-то издалека послышались позывные программы "Вести" -- значит, они пронеслись над временем в бешеном галопе, миновав за мгновение два часа.
Положив руку под щеку, а другой обнимая Кристину, Санта дремал.
- Скажи хоть, когда тебя выпроводить к самолету. – пощекотала она под сопящим носом.
- Я очень, очень голодный. И сильно простуженный.-- Счастливо шептал с закрытыми глазами Санта. Рука, сжимавшая девушку, ослабла -- он погружался в сон.
Кристина тихонько высвободилась из объятий, натянула свитер, брюки, прихватила резинкой в хвост спутанные волосы. И села рядом. Вот так сидеть и смотреть всю жизнь. Больше ничего не надо.
- Я не сплю, детка. Есть хочу, до смерти. Дай хоть кусочек хлеба!..
Она рассмеялась: оказывается, все это время они утоляли вовсе не тот голод. Парень прост зашел, чтобы перекусить.
Санта спал четверть часа, пока варились длинные макароны и на сковородке поджаривались кусочки колбасы, залитые омлетом. Не успела Кристина поставить тарелки, а он уже сидел за столом, полностью одетый, нетерпеливо постукивая по столу черенком алюминиевой вилки. А потом уминал поданное блюдо, не реагируя на расспросы -- мычал с набитым ртом нечто невнятное.
- "Вкусно, очень вкусно! "-- поняла Кристина и предложила: "Кофе, чай?"
- Вино.
- Мы с бабкой не держим вина. Давай, кофе растворимый, чтобы чай не заваривать. И мармелад у нас свежий. – Подперев щеки руками, Кристина смотрела, как он ест и ни о чем не думала. Мысли могли спугнуть видение, ведь не может же Санта сидеть на скрипучем венском стуле у хмурого кривого буфета. Но он сидел, а это самое главное. Его акриловый пуловер с узорами, мятый воротничок рубашки, открывающий шею, его руки, губы, синеватая щетина, густые и длинные, как у кавказской красавицы ресницы – все было самое лучшее, ненаглядное…
Перед кофе Санта резко затормозил: отодвинул пустую тарелку, откинулся на спинку стула и удовлетворенно вздохнул:
- Отвечаю по порядку... -- начал он без подготовки. -- Я не ел целые сутки. А к женщине не подходил целую вечность.
- Бедненький! Плохи дела там у вас, в Европе. Ни жратвы, ни баб... Хорошо, хоть сюда сообразил заскочить -- видишь, сколько радости!
Кристина во все глаза смотрела на своего гостя. Все, что происходило с ней сейчас, было настоящим первосортным счастьем. Такого уже не будет... Вот поднимется гость, вспорхнет -- и поминай, как звали! Этот голос, эти руки, это лицо...
- Санта, у тебя нет фотографии? Ну, хоть маленькой... Подари мне. Чтобы я тебя в следующий раз узнала. Ведь ты появишься еще, правда? Когда у вас там опять будут перебои с продуктами. Или просто так – для праздника. Ты же, все-таки, чудотворец.
- Я, вообще-то, нашел тебя, чтобы поговорить по делу.
- Вот и поговорили. Здорово получилось. Содержательный разговор на высшем уровне, -- тронула Кристина свои горящие от поцелует и его жесткой щетины губы.
- Девочка, я уже три недели в России. – Виновато посмотрел Санта, хмуря смоляные брови. - Были старые долги. Все роздал. Теперь свободен и чист. Начинаю новую жизнь со вторника.
- С понедельника, -- поправила Кристина.
- Это у вас -- с понедельника, поэтому все, как говорят, "через жопу". А у нас со вторника.
- Как, как ты сказал? -- удивилась Кристина этому разговорному выражению, произнесенному на чистейшем русском.
- Извини, я не прав, -- опять по-русски и без всякого акцента молвил Санта. Насладившись недоумением девушки, он вскочил и схватил ее в охапку. -- Ты прелесть в этом свитере...
- А ты кто – агент внешней разведки? Чьей, нашей?
- Никакой не агент. "Через жопу", "извини, я не прав", "на дворе весна" да еще... "отвали, козел", -- вот и все мои познания в русском языке. Просто у меня отличный слух. Я и по-английски говорю почти без акцента. И французы за своего принимают.
- И еще "Очи черные"! Я тогда растерялась -- ты пел, как чистокровный русский...
- Что поделаешь, талантлив, умен, честен, принципиален...
- И огненный темперамент! Ты сегодня, наверно, побил все рекорды. Мы даже воздух нагрели. Смотри, топить не надо!
- Значит, про меня ты почти все знаешь. Добавлю кое-что новенькое: с австрийкой расстался. Дом оставил ей. От помощи Паолы отказался. Контракт в церковном хоре не подписали -- у меня после этого суда далеко не святейшая репутация.
- Поняла, ты решил эмигрировать в Россию? Ну, нет, mio caro, иждивенца я не возьму. Сама без работы, на содержании семейства, -- Кристина тихонько высвободилась из объятий.
- Вижу, что не шикуешь, -- он впервые огляделся вокруг.
- А это у нас стиль такой -- под старину. В стиле "кантри". Скоро начну работать и страшно разбогатею. – Она устроилась на покрытом полосатым ковриком диване и обхватила колени руками. – Может, тебя электриком в садовый кооператив устроить? Здесь у нас коллектив хороший. Товарищ Козлов тоже очень любит петь. Со временем сможете организовать хор. Думаешь, только в Италии народ тянется к музыке? У нас непременно поют на всяких сборищах. Ну, банкетах, на демонстрациях и вообще, в торжественных случаях. Перед смертью, например.
- Это как же?
- Обыкновенно, стоят герои перед расстрелом и поют революционные песни. Я тебе фильмы покажу.
Санта сел рядом, взял руку Кристины, увидел свежий пузырь у основания пальцев: - Что такое?
- Грядки копала. Цветы в парнике сажаем, зелень. Хобби. – Она спрятала руку.
- Ты зря думаешь, что я лентяй и легковесный любитель приключений. Я работы никакой не боюсь, и многое, между прочим, умею. Это кроме пения и знания языков.
- А также ловли устриц, угона автомобилей и вытягивания сведений из лживых стариков. Имею ввиду твою беседу с Парфюмо.
- А любовь? Получается не так уж плохо, верно? На этом занятии я мог бы разбогатеть. Но сразу предупреждаю, что делать этого не собираюсь. – Поспешил он заверить, подметив, что Кристине шутка не понравилась.
- Мне и нечем оплачивать такие услуги. Извини, я не права, козел.
- Ого! Я уже понимаю русский, -- обрадовался Санта. Ты сказала "козел". Это кто - баран?
- Муж козы. Но еще -- дурак, лопух, балда... – Напряглась Кристина, вспоминая слова. - Я сама здорово, оказывается, подзабыла итальянский. Хотя такие выражения никогда не были в активе моего лексикона.
- Вот это и огорчает! Полагаю -- срочно требуется практика, я тебе могу ее предложить. – Санта стал серьезным. - Слушай, девочка, только не будь козлом, вернее, женой козла, подумай хорошо: через три дня мы с тобой улетаем в Рим. Оттуда двинемся к Адриатическому побережью в одно симпатичное сельское местечко. Там находится дом моего близкого приятеля, старого друга. Это развалющаяя ферма, которую он вздумал отремонтировать и приспособить для жилья. Ну, получил мужик деньги, и решил начать новую жизнь в родовом гнезде со всеми удобствами. Уже завершены основные строительные работы. В середине июня мой друг хочет поселиться в доме и провести там все лето. Такие вот причуды у толстосумов.
- Поздравляю этого господина, у него приятные заботы.
- Есть проблемы. В доме еще много работы, нужны честные, приличные люди, которые могли бы помочь по хозяйству. Вроде временной прислуги, что ли. Я буду возиться в гараже -- обожаю машины. А у него целый музей старья -- антиквариат на колесах... И вот попутно пришла мысль прихватить тебя -- до осени ты свободна, а там -- лето жаркое, вокруг поля, луга, коровы, козлы... Практикуешься в языке и что-нибудь покопаешь в саду как настоящая крестьянка. И, к тому же, платить будут прилично.
- Понимаю… Спасибо, Санта, что хочешь помочь мне. Но это странная затея и я не хочу никуда уезжать.
-Санта вскочи и воздел руки к низкому, оклеенному пожелтевшими обоями потолку:
- Мама моя, (по-русски), я же просил, не будь козлом! Если хороший человек предлагает хорошую работу на хороших условиях, то надо радоваться и соглашаться!
- Почему твой друг решил пригласить уборщицу из Москвы?
- Здесь дешевая рабочая сила. – Огрызнулся Санта. Тут же рухнул на колени у дивана, схватил ее руки, как это делает тенор в сцене оперного обольщения и запел, глядя предсмертной любовной тоской: "Русские любят трудиться, они создают коммунизм. Не плохо бы им прокатиться, наладить в Италии жизнь…" Ария прервалась, Санта взглянул надменно: - Главное, как ты понимаешь -- моя рекомендация, детка. Держись за меня и ты не пропадешь..
- Ладно, от тебя все равно ничего не добьешься... Работать мы умеем и любим. Только с коммунизмом пока плохо и с визами не совсем просто. А приглашения у меня для выезда за рубеж нет.
- Эти пустяки беру на себя. Я все-таки итальянец, и к тому же весьма обаятельный, -- Санта нарочито взъерошил лохматую шевелюру и скорчил тупую жизнерадостную рожу.
Кристина схватилась за голову, теряя надежду разобраться в происходящем. С одной стороны становилось очевидно, что за привычным веселым трепом парня скрывается продуманное решение. Конечно, это приглашение -- не импровизация и не случайно он оказался у ее калитки. Но зачем!? От порыва лихорадочной страсти, казалось, не осталось и следа. Он удручен увиденным, хотя и не подает вида, и хочет помочь с работой. Это еще можно понять. Так ведь это совсем просто – вывезти россиянку для заработков в Европу…
Выходит… "Выходит, на горизонте снова появился "голубой принц" или он безумно влюблен в меня!" – Кристина фыркнула над нелепостью своих выводов.
- Так ты согласна? Тогда я варю праздничный кофе.
- Я не пытаюсь понять, почему именно я…
- Почему я помогаю тебе? П-ф-ф! Проще простого: мужчине нравиться женщина, он хочет провести с ней время.
- Не морочь мне голову, Санта, скажи честно, ты вообще хоть немного вспоминал обо мне?
- Еще как! Когда Иза выставила меня из дома, швыряя журналы с портретами длинноволосой блондинки и причитая: "Катись к своей манекенщице!", я тут же вспомнил о тебе -- и прикатился.
Кристина вздохнула: - А я чуть замуж не вышла. За очень "крутого" мужичка. Это значит, делового, имеющего деньги и власть.
- Из новых хозяев или из мафии? -- нахмурился Санта.
- Разве здесь разберешь? Совсем как у вас. Даже еще непонятней...
- Он стал близок тебе, Кристи? -- Санта подался вперед, грозно сжав в кулаке чайную ложку. – Скажи правду, я смогу понять, ведь ты – свободная женщина.
- Свободная от обязательств. У мня нет жениха, друга, который хотел бы связать со мной свою жизнь. Но я не из тех, кто умеет легко увлекаться, терять голову. И теперь точно знаю, что не из тех, кто продается...Пусть я поняла это слишком поздно, успев наделать кучу ошибок, но поняла совершенно твердо. – Кристина встала и с вызовом взглянула на Санту. – Ты много об этом поешь, но, кажется, не способен понять. Существует такая вещь, как любовь. Существует не для всех, многие благополучно обходятся без нее. А я не могу…И поэтому не могу стать женой этого благополучного, но не нужного мне господина.
- Она зажмурилась и, покачнувшись, ухватилась за стул – перед глазами плыли черные круги, в ушах раздавался звон. Санта подхватил ее, прижал к себе, обшаривая тело ладонями.
- Ой… ой… - Забормотал он удивленно. – Не то… Здесь, сзади, совсем не то! Ты здорово похудела, детка... У вас, вообще, есть здесь какая-то жратва? -- Санта кинулся к холодильнику и, оставшись недоволен его содержимым, полез в карман своей кожаной куртки, висевшей у двери. -- Вот, возьми доллары. В Москве они хорошо идут. Это в долг -- никаких отказов. Купи завтра, что понравится, я к ужину вернусь. Паспорт-то у тебя не потерялся?